2015-06-24
391
Ключевое отличие межцивилизационной конкуренции от внутрицивилизационной, как показано в предыдущем параграфе, - отсутствие у ее участников общего языка и общей системы ценностей. Важным следствием этого с точки зрения видоизменения самой конкуренции является утрата ее «всеобщего эквивалента» - универсального, общего для всех ее участников критерия успеха.
Это создает определенные удобства, - так, каждый участник борьбы может объявлять себя победителем. Вместе с тем он не может не понимать, что удобства такого рода хороши исключительно «для внешнего употребления», для саморекламы и пропаганды.
В то же время каждый участник конкуренции нуждается в «гамбургском счете» - универсальном критерии, позволяющем отличать поражение от победы. В идеальном мире сотрудничества, существующем в теоретических представлениях об «игре с положительной суммой», разные цивилизации, скользя мимо друг друга в непересекающихся плоскостях, могут одновременно достигать каждая своих целей, не создавая помех друг другу.
Однако реальный мир, как было показано выше (см. параграфы …), является миром жесткой конкуренции за ресурсы, ведущейся на уничтожение и, таким образом, служащий классическим примером «игры с отрицательной суммой». Человеческие цивилизации, действуя каждая своим собственным образом и в присущей только каждой из них сфере представлений, ежеминутно сталкиваются в реальном мире, конкурируя за ресурсы своего развития, которые различаются для них лишь частично.
Поэтому цивилизационные экспансии, хотя и развиваются в различных плоскостях, неминуемо сталкиваются в прямых противостояниях. Это делает невозможным поддержание иллюзий «всеобщей победы», особенно активно насаждавшееся Западом после победы над СССР: все участники глобальной цивилизационной конкуренции могут достигать своих целей одновременно, но кто-то из них будет победителем, а кто-то - обязательно - побежденным.
В полноценной рыночной экономике, существовавшей до начала глобализации, роль «всеобщего эквивалента», в том числе критерия победы, выполняли деньги: если вы, достигнув своей цели, становились финансово сильнее конкурентов, вы побеждали. Если же, достигнув своей цели, вы относительно слабели в финансовом плане (то есть, может, и крепли, но при этом отставая от конкурентов), это доказывало ложность вашей цели и ваше поражение.
В условиях глобальной цивилизационной конкуренции однозначность указанного критерия размывается, ибо для части цивилизаций значимость финансов относительно невелика. С одной стороны, цели этих цивилизаций носят внеэкономический характер, что обуславливает незначимость денег для их представителей. С другой стороны, меньшая относительная ценность денег позволяет им снижать издержки и достигать тех же (а зачастую и вообще недоступных для конкурентов - примером могут служить военные технологии СССР) результатов меньшими затратами.
Значительная часть представителей незападных цивилизаций вовлечена в глобальную конкуренцию как люди, лишенные перспективы, люди без будущего. Это ослабляет указанные цивилизации в финансовом и технологическом плане, не говоря уже об их ослаблении из-за повышения воздействия на них финансовых возможностей конкурентов (включая возможность дешево купить самого высокопоставленного чиновника; российских, насколько можно понять, покупали простым обещанием «гринкарты» и возможности чтения лекций в западных университетах).
Однако важна и неоспоримая моральная правота бедных людей, лишаемых самого права на существование, - правота, признаваемая и по официальным критериям западных цивилизаций. Невозможность исправить их положение служит могучим мобилизующим и воодушевляющим фактором. Многие представители «маргинализованного большинства» современного человечества готовы воевать и даже умирать не то что за небольшие деньги, но вообще даром - не из корысти или надежды, но из простой мести, в том числе даже не за себя, а «за того парня».
Кроме того, представители незападных цивилизаций в целом бедны - и поэтому их труд, в том числе относительно квалифицированный, стоит относительно дешево.
Наконец, их нечем пугать. Любой житель развитой страны сделает почти все, что угодно под угрозой разрушения благосостояния и ввержения в нищету. Однако одной третьей части человечества - двум миллиардам систематически голодающих людей - грозить нищетой не имеет смысла, потому что они и не знают иного состояния. Осуществленная угроза исчезает и требует замены.
А чем можно грозить людям, лишенным благосостояния и самой надежды? Только угрозой смерти.
Таким образом, сталкивая участников с разнородными системами ценностей, цивилизационная конкуренция заставляет их опуститься на уровень наиболее простых, базовых, фундаментальных понятий, общих для всех людей в силу их даже не социальной, но биологической природы.
Укрупнение субъектов глобальной конкуренции до цивилизационного уровня ведет к перерастанию ими единого культурно-коммуникативного поля и к выходу из него - к своего рода «вавилонскому смешению языков», потере единой системы ценностей и взаимопонимания и, соответственно, к примитивизации коммуникаций. На смену финансам - этому отражению реального мира в сфере рыночной экономики - приходит наиболее грубая, доступная восприятию вне зависимости от культурной принадлежности и потому универсальная физическая сила.
Глобальная конкуренция цивилизаций носит все менее финансовый и все более биологический характер. Это борьба не капиталов, но экспансий единых цивилизационных организмов в их наиболее обнаженном, первичном виде, в котором экономическая конкуренция становится уже не главным, но лишь одним из многих направлений борьбы.
Снижение значения рыночных факторов глобальной конкуренции сопровождается усилением нерыночных, связанных с технологиями (вне привязки к цивилизационному характеру глобальной конкуренции данный вопрос был рассмотрен в параграфе …). Но вне сферы финансов единственным «всеобщим эквивалентом», равно понятным и равно эффективным по отношению ко всем участникам цивилизационной конкуренции, остаются не тонкие, сложные и зачастую просто непонятные технологии, но исключительно прямое и грубое применение силы.
В результате глобальная конкуренция, приобретая цивилизационный характер, ослабляет значение относительно сложного и безопасного «всеобщего эквивалента» - денег - выдвигая на первое место простое насилие. Универсальным языком современного мира является уже не эсперанто и даже не доллар, но прямая угроза удара кулаком в лоб.
Эволюция конкуренции прослеживается на протяжении 90-х годов: сначала цели оставались финансовыми, экономическими, - изменялись лишь средства их достижения. Так, укрепление американской экономики достигалось за счет финансовых ударов по стратегическим конкурентам:
в 1991 году - по Японии, где был «проколот спекулятивный пузырь», в результате чего страна погрузилась в депрессию, конца которой не видно;
в 1992 году - по Европе, где спекулятивная атака на фунт стерлингов эффективно сорвала попытку создания первой общеевропейской валюты - ЭКЮ;
в 1997-1999 годах - по Юго-Восточной Азии и Латинской Америке, из которых были успешно выдавлены конкурирующие капиталы (соответственно, из Юго-Восточной Азии - преимущественно национальные, а из Латинской Америки - испанские).
Однако параллельно с этим нарастало и внеэкономическое давление на европейских конкурентов при помощи отработанной против СССР технологии эскалации «конфликтов малой интенсивности». Она эффективно и с нарастающим размахом применялась против Европы на протяжении всех 90-х годов на территории Югославии, погрузившейся в хаос гражданской войны уже в 1991 году.
Кризис 1997-1998 годов стал переломом: американцы прочувствовали, что им удалось достичь лишь заведомо второстепенной цели - подрыва потенциальных конкурентов и расширения своего экономического влияния в части успешных неразвитых стран. В то же время главная задача - дестабилизация Гонконга и через это подрыв экономики Китая как главного, стратегического конкурента - осталась нерешенной. Более того: Китай именно в результате кризиса расширил влияние в Юго-Восточной Азии и усилил свою привлекательность, став ключевой региональной державой.
