Глава 9 «КАПСЮЛЬ - ДЕТОНАТОР» ДЛЯ «ОЛИМПА»

Шло время. Сэнсэй интенсивно выявлял под­водные камни империи Кроноса. На данном этапе ассоциация была юридически зарегистрирована, и все силы брошены на сколачивание денежного общего фонда. В честном бизнесе это предполагает добровольное пожертвование средств вступивших в новую организацию бизнесменов. Но Тома, в ос­новном заправлявший делами ассоциации, сле­дуя принципам своей криминальной «школы», превратил этот процесс в сплошное вымогательст­во. Сэнсэй не перечил деятельности Николая и пре­доставил ему крутиться на свое усмотрение. Все, что интересовало Сэнсэя, — это необходимая ин­формация. А Тома, изрядно любивший похвастать своей осведомленностью, стал неплохим источ­ником.

Обсуждая как-то дела ассоциации, Тома произ­нес:

— Вот бы хорошо заиметь для нашего дела таких людей, как Чика у Кроноса или Люка у Тремовых!

Тремовы — два однофамильца, объединившие свой бизнес в одну корпорацию и богатейшие биз­несмены в империи Кроноса.

— И чем эти люди хороши? — равнодушно спро­сил Сэнсэй, провоцируя Тому на подробный разговор.

— Как чем? Это же самые крутые киллеры! Ты что, про Чика и Люка не слышал?

— Так, слышал что-то мельком.

— О-о, — с наслаждением протянул Тома. — Их даже сам Кронос побаивается.

Сэнсэй с сомнением посмотрел на Николая.

— Я тебя уверяю! — горячо начал тот. — Тут один из жидов недавно зажрался. Сука! Барыга! Забыл, кто его прикармливал и на ноги ставил. Ну, Кронос и послал ему в гости Чика... Так тот даже их шести­месячного ребенка не пожалел. Прямо на глазах ро­дителей вспорол ему живот и вырвал все внутрен­ности. Затем за жену принялся. Такие зверства над ней учинил, так тело изуродовал, что этот жид в один миг поседел. А потом и очередь этого бары­ги пришла... Тот уже почти невменяемый был после всего увиденного и даже не сопротивлялся. Так Чи­ка его медленно по кусочкам чикал, чтобы тот по­дольше в мучениях умирал. А в конце сердце выре­зал. Кровищи!.. Чика все это на «видик» заснял, чтоб доказательство своей работы представить, по­скольку потом все трупы сжег. Ну вот, это сердце крупным планом показал, как он его хирургичес­ким скальпелем пластовал. Так потом, говорят, ког­да Кронос пленку просматривал, ему плохо стало, чуть сознание не потерял.

— Хм... А кличку Чика ему за что дали? За то, что тела чикать любит или под Чикатило косит?

Тому даже передернуло от такого спокойствия и хладнокровия Сэнсэя. Другие, когда им это рас­сказывал, тряслись от страха. А этот сидит с олим­пийским спокойствием и про кличку рассуждает. По телу Томы пробежал холодок.

— Не знаю, — ответил он, пряча смущенный взгляд. — Наверное, за то, что чикает искусно. Его Кронос всегда как последний аргумент выставляет. Если к кому Чика «в гости» собирается — все! Лучше сразу застрелиться, так хоть без мук помрешь. Это знают все.

— А Люка?

— Люка тоже не подарок: Они с Чикой прямо со­ревнуются, кто извращеннее да искуснее убьет... Ты думаешь, почему Чика устроил такое кровавое шоу? Да потому, что Люка перед этим год назад его пере- плюнул. Тоже одних барыг завалил, шкуры лоскута­ми живьем посдирал. Посымал скальпы, разбил че­репки и весь товар, который они закрысили, их же мозгами и вымазал. Вот такие дела... Чика и Лю­ка — это несокрушимая сила, самое доходчивое сло­во Кроноса. Их боятся все, даже менты. Все их дела с рук спускают. Оно, конечно, понятно, все хотят дожить до старости, — вздохнул Тома.

Эти данные стали для Сэнсэя именно тем недо­стающим «капсюлем-детонатором», благодаря ко­торому и должен произойти «большой взрыв» и, со­ответственно, переворот в умах «королей и придвор­ных» этого криминального царства.

Через несколько дней после этого разговора у Сэнсэя была встреча с Филером.

— Ну, как дела? — традиционно задал он вопрос.

— Как в сказке: чем дальше, тем страш­нее, — улыбнулся Филер. — Но кое-что имеется.

— Вижу, вижу, аж глаза блестят... Ну, выклады­вай, не томи.

Филер передал папку. И когда Сэнсэй раскрыл ее, не без гордости прокомментировал:

— План «Олимпа». Схема всей охранной сигна­лизации в подробностях.

Сэнсэй присвистнул.

— Вот это да! Ну, молодчина! Как же тебе удалось?

— Наверное, сам Бог на нашей стороне... Это здание — бывшая гостиница. И когда Кронос выку­пил ее, то пригласил югославских специалистов для оборудования охранной системы. Так вот, один из наших интернациональных братьев и поделился «впечатлениями» о содеянном...

Сэнсэй в который раз убедился в высоком про­фессионализме Филера, благодаря которому тот на-ходил емкие решения в самых; казалось бы, безвы­ходных ситуациях.

— Степеней защиты, конечно, много, — продол­жал Филер, — сразу видно, «профи» руководил.
Здесь есть и видеонаблюдение, и инфракрасные дат­чики, и датчики движения, и датчики изменения
температуры помещения... Двери бронированные. Даже окно имеет соответствующий угол кривизны
стекла, чтобы исказить возможное прослушивание. Но самое интересное, что кабели от датчиков выво­дились не только в комнату наблюдения — вот она на первом этаже — но и дублировались в подвальное
помещение. Им даже пришлось продалбливать сте­ны в эту секретную комнату. Кстати, именно в этой
комнате есть все степени защиты, что разбросаны по зданию. Окон нет. Туда ведет одна-единственная
дверь. Но и та тщательно замаскирована. Снаружи облицована плиткой под кирпич фундамента. Вы­
глядит как одна из пристроек к фундаменту. Скорее всего, это личный бункер Миноса. Кто еще так про­
дублирует и тщательно оборудует, как не начальник охраны, тем более бывший контрразведчик? В ос­тальных комнатах — вот на схеме — отмечено знач­ками, какая стоит степень защиты. Тут кабинет Кро-
носа, тут его покои… А здесь Миноса. Живут они здесь семьями. Прямо целый клан.

Сэнсэй внимательно просмотрел бумаги.

— Ну, про внешнюю защиту ты уже знаешь. Ка­питальный забор с колючей проволокой. Сторо­жевые башни с охраной. Во дворе постоянно дежу­рит от восьми до десяти человек с собаками. Во­оружены.

Хорошо... Просто отлично!.. У меня к тебе еще одно крупное дельце назрело. Слышал про киллера Кроноса — Чику?

— А как же!

— Надо будет раздобыть на него побольше ин­формации. На него и на Люку, что работает на Тре-мовых. Сделать это желательно побыстрее. Накопай все, что сможешь: официалку и слухи.

— Лады.

— Ну, все! Еще раз спасибо. До скорого!

* * *

Пока Филер добывал информацию, Сэнсэй уси­ленно трудился над разработкой ударной комбина­ции. И если данные Филера подтвердят его догадки, то на «Олимпе» в ближайшее время произойдут грандиозные события.

Когда, наконец, наступила долгожданная встреча с Филером, тот, смеясь, сказал:

— Ну и красавчиков ты мне дал в разработку, просто волосы дыбом становятся!

Филер вытащил две папки.

— Вот тебе занятие для бессонных ночей. По слухам, они такие зверства творят, что Фредди
Крюгер по сравнению с ними — просто невинное дитя. Вот, к примеру, Чика. Он, оказывается, по мо­лодости учился в мединституте, но был исключен. Отличается повышенной жестокостью, «олимпий­ским» спокойствием при расправе над своими жерт­вами, кромсает их, точно несостоявшийся хирург.
Любит растягивать им мучения.

