К. Леонтьев

Вопрос о правильном соотношении национального и интернационального в течение многих столетий не сходит с повестки дня. В наши дни, когда интернационализация общества происходит наиболее интенсивно, особое значение приобретает чёткое разграничение между подлинной интернационализацией, т. е. наилучшим служением мировой цивилизации, служением всему человечеству на базе предельного развития и сохранения всего лучшего, что накоплено веками каждым народом, и “интернационализацией” мнимой, настоящее название которой - космополитизм без роду и без племени. В отличие от интернационализма подлинного космополитизм стремится обезличить все народы на земле, переплавить их в одном безродном котле, лишить их всех исторических корней и собственного национального опыта. Одновременно космополитизм во все времена имел своей главной целью подменить любовь к собственному отечеству якобы интернациональной любовью к так называемому “народу божьему” и всему комплексу его библейских “ценностей”. По терминологии представителей тех, кто считает себя богоизбранными, настоящим интернационалистом рассматривается только иудофил, причём, если таковой недолюбливает грузин, негров и т. д., то от этого его ярлык “интернационалиста” ничуть не страдает. Особенно высокой оценки как “интернационалист” пользуется тот, кто сочетает в себе предельную русофобию с крайним иудо-фильством. Для “богоизбранных” с их паранойным (по определению Арнолда Тойнби) стремлением к всемирному господству, многократно закреплённому в Ветхом Завете и Талмуде, массовое тиражирование вышеуказанного типа “интернационалистов” в течение тысячелетий являлось идеологической задачей первостепенной важности.

На Руси коренная ломка идеологии имела место всего дважды: в 988 году и в 1917 году, как и положено, оба раза насильственно.

Однако в отличие от 1917 года, в 988 году и его окрестностях смены формации не наблюдалось. Тем не менее, в так называемом надстроечном плане-в области идеологии, этот год имеет такое же всемирно-историческое значение, как и 1917 год. Ведь именно в 988 году международному Сиону удалось сокрушить главный, и практически уже последний в то время главный, центр арийской идеологии, заменив его реформированным, вернее, осперантизированным иудаизмом в форме восточной ветви христианства, т. е. православия. Тем самым самый крупный автохтонный народ Европы был поставлен на рельсы массового тиражирования иудофильства при одновременном оплёвывании всей своей прежней арийской истории, идеологии и культуры. Именно с этого года и берёт начало в нашей стране указанная выше мнимая “интернационализация”, пагубные последствия которой не сумел до конца искоренить даже Великий Октябрь 1917 года, а уж тем более христианин К. Леонтьев!

Исполнителем этого чудовищного злодеяния над национальным идеологическим достоянием нашего народа стал князь Владимир, сын князя Святослава от ключницы его матери кн. Ольги - некой Малуни (имя ласкательное от еврейского имени Малка). Отцом означенной Малуни был “равв” - раввин из города Любеча, также носивший еврейское имя Малк[1], что совершенно неудивительно, если учесть, что один из древнейших русских городов Любеч до 882 года находился в вассальной зависимости от иудейского Хазарского каганата, платил ему дань и кишмя кишел иудейскими купцами, раввинами и прочими оккупантами-эксплуататорами из “богоизбранных”. В 882 году князь Олег освободил Любеч от оккупантов, но их остатки сумели втереться в доверие и при дворе. Несторовская цензура дохристианских летописей привела к переосмыслению слова “равв” или “рабб”; удвоение согласной пропало и слово стало возводиться к глаголу “робити”; потомок раввина Малка, который даже в “Повести временных лет” остался фигурировать как “робичич”, т. е. “раввинач” стал во всех историях России упорно переводиться как “сын рабыни”. Узнав, что Малуна зачала от Святослава, разгневанная кн. Ольга сослала её в село Будутино близ Пскова, где и родился Владимир. Это обстоятельство весьма примечательно: Ольга сама происходила из простых псковских женщин, и её будущий муж познакомился с ней в её бытность перевозчицей на реке Великой. Князю Игорю она приглянулась за свою смелость и отвагу на этой нелегкой даже для мужчины работе. Поэтому Ольгу нельзя заподозрить в классовом чванстве, когда она ссылала Малушу. Гнев Ольги был вызван не классовым чванством, а идеологической несовместимостью её сына с Малушей - Малкой, тем, что Малка была дочерью коварного эксплуататора русского люда. Не лучше относился к плоду своей мимолётной - по пьянке - связи с ключницей и сам Святослав Игоревич. Вот что мы читаем по этому поводу в книге “История России в картинках”, вып. 1, картины и текст составлены В. Золотовым, изданы Н. Дементьевым, Спб. 1864 г. № 9.

