Несвятой Николай

В многодетной семье отца Георгия накануне Рождества родился еще один ребенок.

В субботу вечером, сразу после всенощной, у матушки Татьяны начались схватки. Пришлось срочно ехать в роддом - медлить было опасно, ведь в двух предыдущих родах у нее открывалось кровотечение.

Оказалось, что детишек оставить не с кем - старшая дочь отца Георгия и матушки Татьяны, пятнадцатилетняя Ксюша, с утра поехала в Сосенки, к бабушке. Бабушка, мама батюшки, страдала гипертонией, и Ксюша попросилась у нее переночевать, потому что накануне бабушка плохо себя чувствовала. Матушка Татьяна разрешила, ведь она не думала, что роды начнутся так скоро – до положенного срока ходить оставалось еще две с половиной недели. Но, человек предполагает, а Бог располагает…

Годовалый Сережа, Сеня двух с половиной лет, семилетний Коля, восьмилетняя Катерина и десятилетние озорники Борис и Глеб – на кого оставить детей? Матушка впала было в панику, но, помолившись, успокоилась. Она надела старый полушубок мужа (так как больше ни во что не влезала), валенки, и, корчась от то и дело накатывающей боли, вышла из избы и поплелась в сторону деревни.

Стороннему наблюдателю ее положение показалось бы просто ужасным, потому что две бабушки из соседней деревушки, практически единственные постоянные прихожанки храма отца Георгия, которые и пели, и убирались, и с детьми бы посидели, если что, сильно заболели – обоих свалил непонятный грипп, и уже вторую неделю они не приходили на службы. А в деревне, где обитала в приходском доме семья отца Георгия, жилыми оставались только три дома. В ближайшем к ним полуразвалившемся домишке с рассыпавшимся лет двадцать назад забором жила древняя, почти выжившая из ума, но безобидная девяностопятилетняя старушка. Детей на нее оставить было нельзя никак: она сама была, что называется, как ребенок, и отец Георгий периодически наведывался к ней, чтобы причастить ее, а матушка часто посылала ребятишек отнести ей то хлебушка, то картошки.

За ней, через два заброшенных двора, стоял крепкий еще дом, в котором жил одинокий нелюдимый мужчина лет шестидесяти, много лет назад похоронивший жену. Детей у них не было. В храме он не бывал никогда, и с отцом Георгием, несколько раз пытавшимся поговорить с ним, старался не общаться – попросту, избегал его.

Сразу за его домом находилось владение москвичей. Лет двенадцать назад они сдали свою трехкомнатную квартиру в Бибирево и купили здесь у родственников небольшой, но вполне приличный домик. За это время они успели прикупить еще два ближайших к ним участка вместе с домами, разобрать старые постройки, обнести свою землю забором из сетки «рабица» и построить шикарный, на взгляд отца Георгия и матушки, двухэтажный дом с камином и двумя небольшими печками. К ним-то и направлялась матушка Татьяна.

Она дружила с Ариной, простой и доброй женщиной, которая, на удивление Татьяны, полюбила деревенский быт и все, что с ним связано. Когда Арина с Романом приехали сюда, их единственному сыну Петру еще не было и двух лет, а потом, уже здесь, у них родились еще две дочери. Рожала Арина дома, с мужем, и, сколько она не убеждала Татьяну в том, что домашние роды есть благо как для ребенка, так и для мамы, матушка Татьяна каждый раз направлялась в областной роддом за 80 километров.

Еще не дойдя до их широких ворот, матушка Татьяна поняла, что они уехали. Она вспомнила – Арина говорила ей, что они все вместе собираются съездить в Москву, потому что было необходимо навестить жильцов и проверить, платят ли они вовремя коммуналку за квартиру. И, к тому же, у младшей дочки почти закончились подгузники, и давно пришла пора закупать бытовую химию, потому что порошки и моющие средства у них тоже кончились, нет лампочек и чего-то еще… Не успела Татьяна подумать об этом, как согнулась от боли и села в сугроб. Переждав схватку, она встала, и, так и не стряхнув с себя снег, направилась к Николаю – так звали одинокого необщительного мужчину.

