Верхом на деревянной лошадке

На следующий день, когда мы приехали в офис, там нас ждала телеграмма от Димитри:

ИМЕЮ ПОД АРЕСТОМ ПОДОЗРЕВАЕМОГО ОН БЫЛ СВИДЕТЕЛЕМ СМЕРТИ ДЖЕРРИ ГРИНА ТЧК ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ ЕСЛИ ХОТИТЕ ИНТЕРВЬЮИРОВАТЬ ПОДОЗРЕВАЕМОГО

Ближайшим самолетом мы вылетели в Афины и остановились в «Хилтоне». Димитри прислал за нами машину.

Джим был несколько мрачен, когда они пожимали друг другу руки в хорошо проветренном офисе Димитри… синий ковер на все четыре стены, письменный стол, обитые кожей стулья, картина Парфенона на стене, все опрятно и безлико, как номер в «Хилтоне».

Димитри поднял бровь.

– Я делаю вывод, что Вы не одобряете нашей политики, мистер Брэди. Что до меня, то я не одобряю ничьей политики. Пожалуйста, поймите, что я ничего не выгадываю на этом расследовании. Мое политическое начальство хочет, чтобы все это дело было брошено… несколько выродков‑иностранцев… это плохо для туристического бизнеса.

Джим сердито покраснел и стал разглядывать свои ботинки, отставив одну ногу.

– Что там у вас за свидетель? – спросил я.

Димитри откинулся на стуле за письменным столом и соединил кончики пальцев.

– Ах, да – Адам Норт, идеальный свидетель. Уберег свою идеальность благодаря тому, что был арестован. В то утро, когда был убит мальчик Грин, восемнадцатого сентября, молодой Норт был задержан с четвертью унции героина. Когда я увидел лабораторный отчет, я приказал поместить его в изолятор. Героин, который он покупал у уличных банчил, был в среднем десятипроцентным. Этот же был почти стопроцентным. Он бы убил его в считанные секунды.

– Что ж, если они собирались убить его, чтобы заставить о чем‑то молчать, зачем же было давать ему первым узнать об этом? – спросил Джим.

– Вопрос по существу. Видите ли, он являлся чем‑то вроде камеры, из которой фильм можно было извлечь и обработать отснятую пленку. Но сначала кости, а потом мясо. К Адаму Норту подходил кто‑то, соответствующий, – Димитри глянул на меня, – вашему описанию Марти Блюма, и предлагал четверть унции героина плюс тысячу долларов в придачу, которые уплатили бы в два захода, за присутствие на магическом ритуале, включающем в себя имитацию казни. Он вел себя очень подозрительно.

Димитри включил магнитофон.

– А че я‑то? – сказал тупой и грубый молодой голос. И продолжил: – И вот этот персонаж со странички юмора говорит, что я идеальный. Идеальный кто? – я его спрашиваю. Идеальный свидетель, говорит он мне, и в руке у него пятихатка. Ну ладно, говорю. Но есть условие, говорит он. Ты должен пообещать отказаться от героина и остальных наркотиков на три дня перед церемонией. Твое сознание должно быть чистым. Клянусь честью скаута, говорю, и он отваливает мне лавэ. Но еще одно, говорит. Дает мне фотографию какого‑то рыжего парня, который выглядит типа как я. «Вот субъект. Ты сконцентрируешься на этой фотографии на следующие три дня». Ну, я говорю ему: «Конечно, конечно…» и сваливаю. И, верьте или нет, с пятью сотнями зеленых в кармане я не могу затариться нигде и никак. И вот, когда шофер приезжает в «даймлере» меня забирать, меня ломает, как собаку.

Димитри выключил магнитофон.

– Его отвезли на виллу под Афинами, где он стал свидетелем нелепой церемонии, кульминацией которой было повешение этого мальчика Грина. По возвращении в Афины он получил четверть унции героина. На пути в квартиру своей подружки, его арестовали.

– Во всем этом пока нет никакого смысла, – сказал Джим. – Они втягивают его как свидетеля, Бог знает зачем, а потом мочат его, чтобы заткнуть.

– Они не собирались затыкать его. Они собирались открыть его и достать пленку. Адам Норт был идеальным свидетелем. Он одного возраста с Джерри, родился с ним в один день и похож на него настолько, что сойдет за его брата‑близнеца. Вы знакомы с симптомами введения героина… болезненная интенсивность ощущений, легкая лихорадка, спонтанные оргазмы… сверхчувствительный фильм. А передозировка героина – это легчайшая из смертей, поэтому кадры этой сверхчувствительной пленки просматриваются без искажений даже после передозировки.