Кличку «Чика» получил после одного инциден­та. Поделыцик кинул его на «бабки» в совместной сделке. Так Чика убил не только его, но и всю его семью, причем с особым цинизмом и жестокостью. Тела, словно ножницами бумагу, почикал. Естест­венно, первое подозрение пало на него. И главное, было очевидно, что сделал это Чика. Но никаких прямых улик, следов и явных доказательств не об­наружили. К тому же сам Чика ни в чем не признавался, выдержав все пристрастные допросы. Дело получило широкую огласку. И произошло это как раз в период поднятия авторитета Кроноса. Кронос за Чику и заступился, а потом забрал его к себе в противовес Люку Тремовых. Тем более что о Чике уже пошла молва как о полном отморозке и беспредельщике.

А второй, Люка, тот вообще натуральный псих. Он стоял на учете у психиатра. Несколько раз ле­жал в психиатрической больнице. Последний раз сбежал оттуда перед развалом Союза. Отличается повышенной агрессивностью и непредсказуемос­тью в действиях. Как написано в его медкарте, «психопатическая личность, утрачивающая вменя­емость при актуализации комплекса неполноцен­ности, связанного с уровнем развития и фрагментными воспоминаниями детства...». Рассказывали даже такой случай: однажды он перерезал жертве горло и прямо перед пришедшими с конфликтую­щей стороны «парламентерами» демонстративно наполнил стакан свежей кровью и выпил ее. Этого зрелища, говорят, тем хватило на всю оставшуюся жизнь.

По слухам, за Чикой и Люкой числится более де­сятка убийств. Органы ссылаются на трудности до­казательств, грешат на отсутствие прямых улик. Хо­тя если даже таковые появляются, то дела передают­ся сговорчивым следователям. И весь этот процесс хорошо оплачивается — от высшего начальства до следователя. Так что улики моментально растворя­ются, и дело превращают в «глухаря». В общем, за этими киллерами стоит большая крыша. И, ско­рее всего, Кронос — это лишь видимое звено. Здесь чувствуется чья-то рука из большой политики. Ина­че бы так долго это не продолжалось, и начальство из областного УВД уже давно сменили бы за такой беспредел. Это, пожалуй, основное. Остальное в папке.

— Понятно. А как у них с семейным положением?

— Чика женат. Но детей нет. Я проверял по боль­ничной карточке. Чика, оказывается, «стерильный». Но, видимо, держит это в тайне. Всем рассказывает, что жена бесплодная... Живут в роскошной пятиком­натной квартире в самом центре областного города.

— А Люка?

— Люка — тот еще тип, сам себе на уме. Живет один, за городом, в большом частном доме, на окра­ине возле леса. Вокруг много сараев. Массивный, высокий забор из кирпича. Нелюдим. С соседями не знается. Да, есть у него одна странность. Часто по­купает на рынке домашних животных: овец, свиней, коров или птиц. Непременно живьем. Но соседи го­ворят, что не видели, чтобы он их разводил, скорее, наоборот, убивает. Однажды они слышали как он, разговаривая с каким-то мужиком, который к нему приезжал, говорил, что «брезгает падалью питать­ся»... Ну, одним словом, он своим странным поведе­нием породил много слухов на селе, вплоть до мис­тических. Его дом местные кличут не иначе, как дом вурдалака... Среди бандитов тоже ходит немало ле­генд о его «подвигах».

Люку и Чику в криминальных структурах счита­ют чуть ли не дьяволами во плоти. Им везде просто нечеловечески везет в их темных делах. И по силе, извращенности преступлений они могут разве толь­ко соревноваться между собой. По крайней мере, в этом уверены как бандиты, так и милиция. Все это рождает слухи, что якобы над ними висит некий ореол непобедимости.

Сэнсэй усмехнулся и сказал:

— Ну, так ли уж они непобедимы... На каждого Виджая найдется свой Раджа.

— Что? — не расслышав, переспросил Филер.

— Я говорю: на всякое действие есть противо­действие... И эти отморозки отнюдь не исключение из общих правил.

— Возможно.

— Ладно. Разберемся... Молодец! Хорошо пора­ботал.

Сидя вечером в кресле под лампочкой ночника, когда добрая часть людей сладко спала, Сэнсэй раз­мышлял над полученными материалами. Время от двенадцати ночи до четырех утра стали для него са­мыми лучшими часами «творческой работы», когда можно всецело сконцентрироваться на деле и не спеша во всем разобраться. Он привык к этим ча­сам. В будние дни это было лучшее время для серь­езных медитаций. Вокруг стояла тишина, покой. Темнота делала все предметы одинаково серыми, призрачно-иллюзорными, что способствовало со­ответствующему четкому настрою мыслей в задан­ном направлении.

Сэнсэю природа даровала большую чувстви­тельность к ее тонким явлениям, чем обычным лю­дям. Поэтому и ее процессы он видел гораздо глуб­же, сквозь призму своего опыта и мироощущения. Мысли рождали образы. Образы творили действия. Сэнсэй проигрывал наиболее приемлемые ситуа­ции, все конкретнее представляя их в сознании. С каждым разом он видел их яснее и яснее. В кон­це концов, в его голове выстроилась совершенно четкая картина действий. Он видел все настолько явно, как дотошный режиссер, только что просмо­тревший смонтированный фильм на экране. «Про­смотрев» несколько раз готовый результат своих мыслей, Сэнсэй остался удовлетворенным. Внеш­не по основному сюжету картина выглядела вполне логично для доверчивого «зрителя», охваченного потрясающим впечатлением от иллюзии кадров. Хотя на самом деле все в ней строилось на тайне подтекста.

На презентацию данной картины образов Сэнсэй пригласил своего верного друга — отца Иоанна. Встретившись с ним вечером за городом, Сэнсэй стал обрисовывать ему всю сложившуюся ситуацию и последующие действия. Слушая информацию о киллерах, отец Иоанн нахмурился.

— Я с тобой согласен. Это просто нелюди, вы­родки рода человеческого.

— Насчет выродков ты верно заметил, — согла­сился Сэнсэй. — В самую точку попал. Оба самые настоящие выродки рода человеческого. Возьми хотя бы Чику. Он давно нарушал свод высших зако­нов природы по отношению к человечеству, еще до своего громкого дела. Более того, нам известно, что он «стерилен». А ты сам не хуже меня знаешь, кого постигает такая кара Божия, превращая в мертвый род... Чика — натуральный садист. А его садизм, в свою очередь, вызван болезненной; жаждой влас­ти, патологической потребностью доминировать, командовать, подчинить себе окружающих. При­чем не столько физически, сколько психологичес­ки. Поэтому он и старается усиленно поддерживать свой ореол суперубийцы, дабы держать в трепете и страхе как можно больше народа. Страх других людей питает его больную психику иллюзией пол­ной власти. А под «крышей» Кроноса у этого са­диста сами собой открылись долгожданные пер­спективы ненасытного удовлетворения своих по­требностей.

— Да, судя по Библии, хозяин его души — дьявол, который всегда стремился к безграничной власти.

— Совершенно верно. Чика, по своей психоло­гии, прирожденный вождь. Давно известно, что все
прирожденные вожди — потенциальные преступни­ки. А прирожденные преступники — потенциаль­ные вожди.

Немного помолчав, Вано сказал:

— Да, Чика, конечно, сволочь порядочная.

— Да и Люка не лучше.

— Как там говорят: человек, не умеющий думать, опасен только тогда, когда что-нибудь придумает.

— Это точно... А знаешь, Люка в психушке лежал неспроста. Он — плод кровосмешения, причем вто­рого поколения. Его отец женился на дочери своей двоюродной сестры.

— Тьфу ты, погань! Прямо как родители у Адоль­фа Гитлера.

— Вот, вот.

— Да, кровосмешение — тяжкий грех. Люди да­же не понимают, что такими смешанными браками подписывают кровью договор с дьяволом. И откуда берется такая «любовь»?

— Полная дегенерация, болезненная привязан­ность, психологическая фиксация на обожаемом объекте — вот тебе и преувеличенная болезненная любовь между родственниками, от которой один шаг до половой связи.

