Взгляд Гегеля. Ярким представителем еще одного также очень распро­страненного, особенно среди интеллигенции, понимания религии является Г

Ярким представителем еще одного также очень распро­страненного, особенно среди интеллигенции, понимания религии является Г. Гегель (1770-1831) — крупный немец­кий философ-идеалист, протестант и апологет²⁰.

В основе его философской системы лежит учение о т. н. Абсолютной идее (или Мировом разуме, Мировом ду­хе, Абсолюте, Боге) как начальной категории, которая су­ществует до мира, природы и общества и диалектически развивается от абстрактного к конкретному. Ее развитие осуществляется через разветвленную систему логических категорий (заменивших собою в философии Гегеля все ре­ально существующее) следующим образом: каждое поня­тие предполагает и порождает противоположное себе, и оба они ведут к третьему, высшему понятию, примиряю­щему и содержащему их в себе как свои моменты (напри­мер, бытие — небытие — бывание). Третье понятие в свою очередь становится началом новой триады и т. д. Непре­рывная смена трех моментов: тезиса, антитезиса и синте­за (положения, противоположения и их единства), являет­ся диалектическим законом (методом) развития Абсолютной идеи. Диалектический метод лежит в основе построения всей философской системы Гегеля. Она разде­ляется на три части:

1.Учение об Абсолютной идее в самой себе, как она развивается в виде чистых логических сущностей (логика).

2.Учение об Абсолютной идее в ее инобытии, т. е. уче­ние о природе (философия природы).

3. Учение об Абсолютной идее как различных формах конкретного духа (философия духа). Здесь Абсолют стано­вится разумным в человеческом сознании и раскрывается в трех формах: в искусстве, религии и философии. В ис­кусстве он познает себя в форме созерцания через чувст­венный образ, в религии — в форме представления, в фи­лософии — в форме понятия.

Религия, по Гегелю, является низшей по сравнению с философией ступенью самораскрытия Абсолютного духа, поскольку в религии познание находится на уровне лишь представлений, являющихся несовершенной модификаци­ей философских понятий. Поэтому религия в конечном счете должна быть упразднена философией (конечно, Геге­ля) — этой совершенной формой познания Абсолюта.

Гегель «оригинально» интерпретировал догматическое учение христианства. Так, догмат Троицы он истолковывал как символическое выражение диалектического развития Абсолютной идеи по принципу триады. В таком объясне­нии, естественно, основные христианские истины утрачи­вали свой подлинный смысл и превращались в аллегории философских категорий.

Взгляд Гегеля на религию обращает на себя внима­ние не особенностями философского осмысления, но основной своей идеей в понимании сущности религии. Религия рассматривается здесь как некая система мысли, и главная задача верующего заключается в ее понима­нии, в дискурсивно-логическом осмыслении ее истин. Однако при таком подходе душа религии — личное пе­реживание Бога, оказывается изгнанной и подменяется богословскими и религиозно-философскими «компью­терными» рассуждениями о Нем. В результате религия как живая, реальная связь с Богом перестает существо­вать для человека.

Такое глубоко ложное представление о ней является од­ной из распространенных болезней среди богословов, свя­щеннослужителей, интеллигенции. Они «знают» христиан­ство, и на этом часто заканчивается их религиозная жизнь. Реформация является особенно яркой иллюстрацией по­добного умонастроения. Прот. С. Булгаков называл протес­тантизм «профессорской религией», подчеркивая рациона­листический характер его религиозности. Эту роковую ошибку обличал уже апостол Павел: «Знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бо­га, тому дано знание от Него» (1 Кор. 8; 1-3).

Преп. Серафим Саровский прямо говорил, к чему при­водит рассудочное восприятие христианства и осуждал сведение религии к т.н. просвещению: «Мы в настоящее время, по нашей почти всеобщей холодности к вере святой в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его Божественного о нас промысла, до того дошли, что почти не понимаем слов Священного Пи­сания. Некоторые говорят: это место непонятно, потому неужели апостолы так очевидно при себе Духа Святого чув­ствовать могли»? Тут нет ли де ошибки? Не было и нет ни­какой... Это все произошло оттого, что мало-помалу, удаля­ясь от простоты христианского ведения, мы под предлогом просвещения зашли в такую тьму неведения, что нам то ка­жется неудобопонятным, о чем древние христиане до того ясно разумели, что в самых обыкновенных разговорах по­нятие о явлении Бога между людьми никому из собеседую­щих не казалось странным»-¹.

Насколько глубоко эта болезнь может поразить челове­ка, пишет святитель Игнатий Брянчанинов (у 1867): «Сбы­вается слово Христово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земле! Науки есть. Академии есть, есть кандидаты, магистры, доктора богословия /право — смех! да и только/, эти степени даются людям... [А] Случись с этим богословом какая напасть и оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия. Я встречал таких: док­тор богословия, а сомневается, был ли на земле Христос, не выдумка ли это, не быль ли, подобно мифологической! Ка­кого света ожидать от этой тьмы?!»²².