“Когда отъезжал Святослав в свою любимую Болгарию, покидая навсегда Русскую Землю, то старшему из сыновей его, Ярополку, было не более 10 лет, а Олегу - около 9; несмотря однако ж на их малолетство, Святослав посадил княжить Ярополка в Киеве, а Олега - в Земле Древлянской, разумеется, под надзором воевод; не назначил никакого удела только самому младшему, Владимиру, как сыну рабыни. Новгородцы, узнавши, что Святослав назначил особого князя Древлянам, обиделись; они не хотели более повиноваться посадникам Святослава и прислали к нему своих старшин просить у него себе князя и при этом сказать ему, что если он не даст им кого-либо из своих сыновей, так они призовут к себе князя из-за моря. Ярополк и Олег, конечно, по наущению дядек своих воевод отказались ехать к новгородцам: не хотели променять тёплого, привольного юга на холодный болотистый север. Тогда новгородцы, по совету Добрыни, стали просить себе в князья Владимира, а Добрыня был ему родной дядя, брат его матери. Святослав не любил новгородцев и, отпуская к ним Владимира, сказал: “Возьмите его, по вас и князь!” Новгородцы поблагодарили и с торжеством повезли к себе малолетнего Владимира, с ним отправился и дядя его Добрыня и правил Новгородом, пока возмужал Владимир”. (Источник: “Повесть временных лет” - В. Е.).

Мы процитировали отрывок из указанной книги 1864 года неслучайно: этот труд, изданный в самый расцвет православия как господствовавшей идеологии, труд, основанный на традиционном многовековом осмыслении летописных первоисточников, никак нельзя заподозрить в предвзятости к равноапостольному Владимиру Святому, крестившему Русь. Ведь титул равноапостольного имеет в русской православной церкви только он один (из Руси).

Небезынтересно остановиться несколько подробнее и на фигуре родного брата Малуши - Добрыни[2]. На первый взгляд, его имя - чисто русское. Однако при ближайшем рассмотрении его имя чисто еврейское Дабран - “хороший оратор”, “краснобай”, “говорун”. Ввиду очень близкого созвучия с русским именем Добрыня, сына раввина Малка Дабрана кликали Добрыней. Кстати, от того же еврейского корня “говорить”, “замышлять”, “сговариваться” происходят также еврейские фамилии, как Деборан, имя - Дебора (пчела, т. к. она, жужжа, вроде бы замышляет ужалить) и т. д. Во время крещения новгородцев он проявил во весь левитский размах: коварство, подлость и беспредельную жестокость как результат воспитания в семье раввина-левита. Русские летописи - красноречивое тому свидетельство.