При этом США были напуганы собственной силой - масштабами дезорганизации мировой экономики в результате кризиса 1997-1999 годов, которые продемонстрировали им пределы использования геофинансовых инструментов.
И, наконец, кризис сам по себе подорвал дальнейшие возможности применения этих инструментов: вызвав ограничение движения спекулятивных капиталов, он снизил их роль в мировой экономике. В результате уменьшились возможности как использования этих капиталов для проведения финансовых войн, так и самих финансовых войн как орудия глобальной конкуренции.
Таким образом, в кризисе 1997-1999 годов финансовые инструменты глобальной конкуренции наглядно доказали одновременно свою недостаточность и свою исчерпанность.
Невозможность противодействовать финансовыми средствами укреплению Китая и валютной интеграции Европы обратили США к менее изощренным и более грубым - военным методам. Интенсификация вооруженного конфликта в Югославии и вовлечение в него европейских государств - членов НАТО, причем вовлечение в качестве агрессора, подорвало евро и закрепило европейскую экономику на второй роли.
Этот успех, тем не менее, не смог отодвинуть структурный кризис самой американской экономики, проявившийся уже в апреле 2000 года. Вкупе с террористическими актами 11 сентября 2001 года он выявил недостаточность самого финансового целеполагания: оказалось, что достижение финансовых целей в условиях глобализации:
не только не защищает от возникновения структурных кризисов, но и не позволяет справиться с ними;
заведомо недостаточно в условиях «ресурсного противодействия» со стороны арабских стран, выразившегося в поддержании высоких мировых цен на нефть;
оказывается безнадежно неадекватным перед лицом грубой силы, например, в терракте.
Все это привело к приведению характера наиболее осознанной и потому наиболее инерционной сферы деятельности идущего в авангарде развития современного человечества американского общества - целеполагания - в соответствие с инструментами его участия в глобальной цивилизационной конкуренции и ее общим характером.
Нападение на Ирак - качественно новая для последней четверти века война за прямой, силовой контроль за ресурсами. И по нефинансовому (и не информационному) характеру действия, и по его нефинансовой (и не информационной) же направленности это нападение возвращает нас к реалиям доглобализационной эры.
Возможно, как англо-бурская и Первая Мировая войны, агрессия США и Великобритании против Ирака остановит процессы глобальной интеграции. Возможно, она приведет к четкому, даже юридическому оформлению нового, уже произошедшего (см. параграф …) разделения мира - на сей раз уже не между державами с несогласуемыми интересами национальных капиталов, но между человеческими цивилизациями со столь же несогласуемыми интересами.
Правда, цивилизационное разделение мира, в отличие от его привычного разделения между тем или иным набором «великих держав», принадлежащих в целом к одной и той же цивилизации, в силу разноплоскостности цивилизационных экспансий окажется неустойчивым. Ведь цивилизационное разделение будет носить не административно-географический, но функциональный характер, при котором различные сферы жизни одного и того же общества могут оказаться принадлежащими к различным цивилизациям.
Можно сколь угодно красочно рисовать себе буколические картинки такого сосуществования - например, китайцев в Сибири, ходящих в мечеть и работающих при этом на американских предприятиях. Однако цивилизационная конкуренция за ресурсы - в первую очередь за человеческие - будет вестись в каждой точке подобного сообщества, превращая его в «кипящий социум», каждый элемент которого перманентно генерирует внутри себя самого внутренние конфликты высокой и постоянно нарастающей напряженности. Такой социум может быть стабилен лишь недолго; со стороны его развитие без внешних сдерживающих факторов будет напоминать взрыв бомбы.
Эти процессы развернутся уже после выхода данной книги; они известны ее читателю, но не автору. Последнему остается лишь зафиксировать приобретение нефинансового характера сначала методами глобальной конкуренции (как это было в Югославии и особенно Косово), а затем и ее целями (как это было в Ираке).
12.2. Разрушение Югославии:
военное достижение финансовых целей
12.2.1. Региональная валюта - вызов глобальному доминированию США
Если в долгосрочном плане экономическое доминирования США основано на технологическом лидерстве, то в краткосрочном плане его источник - положение доллара как мировой резервной валюты. Благодаря этому каждая страна, предприятие и человек, страхующиеся от валютного риска покупкой доллара, волей-неволей кредитует американское государство, а в конечном счете - и общество. Благодаря этому в масштабах мира США стали почти абсолютным монополистом по страхованию валютных рисков.
При этом, призывая развивающиеся страны к предельно жесткой финансовой политике, США проводят прямо противоположную - сверхмягкую финансовую политику. «В последние годы (после мексиканского кризиса) темпы роста денежной массы увеличились и достигли уровня начала 80-х годов, периода высокой инфляции. Темп роста денежной базы в 1998 г. составил 9%». (Б.Бахтерев "Рынок ценных бумаг", 7 августа 2000 года).
В этих условиях инструментом сдерживания инфляции (менее 2,5% в год) является не только постоянное создание новой товарной массы, «связывающей» эмитируемые деньги, но и постоянное «сбрасывание» излишков долларовой денежной массы за пределы США. В результате американская экономика получает все преимущества мягкой финансовой политики, перекладывая ее издержки, в первую очередь инфляцию (через передвижение спекулятивных капиталов, провоцирующее разрушительные кризисы), на плечи неразвитых стран - акцепторов долларовой массы.
Таким образом, импорт капитала в США не просто дополняется экспортом ими инфляции и экономической нестабильности, но базируется на этих процессах.
Постоянная угроза, дамокловым мечом висящая над США, заключается в снижении привлекательности доллара как мировой валюты и его массовому обмену на национальные валюты стран - держателей наиболее значимых сумм. Тогда американская экономика начнет захлебываться в сотнях миллиардов «евро-» и «чайна-» долларов, и долларовая масса, обслуживающая потребности всего мира, станет избыточной по сравнению с потребностями собственно США.
Несмотря на понимание угрозы и естественные превентивные меры (в целом соответствующие описанной в параграфе … стратегии «экспорта нестабильности»), в 90-е годы она из потенциальной становилась реальной по крайней мере дважды. Оба раза это было связано с угрозой возникновения привлекательной региональной валюты.
В самом деле: ни одна национальная экономика не является достаточно большой, чтобы вытеснение из нее долларов создало бы значимые проблемы для американской экономики. С другой стороны, ни одна отдельно взятая экономика и не сможет решить эту задачу, ибо доллары, обращающиеся за пределами США, обслуживают в первую очередь международные, а не внутринациональные операции.
Возникновение же привлекательных региональных валют несет доллару двоякую угрозу. С одной стороны, большее количество стран обеспечивает возникающей конструкции большую устойчивость (из-за эффекта масштаба). С другой, больший масштаб экономик, охватываемых вытесняющей доллар валютой, означает и больший объем вытесняемых долларов.
Первая попытка создания региональной валюты была совершена в Европе в начале 90-х годов. Однако первый блин оказался комом: валютный союз был разрушен в сентябре 1992 года спекулятивной атакой Дж.Сороса, который приобрел всемирную известность именно после удара по английскому фунту стерлингов, похоронившего в сентябре 1992 года первую единую валюту Европы - ЭКЮ.
Эффективность и своевременность удара вызвали подозрения в том, что, помимо личных спекулятивных, Дж.Сорос отстаивал и более фундаментальные интересы, выступив в роли орудия американского государства по реализации деликатной части его долгосрочных интересов.
