Конец детства

МАГХИ

Леденящий холод. Он, скрипучий, лежал в этот день Магхи на коричневых рисовых полях Раптизоны, плодородной долины в Непале. Густой белый туман висел над равниной почти каждое утро зимой. Влага собралась на моих ресницах, маленькие капли попадали мне в глаза и стекали по носу. Я закуталась в платок поплотнее, но все равно продолжала дрожать.

Вокруг меня с трудом угадывались очертания силуэтов: женщины, закутанные в сари и платки, с большими узлами на головах, стадо буйволов, мужчины на велосипедах, коровы, овцы, козы, пара мотоциклов, зигзагами пробивающие себе дорогу. Звуки лишь приглушенно доносились до меня сквозь плотную пелену тумана: пение петухов и скрип водокачающих насосов смешивались с лязгом металлической посуды, лаем собак и громкими голосами.

Мы с моей сестрой Сардой вышли на рассвете, чтобы пойти в Манпур, в дом наших родителей. Потому что сегодня был день Магхи. Я уже несколько недель радовалась этому. Магхи — это самый большой праздник народности тхару, наш Новый год. В этот день мы совершаем ритуальные омовения в реке и очищаемся. Собирается вся семья: дедушки, бабушки, родители, братья, сестры, тети и дяди. Старшие благословляют младших, молодые чествуют старших. Все танцуют, едят, поют и устраивают на улице представления. Женщины надевают свои традиционные пестрые одежды тхару и тяжелые серебряные украшения. Рисовое вино течет рекой, люди в деревне ходят от дома к дому, навещают соседей и друзей.

Но больше всего я радовалась тому, что наконец увижу родной дом. Уже несколько месяцев я жила у одной из моих старших сестер. У наших родителей часто не хватало еды для всех нас, потому что мои отец и мать были камайя — крепостными. Они работали на полях и в доме помещика, которому принадлежали рисовые, картофельные и рапсовые поля в нашей местности. Иногда моя мать приносила домой немного риса, и тогда она делила его между нами, детьми, но чаще всего она возвращалась с пустыми руками и нам было нечего есть. Тогда мы ложились спать голодными.

Поэтому она отправила меня к моей старшей сестре, которая со своим мужем и четырьмя детьми жила в другой деревне, приблизительно в часе ходьбы отсюда. Муж моей сестры зарабатывал немного денег, и они могли прокормить меня вместе со своими детьми. В качестве оплаты я ухаживала за своими маленькими племянницами и племянниками, хотя мне самой было всего лишь шесть лет. Но пусть даже у сестры было достаточно риса, я, несмотря на это, все равно хотела вернуться домой, потому что очень скучала по маме и по Манпуру.

Через некоторое время я наконец увидела глиняную хижину моих родителей. Она была очень маленькой, казалось, что она спряталась между другими хижинами. Ее окружал забор из кольев. На соломенной крыше виднелись стебли тыквы. Толстая желтая тыква нависала прямо над входной дверью. Перед хижиной на веревке висело белье.

Пахло дымом и соседскими свиньями, которые хрюкали в сарае рядом с нашим домом. В маленьком дворике у нашей хижины я увидела свою мать. Она как раз подметала веником из прутьев землю возле дома.

Я быстро побежала к ней. «Дай, дай, дай», — поприветствовала я ее. На языке тхару это означает «мама».

Остановившись перед ней, я опустила голову, и она положила свою руку мне на макушку и благословила меня. Так мы приветствуем родителей и старших уважаемых людей. Я была очень счастлива, что увидела ее, но, тем не менее, не могла позволить себе броситься к ней в объятия. Ведь у нас не принято обниматься или целоваться. Моя мать по случаю праздника Магхи была одета в традиционную одежду тхару: широкую пеструю бесшовную юбку из сплошного полотнища с широкой красной каймой, зелено-красную свободную кофту с короткими рукавами; на ней были многочисленные зеленые, желтые и красные жемчужные ожерелья и традиционные серебряные украшения на голове.