В отличие от Новгорода настоящий русский Старгород находился в районе теперешних западногерманских земель Ольденбург и Макленбург и примыкающего к ним балтийского острова Рюген. Именно там и находилась Западная Русь или Рутения. Что же касается варягов, то это не этноним, обычно ошибочно ассоциируемый с норманами, а название профессии воинов. Воины-наемники, объединяемые под общим названием варяги, были представителями разных народов западнобалтийского региона. Западные руссы тоже имели своих варягов. Именно из их числа и был призван родной внук новгородского князя Ростомысла - Рюрик, сын его средней дочери Умилы, выданной замуж в район Западной или Старгородской Руси. Он пришёл в Северную Русь со столицей в Новгороде, так как мужская линия Ростомысла угасла ещё при его жизни. Старшая дочь, видимо, была замужем за неславянином, поэтому старший внук и не нравился свободолюбивому новгородскому народу. Новгород к моменту прихода Рюрика и его братьев Санеуса и Трувора был древнее Киева ^- столицы Южной Руси - на века. Междоусобные претензии на первенство также имели многовековую традицию. Именно поэтому киевлянин Святослав в силу южно-русских традиций так недоброжелательно относился к Новгороду, сплавив туда незаконнорожденного сына-полукровку. Однако Дабран-Добрыня не дремал. Он направил своего родного племянника на раввинистическую стажировку в более иудизированную Западную Русь, где тот мог беспрепятственно, без лишних свидетелей получать инструктаж, как взорвать изнутри последний мощный оплот арийской идеологии на огромных просторах Северной и Западной Руси - на пространствах от Белого до чёрного морей. Несмотря на то, что арийская идеология Западной Руси была сломлена первокрестителем поморских славян Отгоном Бамбергским в первой четверти XII века, а последний оплот Западной Руси - остров Рюген - был окончательно раздавлен как самостоятельная русская единица в 1168 году, уже во времена двухлетней “служебно-раввинистической” командировки Владимира арийская вера там сильно деградировала в результате мало заметной на поверхности подрывной деятельности иудеев-“язычников”. Именно они ещё задолго до командировки Владимира успели развратить западных руссов повсеместным насаждением грубых идолов и храмов-капищ, а главным образом - принесением кровавых человеческих жертв, как правило, - невинных мальчиков, кровь которых пользовались большим спросом. Теперь Владимир знал, как отомстить ненавистным ему родичам по отцовской линии за потерю власти родичами его деда по матери в Любиче, за разгром Хазарского каганата. Нет, он не возведёт ненавистных русских в ранг “богоизбранных” путём обращения их в иудаизм. Это могло бы привести к подрыву “богоизбранных” изнутри: для этого он слишком хорошо знал русских. Он взорвёт их арийство изнутри путём введения рабской иудофильской идеологии христианства. В Западной Руси он убедился, как хорошо и вольготно живётся “богоизбранным” при христианских правителях Западной Европы. Он понял, что залог этого вольготного житья его соплеменников по материнской - по иудейскому праву - главной линии, в христианской интернационализации. Вернувшись на Новгородчину с нанятой из синагогальной кассы варяжской дружиной подонков, готовых на всё за хорошую плату, он узурпирует власть в Южной Руси, безжалостно и вероломно убив своего брата Ярополка: ведь он ^- всего-навсего гой, двуногий скот “богоизбранных”. Воссев на киевский престол, он по ранее разработанному коварному плану начинает проявлять псевдоповышенное почтение к арийским богам: приказывает поставить ранее неизвестных нам идолов и не только поклоняться им, но и приносить в жертву невинных мальчиков. “И осквернися кровьми земли Руське” - гласит летопись. Жертвенная кровь собиралась и поступала заказчикам. 10 лет идолопоклонства, сопровождавшегося кровавым изуверством, как и было запланировано, взорвали наше арийство изнутри. Народ стал роптать на собственных богов, которым до этого благоговейно и без эксцессов поклонялся веками и тысячелетиями. И в 988 году по приказу того же Владимира, который именовал себя не иначе как “каганом земли Русской”, идолов низвергли, а народ силой погнали в Днепр и другие реки, дабы приобщить к христианской интернационализации.

Однако иудофильская интернационализация была бы неполной, если бы у народа осталась память о своей прежней многотысячелетней истории и культуре, а особенно - о прекрасной идеологии, записанной в наших древних книгах. Последние научные открытия, равно, как и древние забытые не без помощи “богоизбранных”, свидетельства, говорят о том, что дохристианская Русь, как на Севере, так и на Юге, была страной почти сплошной грамотности. И это христианская ложь, что до Кирилла и Мефодия мы были неграмотны; ведь именно в житии св. Кирилла говорится, что он видел в Корсуни в Крыму Евангелие у одного русского, написанное русскими же буквами.

Другая христианская ложь, направленная на кастрацию нашей истории, это так называемая норманская теория, по которой Рюрик с братьями веками упорно числятся скандинавами, а не западными руссами. Это также ложь ради иудофильства. А ведь, оказывается, имеется книга француза Кармье “Письма о севере”, изданная им в 1840 году в Париже, а затем в 1841 году в Брюсселе. Этот французский исследователь, не имеющий, к нашему счастью, никакого отношения к спору антинорманистов с норманистами, во время посещения им Макленбурга, т. е. как раз той области, откуда был призван Рюрик, записал среди легенд, обычаев и обрядов местного населения также и легенду о призвании на Русь трёх сыновей князя славян-ободричей Годлава. Таким образом, ещё в 1840 году среди онемеченного населения Макленбурга бытовала легенда о призвании. Это призвание запомнили не только на Востоке или, вернее, в Северной Руси, куда они пришли, но помнили это и на Западе, откуда они вышли.