Однако бесспорно, что Дж.Сорос (хотя, возможно, и существенно большими средствами, чем он мог располагать сам по себе) использовал реально существовавшие слабости тогдашнего европейского валютного союза.
И в целом преподанный им урок прошел впрок.
Последующие годы европейцы потратили на расширение и углубление интеграции и с 1999 года перешли-таки на единую валюту - евро. Этот переход представляется важнейшим событием новейшей истории, способным не просто качественно изменить геополитическое и геофинансовое соотношение мировых сил, но и вернуть в экономическое, политическое и интеллектуальное развитие человечества конкуренцию, близкую к равноправной.
До введения евро мир не имел альтернатив развития. Единственной мыслимой перспективой была глобализация, взламывающая межстрановые барьеры и формирующая единый рынок, в первую очередь финансов и информации.
Возникновение же европейского валютного союза, венчающее длительный и противоречивый процесс европейской интеграции, является, несмотря на сохраняющуюся неуверенность в его перспективах, самым решительным и дерзким актом международной политики ХХ века.
Европейская валютная интеграция стала первой после возникновения в начале 90-х общемирового финансового рынка имеющей шансы на успех попыткой углубления региональной интеграции до уровня, превосходящего интеграцию глобальную. Такое углубление региональной интеграции - единственный ответ национальных экономик деструктивному воздействию перманентной нестабильности финансовых рынков, вызванной глобализацией последних.
В этом отношении евро выступает символом и наиболее чистым воплощением идеи региональной интеграции.
Введение евро завершило начатый в 1971 году (когда в ходе мирового валютного кризиса администрация Никсона отменила золотодевизный стандарт, прекратив регулярный обмен долларов на золото) переход мировой экономики от одновалютной (Бреттон-Вудской) системы, основанной на долларе в качестве единственной мировой резервной валюты, к многовалютной системе региональных валют, на первом этапе опирающейся не только на доллар, но и на евро.
До полномасштабного введения в обращение наличных банкнот и монет, номинированных в евро, оно оставалось не вполне полноценной и поэтому не вполне стабильной по сравнению со своим потенциалом валютой. Однако с 2002 года этот недостаток был устранен, что проявилось в том числе и самым непосредственным образом - в росте курса евро по отношению к доллару более чем на четверть.
Создание не просто первой в истории региональной валюты, но и региональной валюты наиболее развитого после США региона порождало предпосылки вытеснения доллара из валютных резервов и международных расчетов как из-за наибольшей распространенности последнего, так и в силу причин, связанных с глобальной конкуренцией.
Среди этих причин следует назвать глубокую и стойкую, хотя и скрываемую в силу дипломатической вежливости, а также финансовой, экономической и технологической зависимости, враждебности к США во многих странах не только Юго-Восточной Азии, но и Европы. Ее причиной представляется подрыв конкурентоспособности этих стран, вызванный прежде всего их собственными недостатками и ошибками, но осуществленный, по укорененному в элитах этих стран представлению, руками Дж.Сороса (в Европе - в 1992 году, в Юго-Восточной Азии - в 1997-98 годах). Нет нужды подробно оставаться на том, что это представление подогревается естественным и не всегда осознаваемым стремлением свалить на Дж.Сороса, а в его лице - и на «проклятого старшего брата» вину за собственные ошибки (более подробно о них см. параграф ….).
. Другой причиной первоочередного вытеснения именно доллара является заведомо локальный характер всех остальных резервных и потенциально резервных валют (японской иены, швейцарского франка, английского фунта стерлингов и так далее), использование которых, как правило, обусловлено теснотой региональных экономических связей и слабо зависит поэтому от внешних факторов.
Евро, как вполне обоснованно предполагалось накануне его введения, должен был вытеснять доллар по следующим основным направлениям:
из государственных и банковских резервов стран еврозоны в результате как снижения доли доллара в них, так и сокращения абсолютной величины этих резервов в результате снижения валютных рисков (относительно небольшое по масштабам);
из международных расчетов субъектов экономики стран еврозоны, в первую очередь друг с другом (прогресс в этом направлении невелик; в 2003 году рынок энергоносителей еврозоны продолжает обслуживаться долларами, общая сумма которых, по оценкам, превышает 100 млрд.долл.);
из государственных и банковских резервов стран, не входящих в еврозону (что наблюдалось в несколько этапов - после введения евро, после введения его в наличный оборот и после роста его курса по отношению к доллару на 23% в конце 2002 - начале 2003 года);
из наличного оборота из-за удобства крупных расчетов, так как покупательная способность максимальной купюры в евро, - 500 евро - не менее чем в 4 раза превышает покупательную способность максимальной купюры в долларах (этот процесс ограничен тем, что эмиссия наличных евро шла без учета потребности наличного оборота за пределами еврозоны и теневого оборота и, следовательно, масштабы эмиссии наличных евро недостаточны для подобного вытеснения).
Пример 37.
Китай: аккуратная демонстрация силы
Одним из первых на планы введения евро отреагировал Китай. Уже в апреле 1998 года ЦК КПК оформил решение, по которому за 6-8 месяцев после введения евро (то есть к июлю-сентябрю 1999 года) соотношение между американским долларом и валютами стран еврозоны в государственных валютных резервах должно было быть решительно изменено в пользу евро. В более отдаленной перспективе намечалось поэтапное осуществление перехода от тогдашней пропорции 4:1 в пользу доллара к противоположному соотношению 1:4 в пользу евро, что представлялось подлинно революционным изменением.
По оценкам, даже только начало указанного изменения структуры валютных резервов Китая означало залповый обмен на евро (и в конечном счете возврат в США) более 40 млрд.долл. в течение первого же года после введения евро. Столь убедительному примеру Китая в той или иной степени последовали бы центральные банки ряда стран мира - просто чтобы не потерпеть убытки из-за неминуемого снижения курса доллара.
Эти планы были расценены большинством наблюдателей как подарок еврозоне за счет США, однако подарок этот носил как минимум несколько эгоистичный характер. Китай страховал себя от обесценения доллара способом, существенно повышавшим вероятность самого этого обесценения.
Так как чем выше объем долларовых ресурсов еврозоны, тем сложнее избавиться от них без обесценения доллара, «китайский подарок» приобретал черты профилактического и упреждающего удара по нынешним и будущим глобальным конкурентам: он ставил под угрозу долларовые активы как США, так и самой еврозоны.
Выходом стали прямые переговоры руководства США в ходе специального визита Клинтона (КОГДА???) с руководством Китая. В ходе этих переговоров Китай в обмен на поддержку США его присоединения к ВТО и по некоторым другим позициям согласился замедлить изменение структуры своих валютных активов.
Для характеристики эффективности современного Китая показательно, что эта уступка была организована таким образом, что в итоге принесла ему выигрыш. Облегчив США нанесение удара по евро (правда, под удар при этом попало и его посольство), Китай избежал значительных потерь в ходе длительного и глубокого падения евро.
12.2.2. Защита США: ограниченность финансовых инструментов
Руководство еврозоны, сосредоточившись на технических и тактических вопросах валютной интеграции Европы, упустило из виду стратегические и политические проблемы, создаваемые этой интеграцией (то есть своими собственными действиями) для США. Вызванное этим отсутствие у руководства еврозоны озабоченности дальнейшей судьбой «евро-» и «чайна-» долларов дает нам пример едва ли не самой разрушительной беспечности в истории.