– Понимаю, – сказал Джим.

– Всё это здесь, на пленке, но, думаю, вы бы хотели сами повидаться с мальчиком. Он, должен вам сказать, настоящий тормоз.

Спускаясь с нами на эскалаторе, Димитри продолжал.

– Есть причина подозревать наличие латентного психоза, замаскированного

наркоманией.

– Он принимает какие‑нибудь медикаменты? – спросил я.

– Да, метадон, перорально. Я не желаю, чтобы он здесь безобразил.

– Вы хотите сказать, что он может стать для всех обузой? – спросил я.

– Более того, он может представлять опасность с точки зрения гигиены.

Мы увидели Адама Норта в одном из приемных покоев, под флуоресцентным светом. Стол, магнитофон, четыре стула. Это был красивый белокурый ребенок с зелеными глазами. Сходство с Джерри было поразительным. Однако если Джерри описывали как очень умного и шустрого мальчика, то этот на вид был вялый, бессмысленный, тупой, взгляд у него был сонный и угрюмый, как у обиженной ящерицы, которую преждевременно разбудили от зимней спячки. Димитри объяснил ему, что мы – детективы, нанятые семьей Джерри, и у нас есть несколько вопросов. Мальчик смотрел на стол перед собой и ничего не говорил.

– Этот человек, который подарил тебе четверть унции геры. Ты видел его раньше? – спросил я.

– Ага. Когда я только что сюда приехал, он навел меня на барыгу. Я так понял, что он слизывает проценты.

– Как он выглядел?

– Серое лицо, щербатый, приземистый, среднего роста, бордовая прикольная жилетка и цепочка для часов. Как будто вышел из 1890‑х. Словно и не слыхивал о копах.

– Еще что‑нибудь?

– Странный запах, как что‑то протухшее в холодильнике.

– Пожалуйста, опиши ритуал, на котором ты присутствовал, – сказал я.

– Позвольте мне, – вмешался Димитри. Он посмотрел на мальчика, щелкнул пальцами и сказал: «Ганимед». Мальчик задрожал и закрыл глаза, глубоко дыша. Когда он заговорил, его голос изменился до неузнаваемости. У меня было ощущение, будто он переводит слова с другого языка, языка, состоящего из хихиканья, индюшачьего кулдыканья и кукованья кукушки, мурлыканья, трелей и всхлипов.

– Отель «Ганимед»… шторы опущены… голый на кровати… портрет Джерри… он оживает… мне горячо на него смотреть… я знаю, он в комнате прямо, как эта… жду… в комнате запах, его запах… я чую, что сейчас произойдет… голые в масках животных… масках демонов… я голый, но на мне нет маски. Мы стоим на сцене… прозрачная петля… она извивается как змея… Джерри голого вводит сестра‑близнец… не могу отличить их друг от друга. Красный туман покрывает все, и запах: – Парень хныкал, извивался и тер свою промежность. – Она связывает ему руки за спиной красным шарфом… она надела петлю ему на шею… она врастает в него… его член встает и он делается весь красный до ногтей на ногах – мы называем это красный приход… – Адам хихикнул. – Из‑под него вылетает платформа, и он висит, корчится. Он кончает три раза подряд. Его сестра‑близнец ловит семя в бутылку. Оно будет расти…

Мальчик открыл глаза и неуверенно посмотрел на Димитри, который покачал головой с мягкой укоризной.

– Ты до сих пор думаешь, что всё это было на самом деле, Адам?

– Ну конечно, доктор, я это помню.

– Ты помнишь также и сны. Твой рассказ проверили и нашли, что у него нет фактического подтверждения. Это даже не было необходимо, поскольку ты был под постоянным наблюдением с самого своего приезда в Афины. Героин, который ты употреблял, подвергли анализу. Он содержит в себе кое‑какие примеси, которые могут вызвать временный психоз, сопровождающийся, например, такими нелепыми галлюцинациями, как ты описываешь. Мы разыскивали тех оптовых торговцев, которые распространяли этот отравленный героин. Они уже в наших руках. Дело закрыто. Советую тебе обо всем забыть. Завтра тебя выпустят. Консульство устроило тебя на грузовое судно, чтобы ты отработал свою дорогу домой.

Смотритель в белом халате увел мальчика.

– Что с другими свидетелями, которые были в масках? – спросил я у Димитри.

