Посвященный изгой

Отблеск рассвета проник в узкое окно храма и светлым пятном растекся по полу. Иелах смотрел на него и чувствовал, как сонная поволока сползает с разума. Взгляд прояснялся, и послушник вспоминал вчерашние события. Ему казалось, что все пережитое накануне - лишь игра воображения. Но до сих пор оставался на лбу след прикосновения Овелы, да и от священного барельефа на стене веяло приятным теплом. Но может, и эти ощущения он придумал? И тут же спросил сам себя: А почему я так не хочу верить в то, что случилось? И сам же ответил: Потому что придется менять жизнь, избавляться от слабостей и быть выше любых соблазнов.

Прежняя жизнь, в которой для всего этого он находил место, не отпускала и сомнениями заманивала в свои объятия. Когда он понял это, появилась готовность решать. Он стоит на пороге, и, самое главное, готов принять… Только что? Сможет ли он без сожаления расстаться с былым? Хотя, что осталось в его прошлом? Был взлет и почитание соплеменников… Но была и тайна тьмы. А потом? Избавление от скверны и глухое презрение… Народ отвернулся от своего кумира, и он стал изгоем для всех. Слабинки, которыми он тешил свое эго, отпали сами. Священный медведь помог избавиться от наносного. Иелах оказался в положении, когда прошлое исчезло, а ничего нового он сделать, еще не успел. Любые его свершения сейчас были бы приняты с большим сомнением. Что может сделать вонючий отступник? Его вонь потрясла народ и теперь даже мальчишки могут бросить в него камень, и никто не заступится за послушника. Он – изгой и его терпят…

Невеселые мысли проплывали в голове Иелаха. Что же, остается только положиться на себя и поверить в то, что произошло с ним. Былые забавы для него невозможны. Да он и сам не хочет возвращаться к той жизни. Он это понял. Чтобы снова завоевать доверие народа ему придется доказывать свою нужность…

И словно молния полыхнула в голове: а кому и что доказывать? Так ли важно для него доверие и почтительное отношение соплеменников? Иелах словно проснулся: так ясно и отчетливо перед внутренним взором встало видение: люди признают его и принимают и окружают почитанием, но их признание и почитание, словно тяжкие вериги на плечах. И он уже не может быть свободным и легким, как сейчас! Он должен оправдывать чаяния народа…

Солнце взошло, и в свете дня пустые улицы оставленного селения не казались такими уж унылыми, как вечером. Иелах стоял на крыльце храма и смотрел на брошенные жилища, где еще недавно кипела жизнь. Нелюди снялись со своих мест, и ушли, без сожаления оставив его здесь. Конечно, тяжело понимать, что стал изгоем для своего народа, но свобода и новые переживания, стоили больше чем славословия и показное почтение. А вот сейчас понял, что и любовь и недовольство привязывали его к людям крепче самых прочных канатов. Он не смог бы существовать без ощущения любви и ненависти. Он купался в эмоциях людей, жил и дышал ими. А священный медведь, избавив его от скверны, снял и эту тяжкую зависимость. Народ отвернулся от него, и возникла пустота. А Воля наполнила ее служением. Теперь нет нужды каждый день оправдывать чьи-то ожидания. Он освободился от этой ноши и служит только Воле! А это не груз, но счастье!

Вдалеке появилось облако пыли. С верхнего яруса храма он увидел отряд, приближающийся к селению. Неожиданное появление отряда показалось ему странным. Что–то случилось, должно быть…

Отряд вышел на площадь и старший вошел в распахнутые двери храма. Он осмотрелся и увидел в дальнем углу Иелаха. Спросил без всякого почтения:

-Ты один здесь?

Тот молча склонил голову. И воин сказал, будто в пространство, а не послушнику:

-Мы последний отряд с границы. Спешим соединиться со всеми. Давно ли они ушли?

-Я не могу сказать точно, наверное, день или два назад…

-Неужели так трудно ответить, когда… Верно говорили, что ты провонял глупостью… Я вижу, что ты даже дни считать не можешь. Как же ты будешь сохранять святыню?

Впрочем, это не мое дело. Вожди решили, и я не стану им перечить…

Старший вышел на крыльцо и крикнул воинам:

-Располагайтесь на отдых… Здесь остаемся до утра. Найдите воду и пищу, послушник храма нам не поможет. Он слишком глуп…

Иелах почувствовал, как внутри ворохнулось гаденькое чувство злой обиды, но тут же и исчезло, растворилось во внутреннем сиянии.

Он понимал, что проходит очередное испытание. Его – гордого и своенравного вождя, считают беспросветным глупцом и прилюдно оскорбляют. Былая самость взорвалась бы в нем и, скорее всего, он просто убил бы старшего… Но сейчас лишь малый комочек серости ворохнулся и угас А он только склонил голову, чтобы скрыть усмешку. Он видел, с каким удовольствием старший воин называет его глупцом. И понял почему. Когда-то он оскорбил этого воина, и теперь тот вымещал на послушнике злобу, которую носил в себе годы. Ну что же, пусть глумится, коли, это приносит ему удовлетворение. Иелах взошел к вершинам, с которых любое человеческое слово видится иначе, чем понимается людьми. Но спорить – это опускаться до уровня оскорбляющего… Пусть считает так, как ему нравится…

Отряд расположился на отдых. Воины разбрелись по пустующим домам. Часть отправилась в скалы за добычей, другие разложили возле одного из домов большой костер. Иелаха не звали. А он и не ждал приглашений. Он сидел под священным барельефом и слушал гудение людских мыслей. Среди серых бытовых дум то тут, то там всплывали сгустки черноты. Он видел, что тьма, изгнанная из храма, растеклась по улицам селения и холодной пеленой окружила людей у костра. Днем она прячется в тени, но придет ночь и наступит ее время. Иелах понимал это и готовился к отпору. Он не позволит колдовской силе овладеть отрядом и с его воинами проникнуть в народ Прибрежья. Он перестал разделять ушедшие племена на нелюдей и аборигенов. Они стали единым народом, и послушник стоял на рубеже, сквозь которую тьма хотела прорваться к людям. А ему предстояло удержать колдовскую силу на дальних подступах.