Пассивность стран еврозоны в жизненно важном для них же вопросе может быть объяснена только непропорционально низкой по сравнению с уровнем их экономического развития эффективностью их анализирующих и особенно управляющих структур. Непонимание европейскими руководителями масштабы угрозы, создаваемой ими для США, фактически вынудило последних сосредоточить свои ресурсы, превосходящие возможности всего остального мира, на разрушительном направлении - на усилиях по дополнительной дестабилизации мировой финансовой системы.
Ведь, чтобы «евро-» и «чайна-» доллары не дестабилизировали США, они должны либо быть «впитаны» экономиками других стран, либо вернуться в США так, чтобы пойти на благо их экономике.
Последнее требовало энергичной «накачки» фондового рынка (и других инвестиционных рынков, например, недвижимости) США для «впитывания» высвобождающихся долларов. Бесспорное технологическое лидерство США и ощущаемая субъектами мировой экономики, включая инвесторов, эффективность принадлежащих в основном американским компаниям метатехнологий (и, соответственно, прибыльность вложений в эти компании) вкупе с наиболее полно используемыми именно США технологиями формирования сознания (в том числе и в масштабах мирового сообщества) позволили реализовать этот сценарий: за год после введения евро индекс Доу-Джонса вырос в … раза, а NASDAQ - на …%.
Однако данный подход был паллиативом. Прежде всего, «накачка» фондового рынка США за счет возвращающихся в страну «евро-» и «чайна-» долларов на порядок менее выгодна, чем его же «накачка» за счет только что эмитированных долларов. Если в первом случае проводится стерилизация эмитированной и уже давным-давно «отработавшей» денежной массы, во втором имеет место эмиссия новых денег, которые только начинают «работать на Америку». В первом случае мы имеем дело с переходом к стратегической обороне, во втором - с продолжением наступления.
Кроме того, авральная «накачка» фондового рынка, даже с применением технологий формирования сознания, могла быть лишь кратковременной - в соответствии со швейковским «попробуйте надуть поросенка славой - обязательно лопнет». После спекулятивного prosperity по образцу второй половины 20-х годов ХХ века она могла привести лишь если и не к общемировому аналогу Великой Депрессии, то по крайней мере к длительной и болезненной корректировке американского фондового рынка, которая, снизив доверие к доллару и усилив распространение евро, лишь усугубит первоначальную проблему «впитывания» «евро-» и «чайна-» долларов.
Собственно, именно это и произошло в несколько этапов после апреля 2000 года.
Но вытеснение долларов в результате введения и распространения евро было лишь второстепенной причиной коррекции американского фондового рынка (об основной причине см. параграф …). Доказательство - значительно большая глубина проблем в еврозоне, чем в США: если в 2002 году экономический рост в США составил 2.4%, то в «локомотиве европейской интеграции» - Германии - лишь 0,2%. Если бы проблемы США были вызваны успехами евро в соревновании с долларом, соотношение было бы противоположным.
Даже успешный в целом для фондового рынка США исход - прекращение бурного роста и стабилизация - означает исчерпание «фондового» механизма стерилизации долларов, высвобождаемых из оборота за их пределами.
Реализация этого механизма позволила американцам лишь выиграть время - от одного до трех (??) лет, в зависимости от избираемых критериев. Надежды, что за эти годы еврозона могла осознать возникающий конфликт с США и попытаться решить его переговорами, если и были, то не оправдались. Глубина затрагиваемых с обеих сторон интересов, динамика соответствующих институтов еврозоны и накопленный человечеством опыт решения глобальных конфликтов с самого начала делал романтические надежды подобного рода предметом ненаучной фантастики.
Человечество не доросло - и вряд ли когда-нибудь дорастет - до сознательного разрешения конфликтов между своими частями, находящимися на разных уровнях развития. А уровни развития США и еврозоны, несмотря на всю сходность технологий и уровня жизни, действительно различны: первые уже шагнули в информационное общество, вторые нет - возможно, «еще», возможно, «уже». Кроме того, как было показано выше (см. параграф ….), США, разрабатывая новые технологические принципы и владея метатехнологиями, поднялись на самый верх мировой технологической пирамиды, в то время как еврозона находится существенно ниже.
В этих условиях единственным приемлемым для США вариантом развития становится организация долговременного «впитывания» долларов экономиками третьих стран.
Прочитав эту идеологически и эмоционально нейтральную формулировку, читатель должен знать, что это - такое же «терминологическое прикрытие», как и называние убийства «нейтрализацией», а смертей на войне - «необратимыми потерями в живой силе».
Ведь «впитывание» мировой резервной валюты в масштабах, сопоставимых с ее высвобождением в ходе введения евро, может происходить только в условиях глубокой и долгосрочной экономической дестабилизации.
Таким образом, бездумное равнодушие европейцев к благополучию их конкурента - США - объективно принуждает последнего к масштабным деструктивным шагам.
Однако стерилизация долларов при помощи дезорганизаций национальных экономик является не решением проблемы, пусть даже и чрезмерно дорогим для человечества путем, но лишь способом отсрочить это решение. Его окончательных и притом реальных вариантов существует лишь два.
Первый - согласованные долгосрочные вложения высвобождающихся долларов в крупные проекты в зонах потенциально совместного влияния США и Европы (например, создание трансъевразийской магистрали реконструкцией российского Транссиба или строительства железнодорожного пути в обход раздираемой неэффективной бюрократией России, через Среднюю Азию).
Причины его нереалистичности, как и других вариантов разрешения стратегических противоречий между находящимися на различных уровнях развития обществами, названы выше.
Надежды же, связанные с вложением высвобождающихся средств в Россию, безосновательны еще и потому, что наша страна, политически оставаясь в зоне влияния США, экономически по-прежнему тяготеет к Европе. В результате стерилизация избыточных долларов именно на ее территории (при неминуемом управленческом доминировании еврозоны, которое автоматически станет и политическим) будет для США обменом части геополитического влияния на кратко- и среднесрочную экономическую безопасность.
В стратегическом плане реализация этого сценария будет для США обменом кратко- и среднесрочной угрозы (возврата в страну «евро-» и «чайна-» долларов) не просто на утрату доминирования в одном из регионов мира (хотя США не способны соглашаться на столь унизительные и невыгодные размены), но на угрозу долгосрочную, связанную с возникновением глобального евразийского экономического пространства и, соответственно, возрастания конкурентоспособности и устойчивости расположенных на нем экономик, объективно противостоящих США.
Таким образом, с точки зрения глобальной конкуренции этот вариант будет для США чистым проигрышем.
Учитывая приоритетность для США именно геополитического господства, а также выраженный стратегический, и глобальный характер мышления их элиты и склонность ее к наступательным, а не оборонительным нормам поведения, этот вариант невозможен.
Поэтому реален второй вариант: использование передышки, получаемой за счет временного оттока долларов в дестабилизирующиеся «периферийные» экономики мира (как это происходило в ходе кризиса 1997-1999 годов), для организации на лучших для себя условиях «лобового» конкурентного столкновения с еврозоной.
Вариант «атаки на еврозону» особенно убедителен в свете осознания того самоочевидного факта, что введение евро резко повысило зависимость курса доллара и состояния американской экономики в целом от политики стран еврозоны, а не США.
Введение евро означало глобальный перехват стратегической финансовой инициативы в масштабах всего мира. Он не был осознан странами и тем более органами управления еврозоны, бюрократия которой отличается низкими эффективностью и интеллектом. США же осознали возникающие угрозы и отреагировали на них. Как минимум с 1999 года они руководствуются четким пониманием того, что всестороннее - финансовое, политическое, технологическое и идеологическое ослабление еврозоны стало категорическим условием выживания США как геополитического лидера.
