Н. Лесков «Некуда»

-Красавица ушла с крылечка в горницу, а вслед за нею через несколько

минут туда же ушла и Марина Абрамовна. Тарантас был совсем готов: только

сесть да ехать. Солнышко выглянуло своим красным глазом; извозчики длинною

вереницею потянулись со двора. Никитушка зевнул и как-то невольно крякнул.

-Марина Абрамовна недаром назвала Евгению Петровну красавицей. Она

действительно хороша, и если бы художнику нужно было изобразить на полотне

известную дочь, кормящую грудью осужденного на смерть отца, то он не нашел

бы лучшей натурщицы, как Евгения Петровна Гловацкая.

-Посреди сеней, между двух окон, стояла Женни, одетая в мундир штатного

смотрителя. Довольно полинявший голубой бархатный воротник сидел хомутом на

ее беленькой шейке, а слежавшиеся от долгого неупотребления фалды далеко

разбегались спереди и пресмешно растягивались сзади на довольно полной юбке

платья. В руках Женни держала треугольную шляпу и тщательно водила по ней

горячим утюгом, а возле нее, на доске, закрывавшей кадку с водою, лежала

шпага.

- Кроме лиц, вошедших в дом Гловацкого вслед за Сафьяносом, теперь в зале

был Розанов. Он был в довольно поношенном, но ловко сшитом форменном фраке,

тщательно выбритый и причесанный, но очень странный. Смирно и потерянно, как

семинарист в помещичьем доме, стоял он, скрестив на груди руки, у одного

окна залы, и по лицу его то там, то сям беспрестанно проступали пятна.

- Доктор и Вязмитинов понимали, что Сафьянос и глуп и хвастун; остальные

не осуждали начальство, а Зарницын слушал только самого себя. Лодка доехала

до самого Разинского оврага, откуда пугач, сидя над черной расселиной,

приветствовал ее криком: ``шуты, шуты!`` Отсюда лодка поворотила. На дворе

стояла ночь.

-Скажет ли кто-нибудь, что ему скучно, Белоярцев сейчас замечает:

``Отчего же мне не скучно?`` У кого-нибудь живот заболит, -- Белоярцев

сейчас поучает: ``Да, да, болит! вот теперь и болит. Разумеется, что будет

болеть, потому что едите без толку.

- Белоярцев выносил это объяснение с спокойствием, делающим честь его

уменью владеть собою, и довел дело до того, что в первую пятницу в Доме было

нечто вроде вечерочка. Были тут и граждане, было и несколько мирян. Даже

здесь появился и приехавший из Москвы наш давний знакомый Завулонов.

-Я, брат, точно, сердит. Сердит я раз потому, что мне дохнуть

некогда, а людям все пустяки на уме; а то тоже я терпеть не могу, как кто не

дело говорит. Мутоврят народ тот туда, тот сюда, а сами, ей-право, великое

слово тебе говорю, дороги никуда не знают, без нашего брата не найдут ее

никогда. Все будут кружиться, и все сесть будет некуда.