2015-06-30
237
– Однажды к нему пришел доктор и сказал: «Тебе не кажется, что пора выписываться? До Москвы своей ты уже доберешься. Скажи, когда тебе удобно нас покинуть и езжай с Богом. Хотя жаль с тобой расставаться – привыкли к тебе».
За эти дни Артур и правда стал своим для многих – он постоянно что‑то делал, помогал людям, веселил всех. Устроил концерт – «Мы ищем таланты», прочитал две лекции в местной школе о важности нравственности, здорового, трезвого образа жизни. Он услышал в свой адрес столько благодарностей, сколько не слышал за всю свою жизнь, хотя справедливости ради нужно заметить, что он столько благодарностей словами и в уме за всю жизнь не произнес. Он чувствовал себя очень хорошо и с юмором вспоминал, что всего 2–3 месяца назад был уверен, что попал в ад, и больница ему казалась самым мрачным местом во вселенной.
Все же несколько человек к нему относились с явным презрением и пренебрежением, откровенно хамили и грубили ему. Но если раньше это его беспокоило бы, то сейчас он это принимал спокойно. «Насильно мил не будешь». У него стало привычкой представлять, а как бы поступил Михалыч на его месте, и все у него вставало на свои места – если ему нужно было что‑то решить.
|
|
|
Сразу в уме появлялись идеи – они тут, чтобы учить меня любить их так же, как и тех, кто меня хвалит и боготворит, зачем помогать тем, кто не просит и не нуждается в срочной помощи? Зачем растить паразитов? Есть люди, которым нужно пройти через страдания, для духовного прогресса. Я ведь это делаю для увеличения любви у себя, а не для того, чтобы заработать любовь окружающих. Один из быстрейших путей к страданиям – это пытаться заработать любовь окружающих, страх потери.
* * *
Начинался октябрь. Артуру надарили подарков, скинулись и купили билет на поезд, очень тепло проводили, причем пришло провожать много школьников. И отвезли на ближайшую станцию на поезд, который шел до Москвы.
Когда он добрался через несколько дней до своей квартиры, он был очень уставшим и его все больше охватывал страх, от которого он уже отвык за многие дни. Он вдруг понял, хорошо философствовать рядом с мастером, но жить в Москве одному и вообщем‑то еще больному – это совсем другое. Он понимал, что в церковь он уже не вернется, по крайней мере в той роли, в которой он оставил ее, а, следовательно, помощи ждать неоткуда, нужно что‑то начинать новое. Его соседка, когда отдавала ключи, перекрестилась и сказала, что его считают погибшим и якобы уже кто‑то переоформляет его квартиру на себя, что в те времена в России было вполне возможно. В поезде его растрясло, и сильные боли вновь вернулись. Но больше всего он боялся разговора с Настей, что у нее кто‑то уже есть или она просто не захочет с ним быть.
Он с трудом заснул тяжелым сном, ему снились какие‑то ужасы, какие‑то страхи всю ночь. Все это усиливалось пьяными криками в подъезде подростков, и примерно в час ночи начали собаки выть под окном.