В наши дни не потерявшие надежду на реставрацию у нас старых иудофильских порядков “богоизбранные” уже издают в Нью-Йорке и Париже на русском языке журнал под претенционным названием “Русское возрождение”. Его цель - отнюдь не возрождение дохристианских духовных и культурных ценностей, как это имело место в Западной Европе в эпоху Возрождения. Цель журнала - возродить в нашей стране христианский интернационализм под вывеской подготовки к празднованию 1000-летия крещения Руси в 1988 году, т. е. подготовить новое массовое тиражирование интернационалистов-иудофилов под предлогом борьбы с “безбожным коммунизмом”. То же готовит Ватикан.

А ведь именно так около 1000 лет назад иудеи в поповских рясах, приглашенные Владимиром из Царьграда для борьбы с “поганым язычеством”, каковым они называли светлую идеологию наших предков, десятками тысяч сжигали деревянные дощечки и берестяные грамоты с нашими древними сказаниями, историей, литературой. Выдающийся поэт-патриот наших дней Игорь Кобзев в поэме “Падение Перуна” вложил в этой связи в уста своего вещего Бояна такие строки:

Коль ты примешь, князь, христианский лад,

К нам на Русь, говорю заранее,

Вороньем церковники налетят,

Навезут “святое писание”.

Хоть писание это “святым” зовут,

Трудно книгу сыскать развратнее.

В ней и ложь, и грязь, и постыдный блуд,

И вражда, и измена братняя.

Занедужим мы от их “аллилуй”,

Что во сне-то у нас не виданы!

Будут петь на Руси: “Исайя, ликуй!”

Будут чтить псалмы Давидовы.

Чужеродные, чуждые словеса

Заскрежещут арбой немазанной.

И пойдёт от них увядать краса

Речи русской, шелками вязаной!

Коли деды клюкву одну едят,

Скулы внукам сведет оскомина.

Много бед церковники натворят,

Истерзают народ расколами.

Встанет брат на брата и род на род!

Ой, люта вражда между близкими!

Вновь усобица по Руси пойдёт,

Самый подлый наш ворог искони!

(И. Кобзев, “Витязь”, М., 1971)

В отличие от Кобзева, еврейскому поэту Арону Вергелису ближе образ Добрыни. Какого? Это и так ясно: дядя сеятеля христианской чумы.

Век

Проснулся -

Как человек,

И глядит из под сонных век.

Поднимается он - Добрыня,

Две огромных руки топыря,

Две огромных руки топыря, (При молитве коганы

Ноги чующий под собой, топырят пальцы ладоней)

Землю

Пробующий

Стопой.

Поутру, на заре весенней,

В поле

Сеятелем

Пройдёт -

И на пашни Земли и Вселенной

Семя

Будущего (Царства израильского)

Падет.

Такие же русские летописи, которые, в связи со своей особой ценностью, писались на дорогостоящем пергаменте, целиком соскабливались и заполнялись церковными текстами. Философский же смысл как Нового, так Ветхого Заветов до XIX века оставался за языковым барьером церковно-славянского языка скрытым почти наглухо. Те же немногие русские люди, которые докапывались до понимания кровожадности и расизма Ветхого Завета и безродного космополитизма Нового Завета, подвергались гонениям и казням во имя торжества христианства - интернационала рабов иудейской идеологии, интернационала предателей собственных национальных интересов. Русская по названию православная церковь в течение всего периода своего идеологического господства делала всё, чтобы в угоду безродному космополитизму Нового Завета доказать, что до его введения или, по крайней мере, до Рюрика у нас истории не было вовсе. Тот, казалось бы, очевидный факт, что к моменту приглашения новгородцами, оставшимися без князя, родственников своей угасшей династии из руссов юго-западного угла Балтийского моря в лице Рюрика, и сам Новгород, и Киев, и сотни[3] других богатых и крупных русских городов давным-давно стояли, этот факт по сей день в силу инерции от удара, нанесённого нам Сионом в 988 году, продолжает у нас из столетия в столетие умышленно игнорироваться. Более того, просионизированными до мозга костей христианскими космополитическими “ценностями” русским историкам наша история представлялась не иначе как:

Хитрость, да обманы,

Злоба, да насилье,

Грозные Иваны,

Тёмные Васильи. (Владимира же Святославича славят с 988 г. все!).

