Наконец-то свободна

Такси с трудом протискивалось сквозь плотный поток транспорта. Нам удавалось продвигаться вперед лишь очень медленно, однако я наслаждалась каждой минутой поездки. Огни, проплывающие мимо нас, город, который я все эти одиннадцать лет видела только из окна машины и совсем не знала. Люди, автобусы, легковые машины, мопеды, лихорадочно прокладывающие себе путь. Облака дыма, которые поднимались над придорожными ресторанчиками. Собаки, которые искали вблизи людей остатки еды. Сигналы машин стали более частыми и смешались с людскими голосами, криками на улице, музыкой из радио и телевизоров, и все это слилось в единый оглушительный шумный поток, который проникал в машину.

На автовокзале царила такая же суматоха, потому что был день накануне праздника Магхи. Один из многих праздников для приверженцев индуистской веры, но самый большой праздник для народности тхару. И я наконец, через шесть с половиной лет, снова буду праздновать его у себя дома.

Амар остался с моими вещами, а я побежала на соседнюю улицу с множеством магазинов, чтобы купить подарки для родственников: цепочку для моей мамы, конфеты и переводные картинки для детей, заколки для волос для моих невесток, печенье и непальские сигареты для моих братьев, почтовую открытку с видом площади Дурбар в Катманду для отца, потому что он никогда здесь не бывал.

Нагруженная покупками, я вернулась назад к своему брату.

— Ты что, потратила все свои деньги уже сейчас, или как? — нетерпеливо спросил Амар. — Где ты была так долго? И сколько денег вообще дала тебе твоя махарани?

— Она вообще не дала мне никаких денег. Только тысячу рупий[28] на дорогу, — призналась я.

— Как? Неужели она не выплатила тебе твою зарплату? — Амар недоверчиво посмотрел на меня.

— Нет, она думает, что я вернусь назад, — осторожно сказала я.

— Она не дала тебе ни гроша? За более чем два года, которые ты потратила на нее? — Моего брата охватила ярость.

— Ее дочка иногда давала мне деньги, когда я стирала или гладила ее одежду. Эти деньги я получила, но моя махарани сказала, что больше мне и не нужно.

— Вот это да! Она же тебя обманула! — возмутился Амар.

— Я же тебе сказала, что она думает, что я вернусь к ней назад.

— Значит, тебе придется так и сделать. Хотя бы для того, чтобы забрать свои деньги, — выругался он.

— Я не вернусь, — спокойно объяснила я. — Я буду ходить в школу в Манпуре.

— И как ты себе это представляешь? Без единой рупии? Мы не сможем оплатить твою учебу, а отец снова заболел, и ему нужны лекарства. — Амар сердито посмотрел на меня.

Я рассказала ему о программе той организации, о которой слышала.

— Они оплачивают школу для девочек-камалари, таких как я!

— Тьфу! Тебе семнадцать лет — и ты хочешь начать учиться в школе? Дети будут смеяться над тобой! И кто тебе сказал, что они будут платить за твою учебу в школе? — отмахнулся Амар.

— Мне все равно, даже если дети будут смеяться. Я хочу и буду ходить в школу, вот увидишь! — Я тоже разозлилась. Но, тем не менее, я почувствовала, как в моей душе зарождается сомнение. А что, если Амар прав? А что, если я действительно слишком взрослая, чтобы ходить в школу? И что будет, если эта организация не сможет платить за мою учебу? Но возвращаться к Жестокой Мадам я не собиралась, и это было моим твердым решением.

И действительно, до сегодняшнего дня из сорока пяти тысяч рупий[29] — она обещала мне платить тысячу пятьсот рупий в месяц, а я работала у нее тридцать месяцев — я не увидела ни цента. Но у нее этот номер не пройдет. Я уже много раз звонила Зите и даже пыталась через ее отца в Гхорахи добиться денег от Жестокой Мадам. Каждый раз меня лишь утешали и обещали. Но если придется, я исполнена решимости даже подать в суд, чтобы получить свою зарплату за все эти годы, которые работала на Жестокую Мадам. Я не дам ей уйти от ответственности…

Наконец-то пришел автобус, который должен был отвезти нас в Ламахи. Амару и мне все-таки достались сидячие места, хотя столпотворение в связи с праздником Магхи было больше, чем обычно. Уставшая от прощания и волнения, я тут же уснула.