— Хитер дьявол! Надо же, как прячется за таки­ми благородными, на первый взгляд, человечески­ми чувствами и порывами, в конечном итоге доводя их до полного абсурда и крайности...

— И вот, пожалуйте, результат, — соглашаясь, продолжал рассуждать по-своему Сэнсэй. — Насло­ение генетических характеристик. Одни характерис­тики переразвиты за счет недоразвитости других. Природа таких вещей не прощает. Воплотили в жизнь свои абсурдные мысли — получите плод вашего больного воображения: дегенератов, психов, душевно неуравновешенных людей... В итоге — вот
вам безумцы, гении, идиоты. Только почему-то по­следних гораздо больше, чем всех остальных вместе
взятых…

— Поэтому православная церковь запрещает браки между родственниками, вплоть до седьмой степени родства, — вставил отец Иоанн.

— И еще говорят о случайности, — в задумчиво­сти размышлял вслух Сэнсэй, Словно не обращая внимания на его слова. Не бывает случайностей! Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.

— Правильно, — согласился отец Иоанн и заго­ворил о своем наболевшем: — Ты знаешь, я сам по­ражаюсь, о чем люди говорят на исповеди. Такое впечатление, будто они с утра до ночи думают лишь о зле, живут со злом, окружают себя злом и творят сами это зло. Каждый, конечно, по-своему. Они точно слепые котята, постоянно пищат и совер­шенно не видят окружающую красоту. Хорошее принимают как должное. Плохое — как кару. И плохое всасывают в себя моментально. Будто их сознание настроено на работу в отрицательной вол­не. А в церковь они приходят, можно сказать, в са­мый пик этого всплеска.

— Естественно. Потому что душа присутствует в теле каждого человека, за очень редким исключе­нием. А в период отрицательного всплеска она так­же активизируется в противостоянии животному началу.

Разговор вновь перешел в русло вечной человече­ской тематики, которую отец Иоанн с большим удо­вольствием всегда обсуждал с Сэнсэем. В этих бесе­дах он всегда черпал нечто новое для себя, хотя был вполне начитанным и грамотным человеком. Но такой бальзам для собственной души он находил толь­ко в Сэнсэе.

После небольшой паузы Сэнсэй, перешел к об­суждению насущной темы серых будней.

— Да уж, — произнес отец Иоанн, когда разго­вор опять коснулся киллеров. — Чика и Люка — это еще хуже, чем ядовитая выродившаяся пшени­ца — плевела.

— Безусловно. Это паразиты, которые убивают не одни лишь плоды, но и само дерево... Надо же, такие ничтожества, а скольким людям судьбы пока­лечили своими зверствами... Ну да ладно, хоть на­последок послужат во благо своими телами. Всю жизнь они использовали чужие страхи. Я думаю, этим оружием мы их и победим.

Сэнсэй начал подробно излагать придуманную схему действий, уточняя подробности. Она включала в себя три этапа: тайное проникновение в «Олимп» и демонстративное исчезновение каких-нибудь сек­ретных бумаг из сейфа Кроноса и Миноса, устране­ние Люки Тремовых, устранение Чики Кроноса. При умелой раскладке этих событий одно логически накладывалось на другое и, в конечном счете, приве­ло бы к последующему развалу всей криминальной структуры Кроноса.

Обсудив детали, друзья расстались.

* * *

В день операции стояла теплая ночь, прямо как по заказу. Вано с Сэнсэем облачились в черные уни­формы. Тщательно замаскировали свои автомобили. И двинулись в темноте ночи в сторону грозного со­оружения «Олимпа», пугающего население региона уже долгие годы не столько своей неприступностью, сколько абсолютным беспределом его обитателей. Когда до этого комплекса оставалось метров четы- реста, две тени слились с землей. Вано достал при­бор ночного видения и стал рассматривать объект.

— Так... Так... На вышках по охраннику... Итого четыре человека.

— Пять, — тихо, но уверенно прошептал Сэнсэй, который, лежа рядом, просто вглядывался в темноту.

Вано еще раз посмотрел в прибор ночного виде­ния. Он прекрасно знал о способностях друга «ви­деть» и ощущать больше, нежели другие «простые смертные». Но, глядя в прибор, ничего подозри­тельного не обнаружил.

— Четыре.

— Пять, — вновь настойчиво повторил Сэн­сэй. — Пятый сидит на корточках в левой дальней вышке и разговаривает с охранником.

Внимательно всмотревшись, Вано минуты через две увидел едва заметно мелькнувшую макушку пя­того охранника.

— Точно. А этот какого хрена тут примостил­ся? — и с хитринкой в голосе спросил: — Может, ты
слышишь, о чем они разговаривают?

— О девках, — безразлично ответил Сэнсэй.

Вано посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит правду. За долгие годы работы эти два понятия настолько в нем перепле­лись, что любая шутка-могла оказаться правдой, а правда — шуткой. Ухмыльнувшись, Вано молча продолжил осмотр объекта. И, когда завершил об­щий обзор, произнес:

— Они эту колючую проволоку от детей, что ли, натянули, чтобы мячик на их территорию не попал?
Ерунда! Тоже мне охрана! У Шарафа Ахмедова и ох­рана была покруче, и дворец побольше, и то «осеч­ка» у них вышла.

Сэнсэй усмехнулся, вспоминая, как осенью 83-го все газеты пестрели сообщениями на глав ных полосах о том, что «скоропостижно скончался видный деятель коммунистической партии и Со­ветского государства, кандидат в члены Политбю­ро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, член Президиума Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Ахмедов Шараф Рашидович». Естественно, его не­кролог расписывал в самом лучшем виде. Никако­го намека на то, кем он был на самом деле. То, что Ахмедов создал прочную клановую систему лич­ной власти, под контролем которой находились целые области, и установил в республике почти полуфеодальный режим, где местные партийные руководители распоряжались крестьянами, словно рабами, — об этом вся страна узнала позже, когда ее необъятные просторы потрясло сенсационное расследование знаменитого «узбекского дела» о коррумпированных верхушках партийцев.

— Конечно, ерунда, — сказал Сэнсэй в ответ. — Дворец Ахмедова тоже стал ерундой после посеще­ния Кубы.

— А посылка Фиделю, — многозначительно произнес Вано,

Глянув друг на друга, они тихо рассмеялись.

— Да... Эта бутылка коньяка у изголовья Фи­деля — самый большой прикол в моей жиз­ни, — улыбаясь, сказал Вано. — Слышал, Батька ему на следующий день звонил, интересовался его здоровьем и спрашивал, не переменилось ли его «дружеское» отношение к Советскому государст­ву с новым составом у власти. А потом, говорят, предложил отведать наш коньячок, так сказать, личный подарок.

— Да, — сказал Сэнсэй. — После этого Фидель всю свою охрану на уши поднял. Думал, кто-то из них на Батьку работает.

— Ну, правильно, а что ему оставалось еще ду­мать? Он ведь тоже был уверен, что вполне защищен
от посторонних...

Сэнсэй глянул на часы с подсветкой.

— Три часа пятьдесят минут. Ладно, хватит бол­тать. Пора...

— Подожди...

Отец Иоанн дернул Сэнсэя за руку так, словно сейчас случится землетрясение. Сэнсэй быстро при­гнулся и с тревогой взглянул в темноту. В это время отец Иоанн сложил ладони и смиренным голосом произнес:

— Перед началом всякого дела следует прочитать молитву.

Сэнсэй перевел дух.

— Тьфу ты, — по-дружески тихо выругался он.

— Не богохульствуй, — спокойно ответил отец Иоанн и начал тихо бурчать себе под нос: — Госпо­ди, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначаль­ного Твоего Отца, Ты рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничегоже. Господи мой, Господи, верою объем в душе моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози нам, грешным, сие дело, нами начинаемо, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.

Отец Иоанн держал сомкнутыми ладони и выжи­дающе смотрел на Сэнсэя.

— Аминь, аминь, — улыбаясь, сказал тот.

— Вот так-то будет лучше, — с облегчением про­изнес Вано и приготовился к вылазке.