– Я подозревал, что их нужно немедленно вызвать. Чартерный пассажирский самолет, вылетевший из Афин в Лондон на следующий день после ритуального убийства, разбился в Югославии. Никто не выжил. Я проверил список пассажиров через мои полицейские связи в Лондоне. Семеро из пассажиров принадлежали к одному друидскому культу, подозреваемому в осквернении могил и осуществлении ритуалов черной магии с жертвоприношениями животных. Как правило, в жертву, помимо прочих, приносилась лошадь. Такой ритуал гораздо сильнее шокирует британское сознание, чем человеческое жертвоприношение.

– Они приносили в жертву лошадь?

– Это старый скифский обряд. Голый юноша садится верхом на лошадь, перерезает ей глотку и скачет, пока она не падает на землю. Опасно, как мне говорили. Почти как ваше американское родео.

– А что это за сестра‑близнец, которая его повесила? – вопросил Джим.

Димитри открыл картотеку.

– Это трансвестит, Арн Уэст, урожденный Арнольд Аткинс из Ньюкастла‑на‑Тайне. Супердорогой наемный убийца высшего полета, специализируется в сексуальных техниках и ядах. Плата за его консультацию, за одно только выслушивание предложения, составляет сто тысяч долларов. Известен как Поппер, Синий Осьминог, Плащ Сирены.

А теперь, джентльмены, не составит ли вам труда отобедать со мной? Я бы хотел услышать от Вас, мистер Снайд, эту историю полностью, а не сокращенную версию для ограниченного полицейского менталитета.

* * *

Дом Димитри был рядом с американским посольством. Это был не из тех домов, что, как правило, имеют офицеры полиции со скромным жалованием. Он занимал почти полквартала. Его окружали высокие стены с шестью футами колючей проволоки поверху. Дверь напоминала банковский сейф.

Димитри провел нас через коридор с полом, покрытым красным кафелем, в заставленную книгами комнату. Французские двери открывались на патио около семидесяти футов в длину и сорока в ширину. Были видны бассейн, деревья и цветы. Мы с Джимом и Димитри стал смешивать напитки. Я окинул взглядом книги: магия, демонология, несколько книг по медицине, полка египтологии, книги о майя и ацтеках.

Я рассказал Димитри о том, что знал и что подозревал. Это заняло около получаса. Когда я закончил, он сидел некоторое время молча, глядя в свой стакан.

– Что ж, мистер Снайд, – сказал он наконец. – Судя по всему, ваше дело закрыто. Убийцы мертвы.

– Но они были всего лишь:

– Вот именно: слугами. Шестерками. Наемниками, которым заплатили особой формой смерти. В этом ритуале вы легко узнаете египетский закатный ритуал, посвященный Сету. Жертвоприношение, включающее в себя как секс, так и смерть, явно преследовало магические цели. Участники не знали, что одна из целей – их собственная смерть в авиакатастрофе.

– Какие‑либо признаки диверсии?

– Никаких. Но от самолета немногое осталось. Катастрофа произошла под Загребом. Пилот сбился с курса и летел низко. Похоже на ошибку пилота. Есть, конечно, способы подстраивать такие ошибки… Вы все еще собираетесь продолжать это дело? Чтобы найти заправил? А зачем именно?

– Послушайте, полковник, все это началось не с дела Грина. Эти люди – давние враги.

– Не спешите устранять давних врагов. Что бы вы без них делали? Посмотрите на это с такой точки зрения: вас нанимают, чтобы найти убийцу. Вы обнаруживаете наемника. Вы не удовлетворены. Вы хотите найти того, кто его нанял. Вы находите еще одного исполнителя. Вы не удовлетворены. Вы находите еще одного исполнителя, и еще одного, и еще одного, пока не доходите до мистера или миссис Шишки – которые, однако, оказываются также слугами… слугами той власти и тех сил, которых вы не можете достичь… Где вы остановитесь? Где вы подведете черту?

В его словах была доля истины. Он продолжал:

– Давайте рассмотрим то, что здесь произошло. Мальчик был повешен в ритуальных и магических целях. Так ли уж это невероятно?.. Вы читали «Болотных Людей»?

Я кивнул.

– Так вот, скромный расход одного повешения в голом виде во время весенних празднеств… такие празднества, при разумном подходе, могли бы служить предохранительным клапаном… В конце концов, гораздо худшие вещи происходят каждый день. Это, конечно же, ерунда по сравнению с Хиросимой, Вьетнамом, массовыми отравлениями, засухами, голодом… Вам следует шире смотреть на вещи.

