Роль России и ее трансформация

Ключевым фактором, влияющим на будущий (через 10–15 лет) облик Европы, является трансформация России в национальное европейское государство, пусть и обладающее обширными владениями в Азии. Такая трансформация сама по себе – вызов исторического масштаба.

В 1618–1648 годах Россия находилась на периферии бурных европейских событий и не играла в них заметной роли. Вестфальский «мировой» порядок, закрепивший основополагающий принцип суверенитета современных европейских государств, сложился без участия России, которая была лишь инкорпорирована в эту систему политических, военных и отчасти экономических отношений по мере возможности и желания. Необходимость участия в большой европейской политике не всегда отвечала интересам внутреннего развития.

Принципиально иную роль России довелось сыграть в событиях 1789–1815 годов, когда российский самодержавный суверенитет во многом именно за счет своей относительной периферийности оказался в состоянии нанести смертельный удар силам европейской революции, во главе которых стояла Франция. Значение России в европейском суверенном «концерте» выросло многократно, но ценой ее окончательного превращения в европейскую страну и необходимости отвечать на те же вызовы, что стояли перед суверенными государствами Западной Европы. К числу наиболее важных из этих вызовов можно отнести вовлечение России с середины XIX века в наиболее передовой по тем временам социалистический дискурс и прямое воздействие трансграничных революционных процессов. В области же исключительно межгосударственных отношений страна была вынуждена активно играть на высококонкурентном поле европейской международной политики.

В ходе «второй тридцатилетней войны» (1914–1945), согласно оригинальному определению этого периода Робертом Купером, Россия сама стала очагом и мотором революционных изменений, геополитические результаты которых были зафиксированы в Ялте и Потсдаме. В отличие от революционной Франции начала XIX столетия, СССР (Россия) не потерпел военного поражения, создал свой союз европейских государств и выступил цементирующим фактором внешней угрозы для Запада.

Возможности России влиять на результаты европейского переустройства имеют явно «повышательную тенденцию». В связи с этим напрашиваются по меньшей мере два предположения.

Во-первых, эта тенденция может быть продолжена, и Россия станет либо самостоятельным полюсом европейского баланса силы, либо на равных присоединится к западноевропейскому ядру. Такой Стратегический союз России и ЕС, предлагаемый Сергеем Карагановым, сможет «мягко» конкурировать с США и другими центрами – вероятно, с Китаем.

Во-вторых, можно предположить, что пик влияния российского фактора на европейский мир был пройден в 1945 году, как это случилось в 1815-м с Францией после полутора столетий усиления ее могущества. Теперь Россия трансформируется в обычное, хотя и самое крупное географически, европейское национальное государство, которому уже не суждено стать самостоятельным «центром силы». Такая Россия вскоре перестанет претендовать на особую роль в мире и, возможно, даже примкнет к организации, которая возникнет на основе современного Европейского союза по принципу «объединение всего, кроме институтов».

Ответ на вопрос о пути, который предстоит избрать России, во многом зависит от исхода ее собственной борьбы с вызовами переходного периода. Объективный рост «вестфальского» понимания суверенных прав и масштабов государственного вмешательства в экономическую деятельность неизбежен при возвращении к национально-государственному состоянию. Тем более что необходимость развития экономики, основанной на знаниях, объективно делает все более востребованным усиление регулирующей роли государства, что уже становится заметной тенденцией. По мнению ряда видных экономистов (например, бывшего вице-президента Всемирного банка Жан-Франсуа Ришара), инновационный успех, скажем, Финляндии связан с политикой государства по концентрации инвестиционных потоков на отраслях, где частный бизнес ведет себя достаточно сдержанно в силу отсутствия немедленной прибыли.

Вместе с тем вызовы, тесно связанные с региональными глобализационными процессами в Старом Свете, расширение экономических и гуманитарных связей между странами в равной степени актуальны как для молодого российского суверенитета, так и для более «старых» суверенитетов второй половины Европы – государств – участников Евросоюза. Модернизация большинства отраслей российской экономики и общества в целом – от совершенствования методов добычи минерального сырья до повышения качества высшего образования – требует пусть и незначительных в каждом конкретном случае, но реальных ограничений национальных суверенных прав.

Именно в этих рамочных условиях развиваются в последние 16 лет политические, экономические и культурные взаимоотношения двух главных субъектов и объектов европейской политики – России и ЕС. Практическое наполнение и результаты этих многоуровневых отношений напрямую зависят от того, каков будет ответ государств и обществ на вызовы исторического перехода, начавшегося в 1989 году и далекого пока от своего завершения. Попытки зафиксировать статус-кво («прагматические» интересы и взаимные ожидания сторон) в виде нового политико-правового документа обречены в среднесрочной перспективе на провал.

В силу исторических обстоятельств эти интересы и ожидания носят текущий и конъюнктурный характер, а значит, либо им предназначено повторить судьбу Конституции для Европы, либо они окажутся неисполнимыми на практике. Форма, которую примут в будущем взаимоотношения России и того, что сейчас нам известно под названием «Европейский союз», может быть разной. Как и окончательный результат очередного большого переходного периода для двух основ европейской системы – суверенного государства и баланса сил.

«Россия в глобальной политике». № 3, Май - Июнь 2007