III. Из письма к неизвестному лицу

<Конец 1901—начало 1902 г.>

...Я часто страдаю, потому что у меня остро развитое самосоз­нание. Я часто страдаю, зная, что я не то, чем должен быть. Я часто в разладе со средой, в разладе с самим собой. Постоян­но сомневаюсь, люблю жизнь, но бегу от нее. Презираю свое сла­боволие и хочу силы, ищу труда. Я несчастен чаще, чем счаст­лив. Но счастье найду, как только перестану копаться в анализах, как только окрепнут силы, чтоб броситься в активную борьбу. В новой пьесе Горького кто-то говорит: «Надо замешаться в са­мую гущу жизни»[45]. Верно. А босяк Сережка в «Мальве» говорит: «Надо всегда что-нибудь делать, чтобы вокруг тебя люди верте­лись... и чувствовали, что ты живешь. Жизнь надо мешать чаще, чтобы она не закисала»[46]. Верно. В драме Треплева, Иоганнеса и Тузенбаха[47] много моего, особенно в Треплеве. Когда в 1898 го­ду я впервые играл эту роль, я переживал много сходного с ним. Исполнение роли Иоганнеса совпало с моими увлечениями инди­видуалистическими тенденциями. Призывные ноты Тузенбаха к труду, к активной борьбе помогают мне вырваться из области идеализма пассивного. И вот я рвусь к жизнеспособности, к трепетному здоровому труду. Хочется кипеть, бурлить, чтобы создавать, не только разрушать, создавать, разрушая. Теперь кризис. Самый опасный момент. И остро развитое сознание, со­мнения, колебания, самоанализ, критика окружающего, увлечения доктринами — все это не должно быть целью, только средством. Все это для чего-то другого.

Страдал и страдаю. Все, на что только намекнул в письме, конечно, помогало моему творчеству.

Мое творчество — отпечаток смуты современности.

Впереди новое творчество, потому что новая жизнь. Меня уже захватила новая волна.