В этих условиях их руководство окончательно склонилось к стратегии «экспорта нестабильности». Принципиальный характер выбора, сделанного демократической администрацией Клинтона, подчеркивает приверженность ему и республиканской администрации Буша-младшего. Это был в вынужденный и, возможно, даже не осознанный шаг: США просто не имели приемлемых альтернатив.
Эта концепция позволяет им захватить стратегическую инициативу и самим выбирать время, сферу и характер столкновений с еврозоной, что предоставит им решающее преимущество.
При статичном рассмотрении перспектив такого столкновения преимущественными представляются шансы Евросоюза, емкость рынка которого выше американского.
Однако сопоставление двух конкурентов в динамике требует учета как растущей роли современных технологий и сложившейся (после уничтожения СССР) монополии США на обладание ими и развитие их, так и кардинальных отличий американской бюрократии от европейской (первая творит, вторая существует). Это заставляет сделать решительный вывод уже в пользу США.
О влиянии «динамических» факторов качества технологий и бюрократии на глобальную конкуренцию свидетельствует сопоставление потерь европейских и американских капиталов в Юго-Восточной Азии и России в 1997-1998 годах: в обоих случаях при любых способах оценки убытки европейцев на порядок превышали потери американцев. При этом если в США потери несли в основном высокорисковые структуры, находящиеся на периферии национальной финансовой системы, то в Европе страдали в основном банки, образующие ее сердцевину.
Нет оснований ждать изменения соотношения эффективности двух финансово-управленческих систем в ближайшие годы.
Пример 38.
Откажутся ли США от наличных долларов?
Важным конкурентным ресурсом США является возможность осуществить в той или иной форме дискриминацию по крайней мере наличной части долларов, находящихся за пределами их территории - по хорошо известному принципу «кому я должен, всем прощаю».
Это может быть сделано, например, под видом борьбы с международной организованной преступностью. С одной стороны, ее использование в качестве жупела становится стандартным приемом США в глобальной конкуренции, с другой - это соответствует действительности. Ведь обращение значительной части долларов за пределами США действительно связано с нарушением законов и, таким образом, прогресс США во многом основан на поощрении преступности за их пределами. Более того: перед введением евро, в конце 1998 года, их представители намекали на возможность частичного отказа от наличных евродолларов в случае роста курса евро относительно доллара.
Конечно, такая дискриминация резко ограничит ключевую составляющую финансовую составляющую могущества США - использование их национальной валюты в качестве мировой резервной - и потому сегодня не может быть осуществлена в превентивном порядке.
Однако эта идея может быть реализована при кардинальном изменении ситуации: как негативном, когда доллар явочным путем потеряет статус мировой резервной валюты и для США главной задачей станет защита от возвращающихся «домой» долларов, так и позитивном, когда роль в мировой экономике будет определяться владением метатехнологиями, а финансовый фактор постепенно утратит свою значимость. Тогда США смогут пожертвовать статусом страны, выпускающей мировую резервную валюту, так как будут обладать более серьезным статусом - страны, выпускающей мировые «резервные технологии».
Отказ от долларов может произойти в различных формах. Наиболее технологически эффективным представляется постепенное ограничение с последующим прекращением приема на территории США 100-долларовых купюр с заменой купюр остальных номиналов на купюры нового образца (в этой связи обращает внимание, что введение «розовых» долларов начато не со 100-долларовых купюр, как это было прошлый раз, а с меньших номиналов).
Описываемая «атака на еврозону» началась еще в ходе первого кризиса глобальной экономики 1997-1999 годов, когда был нанесен ряд ударов по ее экономически ближайшей периферии, наиболее ярким из которых стал российский дефолт августа 1998 года.
Напомним, что, приняв комплекс наихудших из всех возможных решений, проамерикански ориентированные реформаторы (правительство Кириенко, как известно, направило полученные от МВФ 4,8 млрд.долл. не на стабилизацию финансовой системы, а по сути на выплату сверхприбылей международным спекулянтам, ориентирующимся в основном на США) тем самым сделали неизбежным в среднесрочной перспективе реструктуризацию ощутимой части внешнего долга России. При любом возможном варианте наибольшие убытки должны были нести (и понесли) именно страны еврозоны, являвшиеся основными кредиторами нашей страны.
Тем самым действия «киндердефолта» и его проамериканского окружения не просто гарантировали нанесение еврозоне финансового ущерба. Они еще и надежно обеспечили возникновение очага обоюдно болезненной политической напряженности, изжитой лишь в конце 2001 года, между естественными союзниками и стратегическими конкурентами США - еврозоной и Россией, интересы которых в вопросе о реструктуризации внешнего долга России естественным образом оказались диаметрально противоположными.
Этот пример наглядно показывает потенциальную мощь как стратегического планирования США, подкрепленного значительными финансовыми и организационными ресурсами, так и возможности «конструирования реальности», которые дают им технологии формирования сознания.
Однако успешность ряда локальных спекулятивных операций против еврозоны лишь подчеркивала тот факт, что связанные с евро высокие ожидания с самого начала делали заведомо недостаточной для его подрыва «обычную» спекулятивную атаку. Поэтому в процессе решения «проблемы евро» США отказались от услуг финансовых спекулянтов типа Дж.Сороса (возможно, этим и было вызвано его разочарование в современном капитализме) и сосредоточились на прямом воздействии на экономику Европы.
Перед этим они пытались расширить мировой спрос на доллары, опосредованно содействуя дестабилизации экономик ряда стран, в частности, России и Латинской Америки, в ходе кризиса 1997-1999 годов (ведь национальная экономика «впитывает» дополнительные объемы мировой резервной валюты именно из-за роста неблагополучия). Также с точки зрения увеличения мирового спроса на доллары следует рассматривать и беспрецедентные дебаты в Аргентине в 1999 году о возможности отказа от национальной валюты и перехода на внутреннее обращение доллара, и отказ Эквадора от национальной валюты в пользу доллара. Однако возможности этих методов наращивания внешнего спроса на доллары оказались недостаточными относительно потребности США.
12.2.3. Защита США: военный удар по периферии конкурента
Сегодня уже не требует комментариев тот ставший самоочевидным факт, что главной целью агрессии США и их партнеров по НАТО против Югославии (как и всей политики США по расчленению Югославии, укоренению мусульманского государства и повышению мусульманского влияния в Европе, проводившейся на протяжении всех 90-х годов) было стремление подорвать привлекательность Европы как объекта экономической деятельности, а в идеале - подорвать и саму европейскую экономику созданием незаживающего очага глобальной напряженности.
Официальная цель агрессии США и их союзников по НАТО против Югославии - защита албанского населения Косово от притеснений сербов и предотвращение «гуманитарной катастрофы», которая якобы могла произойти в результате этих притеснений.
Однако, когда действительно чудовищная гуманитарная катастрофа все-таки произошла, причем не из-за действий сербских властей, а практически исключительно благодаря массовым бомбардировкам НАТО и поощрением с его стороны албанских боевиков, ключевым требованием стало возвращение албанских беженцев. (отсутствие массовых захоронений - сознательная фальсификация - а затем заунывные, почти муэдзинские призывы Буша к Саддаму разоружиться - что невозможно в силу отсутствия оружия - и фантастическое заявление в обращении к нации, что это Саддам, а не он, Дж.Буш-младший, «правит Америкой»)
Когда же возмущение агрессией стало распространяться даже в самих странах НАТО (политическая «тишина» объяснялась тем, что раскол прошел внутри партий и общественных организаций, а не между ними), администрация США подготовила подробную инструкцию по public relations, положения которой американцы дословно воспроизводили на всех сколь-нибудь официальных мероприятиях: США обязаны навести порядок, не могут терпеть никакого противостояния себе (тогда еще только «по принципиальным вопросам»!) и не могут терпеть никакой долгосрочной угрозы.