Стучалась матушка долго. Николай открывать не хотел. Но свет горел, и Татьяна, читая про себя Иисусову молитву, продолжала терпеливо барабанить в дверь избы, глядя в окно, из которого виднелся голубоватый квадрат. Может быть, Николай смотрел телевизор и задремал?

Матушка думала о том, что двое старших сыновей, Борис и Глеб, были слишком своевольными, и с ними никак нельзя было оставить малышей. С восьмилетней Катей – еще куда ни шло, но ведь эта парочка не будет слушаться Катерину. Они наверняка перевернут вверх дном весь дом, а то и пожар устроят – вон, как тогда, в конце лета. Она вздрогнула, вспомнив, как в августе сыновья подожгли стог сена, и только чудом огонь не перекинулся на забор, а ведь там и до курятника недалеко…

Наконец, послышалось шлепанье тяжелых резиновых штиблетов, и Николай распахнул дверь.

- Простите… - хрипло просипела матушка обветрившимися губами.

- Чем обязан? – недовольно спросил Николай.

- Я… рожаю… - только и успела вымолвить Татьяна, как боль пронзила ее. Матушку настигла очередная схватка, и она подумала, что промежутки что-то стали уже слишком короткими. Или это не схватки, а просто боль?

Глаза Николая округлились. Он посмотрел на Татьяну, но ничего не ответил.

- Муж повезет меня в роддом. Пожалуйста… побудьте с детьми. Они сейчас одни. Старшая, Ксюша, уехала в Сосенки, к бабушке, и младших не с кем оставить.

Николай постоял несколько секунд, глядя перед собой, потом сплюнул с крыльца в снег и прикрыл дверь.

- Николай… Николай, пожалуйста… - прошептала отчаявшаяся было Татьяна, как вдруг услышала:

- Дай тулуп-то одеть.

Через минуту дверь снова отворилась, Николай аккуратно повесил большой висячий замок, и спустился с крыльца.

Всю дорогу из дома он не проронил ни слова.

Татьяна довела его до избы, схватила два пакета, в которых были заранее бережно сложены ночная рубашка для роддома, резиновые шлепанцы, вещи для малыша, и прочие «нужности», и, на ходу поцеловав растерянную дочь, выскочила из дома.

- Кажется, Катеринка плачет, - прошептала Татьяна и тоже смахнула слезу.

Когда Татьяна вошла в храм, служба уже закончилась. Батюшка, убиравшийся в алтаре, посмотрел на нее и все понял.

Он сразу выхватил из рук Татьяны пакеты и, подхватив ее под локоть, довел до машины. Старенькая «Нива» стояла тут же, напротив храма. Отец Георгий завел мотор и покачал головой. Взглянув на Татьяну, которая, держась за низ живота, согнулась от боли, он спросил:

- Что ж ты так? Дотянула? А если не успеем?

- Когда ты на службу шел, еще ничего не было, - прошептала Татьяна.

- Но ты вроде еще днем сказала, что живот побаливает? – уточнил батюшка.

- Так я думала, что это тренировочные схватки. Они к концу беременности то появляются, то исчезают, - ответила Татьяна.

- Не разберешь вас, - тихо пробормотал отец Георгий в бороду, поворачивая руль.

Машину едва не закрутило – сразу после оттепели грянули морозы.

- Осторожнее! – попросила Татьяна, и добавила: - ой, как болит-то…

Отец Георгий с тревогой посмотрел на нее.

- Не успеем, - еле слышно прошептал он.

***

Пока машина неслась по обледенелой дороге, Николай, в поисках телевизора, зашел в просторную кухню, и увидел малышей, сидящих на полу на двух толстенных ватных одеялах среди кучи разбросанных игрушек.

По телевизору шел мультфильм про зайца.

- Это я, Ушастик. Это я погулять вышел, - сказал один из мальчиков тихим голосом и посмотрел на Николая.

Николай сильно покраснел, потому что вдруг вспомнил, как в школе его дразнили «Ушастиком» за большие оттопыренные уши. С возрастом уши Николая, конечно, не стали меньше, но летом он прятал их под кепку, а зимой под шапку-ушанку.