Предрассветное время, и это знают все разведки мира, — самое удобное для нанесения неожиданно­го визита, когда люди наиболее расслабились в глу­боком сне. Даже страдающие бессонницей преда-ются в это время долгожданной сладкой дремоте. Человек при таком торможении деятельности цент­ральной нервной системы становится очень уяз­вимым внешним опасностям, несмотря на присут­ствие внутренних защитных механизмов в виде «дежурной» парадоксальной фазы сна, которая пе­риодически, как бдительный страж, усиливает чув­ствительность нервных анализаторов, активизирует функции сердца и дыхательной системы, задейству­ет некоторые центры коры головного мозга. Имен­но в этой фазе сна возникают активные сновиде­ния, подготавливающие организм к опасным нео­жиданностям.

В доисторические времена такая сигнальная сис­тема, безусловно, работала лучше, когда на нашего далекого спящего предка могло внезапно напасть любое дикое животное. Но в современном мире у человека, живущего уже много веков без постоян­ной угрозы со стороны внешней среды (за исключе­нием, пожалуй, глобальных войн или природных катаклизмов), этот защитный механизм несколько «атрофировался». Вернее, даже не «атрофировался», а переключил свою деятельность на выявление вну­тренних опасностей в виде каких-либо болезней.

Что касается людей, спящих на «Олимпе», тут любопытно провести своеобразную параллель с жи­вотным миром, где различные животные, в зависи­мости от их отношения к окружающим условиям, спят по-разному. Хищники, к примеру, львы, кото­рые никого на свете не боятся, спят глубоко, долго, «со вкусом». А вот трусливые зайцы, наоборот, спят коротким, поверхностным сном, с оглядкой, чтобы никто не застал их врасплох. В общем, как говорит­ся, чем крепче нервная система, тем здоровее сон.

Сэнсэй и Вано без особых проблем проникли в сонное царство «Олимпа». Там они разделились. Сэнсэй направился к бункеру Миноса, а Вано — к сей­фу Кроноса. Высокая профессиональная подготовка и знание расположения охранных систем позволяли им оставаться незамеченными.

Преодолев все препятствия на своем пути, Сэн­сэй аккуратно вскрыл сейф Миноса. Покопавшись в бумагах, он прихватил пару папок с грифом сек­ретности. Порвал несколько ценных бумаг, сотво­рив в сейфе небольшой «бардачок». И когда закон­чил эту «работу», неожиданно обнаружил секретку на дне. Сейф оказался с двойным дном. Это показа­лось более чем интересным. Что мог хранить на­чальник охраны в особом тайнике, если и до этого замаскированного сейфа добраться нелегко? Не без труда вскрыв потаенное место, Сэнсэй забрал не­сколько дискет — все, что там имелось. Ив таком раскуроченном виде, лишь прикрыв внешнюю дверцу, оставил сейф дожидаться своего хозяина. Прихватив с собой добытое «добро», Сэнсэй так же незаметно вышел, как и вошел, преодолев все хит­росплетения различных датчиков, благо с техникой был на «ты».

Он вышел к условленному месту. Но Вано задер­живался. Друг уже начал волноваться, не случилось ли чего... Поднявшись в самое логово сонного цар­ства «Олимпа», он пошел искать своего товарища. Сэнсэй удачно миновал охрану. И, двигаясь неза­метной тенью по коридору, внезапно застыл возле спальни Кроноса. Сэнсэй больше почувствовал, чем услышал, что там происходит необычное... Осто­рожно приоткрыв дверь, он увидел, как в его сторо­ну метнулся быстрый взгляд Вано. Но тот, заметив в проеме двери друга, снова расслабился и стал за­канчивать свою «творческую» работу. Сэнсэй едва сдерживался от смеха. Отец Иоанн и тут не обошел­ся без своего юмора. Выполнив основное задание, Вано, вероятно, решил воспроизвести давнюю шут­ку, практиковавшуюся некогда на «Острове». Он обильно измазал все видимые из-под одеяла части тела Кроноса его же зубной пастой. Распорол вто­рую подушку лезвием. И когда заглянул Сэнсэй, отец Иоанн уже густо посыпал новоявленного «бож­ка» пухом. А само лезвие аккуратно оставил на по­душке. Окончив «работу», Вано гордо прошелся пе­ред Сэнсэем, демонстрируя свои «труды». Сэнсэй лишь покачал головой и безнадежно махнул рукой в сторону отца Иоанна.

Оба бесшумно удалились с территории «Олим­па», так и не потревожив сладкую дремоту его ох­ранников. Благополучно добравшись до машин, они освободились от своего ценного груза, сложив бумаги в заранее приготовленную сумку.

— У-у, сколько добра! — шутя, приговаривал отец Иоанн. — Теперь я за тебя спокоен. Будешь це­лыми ночами, как все порядочные мужики, зани­маться этими «красавицами».

Он иронически сымпровизировал поцелуй в пап­ку с грифом секретности. Сэнсэй усмехнулся.

— Вот извращенец... Между прочим, все поря­дочные мужики ночью спят.

— Ладно, чадо многогрешное. Тогда я разом от­пускаю тя все грехи за бессонные ночи, проведен­ные над этим прахом...

Пока Сэнсэй прятал сумку в тайник сиденья ма­шины, отец Иоанн, стоя рядом, весело бубнил себе под нос:

— Исполнение всех благ... Ты еси, Христе мой, исполни радости и веселия душу и спаси мя, яко Един Многомилостив, Господи, слава Тебе...

— Чего ты там шепчешь? — шутливо спросил Сэн­сэй и последующие пять минут жалел, что сделал это.

— Это молитва по окончании дела. Если не тот­ час услышаны молитвы наши, значит, Господь не
желает, чтобы с нами было то, что мы хотим, а было то, чего Он хочет. В этом случае Он желает нам
и приготовляет нечто большее и лучшее, чем то, о чем у Него в молитве мы просим. Поэтому всякую
молитву сокрушенно надо оканчивать: да будет во­ля Твоя!

— Аминь, — с улыбкой проговорил Сэнсэй.
Но отец Иоанн не унимался.

— Ты, конечно, сильная духовная личность. Но я тебе настоятельно советую при работе с этими сата­нинскими бумагами ночью окропить святой водой на все стороны света и сказать: «Во имя Отца и Сы­на и Святаго Духа окроплением воды сия священная в бегство да претворится все лукавое, бесовское дей­ство. Аминь». Утром натощак пей святую воду, а так­ же во всякой нужде, хотя бы и поел...

Сэнсэй посмотрел на отца Иоанна и вновь улыб­нулся. А тот поучительно продолжал, делая ударе­ние на свое любимое «о»:

— Выходя из дома, прежде чем переступить по­рог, произнеси слова: «Отрицаюсь тебе, сатана, гор­
дыни твоей и служению тебе, и сочетаюсь Тебе, Христе, во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Аминь». И огради себя крестным знамением. И ни­когда не выходи без этого изречения. Тогда не толь­ко встретившийся злой человек, но и сам диавол не в состоянии будет повредить тебе, видя тебя с этим
оружием...

Сэнсэй закончил с «тайником» и облегченно вздохнул.

— Так, по коням, — и иронически добавил: — Слава Богу, что мы на разных машинах.

— Ничего страшного, — с явным удовольствием в голосе отпарировал отец Иоанн. — Когда мы бу- дем ехать в одной машине, я зачитаю для спасения души твоей Евангелия от Матфея, две главы Посла­ний, начиная с Деяний святых апостолов и кончая Откровением святого Иоанна Богослова и несколь­ко псалмов из Псалтыри.

Сэнсэй хмыкнул.

— Спасибо, ты меня очень утешил.

Лесной дорогой они подъехали к загородному селу, где проживал Люка. Оставили свои машины недалеко от его дома, благо тот стоял на окраине возле леса.

Темная ночь постепенно превращалась в еле за­метный рассвет. Предметы приобретали свои при­вычные очертания, но все еще сохраняли однотон­ную серость. Две тени мелькнули через огромный забор Люки. Во дворе они словно растворились, слившись с мрачными темными сараями и большим угрюмым домом.