При этом характер сербской угрозы в Косово свидетельствовал, что США непримиримо относятся к ее источнику вне зависимости от ее реальности. (Схожий подход применяется ими и по отношению к другим странам, в частности, к России: их представители при каждом удобном и неудобном случае истерически протестуют, например, против передачи Ирану ракетных технологий и даже вводят санкции против подозреваемых в этом российских организаций, - открыто признаваясь, что не имеют доказательств реальности вызывающих их возмущения процессов. Аналогичные приемы применялись при подготовке нападения на Ирак).
Лживость и лицемерие всех этих сменявших друг друга мотивировок ясны общественности даже самих натовских стран, однако полезно еще раз подчеркнуть наиболее важные моменты:
Режим бывшего американского банкира (?? - источник) Милошевича не представлял никакой - ни прямой, ни опосредованной угрозы ни для каких интересов США. Даже теоретически и идеологически он был на порядок менее опасен для них, чем режим Кастро, которого США терпят у себя под боком уже более десятилетия после распада когда-то защищавшего его СССР
США и их союзники по НАТО твердят о «моральных целях» и ссылаются на них при обосновании своих действий, но даже их официальная позиция была глубоко аморальна. В переводе на житейский язык она звучит так: «Мы будем убивать ваше мирное население, пока вы не примете наши условия». Это стандартный подход наиболее агрессивных и бесчеловечных террористических структур. Таким образом, Олбрайт, Солана, Буш и их последователи отличаются от Басаева, бен Ладена и Гитлера не моральным обликом или применяемыми методами, но лишь неизмеримо большими ресурсами. С содержательной же точки зрения принимавшиеся во время агрессии против Югославии и после нее решения неопровержимо доказывают, что США и их союзники по НАТО являются точно такими же международными террористами, примитивно беспощадными при достижении своих целей.
Сами притеснения албанцев сербами, ставшие формальным поводом для агрессии, во многом были спровоцированы США и их союзниками по НАТО, которые на протяжении длительного времени косвенными методами подогревали активность вполне заурядного сепаратистского движения косовских албанцев. (Массовых же убийств албанцев не было вообще, и этот факт практически неопровержимо доказан - ИСТОЧНИК).
Малой доли затраченных на агрессию средств (не считая почти заведомо безвозвратных кредитов, которые Мировой банк сразу же после агрессии подарил руководству Албании) было бы достаточно для грамотного подкупа части руководства Югославии и резкого изменения его политики по отношению к косовским албанцам. Если США и их союзники по НАТО не пошли этим экономичным и отлаженным применительно к другим странам путем, - значит, они изначально стремились к иной цели.
Значительно более серьезные притеснения против меньшинств своих стран осуществляли и осуществляют многие страны мира, включая членов НАТО - Великобританию (Ольстер) и Турцию, применявшую против курдов даже химическое оружие. Программа и методы лидера албанцев Тачи, поддержанного НАТО в Рамбуйе, в принципе не отличимы от программы и методов курдского лидера Оджалана (если не учитывать случайно выбранных и поверхностно используемых исламской и социалистической фразеологий), но за все то, что НАТО поддерживало в албанцах, оно же убивало курдов. В самой бывшей Югославии более жестокие, чем в Косово, методы, в том числе этнических чисток, применяли многие поддерживаемые США режимы, - например, Хорватии, но недовольство США (не говоря уже об агрессии) вызывали только сербы, а жалость - только албанцы (так, для них просто не существовали сотни тысяч беженцев из Восточной Славонии, ютящиеся в Черногории).
Агрессия США и их союзников по НАТО не то что не предотвратила, но и стала главной, если не единственной причиной гуманитарной катастрофы в Косово. Ни в коей мере не оправдывая действительно чудовищную практику этнических чисток, надо отметить, что руководители США, как страны, одной из первых применившей этот метод (после нападения Японии на Перл-Харбор все японцы на территории США были вне зависимости от гражданства брошены в концлагеря до конца войны, и это не осуждается общественностью), лучше других должны были понимать неизбежность этнических чисток в отношении людей, официально названных агрессорами единственной причиной нападения.
По многочисленным свидетельствам, значительная часть косовских албанцев, не говоря уже о сербах, бежала не от этнических чисток, а от бомбежек НАТО, интенсивность которых была наибольшей именно в Косово (численность беженцев из него на территорию остальной Югославии составила 120 тысяч человек - больше бежало только в саму Албанию). Таким образом, непосредственной причиной гуманитарной катастрофы является именно преступная агрессия США и их партнеров по НАТО.
Анализ действий США и их союзников по НАТО показывает: одной из главных целей агрессоров была организация гуманитарной катастрофы. Иначе интенсивность бомбардировок мирных объектов не была бы максимальной именно в «спасаемом» Косово, и натовцы не препятствовали бы возвращению албанцев в свои села. Вероятное объяснение - стремление к маргинализации косовских албанцев как народа. Ведь «народ-беженец» объективно превращается в «народ-террорист». В краткосрочном плане это обеспечило бы быстрый рост числа боевиков, призванных частично заместить войска НАТО в сухопутном вторжении, особенно в наиболее опасных операциях. В долгосрочном плане появление такого народа в балканском «подбрюшье Европы» дополнительно подорвало бы ее конкурентоспособность.
Таким образом, прокламируемые цели агрессии не имели, не имеют и в последующих агрессиях, скорее всего, не будут иметь отношения к действительности.
Автор бесконечно далек от сочувствия к режиму Милошевича, делом доказавшего ничтожество, полную нежизнеспособность и нежелание защищать даже самые насущные интересы своего народа.
Пример 39
Подлинное преступление режима Милошевича:
«непротивление злу насилием»
Едва ли не главным практическим уроком югославской войны стала в прямом смысле слова преступная пассивность Милошевича и руководства Югославии в целом, которая обрекла страну, за которую они несли ответственность, на неисчислимые бедствия. Как бесспорная жертва неспровоцированной, противоправной и исключительно жестокой агрессии, Югославия обязана была немедленно предпринять как минимум следующие действия:
Дипломатически-пропагандистские меры: настойчивые и разнообразные обращения в ООН, ОБСЕ, Международный суд, иные международные организации (включая правозащитные) с категорическими требованиями обеспечить немедленное прекращение агрессии, полную компенсацию стране и ее гражданам материального и морального ущерба, организацию международного трибунала над инициаторами агрессии и сопутствующих ей актов международного и межгосударственного терроризма. Обращения такого рода на уровне руководства Югославии должно было быть дополнено обращениями лидеров Сербии и Черногории и массовыми обращениями бизнесменов и простых граждан (в том числе с исками в международные судебные инстанции о возмещении материального ущерба и о защите прав человека). Необходимо также стимулирование активизации пацифистского движения в развитых странах.
