Перекос

Я не знаю, можно ли вообще назвать изученной религиозно-философскую часть наследия Льва Николаевича Толстого. Хотя она по своему объему не уступает литературной, толстоведы уделяют ей намного меньше внимания, чем его романам и повестям первого, докризисного периода. Конечно, толстоведы - тоже люди, и имеют право выбирать для исследования то, что интересно им самим. Понятно также, что художественная проза Льва Толстого их как литературоведов привлекает больше его религиозно-философские произведения. Однако, кроме личных соображений, есть, конечно, еще и конъюнктурные. Внимание к Толстому-мыслителю может обернуться неприятностями в любые времена! Их можно ожидать также и в наше время, несмотря на прежде небывалую в России свободу слова. Толстоведы, как правило, имеют свою "вертикаль". Они должны соотносить свой тематический выбор с менталитетом нынешних высокопоставленных чиновников, курирующих культуру. А для их начальства отлучение Толстого от церкви - проблемный фактор, так как теперь снова полагается считаться с мнением церкви. Ну а она свое мнение о Толстом не изменила: он был для нее еретиком и таким остался… И этим сказано все. Но даже если бы ничего не мешало толстоведам больше заниматься духовной прозой Толстого, и они сами бы того очень хотели, есть еще одно объективное препятствие для исправления перекоса в изучении толстовского наследия. Вот характерное высказывание на одном из семинаров толстоведа Е.В. Николаевой, которое проливает свет не только на положение дел в ее области знаний, но и в литературоведении в целом: Другая важнейшая тема, о которой необходимо сказать, - духовный путь Толстого. Исследование этой темы в настоящее время представляет собой большую сложность. В полной мере к рассмотрению этого вопроса можно отнести слова исследователя Гоголя, В.А. Воропаева: в предисловии к одной из своих книг он замечает, что мы не можем дать пока еще никакой объективной работы о духовном состоянии Гоголя, ибо у нас нет филологов, готовых к этой работе. Те, которые готовы ее исследовать с филологической точки зрения, абсолютно безграмотны в богословском отношении; те, которые могут это сделать с точки зрения богословской, беспомощны в области филологии. Ну, хорошо, пусть мы признаем, что тысячи страниц духовной прозы Льва Толстого, куда входят автобиографические, религиозно-философские, публицистические и художественные произведения последних 30 лет его жизни, недостаточно изучены, и что? А то, что мы тогда поосторожнее станем обращаться со старыми ярлыками, наклеенными на эту часть толстовского наследия его предвзятыми критиками. Понятно, что религиозным философам конца Х1Х - начала ХХ века, которых увлекали полёты мысли на дальние расстояния и мечты об идеальной церкви, интерес Толстого к "разумной религии" в стороне от храмов мог представляться "грубым и элементарным рационализмом" - новые пути в христианстве виделись им совсем другими. Но насколько их чаяния соприкасаются с духовными устремлениями современных богоискателей?! Те, кто снова и снова цитируют высказывания современников Толстого-мыслителя обычно не задаются таким вопросом. Бесспорно, что после ухода из жизни Льва Толстого долгое время не было социального повода для пересмотра установившихся взглядов на его духовную прозу. Через четыре года после его смерти началась первая мировая война, а через семь лет Россия стала другой страной, где религия как таковая оказалось "опиумом для народа" - что уж тут о го