Несмотря на брезжащий рассвет, в доме Люки окна оказались освещенными. Да и от одного из сараев с приоткрытой дверцей тянулась узенькая полоска электрического света. Сэнсэй пошел к сараю, а Вано остался возле дома, контролируя его выходы. Огромный сарай, словно малый спортивный зал, был пуст и представлял угнета­ющее зрелище. По его стенкам, словно на выстав­ке, висели разные топоры, палаши, булавы, ду­бинки, финские, кавказские, охотничьи ножи. В общем, целая коллекция клинкового, ударно-раздробляющего холодного оружия. В стороне к потолку были прикреплены цепями огромные крюки, на одном из которых висела обезглавлен­ная тушка собаки со сдернутой кожей. Посреди­не сарая, словно зловещий трон, возвышался са­модельный, зажатый в тисках, огромный нож. Ря­дом лежали инструменты для заточки. Очевидно, Люка решил изготовить новое оружие в виде пере­вернутой гильотины. На полу валялась спутанная толстая веревка. Также в сарае стоял огромный раз­делочный стол, на котором были разбросаны вну­тренности коровы. А сама туша, очевидно, еще не­давно живой коровы, лежала тут же на боку. При­чем в ней, в районе сердца, находилась небольшая подушечка, точно кто-то спал внутри. Возле туши хозяин бросил испачканный кровью стакан. В воз­духе стоял терпкий запах крови. «Да, — подумал Сэнсэй. — У Люки уже крыша окончательно по­ехала». Он незаметно выскользнул из сарая и по­шел к Вано.

Когда Сэнсэй приблизился, тот знаками показал на окно дома. В комнате, безвкусно забитой разным хламом, в роскошном старинном кресле сидел Люка с раскрытой книгой в багровом переплете. Убийца напоминал борова. На бычьей шее возвышалась яй­цеобразная лысая голова. Дебильное выражение ли­ца. Зачитавшись, он сидел с открытым ртом. Слюни текли по углам рта. На его жирное тело почему-то был надет женский халат.

Возле кресла стоял небольшой шкаф. На его пол­ках было несколько книг, судя по обложкам, связан­ные с мистикой и ужасами. А на стенке висели, словно в палеонтологическом музее, черепа живот­ных и человека.

Отец Иоанн тихо хихикнул и шепнул Сэнсэю:

— И этот слюнтяй кличет себя грозным Люкой-вурдалаком?! — И, глядя на его сосредоточенное чтение, лукаво прибавил: — Ба! Какой, у него про­гресс! Надо же, хоть в конце жизни буквы начнет од­ну от другой отличать.

— Что хорошего в совершенстве, которое нахо­дится в руках идиота? Это все равно что искать в на­возе изумруд, которого никогда там не было.

— Точно. Ну что, начнем? Как говорил Пушкин, «случай есть мощное, мгновенное орудие Провиде­ния».

С этими словами Вано вместе с Сэнсэем пошли в сторону двери. Люка увлекся книгой «Дьявол во плоти». Он нашел в авторе родственную душу и с упоением читал обо всех зверствах, которые главный герой совершал по приказу дьявола. Но в тот момент, когда к Люке пришли невидимые гости, он почти трясся от страха, дойдя до кульми­национной развязки, где дьявол явился во плоти, чтобы уничтожить своего верного слугу. На лбу Люки выступил мелкий пот, а дрожащая рука пере­ворачивала следующую страницу. Ему было страш­но читать дальше, но любопытство каждый раз бра­ло верх. И он, словно кролик, позволял поглощать свое сознание чудовищной книге-змее. Люка силь­но переживал, потому что олицетворял себя с ее главным героем и видел в его смерти свою собст­венную.

И надо же такому случиться — именно в эту ми­нуту погас свет! Люка оторвался от книги и бояз­ливо стал озираться по сторонам. Вдруг он услы­шал какое-то непонятное шуршание. В его голове молниеносно вспыхнули ассоциативные картины из книги о приближении ужасной смерти. Люка хотел вскочить и убежать, но тело словно окамене­ло. А следующий момент вообще накрепко при­гвоздил его к креслу. Внезапно вспыхнул свет не­известно откуда взявшегося фонарика, который бесшумно, сам по себе, двигался в темноте. Нащу­пав присутствие Люки своим мерзким ослепи­тельным лучом, он тут же пронесся по потолку и в следующее мгновение осветил ужаснейшее дьявольское обличив: редкая, торчащая во все стороны рыжая бородка, худощавое бледное лицо. Во всклокоченных волосах «демона» Люка даже узрел с перепугу настоящие рога, которые на гла­зах вырастали все больше и больше. Сердце Люки бешено заколотилось. Он выронил из рук книгу. Это дьявол будто материализовался с ее страниц, точь-в-точь... Медленно подходя к своей жертве, чудовище скорчило гримасу в виде улыбки, оголив уродливые зубы. Люка издал жалобный, беспо­мощный стон. Дернулся и обмяк всем телом с за­стывшими, расширенными от панического ужаса глазами. Дьявол, пришедший за ним во пло­ти, — последнее, что он увидел в своей жизни...

Сэнсэй зажег в комнате свет. Вано склонился над Люкой.

— Готов. Видно, сердце не выдержало, — сказал он.
И помолчав немного, сокрушенно пожаловался:

— Я ж говорил — хлюпик! Я даже не успел рот от­крыть и объяснить толково, зачем мы сюда пожало­вали.

— Ничего удивительного. Я когда тебя впервые на «Острове» увидел, сам чуть не помер от стра­ха, — подколол его с юмором Сэнсэй, поднимая книгу «Дьявол во плоти». — Так что ему вполне хва­тило твоего обличья.

— Я ж не виноват, что меня мама таким роди­ла, — улыбнулся тот. — Ну и что теперь делать будем?

— Что? Что и задумали. Повезем к Тремовым в офис.

— На моей машине?!

— Ну, как договорились.

Вано наигранно вздохнул. И видя, что ему все равно придется тащить этого борова к себе в маши­ну, пошел искать подходящую для переноса мате­рию, бурча под нос:

— Вот так всегда... И за что мне такое наказа­ние — таскать этот мешок с грехами убиения и чревоугодия на своих хрупких плечах... Я всегда гово­рил, неправильное и излишнее любление плоти, ее живота и покоя, из чего составляет самолюбие, при­водит к грехам тяжким».

Пока Вано искал мешковину, Сэнсэй оглядел комнаты и просмотрел содержимое ящиков в сто­лах и в шкафу. В одном из них он нашел коробку с разными детскими вещицами. А на самом ее дне детские порнофотографии, запечатлевшие гряз­ные извращения Люки и страдание на невинных личиках детей от пяти до семи лет. Причем боль­шинство фотографий было отснято на фоне ком­нат Люки.

— Ах ты сволочь! — не удержался Сэнсэй.

В дверях появился Ванно с огромным прочным целлофаном.

— Ты посмотри, чем эта падаль занима­лась! — сказал Сэнсэй, протягивая ему фотогра­фии. — Он, оказывается, был скрытым педофилом!

Вано глянул на снимки и резко переменился в лице, отбросив целлофан в сторону.

— Вот мразь! Так он еще детские души калечил, урод! Гад, знал бы я раньше, он бы у меня такой
смертью умер, что ад бы потом Раем показался...

Отец Иоанн сжал кулаки, словно собрал в них всю горечь, и угрожающе потряс ими в воздухе в сторону мертвого тела.

— Будь ты проклят, нелюдь! Чтоб душа твоя ни­когда не обрела покоя!

— Если она вообще у него была с рожде­ния, — добавил Сэнсэй.

Вано расстелил широкий целлофан и с отвраще­нием скинул тело Люки с кресла, словно мешок на­воза. Пиная ногами, запихнул тело в целлофан. Вдвоем с Сэнсэем они завернули и вынесли Люку из дома. Затем уничтожили все следы своего пребывания в этом мрачном месте и потащили тело к машине.

— Чтоб ты сгорел в аду, — приговаривал отец Ио­анн, все еще потрясенный увиденным.