Информационные меры: постоянная, широкая, изменчивая и многоуровневая пропаганда - вплоть до массовых показов и популяризации фильма «Плутовство, или хвост виляет собакой», предсказавшего непосредственную причину и характер войны. К сожалению, Милошевич, как и большинство авторитарных лидеров современности, продемонстрировал неумение применять за пределами своей страны главное оружие современности - СМИ и, соответственно, полную неспособность влиять на мировое общественное мнение. Так, он не использовал даже такие беспроигрышные возможности, как бомбардировка китайского посольства, бегство албанцев в Югославию (случаи которого полностью отрицают обвинения против сербов по крайней мере в массовых «этнических чистках», ибо жертвам не придет в голову искать спасения у своих палачей), фактическая поддержка США и их союзниками по НАТО косовской наркомафии в ее борьбе против законного правительства Югославии, применение запрещенных видов оружия, включая химическое, использование радиоактивных материалов, а также нанесение ударов, сознательно направленных на создание экологической катастрофы не только в Югославии, но и в прилегающих регионах Европы.
Военные меры: демонстративный и массовый запуск ракет без боевых зарядов (а лучше - с пропагандистскими материалами) в направлении столиц стран, прямо участвующих в агрессии (по крайней мере, Италия находилась в зоне досягаемости таких ударов). Этот запуск разумно было бы сопроводить широко оглашаемым ультиматумом: если агрессия не будет прекращена в 72 часа (чтобы население стран-агрессоров успело оказать влияние на свои правительства), ее жертва оставляет за собой право на массированный ответный удар, не превышающий по своей жестокости те, который наносится ей, по наиболее густонаселенным, опасным с экологической точки зрения и значимым для туризма районам стран-агрессоров. Даже если военного потенциала Югославии оказалось бы недостаточно для широкомасштабной реализации такой угрозы на практике, вызванный ею страх нанес бы огромный ущерб агрессорам - хотя бы из-за краткосрочного сокращения туризма.
Диверсионные действия: они оправданы, так как жертва агрессии поставлена в состояние войны, терять ей уже нечего, а другого ответа, кроме «ответа террором на террор», исходя из неравенства военных потенциалов, не существует. Вместе с тем следует воздерживаться от террористических актов против мирного населения, которые по самой своей сути носят чрезмерный характер и справедливо не поддаются оправданию в глазах мирового общественного мнения. Недопустимы также действия, которые могут быть расценены как преследование беженцев из Косово за пределами Югославии. В отношении населения стран-агрессоров следует ограничиться нанесением ударов по инфраструктуре, создающим массовые и болезненные неудобства (весьма доходчивая мера - переключение насосов на канализационных станциях в относительно престижных городских районах на обратный ход). Основные же усилия следует сосредотачивать на военных объектах (а лучше всего - прямо связанных с агрессией), а также на соответствующих системах государственного управления.
Параллельно с официальными мерами следует наносить и скрытые удары, характер которых исключит возможность идентификации их источника даже с учетом возросшей подозрительности по отношению к жертве агрессии. К ним относятся усилия по обострению всех, в том числе потенциальных, конфликтов с третьими сторонами, в которые вовлечен агрессор, с упором на конкурентные противоречия, длительное взаимное непонимание и потенциальные информационные войны, а также на обострение всех внутренних конфликтов в странах-агрессорах.
Таковы должны быть действия в современных условиях сознающего свою ответственность перед собственным народом руководства любой страны, ставшей жертвой агрессии со стороны заведомо превосходящих их сил, в том числе США и их союзников по НАТО.
Режим Милошевича не лучше и не хуже многих режимов, либо не замечаемых, либо даже прямо поддерживаемых США (по известному «принципу Кеннеди»: «да, это сукин сын, но это наш сукин сын»). Приведенные выше общеизвестные положения наряду с другими доказывают, что агрессоры были равнодушны к характеру югославских властей (исключая разве что вопрос о национализации заводов влиятельного американского бизнесмена, бывшего премьера Югославии Панича) и использовали ссылки на них только для оправдания своих действий и маскировки своих интересов.
Каковы же были конкретные цели, ради достижения которых США и их союзники по НАТО пошли на попрание всех норм международного права, официальное обсуждение вопроса о выделении средств на свержение законного правительства суверенного государства (Конгресс США открыто дебатировал вопрос о выделении на это 100 млн.долл.) и прямой союз с наркомафией, доходящий до обучения наркопартизан натовскими инструкторами и, возможно, совместного участия в боевых действиях?
Каковы же были цели, ради которых еще до перехода операции «в активную стадию» были совершены преступления, в принципе аналогичные тем, за которые за 53 года до этого по приговору Международного трибунала в Нюрнберге были торжественно казнены уцелевшие лидеры одного из нынешних членов НАТО, в третий раз за ХХ век обрушившегося на народы Югославии?
Содержательная задача, которую решали США, развязывая беспрецедентную со времен Второй Мировой войны по своей наглости и цинизму агрессию против Югославии, находилась в сфере глобальных финансов и заключалась в долгосрочном подрыве евро и исключении возможности его превращения во вторую мировую резервную валюту.
Эта акция увенчалась блестящим и заслуженным успехом.
В Косово американские специалисты и лидеры смогли решительно перешагнуть рамки обычных представлений, сформировавшихся после Второй Мировой войны - за жизни двух прошлых поколений, и тем самым ввести мир в новую эру - эру свободного и практически ничем не сдерживаемого волеизъявления США.
Столкнувшись с невозможностью подорвать финансовую систему новой Европы, потенциально способную противостоять им, при помощи традиционных финансовых рычагов, лидеры США не стали слушать слишком сложных и ненадежных советов о создании мировой системы регулирования глобальных финансов. Стратегически правильные, они касались проблем развития всего человечества, в то время как руководство США, как почти всегда, интересовали проблемы собственно американского развития.
Вместо того, чтобы, столкнувшись с опасностью, перейти стратегической обороне, оно продолжило стратегическое наступление, изменив лишь направление удара и методы его нанесения.
Руководство США поступило проще, изящнее и надежнее того, что советовали ему финансовые спекулянты во главе с Дж.Соросом, доверив решение проблемы, требующей централизации и организации, изначально централизованным и высокоорганизованным силам: не финансовым, но военным. В этот раз США подорвали своих потенциальных конкурентов прямо - при помощи грубой военной силы и мощного информационного воздействия, не прибегая к услугам относительно независимых и потому склонных к «попутному» преследованию собственных, способных исказить общий характер проводимой операции целей финансовых операторов.
(общий переход от финансов к нерыночным - технолого-информационным воздействиям)
Как можно понять, наиболее серьезные подготовительные работы, анализ и обсуждения велись по меньшей мере с середины 1998 года. Предварительные результаты, скорее всего, были сформулированы уже к началу осени, и, по крайней мере, еще в конце 1998 года был, как представляется, сделан вывод о том, что гарантированную защиту доллара от евро может обеспечить только достаточно разрушительная и болезненная война в Европе, ведущаяся с активным участием европейских стран НАТО.
Вероятно, было рассмотрено по меньшей мере два варианта: вооруженный конфликт в связи с намерением России и Кипра разместить на Кипре зенитные комплексы С-300 и энергичное вмешательство НАТО во внутреннюю ситуацию в Югославии из-за неприемлемого и опасного для развитых стран обострения последней.
Первый вариант, по-видимому, был отвергнут из-за возможности военного конфликта между Грецией и Турцией, который взорвал бы единство НАТО и дезорганизовал бы этот важнейший инструмент воздействия США на Европу.