Николай потер уши и спросил у малышей:

- Где у вас тут пульт? Сейчас будем смотреть футбол.

Дети посмотрели на него и ничего не ответили.

- Вы слышите, эй! Где пульт? – повторил Николай.

- Мы им не даем пульт, они еще маленькие - ответила ему девочка с большими испуганными глазами, которая неслышно подошла сзади.

- У нас нет антенны, - сказал Николаю один из близнецов.

- Мы только смотрим мультики на дисках, - вторил брату другой близнец.

Николай сильно расстроился. Сегодня шел финальный матч по футболу.

- А ты правда безбожник? – вдруг услышал он и обернулся.

Справа от него стоял еще один невысокий худенький мальчик с большими серьезными серыми глазами.

- Это почему я безбожник? – обиделся, было, Николай.

- Я слышал, как папа говорил маме, что ты безбожник. Вот я и спрашиваю: почему ты безбожник? – спросил мальчик Николая, глядя ему в глаза.

- Ты еще маленький, вот подрастешь, и поймешь, - снисходительно ответил Николай мальчику, потрепав его коротко стриженые волосы на затылке.

- А я уже все понимаю, - ответил ему ребенок.

- Мда? И что ты понимаешь? – с усмешкой спросил Николай.

- Я понимаю, что люди делают сами себя несчастными. Вон, Борька с Глебом маму не слушаются, и поэтому папа у них снегокат отобрал, - ответил мальчик.

- А ты – подлиза! – крикнул ему один из близнецов и поднял руку, чтобы толкнуть мальчика в спину, но Николай, перехватив руку Бориса (или Глеба?), строго сказал:

- А ну, не балуй!

Катерина подошла к малышам и взяла на руки младшего братишку:

- Дядя Николай, я пойду уложу Сережу спать.

- А ты умеешь? – деловито поинтересовался Николай, и тут же покраснел: он сам не имел ни малейшего понятия о том, как, укладывать спать младенцев.

- Да, мне мама уже давно разрешает его укладывать, - гордо ответила девочка.

- Ну, иди… а не рано ли?

- Нет, он глазки трет уже. Если сейчас его не умыть, не переодеть и не уложить, то он начнет хныкать, а потом будет орать. Мама всегда говорит, что все надо делать в свое время, - пояснила Катюша.

- И переоденешь сама?

- Да, я уже два года умею переодевать, я даже Сеню переодевала, когда он совсем маленький был, - гордо сказала Катя.

- А что ж тогда ваша мать меня позвала, раз вы такие самостоятельные? – с недоумением спросил девочку Николай и увидел, как Катя и сероглазый мальчик покраснели и посмотрели на широкий диван, на котором Глеб с Борисом занимались чем-то, по-видимому, очень интересным.

Николай тихо подошел к ним и все понял: мальчишки собрались сделать «петуха». Они стащили коробок спичек и, взяв небольшое блюдце (видимо, для того, чтобы не испортить диван) сложили спички горкой. Положив им руки на плечи, Николай спросил:

- Парни! Вы что – совсем обалдели?

- Мама не разрешает им брать спички! – звонким колосом крикнула Катя.

- А ты – ябеда, - крикнул один из братьев и, схватив Катю за подол юбки, с силой дернул ее так, что ткань затрещала.

Катя собралась было заплакать, но передумала, и, поплотнее прижав к себе младенца, вышла из кухни.

- Что вы за люди такие? – возмущенно спросил Николай близнецов.

Ребята молчали, потупившись.

- Неужели непонятно, что с огнем шутить нельзя?

- Мы не шутим, мы играем, - отозвался один из братьев.

- Играть тоже нельзя, тем более, что мать вам это запретила. Я свою мать слушался! Знаете, как она меня лупила! И всегда за дело! И вас надо бы выпороть! – не удержался Николай.

- Нас папа с мамой не бьют, - хором ответили дети.

- А зря! В общем, так! Я вам не мама и не папа. Если что – выдеру вот этим ремнем, - сказал Николай строгим голосом и показал пальцем на старый солдатский ремень с кованой пряжкой.