– Во всем этом виден какой‑то тайный замысел. Это может принять характер эпидемии.

– Да… ацтеки совсем отбились от рук. Но вы апеллируете к своей теории вирусов. Назовем ли мы это «Вирус Б‑23»? «Висельная Лихорадка»? А вы отвлекитесь от двух случаев, которые могут не быть связаны друг с другом. Питер Уинклер мог умереть и от чего‑то совсем другого. Я знаю, вы не допускаете такой возможности, но предположим, что такая эпидемия и в самом деле может случиться? – Он сделал паузу. – Сколько лет было Уинклеру?

– Слегка за пятьдесят.

– Итак. Джерри был вирусоносителем. Но умер он не от вируса. Уинклер, который был на тридцать лет старше, умер в несколько дней. Что ж… есть люди, которые думают, что выборочный мор есть наиболее гуманное решение проблемы перенаселения и сопутствующей безвыходной ситуации с загрязнением окружающей среды, истощением кислорода и природных ресурсов. Чума, которая убивает старых и щадит молодых, минус разумный процент… у любого может возникнуть искушение позволить эпидемии идти своим чередом, даже если он в силах ее остановить.

– Полковник, у меня есть подозрение, что по сравнению с тем, что мы, скорее всего, обнаружим в южноамериканских лабораториях, история Адама Норта будет выглядеть как готический роман для старух и детей.

– Именно к этому я и веду, мистер Снайд. Существует риск, на который не стоит идти. Существуют вещи, которых лучше не видеть и не знать.

– Но со временем все равно кто‑то увидит их и узнает. Иначе они погубят нас.

– Необязательно это будете вы. Подумайте о собственной жизни и о жизни вашего ассистента. Может быть, это не так уж вас и касается.

– В ваших словах есть доля истины.

– Что есть, то есть, – поддакнул Джим.

– Мистер Снайд, вы считаете Хиросиму преступлением?

– Да.

– У вас когда‑нибудь возникало искушение найти тех, кто отдал приказ?

– Нет. Это меня не касается.

– Из тех же соображений можно исходить и здесь. Но кое‑что вы все же можете сделать: найти голову и изгнать из нее злых духов. Я уже сделал то же самое с телом. Мистер Грин согласился на погребение здесь, на американском кладбище.

Он прошел через комнату к запертому шкафу и вернулся с амулетом: рунические буквы на чем‑то вроде пергамента, лежащего в железной шкатулке.

– Это не пергамент – это человеческая кожа… – объяснил он. – Ритуал весьма прост: голова устанавливается в магическом круге, на котором вы отметили кардинальные точки. Вы повторяете трижды: «Назад в воду. Назад в огонь. Назад в воздух. Назад в землю». Затем касаетесь амулетом темени, лба и, в данном случае, точки за правым ухом – он был левша.

Раздался стук в дверь, и усатая женщина‑гречанка средних лет вкатила обед, состоявший из красной кефали и греческого салата. После обеда и бренди мы встали, чтобы попрощаться.

– Я сказал, что, возможно, это не так уж вас и касается. С другой стороны, может быть, это касается именно вас. Если это случится, вы об этом узнаете, и вам понадобится помощь. Я могу дать вам один полезный адрес в Мехико… дом 18 по Каллехон де Эсперанса.

– Понятно, – сказал Джим.

– Мой шофер отвезет вас обратно в «Хилтон».

– Тяпнем на сон грядущий?

– Нет, – сказал Джим. – У меня голова болит. Я пошел в номер.

– А я пойду проинспектирую бар. До скорого.

Я заприметил одного знакомого из американского посольства. Возможно, ЦРУ. Я так и чувствовал, что он хочет со мной поговорить.

Когда я вошел, он поднял глаза, кивнул и пригласил к себе за столик. Молодой, тощий, с рыжеватыми волосами, очки… рафинированный и весьма академичный на вид. Он подал знак официанту, и я заказал себе пиво.

После того, как официант принес пиво и ушел обратно за стойку, человек наклонился вперед и заговорил тихим отчетливым голосом.

– Ужасная история с этим мальчиком Грином.

Он старался выглядеть озабоченным и сочувственным, но взгляд его был холодным и испытующим. Мне следовало быть очень осторожным, чтобы не выболтать ему что‑нибудь, чего он еще не знал.

– Да, в самом деле.