Воспользовавшись ещё не стабилизировавшимися после разгрома троцкизма позициями наших органов литературы, обожатели Сиона продолжили эту антирусскую линию ещё и в 1930 году, когда в восьмом номере журнала “30 дней” появилась поэма Джека Ахтаузена “Безусый Энтузиаст”, где этот матёрый сионист, прикрываясь пустой “революционной” фразой о домнах, предлагал поставить памятник Некрасову. Однако, в связи с тем, что Оргаметалл не даёт бронзы, эта троцкистская гнида предлагала не больше не меньше:

Я предлагаю Минина расплавить,

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить (вопил этот

Их за прилавками Октябрь застал. потомственный

Случайно им мы не свернули шею. лавочник - В. Е.)

Я знаю, это было бы подстать.

Подумаешь, они спасли Рассею!

А может, лучше было б не спасать? (стр.66)

С бесстыдным цинизмом, следуя своим предкам, распявшим Русь в 988 году, этот литературный лавочник провозглашал:

Стоять в сторонке, рифмами бряцая,

Быть летописцем Нестором сейчас,

Страну в смертельной схватке созерцая,

Смотреть с иронией, как класс идёт на класс. (стр.68)

Да, как ни странно, свержение христианства с пьедестала господствующей идеологии в 1917 году не полностью освободило нас от его господства, а, следовательно, и от господства стоящего за ним международного Сиона. Поэтому даже в грозные годы Великой Отечественной войны, когда вопрос о полном физическом уничтожении прежде всего касался иудеев, даже тогда многие из них предпочитали, воспользовавшись льготами первоочередной эвакуации в тёплые Ташкента, “смотреть с иронией, как класс идёт на класс” и потом, гаденько вопрошать: “Подумаешь, они спасли Рассею! А может, лучше было б не спасать?” А уж вышвырнуть потом из гробниц её спасителей всегда было для них живительным бальзамом!

Поэтому до сих пор всякий раз, когда до нас доходят чудом сохранившиеся осколки нашей великолепной дохристианской письменности, будь то “Слово о полку Игореве”, найденное в 1795 году графом Мусиным-Пушкиным, или “Влесова книга”, обнаруженная в 1919 году в разорённом имении между Курском и Орлом полковником А. Изенбеком, сознательно или бессознательно сиониствующие начинают истошно вопить, что такого быть не может, что это фальшивка. Я не оговорился, назвав “Слово” дохристианским, хотя оно и описывает битву 1185 года: “Слово” вдохновлено и наполнено, в основном, нашей истинно русской по духу дохристианской арийской идеологией, несмотря на двухсотлетнее господство реформированного иудаизма на нашей земле. Боян в “Слове” называется внуком Велесовым, ветры - внуками Стрибога, сами русские - внуками Дажбога. Природа тоже сочувствует участникам похода в согласии с древнерусскими идеологическими представлениями: солнце тьмою путь заступает, птицы и звери криком и воем предостерегают о беде. После поражения русских “никнет трава от жалости, а дерево с печалью к земле преклонилось”. Горячая любовь к родине, скорбь о раздорах князей (как нам теперь известно - в результате интриг всё тех же агентов мирового Сиона) и призыв к единству: всё это на протяжении веков вызывает бешенство у космополитизаторов и эксперантизаторов. Недаром же прижатый к позорному столбу 21 декабря 1977 года в московском Доме литераторов автор “Бабьего Яра” - гнуснейшего антирусского пасквиля за всю историю советской поэзии, в неистовстве вопил, что “патриотизм является теперь последним прибежищем всех негодяев”. Быть патриотом по форме и аптридом по содержанию - его идеал.

Что же отнял у нас в 988 году сын ключницы-иудейки “родичеч” (раввинич), прозванный так княжной Рогнедой, этот “каган земли Русской”, как он звался?

На протяжении веков православная церковь, монополизировавшая летописное дело, старалась извратить суть и значение предшествующей ей русской идеологии, которую она презрительно называла язычеством. Алтаузев не зря призывал в 1830 году “быть летописцем Нестором сейчас”. Ведь Нестор, вдохновляемый иудейской безродностью христианства, взял на себя “во славу Христову” миссию генерального цензора всего, что до него было создано. Вся предшествующая проклятому 988 году история Руси была пересмотрена с классовых позиций иудейских хозяев. Из всего собрания многовекового багажа до христианских летописей Нестор составил свой краткий курс, который нам преподносится на протяжении веков как непревзойдённое творение великого летописца. Но при этом умалчивается, что по написании этого труда всё предыдущее наше бесценное рукописное наследие было безжалостно уничтожено, так как оно было безмерно выше, полнее, честнее, чем допущенный цензурой Нестора кастрат нашей истории.