Глава 10 БОЛЬШОЙ ПЕРЕПОЛОХ

Кронос проснулся от щекотки в носу. Он чих­нул пару раз и перевернулся на другой бок, не пре­рывая блаженного сна. Но что-то еще больше ста­ло щекотать ему лицо. Кронос недовольно открыл глаза и увидел перед собой белые пушистые пе­рышки. «Какого...» — подумал он про себя и по привычке глянул на настенные часы. Они показы­вали восемь часов пять минут. Для его важнейшей особы это было равнозначно пяти часам утра, и он крепко разозлился. Взгляд его упал на кровать. И к его гневу добавилось несказанное удивление. Он лежал весь в белом пуху, словно в птичнике. Мало того, вся его физиономия, руки, ноги, грудь оказались измазанными засохшей зубной пастой. «Что за идиотские штучки?» Кронос терялся в до­гадках, ибо его авторитет был настолько велик и неприкасаем и в семье, и среди криминального клана, что никто даже в мыслях не посмел бы так его унизить.

Захлебываясь от охватившей его ярости, Кронос озирался по сторонам. Неожиданно он увидел на со­седней подушке, распоротой крестом, лежащее лез­вие. Только тут до него дошло, какая настоящая опасность ему угрожала во время сна. Глаза его рас­ширились от ужаса, панический страх завладел всем телом. Во все горло он заорал имя своего помощни­ка. На истошный крик босса сбежалась охрана. Да-же Минос примчался в домашнем халате, тапочках и с зубной щеткой в руках.

Прибежавшие застыли в шоке. Минос первый сообразил, что к чему, и быстро стал отдавать пору­чения по обследованию территории и опросу охран­ников. Вскоре обнаружили и вскрытый сейф Кро-носа. К одиннадцати часам были тщательнейшим образом обследованы все закоулки «Олимпа» и ок­ружающей местности, опрошена охрана, проверены мониторы и датчики. Никаких следов постороннего пребывания.

— Как никаких следов?! — орал в гневе Кро­нос. — Значит, я сам себя пастой обмазал и пухом посыпал?! А потом еще сам у себя выкрал докумен­ты?! Я что, лунатик, твою мать...

— Успокойся! Гнев — плохой советчик в любом деле, — строго, по-военному произнес Минос свою любимую поговорку. — Я только констатировал предварительные данные. Раз факты налицо, то вскоре мы найдем тою, кто все это совершил... А теперь остынь и давай не спеша во всем разберем­ся. Итак, что мы имеем... Во-первых, демонстратив­ный характер самого события. Убить тебя не собира­лись, лишь напугать и показать твою уязвимость и доступность...

— И это говорит мне мой собственный началь­ник охраны безопасности, который уверял, что пре­дусмотрел все возможное! — размахивал руками Кронос.

— Абсолютно все предусмотреть невозмож­но, — спокойно ответил бывший контрразведчик и продолжал: — Кстати, на лезвии, также, как и на сейфе, не было обнаружено никаких отпечатков, в том числе и твоих, если тебя это успокоит.

— Ну и ну! Спасибо за оказанное доверие! — съязвил Кронос.

— Далее... Дерзость действий наемника подчер­кивает силу и вседозволенность...

— Конечно! Такое мог сотворить только боль­ной, псих!

— Место совершения налета — «Олимп». Его не так-то просто взять. Значит, орудовал не просто «на­емник», а профессионал, — рассуждал задумчиво полковник.

— Хм, профессионал?! А на хрена я выкидываю ежемесячно такие «бабки» на охрану, угрохал на спец­оборудование целое состояние?! Это все для того, чтобы ты мне сейчас спокойно объяснял, что меня об­сыпал перьями какой-то профессионал, урод, псих с отшибленными мозгами?! Да?!

Минос понимал, что разговаривать с Кроносом бесполезно. Кронос — обыкновенный вор, бандит. Поэтому его сознание ограничивалось соответству­ющим мышлением. Минос точно знал, что ни один наемник из бандитов и даже простых военных не смог бы так ловко преодолеть все ловушки контр­разведчика. У них бы просто ума на это не хватило. Пробраться на «Олимп» мог лишь человек, прекрас­но разбирающийся в спецтехнике, знающий хитро­сти и тонкости контрразведки. В общем, не просто профи, а настоящий спец Системы. Что-то нехоро­шее екнуло внутри Миноса, и им овладело плохое предчувствие.

— Ну, чего ты замолчал? — властно произнес Кронос. — Продолжай! Я весь — внимание.

— Жду, пока ты успокоишься.

— Я?! Я спокоен, черт возьми! На «Олимпе» бес­предел, а я спокоен...

И справившись с накатившей волной ярости, уже мягче добавил:

— Ну ладно, проехали... Рассуждай дальше. Мне нравится, как ты это делаешь с таким спокойствием.

Полковник выругался про себя, но вслух тем же ровным голосом произнес:

— Время нападения, скорее всего, четыре-пять часов утра.

«Тоже время конторское», — подумал он про се­бя. И пока Кронос нес очередную ахинею, Минос мысленно проанализировал, что, скорее всего, «Олимп» тщательно кто-то пас перед операцией. И если это профи, то обнаружить его след вряд ли удастся. Впрочем, так же, как и след его транспорта. А то, как этот профи обошел всех охранников, не уничтожив ни одного очевидца, поскольку тако­вых и не было, говорило само за себя. От таких вы­водов у Миноса засосало под ложечкой, как всегда в случае серьезной опасности.

— Мать твою, ты мне не неси лабуду! Ты лучше скажи, кто заказчик! — орал в истерике Кронос.

— Заказчик? — все в той же невозмутимой за­думчивости произнес Минос и почти автоматичес­ки ответил: — Заказчика легко вычислить, зная мотивы.

— Ты свой ментяровский базар оставь для своих корешей — мусоров! А мне конкретно скажи, КТО?!

Теперь и Минос не выдержал, подстегивая свою злость больше неосознанной опасностью, чем из­девками Кроноса:

— Кто, говоришь?! Да кто угодно! Ты думаешь, что ты один тут пуп земли, нахлебник на коронован­ное место?! Да Лорду по барабану, кто на этом троне сидит! Утратишь силу, и Лорд выкрутит тебя, как за­ржавевший болт, и другим заменит, не сильно ут­руждая себя оправданиями. Вон, каких-нибудь тво­их конкурентов с умными башками поставит во гла­ве «Олимпа», которые у тебя из-под носа важные документы выкрали, — и дело с концом! И все эти перья, от которых ты в панику впадаешь, — это всего лишь цветочки по сравнению с тем, что ждет тебя впереди!

Кронос оторопел от короткой, но жесткой, от­кровенной речи и даже весь как-то съежился. Никогда он не видел своего начальника охраны таким раздраженным, с горящими глазами. Он всегда его побаивался, а тут... Раз сам Минос говорит об опас­ности, значит, все обстоит похлеще, чем он думал. Гнев Кроноса моментально исчез, уступив место страху. С этого момента «владыка» «Олимпа» стал серьезным и озабоченным. Помолчав немного, он сказал:

— Хорошо... Извини, я не хотел тебя обидеть. У меня уже просто мозги кипят от этого беспреде­ла... Давай подумаем: кто это мог сделать?

В кабинете Кроноса воцарилась тишина. Каж­дый размышлял о своем. Минос понимал, что ска­занное им в гневе Кроносу не совсем правда. По­тому что даже его конкуренты не смогли бы нанять столь высококлассного спеца. И дело даже не в том, что те не потянут по деньгам. Все дело в се­кретности и недоступности подобных высот для обыкновенных бандитов и бизнесменов.

Тем временем Кронос рассуждал по-своему. Идея Миноса о конкурентах ему показалась явной и угрожающей. Наезды из других областей он ис­ключил сразу. Со всеми были заключены «мирные договора», да и побаивались его изрядно, зная, что за ним стоит могучая сила. Значит, кто-то «поднял рыло» из его владений. Перебрав в памяти всех крупных бизнесменов, на которых держалась импе­рия Кроноса, он пришел к выводу, что кроме объе­динившихся Тремовых, прозванных им «Близнюками» из-за одинаковой редкой фамилии, больше не­кому. Тремовы по размаху и процветанию бизнеса, постоянному наращиванию своих доходов за счет расширения сферы влияния были единственные, кто мог противостоять ему по силе. Тем более, что они приносили в казну Кроноса почти сорок пять процентов от общего дохода. «У них единственных был киллер, который мог сравниться с Чикой. «Лю­ка! — осенило Кроноса. — Точно, Люка! Кто еще, если не этот придурок, сбежавший из психушки, мог осыпать меня перьями и измазать пастой... Это он украл документы по заданию Тремовых!» Глаза Кроноса хищно заблестели, и от переполнявших его эмоций он стукнул кулаком по столу.