– Я так понял, что это было, э‑э, ну‑у‑у, убийство на сексуальной почве.

Он старался выглядеть смущенным и при этом слегка игривым, но выглядел примерно так же смущенно и игриво, как голодная акула. Холодный и подозрительный, как графиня де Гульпа. Я вспомнил, что он богат.

– Что‑то вроде этого.

– Наверное, страшный удар был для семьи. Вы не рассказали им правду?

Осторожнее, Клем…..

– Я не уверен, что сам ее знаю. То, что я рассказал им, разумеется, навсегда останется между нами…

– Конечно, конечно. Профессиональная этика.

Без единого намека на иронию он умудрился продемонстрировать бесконечное холодное презрение ко мне и к моей профессии. Я просто кивнул. Он продолжал.

– Странный парень этот Димитри.

– Он, кажется, очень продуктивен.

– Очень. Это не всегда выгодно – быть слишком продуктивным.

– Китайцы говорят, что время от времени следует делать ошибки.

– Вы знали, что Димитри ушел в отставку?

– Он мне об этом не говорил…

– Он стал жертвой профессиональной зависти. Карьеристов возмущают те, у кого независимые взгляды и кто по‑настоящему не нуждается в карьере. Я‑то уж знаю.

Он уныло улыбнулся, стараясь выглядеть мальчишески.

– Что ж, возможно, вам удастся избежать ошибки сверхпродуктивности.

Он пропустил эту колкость мимо ушей.

– Я полагаю, эти хиппи подвержены всевозможным экзотическим и заумным сексуальным культам…

– Я нахожу их половую жизнь в целом весьма нудной и ординарной…

– Вы, наверное, читали «Грядущий шок», нет?

– Пролистал.

– Этой книге стоит уделить пристальное внимание.

– Я нашел «Биологическую межвременную бомбу» более интересной.

Он не обратил внимания на эту реплику.

– Дилетантские занятия магией не принесли Димитри ничего хорошего… в смысле карьеры, я имею в виду.

– Магия? Это на него не похоже.

Я мог бы поспорить, что он знал, что я только что обедал у Димитри. Он надеялся, что я расскажу ему что‑нибудь о доме: книги, оформление… Что означало, что сам он никогда там не был. Легкий спазм раздражения прошел по его лицу, как сейсмическая волна. Его лицо помертвело и стало гладким, как мраморная маска: он медленно процедил:

– Не слишком ли ваш ассистент молод для такой работы?

– Не слишком ли вы молоды для такой работы?

Он соблаговолил рассмеяться.

– Что ж, молодых – к кормилу. Еще пива?

– Нет, спасибо. У меня самолет рано утром. – Я встал. – Ну, спокойной ночи, шкипер.

Он решил не смеяться. Просто молчаливо кивнул. Когда я выходил из бара, я знал, что он намеренно не смотрит в мою сторону.

Сомнений не было, меня самым недвусмысленным образом предупреждали, чтобы я сдался и отошел в сторону, и мне это не нравилось – особенно теперь, когда я сам уже почти решил сдаться и отойти. И мне не нравилось, что Джиму угрожал какой‑то сопливый мерзавец из ЦРУ. Даже мафия не действует так грубо.

– Твой ассистент чиста очень молодой. Видал, поди, книжку «Грядущий шок»?

Дойдя до комнаты, я обнаружил дверь открытой. Входя в дверь, я ощутил легкий запах лихорадки – едкий животный запах голого безголового тела Джерри. Джим лежал на кровати, укрытый простыней до груди. Когда я посмотрел на него, я ощутил покалывание в тыльной стороне шеи. Я глядел в лицо Джерри. На лице была волчья усмешка, и глаза сверкали зеленым огнем.

Порт‑Роджер

Страница из записной книжки Строуба:

Ловкость рук необходима для того, чтобы запутать и сбить с пути. Если сможешь убедить человека, что он сам, силой своей проницательности, предугадал твои скрытые намерения, он не будет разнюхивать дальше.

Многое ли он знает и о многом ли подозревает? Он знает, что этот захват был запланирован заранее. Он догадывается о союзничестве между пиратами и Пембертонами, включая торговлю в западных областях, выращивание опиума в Мексике и культивирование других посевных культур и продуктов, которые сейчас импортируются с Ближнего и Дальнего Востока. Он подозревает, или скоро начнет подозревать, что это союзничество может привести к мирной или вооруженной революции и разрыву с Англией и Испанией.