... На широких стогнах и ночных кострах

Жгли языческое “чернокнижие”.

Всё, что русский люд испокон веков

На бересте чертал глаголицей,

Полетело мохом в гортань костров,

Осенённых царьградской троицей.

И сгорели в книгах берестяных

Дива дивные, тайны тайные,

Заповедный голубиный стих,

Травы мудрые, звезды дальние.

(И. Кобзев, там же, стр. 218)

Современные сионисты изо дня в день занимаются кастрацией истории гоев. Они настолько обнаглели, что ещё при жизни современников тех или иных неугодных им исторических событий, начинают фальсифицировать и подтасовывать факты. А уж тем более от Нестора до наших дней замалчивается то, что борьба между языческой и христианской идеологиями была весьма продолжительной, далеко неокончательной победой увенчанной для православия и, если из всех форм христианства русское православие и стало наиболее облагороженным, то заслуга в этом принадлежит прежде всего благотворным традициям духа нашей древней русской национальной идеологии. И это неспроста:

... Не закажешь Перуну царствовать!

Довелось ему пятьдесят веков

На родной Руси государствовать.

Это он Царьград с нашим войском брал.

Это он был заветом мужества:

Это он косогами шел на брань,

Обрядясь в доспех Ильи Муромца.

Это он парней закалял в боях,

Что бы души в покой не кутали,

Чтоб ценили выше всех прочих благ

Буревой размах русской удали!

Не учил Перун: коли бьют в щеку,

Подставляй другую смирнехонько,

А учил Перун дать отпор врагу,

Чтоб обидчик завыл тошнешенько!

Оттого Святослав был так люб ему!

Русь не знала верней хранителя!

Знать, Перун по образу своему

Сотворил такого воителя!

И когда Ольга-матушка на Босфор

За заморским крещеньем плавала,

Святослав не зря затевает, с ней спор.

Вспомни, князь, слова Святославовы!

Он зело стыдобил княгиню-мать,

Он в сердцах вопрошал с презрением:

“Не срамно ль дружину нам потешать

Непотребным чужим крещением?!”

(И. Кобзев, там же. стр. 214-215).

Говоря о силе нашей истинной национальной идеологии, один из крупнейших исследователей дохристианской Руси Сергей Лесной писал: “Говорить о язычестве, даже вспоминать о нём, считалось грехом, а между тем в оригинальной религии древних руссов не было ничего такого, чего мы могли бы стыдиться... Это была сильная, внутренне крепко скроенная религия, высокая, красивая, а потому представлявшая для христианства страшного противника”.

Прежде всего в её основных положениях было много сходства с христианством: христианство было создано иудеями специально для гоев, а сам иудаизм был создан специально для евреев на базе жреческих культов Двуречья и Египта, а эти культы в свою очередь имели в своей основе всё ту же древнеарийскую идеологию, ствол которой хранила религия древних руссов. Христианство, таким образом, походило на блудного сына, вернувшегося в отчий дом, увы, безвозвратно развращённым, испорченным и несмываемо перепачканным нечистотами той выгребной идеологической ямы, которая называется иудаизмом. История показала, что ни почти тысячелетняя византийская “химчистка”, ни последовавшее за этим тысячелетнее омовение православия на Руси, несмотря на все попытки и отдельные удачи по облагораживанию и отмыванию блудного сына от сионского зловония, достигнуть успеха не смогли. Русский народ бросил свои лучшие силы на поприще новой идеологии. Но православная церковь стала в определённой степени национальной лишь в области архитектурной и иконописной формы, сохранив в глубине идеологии иудейское содержание.

Западное христианство-католицизм справилось с этой задачей ещё менее успешно, чем православие. Ислам, как древнебедуинская идеология, пропущенная его основателем меккенцем Мухаммедом через иудейские и христианские поля орошения, также превратился во вспомогательное идеологическое орудие международного Сиона на его пути к мировому господству.