Гуманитарная катастрофа и сотни тысяч беженцев, тесно соприкасавшихся с оргпреступностью и наркомафией, очаг долговременной напряженности, внезапное прекращение транзита грузов в центре Европы, резкое сокращение внешней торговли ряда стран, разрушение инфраструктуры и экологическая катастрофа, колоссальные убытки прилегающих к зоне конфликта стран (по оценкам, только у Хорватии сразу же после завершения войны они достигли 1 млрд.долл., Венгрии - 700, а Румынии - 600 млн.долл.), а в стратегическом плане и возникновение еще одного мусульманского анклава в центре Европы, - все это дестабилизировало экономику Европы, снизило уровень регионального единства и ограничило потенциал евро статусом не более чем региональной валюты20.
Ряд специалистов полагает, что угроза доллару со стороны евро была мнимой от начала и до конца, так как возврат долларов из мирового оборота в США принял бы опасные для их экономики масштабы не ранее чем через 10 лет. Прямые оценки величины возврата говорят о другом, но даже правота скептиков, возможности которой не следует исключать, не меняет картину. Единственное и не принципиальное отличие заключается в том, что США отреагировали не на реальность, но на «информационный фантом», возникший в представлениях критического числа специалистов.
Обобщение накопленного в разных странах и международных организациях опыта информационных войн показывает: реакция на реальность и на «информационный фантом» почти не отличается друг от друга, так как большие системы управления воспринимают их и реагируют на них одинаково. Если же намечаемая реакция соответствует интересам систем управления, они и не стремятся выяснить, носит ли «внешний раздражитель», вызывающий и оправдывающий их действия, реальный или мнимый характер.
Так или иначе, системы управления США отреагировали на реальную или призрачную «евроугрозу» быстро, четко и эффективно. При этом сама абсурдность поставленной и решенной ими задачи (как позднее в Ираке) стала лучшим доказательством их могущества: тот, кто может не просто безнаказанно, а при реальной и ощутимой поддержке всего «мирового сообщества» месяцами по своему произволу превращать в руины цветущую европейскую страну с 10-миллионным населением, действительно всемогущ.
США никогда не отказывались от классической внешнеполитической доктрины, не вполне обоснованно получившей (применительно к СССР) имя Брежнева и сводящейся к полной «свободе рук» сверхдержавы в ее национальной «сфере влияния». Нападение на Югославию показало, что США, лишившись единственного сдерживающего фактора в лице СССР, рассматривают в качестве своей «сферы влияния» как минимум весь неядерный мир, причем разрыв договора о ПРО и форсирование ее создания доказывает намерение сделать то же и в отношении «ядерных» стран.
После агрессии против Югославии любой писк из госдепартамента США в прямом смысле слова ставит «по стойке смирно» лидеров любой страны мира, не имеющей оружия массового поражения и средств его доставки на территорию США или же не имеющей решимости его применить. В этом отношении лидеры Северной Кореи правы: полное пренебрежение США не только международным правом, но и собственными обязательствами превратило ядерное оружие в единственный гарант национального суверенитета!
Впрочем, после развертывания американской системы ПРО значение ядерного оружия снизится, и «по стойке смирно» будет вставать руководство уже любой страны мира без ограничений. В этом отношении объективная цель № 1 для США - наиболее болезненно воспринимаемый ими их стратегический конкурент, Китай.
Обрушив на мирную и, как оказалось, беззащитную страну всю мощь авиации НАТО (за два месяца США и их союзники по НАТО разрушили в 2 раза больше, чем гитлеровские люфтваффе - в ходе жестокой войны сначала с регулярной, а потом и партизанской армией Югославии, длившейся с 1941 по 1945 год), США добились и важного внешнеполитического результата. Как опытный бандит, они «повязали кровью» начинающих соучастников из Европы, ограничив этим возможности их конкурентного противодействия.
Изложенные соображения просты и самоочевидны. Нет сомнений, что они - по крайней мере в основном - были полностью доступны и руководству европейских стран - членов НАТО.
Почему же они поддержали США?
12.2.4. Почему Европа помогала США подрывать свою экономику
Порой приходится слышать, что европейские члены НАТО были втянуты в преступную агрессию против Югославии чуть ли не обманом и поначалу не понимали ее последствий для своего будущего, - а затем-де было уже поздно предпринимать что-либо.
Формально это мнение имеет косвенные подтверждения в виде примеров негативного отношения европейских членов НАТО к агрессии против Югославии. Одним из его ярких проявлений стал прямой и жесткий запрет австрийских властей на пролет через ее воздушное пространство любых военных натовских самолетов, в том числе германских, направляющихся в Югославию. (Дело в том, что, по оценкам ряда специалистов, в силу исторически сложившихся отношений между Германией и Австрией такой запрет, несмотря даже на нейтралитет Австрии, не мог быть наложен как минимум без предварительного согласия германских властей).
Однако это мнение не учитывает особенности европейского капитала и, соответственно, мышления (за исключением Великобритании - поэтому следует говорить скорее о «континентальных» капиталах и мышлении). Ведь в то самое время, когда наиболее влиятельные капиталы США действуют на глобальных финансовых рынках, наиболее влиятельные европейские капиталы более близки к реальному сектору и почти не отрываются от него. Поэтому они действительно могли не видеть глобальных и преимущественно финансовых последствий югославской войны для евро, - но при этом искренне рассчитывать на реализацию с ее помощью своих специфических интересов, касающихся инвестиций в реальный сектор.
Одна из непосредственных причин агрессии США и их союзников по НАТО против Югославии была концентрация на территории Косово примерно пятой части разведанных мировых запасов ряда стратегически важных цветных и редких металлов.
Кроме того, развитые страны Европы жизненно нуждались в объектах масштабного инвестирования - в этом отношении на смену Lebensraum приходит своего рода «Investraum»21. Эта потребность усиливалась, с одной стороны, расширением инвестиционных ресурсов после сокращения внутренних банковских резервов из-за перехода на евро, а с другой - сокращением сферы потенциального инвестирования из-за продолжающейся дестабилизации развивающихся стран, приобретающей вид все более долгосрочной тенденции (подробней об этом см. параграфы … и … (о разрыве и о США)).
В этих условиях новый «план Маршалла», то есть масштабные инвестиции в реальный сектор разрушенной (и этим идеально подготовленной к комплексной модернизации) экономики при наличии полного политического контроля (естественного после военной победы) и баснословной дешевизны (из-за вызванных войной лишений) относительно квалифицированной рабочей силы создавал для развитых стран Европы благоприятные возможности.
Понятно, что объект реализации «плана Маршалла» нужно сначала подготовить. Во Второй Мировой войне механизм такой подготовки во многом стихийно, преследуя совершенно иные (военные) цели, создали именно США (при поддержке Великобритании) - ковровыми бомбардировками и последовательным уничтожением ряда промышленных центров Германии и Японии (см., напр., ГЭЛБРЕЙТ). По этому пути, уже доказавшему свою целесообразность, двинулась не далее как несколько лет назад и современная Европа.
С началом агрессии не вызывало сомнений, что экономическое и политическое уничтожение Югославии, а в перспективе - и завершение ее раскола (путем отделения «демократической» Черногории) ввергнут ее население в такие бедствия, что оно будет благодарно развитым странам за любую помощь. Вокруг каналов ее предоставления немедленно сформируются новые финансово-политические вертикали власти, полностью лояльные и подконтрольные вчерашним агрессорам. Их основным занятием (помимо «освоения» зарубежных финансовых потоков) станет вытеснение «старой» политической элиты (примерный аналог - российские реформаторы, искренне пытавшиеся добиться не только личного блага, но и процветания страны на основе ее подчинения США).
Таким образом, агрессия 1999 года против Югославии стала лишь первым этапом эксперимента по полному перерождению целого общества при помощи продуманного сочетания «кнута и пряник