Он заметил, что мальчик с серыми глазами посмотрел на него с уважением, и улыбнулся.

Близнецы с опаской покосились на него, но, кажется, не поверили, и Николай, на всякий случай, решил их чем-нибудь занять.

- «Петуха» делать дома нельзя никогда, запомните! Вы же не дураки? Или все-таки дураки? – спросил Николай и внимательно посмотрел мальчишкам в глаза.

- Нет… не дураки, - ответили мальчики.

- А если не дураки, так и не надо совершать дурацких поступков, - резонно заметил Николай.

Он зажал в широком кулаке спички, взял блюдце, поставил его на стол, и спросил:

- Клей у вас есть? И тоненькая кисточка? И фанерка ненужная?

Через пару минут дети принесли ему кисточку, клей ПВА и старую разделочную доску.

- Только не выливай весь клей, он мне еще для школы пригодится, - попросил Николая один из близнецов.

- Не волнуйся, у тебя его много. А если что – брат поделится. Поделишься? – спросил он другого мальчика.

Тот закивал в ответ, с интересом глядя на приготовления Николая.

- Сейчас будем строить домик, - сказал Николай и подмигнул одному из близнецов.

Он взял кисточку, четыре спички, намазал кончики спичек клеем, потом сложил из них квадрат и положил на доску.

- Вот твой дом, - сказал он одному из мальчиков, а вот – твой, - кивнул он другому и соорудил точно такую же конструкцию в другой стороне разделочной доски.

- Ух, ты! – воскликнул один из ребят.

- Ну, вот и принимайтесь за дело. Ломать – не строить. Окошки знаете, как делать? Порежьте несколько спичек на три части, среднюю часть в серединку не кладите, крайние части приклеиваете по бокам, и получается окно. Положите слоя четыре спичек, а затем снова кладите целые спички сверху. А потом меня позовете, когда крышу надо будет делать. И не забывайте мазать клеем!

Близнецы с интересом взялись за работу, споря, у кого будет самый аккуратный дом, и в этот момент появилась Катя.

- Потише, Сережа спит. Теперь пойду укладывать Сеню. Сенечка, скажи всем «Спокойной ночи» и пошли умываться, - позвала Катя братишку.

- Неее… - заворчал, было, малыш, но Катя протянула ему книжку:

- А я тебе почитаю!

- Пиить…

- Вот твоя бутылка с чаем, мама приготовила, держи, - сказала Катя брату и увела его в противоположную часть дома.

- А разве маленькие у вас раздельно спят? – спросил Николай.

- Да, потому что ложатся в разное время и по ночам иногда просыпаются писать. И, чтобы один другого не будил, они спят в разных комнатах, - ответил один из близнецов. Сеня уже спит с нами, а Сережа пока с мамой и папой.

- Понятно. А тебя как зовут? – спросил Николай сероглазого мальчика.

- Так же, как и тебя. У нас очень хороший небесный покровитель, - ответил мальчик.

- Какой покровитель? - не понял Николай.

- Святитель Николай Чудотворец, вот он, - ребенок протянул руку в сторону, и Николай увидел в углу огромный иконостас, на котором стояли несколько икон, среди которых одна показалась ему смутно знакомой – кажется, похожая икона лежала в старом комоде его бабушки, среди белья, завернутая в кусок сукна.

- Какое у него лицо доброе, - вырвалось у Николая.

Мальчик Николай улыбнулся и ответил:

- Это потому, что он очень добрый!

- У меня тоже лежит в комоде икона с изображением этого святого, но там у него вид очень строгий, ответил Николай.

- Это потому, что он строг к грешникам, - ответил ему мальчик, и, внимательно посмотрев на него, удивленно спросил:

- А почему икона лежит в комоде?

- Ну… потому что… незачем это, - не нашелся Николай.

- Понятно. Ты убрал икону и думаешь, что теперь Бога нет?

- Нет. Я убрал икону, потому что…

- Потому что стал безбожником, да? – спросил маленький Николай.

Николай разозлился. Не рассказывать же этому маленькому зануде, что в тот единственный раз, когда он обратился к Богу, Он его не услышал…