В палатке

Три дня спустя, к вечеру 4 января, французы, несмотря на пророчества лорда Уэнтуорса, еще продвинулись вперед. Они не только перешли мост, но и захватили форт Ньеллэ вместе со всеми имеющимися там запасами оружия и снаряжения. Такая позиция давала французам полную возможность заткнуть ту брешь, через которую могли просочиться подкрепления англичан и испанцев. Подобный результат, пожалуй, вполне оправдывал трехдневную ожесточенную борьбу.

– Но это же абсурд! – воскликнул губернатор Кале, когда увидел, что английские солдаты, несмотря на все его усилия, панически бегут к городу.

И он – какое унижение! – вынужден был последовать за ними, ибо долг его – погибнуть последним.

– Наше счастье, – сказал ему лорд Дерби, когда они очутились вне опасности, – наше счастье, что Кале и Старая крепость все же могут продержаться два или три дня. Форт Ризбанк и выход к морю свободны, а Англия не за горами!

На военном совете, созванном лордом Уэнтуорсом, было установлено, что спасти их может только Англия. С самолюбием считаться теперь не приходилось. Если тут же сообщить в Дувр о происшедшем, то через сутки они получат мощное подкрепление, и тогда Кале спасен!

Скрепя сердце лорд Уэнтуорс согласился с этим решением. И вскоре одинокая шлюпка отчалила от берега, увозя гонца к дуврскому губернатору.

Потом англичане приняли все возможные меры для укрепления Старой крепости – самого уязвимого места в обороне Кале. Ну, а форт Ризбанк был надежно защищен морем, дюнами и горсткой городской стражи.

А пока осажденные собирают силы для отражения приступа, заглянем-ка за городскую стену и посмотрим, чем заняты в этот вечер виконт д'Эксмес, Мартен-Герр и их воинственный отряд. Для этого нам достаточно приподнять край палатки, чтобы сразу обнаружить там Габриэля с его волонтерами.

Картина была поистине живописна. Габриэль сидел на единственном табурете и, наклонившись, о чем-то напряженно размышлял. Мартен-Герр, сидя у его ног, прилаживал пряжку к портупее; время от времени он поглядывал на своего хозяина, но не решался нарушить его молчаливые думы.

Рядом с ним, на груде плащей, лежал и стонал раненый. Увы, это был не кто иной, как Мальмор! В другом конце палатки благочестивый Лактанций пылко и добросовестно перебирал четки. Нынче утром, при взятии форта Ньеллэ, он, к несчастью, отправил к праотцам трех своих братьев во Христе.

Возле него стоял Ивонне. Он уже успел высушить и вычистить свое платье от грязи и пороха и теперь выискивал местечко, где можно было бы хоть немного отоспаться.

Шарфенштейн-дядя и Шарфенштейн-племянник решали сложнейшую задачу – вычисляли свою долю, причитавшуюся им при дележке утренней добычи.

Остальные молодцы, расположившись посреди палатки, азартно играли в кости. Большой дымный факел, воткнутый прямо в землю, отбрасывал красные блики на их возбужденные лица.

Мальмор испустил болезненный стон. Габриэль поднял голову и обратился к своему оруженосцу:

– Мартен-Герр, не знаешь, который час?

– Точно не знаю, ваша милость. Дождь загасил все звезды. Но думаю, что идет к шести вечера. Вот уже больше часа, как совсем стемнело.

– А врач обещал быть к шести? – спросил Габриэль.

– Совершенно точно, ваша милость. Поглядите, так и есть – вот он!

Габриэль с первого же взгляда узнал гостя и, вскочив с табурета, воскликнул:

– Метр Амбруаз Парэ!

– Виконт д'Эксмес! – ответил Парэ с глубоким поклоном.

– Ах, метр, я и не знал, что вы в лагере, так близко от нас!

– Я всегда там, где могу принести пользу.

– О, узнаю вас! Но сегодня я рад вам вдвойне, потому что намерен прибегнуть к вашему таланту.

– О ком же идет речь?