— Люка! Это сделал Люка, а Близнюки — заказ­чики!

Полковник едва заметно усмехнулся от легко предсказуемой логики бандита.

— Ну, конечно, кто же еще! — уверял сам себя Кронос.

В его памяти всплыл недавний конфликтный разговор с Тремовыми, в котором они твердо и в же­сткой форме отказались разделить его позицию по щекотливому криминальному вопросу.

— Это они, падлы, под меня роют! А последний наш спор помнишь?! Точно, они. Ну, гниды!.. Я им
покажу...

Далее последовала матерная тирада.

— Они у меня кровью захлебнутся, а их псих Лю­ка—в первую очередь!

Минос с сомнением покачал головой.

— Ты смотри, — возбужденно продолжал Кро­нос. — Конфликт был. Документы, которые одно­значно касаются интересов Близнюков, — выкрали. Паста с перьями — сто процентов дело рук Лю­ки — этого психа с детскими замашками. Все совпа­дает! Да я этих уродов на куски порежу!

И, крикнув помощника, ожидающего за дверью, жестко приказал:

— Срочно разыщите Чику!

Минос опять недоверчиво покачал головой.

— Я бы на твоем месте сначала переговорил с Тремовыми по-хорошему. Что-то тут не то.

— Безусловно, я поговорю. И сильно удивлюсь, если они мне, после прихода Чики, не расскажут все как на духу.

— Сомневаюсь... — полковник хотел сказать, что вряд ли это дело рук Люки и Тремовых, но переду­мал. — Ладно. Чего из пустого в порожнее воду пе­реливать! Пойду, пороюсь в своих бумагах. Может, что-нибудь дельное накопаю.

Кронос проигнорировал сомнения Миноса в твердой уверенности, что сможет расколоть Тре­мовых. Ухмыльнувшись, он произнес с нескрывае­мым зловещим ехидством:

— Давай... А я Близнюкам позвоню. Приглашу на чашку чая... с цианидом вместо сахара.

Минос шел к себе в бункер более чем озадачен­ный. Он надеялся найти в картотеке, которую тща­тельно собирал многие годы, ответы на волнующие вопросы. Причем вполне допускал, что они могут находиться и в досье на бывших сослуживцев. Спус­тившись в свой оборудованный подвальчик, он ма­шинально осмотрел все «секретки» и «контрольки». Все было как обычно. Включил свет. Уселся за мас­сивный стол. Привычным движением открыл клю­чом ящики и достал бумаги.

Полковник любил пересматривать эти досье на людей, из-за которых происходили глобальные ле­гальные и нелегальные события в регионе. Это его успокаивало. Читая документы, Минос ощущал свое превосходство над остальными. Это грело его манию величия и обостряло чувство собственной значимости. Любимым выражением Миноса было: «Человек, обладающий информацией, обладает всем миром». Это стало скрытым девизом его жиз­ни. Поэтому он собирал информацию на всех и про все. У него имелся компромат не только на Кроноса. Кронос оставался для него лишь прикрытием, а настоящим боссом был Лорд. Именно ему он не­посредственно поставлял важную информацию, минуя Кроноса, и именно от него получал главные задания. Поэтому у Миноса хранился в изобилии компромат на самого Лорда. Об этой тайне не знал никто. Он берег ее, как самую надежную страховку его личной безопасности, а также, в случае чего, от­личного финансового обеспечения старости где-нибудь в Англии или Америке. Но сегодняшний инцидент говорил о том, что даже в его оборудо­ванном по последнему слову техники бункере далеко не безопасно находиться такой суперваж­ной информации. В принципе Минос и оборудовал «Олимп» больше для безопасности своей картотеки, чем для личности Кроноса. «Надо будет в ближайшее время переправить дискеты в швейцарский банк, по­ка все тут уляжется, — подумал он. — Так будет на­дежнее».

Минос подошел к своему секретному сейфу и хотел привычным движением открыть его, но дверка легко подалась сама. В следующее мгно­вение ключи с грохотом упали на пол. Сейф был открыт. Внутри — полный беспорядок. Ошара­шенный Минос остолбенел. Затем осторожно, точно бомбу, вытащил порванные ценные бумаги и с недоумением посмотрел на них. Внезапно осе­нившая его мысль заставила отшвырнуть их в сто­рону. Минос лихорадочно стал выбрасывать все содержимое сейфа на пол. Добравшись до секрет­ки, он с ужасом увидел, что она нарушена. Трясу­щимися руками открыл второе дно. Там было пус­то... Не веря своим глазам, он стал ощупывать руками каждый сантиметр, словно дискеты могли уменьшиться до таких малых размеров. Но тщетно. В минуту все его тело взмокло и покрылось про­тивным липким потом. Не обнаружив НИЧЕГО, Минос грузно сполз на пол, налившись свинцовой тяжестью. Предметы вокруг плавали перед его гла­зами, как в тумане. «Не может быть», — точно за­клинание повторял он. Увидев на полу кучу папок из сейфа, полковник с новой силой бросился к ним, расшвыривая их в разные стороны. Но и там дискет не оказалось.

— Это конец, — еле прошептал он. — Это конец...

Его мозг никак не мог справиться с таким потря­сением. Поэтому сознанием моментально завладели панический страх, безысходность и отчаяние. Все­гда бесстрашно и смело встречавший удары Судьбы, Минос впервые в жизни по-настоящему испугался. Всю жизнь распоряжаясь чужими судьбами, он не мог представить, что сейчас кто-то так же легко рас­порядится и его судьбой, оперируя его собственной информацией.

Когда первое оцепенение прошло, Минос по­пытался взять себя в руки. Сработала давняя при­вычка контрразведчика. Он, как никто другой, знал, что подобный внезапный психологический удар, если его вовремя не остановить в своем со­знании, может кончиться чем угодно: нервным стрессом, глубочайшей депрессией, истерикой, любым преступлением и даже самоубийством. Но умирать раньше отведенного ему времени он не собирался. Это только слабые духом люди кидают­ся в крайности, придумывают для себя приступы слабости и угрызения совести. Минос же относил себя к сильным. За всю свою карьеру он ни разу не скулил, не допускал нервных расстройств и никог­да не просил ничьей помощи. Всегда сам наводил порядок и в своей голове, и в текущих делах. По­этому он собрал всю свою железную волю в кулак. Резко вдохнул и выдохнул несколько раз, словно освобождаясь от ненужных эмоций. Потом привел себя в порядок, оправил костюм и стал собирать разбросанные бумаги. Он дал себе приказ ни о чем плохом сейчас не думать и усиленно старался вспо­минать лишь хорошее, что было в его жизни. Но на ум ничего не приходило. Тогда Минос переключил свое внимание на физический труд. В этот момент ему почему-то вспомнилось, как японцы достига­ют гармоничного спокойствия именно благодаря ручному труду. Они используют знания физиоло­гии человека. Так как на кончиках пальцев нахо­дятся нервные окончания, то при постоянном раз­дражении они задействуют определенные зоны го­ловного мозга, переключая внимание, то есть доминанту в сознании. В памяти Миноса всплыли смешные слова почти тридцатилетней давности, произнесенные его бывшим наставником по пово­ду перевода доминанты раздражения: «Если у тебя болит зуб, урони на ногу шлакоблок. Тогда о зубе ты вмиг забудешь». Минос улыбнулся. Он поймал себя на том, что уже вполне спокоен.