Волна арийцев-венедов, перевалившая за 3000 лет до н. э. через Гиндукун (проход венедов) на Индостанский полуостров, вынесла и туда нашу идеологию, сохранившуюся в основе в индуизме и йоге. Венеды южных степей Восточной Европы в течение многих тысячелетий были главными представителями народов моря в Восточном Средиземноморье, принеся свою светозарную идеологию и в Опаленный Стан (Палестан - Палестину). Сюда выходил один из южных языков ареала расселения носителей преарийского языка, который захватывал и всю Малую Азию и Балканы. Однако здесь был проходной, двор народов. Хранить чистоту языка и идеологии можно было по-настоящему только на просторах от Новгорода до чёрного моря. Именно здесь у древних восточных руссов незыблемо сохранились представления о триединстве трёх триединых троиц:

В центре тот, кто сварганил мироздание - единый трёхипостасный бог-творец Сварог, правящий двумя другими трёхипостасными системами: “Мир” и “Человек-народ”. Миром правит Правь - истина или законы Сварога. Правь осуществляет юрисдикцию над Явью[4], т. е. явимы, видимы, ощутимы миром, равно как и над Навью, т. е. нематериальным, потусторонним миром, миром мертвецов, куда после смерти, покидая Явь, переходит душа человека. Некоторое время она странствует, пока не попадает в Ирий или рай, где живет Сварог и сварожичи - её предки. Понятия ада не существовало - не было духовного террора.

Конечно же, душа имеет теоретически возможность вернуться из Нави снова в Явь, но только по тому пути, по которому она вышла из яви в Навь. Этим объясняется древний обычай выносить покойника из дома вперёд ногами. А до христианства - ещё и через пролом в стене, который потом немедленно заделывался. Крестителя Руси князя Владимира вынесли через такой пролом, несмотря на то, что он стал христианином. Вернуться через двери или окна душа не могла, так как это был бы уже не тот путь, а потому эта душа не могла и беспокоить живущих в Яви. Не отсюда ли выкрадено в Библии: “всё возвращается на круги своя”? Блестящую реконструкцию модели Правь-Явь-Навь на основе современных достижений науки дал советский физик Валерий Иванович Скурлатов в 8-м номере журнала “Техника Молодёжи” за 1977 год: у него всё возвращается на орбиты свои.

Своеобразный культ триединого Триглава не исключал и политичности идеологии древних руссов. Но вместе с тем всякая сила была для них проявлением единого бога, который был вездесущ: свет, тепло, молния, родник, река, ветер, дуб, плодородие земли и т. д. Руссы жили в природе, считали себя её частью и как бы растворились в ней. Это была солнечная, живая, реалистическая идеология. Коренным отличием древнерусской идеологии было то, что руссы не считали себя изделиями бога, его вещами, а уж тем более рабами божьими. Они рассматривали себя его потомками, внуками Дажбога (даж-боги внуки). Они не унижались перед своим пращуром, а, понимая его превосходство, вместе с тем сознавали и естественное с ним родство. В отличие от западных руссов, восточные руссы не имели храмов для умилостивления богов и принесения им молитв. Они обращались к ним прямо и непосредственно. Если и имелись особые культовые места, то они определялись только удобством для общей молитвы, а не особой священностью данного места. Не имелось и особой касты жрецов, их функции исполняли старшие в роде. Носителями оккультной мощи - своеобразными аккумуляторами биоэнергетики - были йоги, в древней Руси - главным образом женщины (отсюда Баба-Яга, вернее бы - Баба-йога, русских сказок, в основном, всё-таки добрая). Институт йогов был широко распространен у арийцев вообще. У большинства европейских арийцев йогами, как и на Руси, были тоже женщины - Кассандра в Трое, Пифия в Дельфах и т. п. Захватив идеологию европейских арийцев в свои руки, христианское духовенство, будучи слепым прислужником Сиона, истребило носителей арийской биоэнергетики, устроив охоту на ведьм (т. е. ведущих женщин)[5], а их белая магия была заменена на чёрную магию иудейских каббалистов. За двести лет британского масонского господства в Индии Сион подмял и сионизировал всю литературу о йоге, выпускаемую на европейских языках. Поэтому доверять этой литературе ни в коем случае не следует. Щупальца международного Сиона добрались до многих индийских йогов, превратив Вивикананду и Рамакришну в кумиров доверчивых гоев с помощью видных масонских писателей Франции (например, Ромэн Роллан) и других стран.

Интереснейшие сведения о религии древних руссов даёт дощечка № 13 “Влесовой книги”. На ней мы находим оригинал того, из чего через века странствий по иудейской чужбине родилась и вернулась на родину христианская молитва “Верую”. Дощечка сохранилась сравнительно хорошо: утерянных букв и слов нет. Полный и точный перевод с комментариями в настоящее время неосуществим, да и вряд ли целесообразен в данной работе. Ограничимся только изложением общего хода мыслей, обозначив многоточием места, где смысл ещё недостаточно выяснен.