Как он думает, чего от него ждут? Роль оружейника и изобретателя – это, отчасти, правда. Он почти буквально видел мистера Томаса насквозь. Много ли времени пройдет, прежде чем он станет видеть насквозь всех остальных? Следует опасаться Келли. Самые нужные слуги – всегда и самые опасные. Это хитрый и скрытный звереныш.

Ной пишет, что я заинтересован в публикации его дневников «по каким‑то причинам». Подозревает ли он хоть немного, что это за причины? Его нужно все время загружать оружейной работой, иначе он поймет свою ведущую роль.

Сколько времени займет у него, чтобы осознать, что капитан Джонс и капитан Норденхольц взаимозаменяемы? Осмыслить значение своего собственного имени? Увидеть, что я – это близнецы де Фуэнтес? Наконец, узнать, что я также и…?

Шарф вокруг его шеи немедленно устроился между ними обернуться, чтобы послать хитрый взгляд и подмигнуть оружейной. Я капитан Строуб, стройная сирена. Шинель блестит на солнце флейта с далекой звезды в их задницах. Теперь я дым по прозванию Келли бледный в моем сознании вместе с Да. Рыжие волосы, с членом торчком, ходящий вокруг, был очищен. Танцующие мальчики под музыку их волынок виляя бледными бедрами пальцы ног скрючены. Теперь у нас есть удвоенная команда в районе Красного моря. История началась со спора приговорили к повешению. Приговор нацелен на торговые суда, везущие груз красивый повешенный назад к жизни женщины похотливо танцуют и обеспечивают защиту от своих тел как только он был спасен. Он утверждал, что познал улыбку висельника. Задыхаясь губами взволнованный возбужденный он эякулировал петлей и узлом на много футов на полу. Духи вокруг его шеи. Брызгать шесть.

Сегодня мы достигли Порт‑Роджера на панамском берегу. Раньше это был Форт‑Фэзент, шестьдесят лет назад английские пираты использовали его как базу. Берег здесь крайне опасен для больших судов из‑за отмелей и рифов. Порт‑Роджер – одна из немногих глубоководных гаваней. К нему, однако, так трудно подойти, что только лоцман, обладающий точным знанием прохода, может на это надеяться.

Береговая линия – отдаленная зеленая дымка по правому борту. Строуб и Томас рассматривают горизонт в свои телескопы.

– Guarda costa [[4]]… – беспокойно бормочет мальчик.

Испанский плен означает пытки или, в лучшем случае, рабство. Если нас захватит испанский корабль, мы покинем судно на шлюпках, оставив «Великий Белый» испанцам. Их команду ждет сюрприз, ведь я заготовил одно приспособление, которое взорвется вместе со всем грузом пороха, как только будет взломана дверь трюма.

Теперь корабль разворачивается и направляется к берегу. Строуб, голый по пояс, встал у штурвала, его тощее тело излучает бесстрастием. Два мальчика по оба борта промеряют глубину лотом, а корабль‑эскорт идет в ста ярдах за нами. Мы проходим через узкий канал в рифе, мистер Томас и Келли выкрикивают приказы, а корабль проскальзывает, как змея, в полосу голубой воды. Береговая линия все отчетливей, в мерцании жары понемногу проявляются деревья и низкие холмы. Едва слышный звон, как пение спущенной тетивы лука – и корабль скользит по глубокой синей гавани в нескольких сотнях ярдов от берега, где волны разбиваются о песчаный полумесяц.

Мы бросаем якорь за добрых сто ярдов от пляжа, «Сирена» встает за нами в некотором отдалении. Из гавани трудно различить город, защищенный густыми зарослями бамбука и расположенный промеж деревьев и трав. У меня занятное впечатление, будто я смотрю на картину, заключенную в золотую рамку: два корабля стоят на якоре в спокойной синей гавани, прохладный утренний бриз, и внизу рамки надпись: «Порт‑Роджер – 1 апреля 1702 года».

Деревья раздвигаются, и индейцы в набедренных повязках тащат лодки к воде. Эти лодки изготовлены так: два долбленых каноэ соединены плотом, и эти каноэ служат поплавками. Лодки стоят высоко в воде, и двое, повернувшись лицами вперед, гребут на манер венецианских гондольеров. Этот день навсегда останется в моей памяти серией живописных полотен…

Гребцы

Тощие медно‑красные тела налегают на весла, и лодки скользят вперед в серебряных брызгах бурунов и летучих рыб на фоне пляжа и пальм.