Убрав в сейфе, Минос принялся за стол, тщатель­но наводя порядок в каждом отделе. Этот легкий труд помог ему вновь сосредоточиться и спокойно проанализировать ситуацию. Теперь стало вполне очевидно, что работал профессионал высокого класса. Он перебрал в памяти всех своих бывших коллег. Но все их «заморочки» он знал назубок. Так виртуозно никто из них не мог провернуть дело, тем более что тут были и спецоборудование, и хитрые «сюрпризы». Нет, тут побывал настоящий спец, спец из элиты спецов. А таких можно найти только в сферах высшей политики. Значит, это люди Лорда. Больше некому. А если это люди-Лорда, то жить пол­ковнику оставалось ровно столько времени, за сколько они сумеют расшифровать его личный код к доступу информации на дискетах. «Печально, но факт, — размышлял Минос. — Хотя какой к чер­ту факт! Это всего лишь одно из вероятных предпо­ложений. Факт лишь в том, что дискеты пропали. И все». Он вновь попытался себя успокоить. Перед ним с новой остротой встал извечный шекспиров­ский вопрос, но на сей раз с холодным привкусом смерти: «Быть или не быть? В конце концов, все когда-то кончается на этом свете, — с грустью поду­мал он. — Даже собственная жизнь».

Минос решил не докладывать пока Лорду об этом инциденте, а подождать его реакции. Если тут побы­вали люди Лорда — полковнику однозначно конец. «А если не его?» Эта шальная мысль воодушевила Миноса, хотя и казалась довольно-таки призрачной и невероятной. И все же... Если кто-то вел свою иг­ру, значит, у него оставался малюсенький, крохот­ный, но ШАНС. Следовательно, при любом рас­кладе ему лучше не высвечиваться и поддерживать воспаленное воображение Кроноса. А там видно будет. С этим твердым решением он и покинул свой бункер.

* * *

Кронос был сильно напуган таким дерзким поку­шением на его «неприкасаемую» особу. Он немед­ленно активизировал все силы. Приезд Чики во все­оружии (с метательными ножами, с которыми он никогда не расставался) вызвал целый переполох среди охраны. Чика давно стал ходячей легендой «полного беспределыцика». Одно упоминание его имени пугало всех, не говоря уже о личном посеще­нии данной персоной «Олимпа».

Кронос держал Чику постоянно при себе, опа­саясь нового неожиданного нападения. А когда приехали Тремовы, он тайно поместил его в со­седнюю комнату, дабы верный пес всегда смог подоспеть на помощь Хозяину. На встречу были приглашены «смотрящие», которые внимательно следили за поведением Тремовых во время беседы. Кронос бесцеремонно начал разговор, «наезжая на Близнюков по понятиям». Но те оказались ошара­шены неслыханными новостями и всячески откре­щивались от навязываемых им «предъяв», расте­рянно отвечая:

— Мы вообще не при делах...

Кронос усилил свою словесную атаку и с явным ехидством стал задавать вопросы в лоб:

— А может, это у вашего Люки крышу рвануло? Может, вы ему дали приказ, а он что-то не так понял?

— Да ты что, Кронос! Зачем нам эти проблемы?!

— Я хотел бы лично переговорить с ним, — твер­до заявил владыка «Олимпа».

Хотя Люку он боялся не меньше Чики. Но все же Чику считал сильнее, тем более, что тот сейчас был рядом.

— Хорошо, — ответили они.

Тут же, в кабинете, Тремовы стали названивать Люке. Но на звонки никто не отвечал. Это усилило общее беспокойство. Атмосфера в кабинете Кроно­са наэлектризовалась до предела. Изнурительный допрос продолжался несколько часов подряд. Тре­мовы названивали своим людям, чтобы те нашли Люку. Но тот как сквозь землю провалился. К вече­ру обе стороны изрядно устали от сумасшедшего на­пряжения, взаимных упреков и «непоняток», но так никто для себя ничего и не выяснил.

В конце концов, Кронос отпустил Тремовых, обязав их в течение трех дней доставить к нему Люку. Он предполагал, что Чика сумеет вырвать, а вернее, вычикать соответствующее признание. Кронос по-прежнему был уверен, что происшест­вие на «Олимпе» — дело рук Люки и Близнюков. Хотя его люди, наблюдавшие за разговором и по­ведением Тремовых, утверждали, что или они слишком хорошо играют (а вдвоем так импровизи­ровать невозможно), или действительно «не при делах». Но Кронос остался при своем мнении. Он считал, что такое мог сотворить только Люка: больше, по его разумению, некому. Людям свойст­венно руководствоваться личным опытом, эмоци­ями и своим ограниченным в определенных рам­ках мышлением. И поэтому неудивительно, что мирок, в котором они живут, перехлестываясь с перекрестком обстоятельств, в одночасье стано­вится уязвим со всех сторон.

* * *

После всех этих разборок и безрезультатного по­иска Люки Тремовы приехали к себе в офис глубо­кой ночью. Наконец-то они остались одни и могли выработать приемлемое решение. Но когда Тремовы вошли в свой кабинет и включили свет, они застыли в ужасе и недоумении. Люка уже их ждал, сидя в кресле за столом с перекошенным от страха лицом и выпученными глазами. На его лбу, словно злове­щий штамп, красовалась вырезанная кровавая буква Z. Такое в их понимании мог сотворить только Чи­ка. Тремовы выскочили из комнаты, сдерживая по­зывы тошноты.

Придя немного в себя, они попытались собрать­ся с мыслями и уже под новым углом зрения взгля­нуть на события прошедшего дня. Их насторожили два очевидных факта. Во-первых, необоснованный наезд Кроноса с выдуманной причиной якобы дерзкого покушения на него в стенах «Олимпа», что, по их мнению, было явным вымыслом. И, во-вто­рых, труп Люки в их кабинете. К этому присовокуп­лялось то обстоятельство, что обычно Кронос в не­предвиденных случаях всегда держал рядом Чику. Но в течение многочасового допроса Чика отсутст­вовал. Значит, пока Кронос их держал у себя, Чика порешил Люку. Тремовым пришлось крепко заду­маться. Все предпосылки говорили о начале «воен­ных действий». Конечно, пока не в прямом смысле, но наезд был вполне серьезным.

— Да кто на Кроноса будет покушаться в «Олим­пе»? — возмущался первый Тремов. — Какой дурак
будет мазать его зубной пастой и облепливать перь­ями? Это вообще детский развод! Дурь какая-то! За­
валил Люку, и нас пытается носом в свою грязь во­ткнуть. Да он что, совсем?! Думает, раз Люку на тот
свет отправил, то у нас других бойцов не найдется вместе со свинцовыми пулями! Я ему сейчас все
выскажу!

Он схватил трубку телефона, но второй Тремов его остановил:

— Подожди. Давай вначале разберемся. Знаешь, раньше в германской армии солдату было разреше­но подавать жалобу на начальство только утром, когда он проснется и остынет от злости.

— Если ты еще не заметил, я русский, а не не­мец, — ответил с издевкой второй, но трубку все же положил. — Ладно, давай коньяку немного выпьем. А то у меня от всех этих событий уже голова трещит. Заодно и подумаем, как быть с этим уродом...

* * *

На «Олимпе» эта ночь тоже выдалась бессон­ной. Через два часа после отъезда Тремовых бес­следно исчез Чика. Последний раз его видел охранник, когда убийца шел в туалет. Но оттуда Чика так и не вышел. Точно испарился. Кронос поря­дочно струхнул, но скрывал свой страх криками до хрипоты на подчиненных. Вся надежда теперь бы­ла на Миноса. «Владыка» бегал за Миносом по «Олимпу», якобы ежесекундно контролируя его работу, а на самом деле видя в нем единственную защиту от нападений. И хотя Кронос в гневе махал руками и топал ногами, в глазах его стоял безум­ный страх за собственную жизнь. И это не ускольз­нуло от опытного взгляда бывшего контрразведчи­ка, которого изрядно веселило такое двоякое пове­дение «короля Олимпа». Положение Миноса было ничуть не лучше Кроноса, но полковник держался стойко. Ему было не впервой встречаться с опас­ностью лицом к лицу. Выдержку и мужество в та­ких ситуациях он считал главным достоинством настоящего мужчины. Из своего бывшего опыта он знал: кто поддается панике, тот быстро погиба­ет, если не от пули, то от собственного испепеляю­щего внутреннего страха.