– Об одном из моих людей, получившем удар копьем в плечо!

– В плечо? Тогда это пустяки, – заметил хирург.

– Боюсь, что не так, – понизил голос Габриэль, – один из его приятелей столь неловко выдернул древко из раны, что острие осталось внутри.

Амбруаз нахмурился, но все же спокойно произнес:

– Посмотрим, однако…

Его подвели к раненому. Амбруаз Парэ разбинтовал плечо Мальмора и внимательно исследовал ранение. Затем, с сомнением покачав головой, сказал:

– Ничего страшного.

– Если так, – воскликнул Мальмор, – то завтра я смогу драться?

– Не знаю, – проговорил Амбруаз Парэ, зондируя рану.

– Все-таки чуток больно… А когда будете извлекать проклятый обломок, будет еще хуже?

– Нет, хуже не будет… Вот он, – протянул ему врач острие копья, только что извлеченное из раны.

– О, я вам весьма обязан, господин хирург! – вежливо поблагодарил Мальмор.

Шепот удивления и восхищения донесся до слуха Амбруаза Парэ. Габриэль воскликнул:

– Как! Уже все? Да ведь это чудо!

– Нужно отдать справедливость, что и пациент мой отнюдь не неженка!

– Но и хирург не какой-нибудь коновал, черт побери! – воскликнул какой-то незнакомец, незаметно вошедший в палатку и стоявший за спинами волонтеров.

При звуке этого голоса все с почтением посторонились.

– Герцог де Гиз! – вырвалось у Парэ.

– Да, метр, перед вами герцог де Гиз, пораженный и восхищенный вашим умением. И я вас не знал до сих пор? Как же вас зовут, метр?

– Амбруаз Парэ, монсеньер.

– Итак, заявляю вам, метр Амбруаз Парэ, что ваша карьера сделана… правда, при одном условии!

– Можно ли узнать, при каком именно, монсеньер?

– Если мне доведется заполучить в бою рану, то обещайте, что вы лично займетесь мною.

– Я так и сделаю, монсеньер, – ответил с поклоном Амбруаз. – В страданиях все люди одинаковы. А теперь разрешите мне затампонировать и перевязать рану.

– Делайте свое дело, метр Амбруаз Парэ, – ответил ему герцог, – делайте и не обращайте никакого внимания на меня. А я пока побеседую с господином д'Эксмесом.

Амбруаз Парэ занялся перевязкой Мальмора. Раненый спросил:

– Господин врач, значит, я могу считать себя здоровым?

Амбруаз Парэ, накладывая последние бинты, сказал:

– Почти!

– Тогда соблаговолите сообщить виконту д'Эксмесу, моему начальнику, что завтра я могу принять участие в бою.

– Завтра? В бою? – вскричал Амбруаз Парэ. – И не думайте об этом! Несчастный! Я вам предписываю восемь дней полного покоя.

Мальмор заревел:

– Да ведь за восемь дней и осада будет кончена! Мне никогда не придется больше воевать!

– Ну и безумный смельчак! – заметил герцог де Гиз, прислушиваясь к разговору.

– Таков уж Мальмор, – с улыбкой сказал Габриэль. – И я прошу вас, монсеньер, лично приказать его перенести в лазарет.

– Ничего нет проще. Прикажите сами, и пусть этого смельчака отнесут его же товарищи. Габриэль чуть заметно замялся:

– Дело в том, монсеньер, что, возможно, мои люди понадобятся мне нынче ночью.

– Вот как? – удивился герцог де Гиз, взглянув на виконта.

Тем временем Амбруаз Парэ закончил перевязку и подошел к ним.

– Если вам угодно, господин д'Эксмес, – сказал он, – я могу прислать двух своих служителей с носилками.

– Благодарю и принимаю, – отвечал Габриэль.

Мальмор снова испустил отчаянный стон. Амбруаз Парэ откланялся и ушел. По знаку Мартен-Герра все волонтеры отошли в глубину палатки, а Габриэль остался как бы наедине с главнокомандующим.

XVI.