“Прежде всего имеем поклониться Триглаву, а поэтому поём ему великую славу, хвалим Сварога, деда божия... начинателю всех родов; он вечный родник, что течёт во времени из своего истока, который никогда и зимой не замерзает; пьющие ту живую воду, “живихомси”... пока не попадем до его райских лугов”.

За славословием богу неба и вселенной начинается славословие Перуну.

“... и богу Перуну, громовержцу, богу битвы и борения..., который перестает вращать коло (круг) жизни в Яви и который ведёт нас стезей правды до брани и до тризны о всех павших, что идут к жизни вечной до полка Перунова”.

Коло - до сих пор пляска многих славян и других арийцев - была ритуальной. В Палестине, Сирии, Иордании и Ливане семитизировавшиеся венеды более всего до сих пор почитают круговой танец дабка, хранимый с хеттовенедских времён.

Далее идёт славословие Световиду, третьей ипостаси второго треугольника.

“... и богу Световиду славу поём, он ведь бог Прави и Яви, а потому поём песни, ибо он есть свет, чрез который мы зрим мир и существует Явь... Он нас уберегает от Нави, ему хвалу поём, пляшем и взываем, богу нашему, который землю, солнце и звёзды держит и свет крепко... отречёмся от злых деяний наших и течём к добру”...

На языке оригинала этот отрывок высокой моральной силы звучит так: “одркохом сей одо злые деяна наши и добру тецехомстве”.

“... ибо это великая тайна Сварог ^- Перун есть и Световид. Те оба естества отрождены от Сварога и оба, Белобог и Чернобог, борются, Сварог же держит, чтобы Световиду не быть поверженному...”

Далее мы увидим, как масоны, извратив арийскую философию, именуют Сатану Люцифером, т. е. светозарным.

За ними двумя (т. е. Перуном и Световидом) - Хорс, Велес, Стрибог, а за ними - Вышень, Лель, Летич, Радогож, Колендо и Крышень... сивый Яр, Дажбог. После прихода венедов в Индию 3000 лет до н. э. Вышень превратился там в Вишну, Крышень (бог крова над головой) в Кришну и т. п. В этом отрывке молитвы перечисляются уже не высшие ипостаси бога единого, а боги “средние”, в христианстве они соответствуют по рангам апостолам. После них идёт длиннейший список “малых” богов, с ещё более детальной специализацией: существовали даже божки грибов, цветов, пчел, проса и т. д. Их по рангам можно сравнить с общехристианскими святыми, святыми только католиков и только христиан, святыми разных сект и, наконец, с местными и профессиональными святыми, каждый из которых в ином приходе или у лиц определенной профессии почитается чуть ли не наравне с Христосом. Стало быть, т. н. многобожие древних руссов идентично с практическим многопоклонством христиан, но отличается истинно русскими, а не иудейскими корнями. Вера древних руссов сеяла патриотическую гордость, а не космополитизм.

Далее в тексте что-то неясно, но можно вычленить: “... и тут ждёт отрок, отверзающий прекрасный Ирий (рай), и там течёт река, которая отделяет Сварога от Яви, а Числобог учитывает наши дни, говорит богу свои числа быть ли дню Сварогову или же ночи... слава Перуну огнепудру, который стреляет во врагов и верного ведёт по стезе, он есть честь и суд воинам, ибо златорун, милостив и праведен есть”.

На этом дощечка оканчивается.

Интересно, что общеарийское “бада” означает “благо”, “одарение”, “наделение”. Следовательно “бог” это тот, кто приносит благо, одаряет как материально, так и морально. Поэтому именно вечером, после трудов праведных приносилась молитва именно тому богу, который в силу своей специализации мог оценить прожитый день и воздать за него должное по заслугам. Этим богом был Дажбог (т. е. бог дающий). Утром молились богам вообще, особенно Перуну и праотцам. Днём - Хорсу, т. е. солнцу. Идеология древних руссов требовала чистоты не только духовной, но и телесной: богу молились с чистым телом. Дощечка № 3 гласит: “славим бога наше и мохомся з телесы, омовлени водоу чистоу”. “Молынь творяще, омыехомся телесы наши и рцехом хвалу”, повествуется в дощечке № 24.

Характерно, что у наших предков существовала узаконенная система социального обеспечения по старости, являвшаяся одновременно своеобразными отчислениями в сферу нематериального производства, т. е. в сферу управления и идеологии, в которой были заняты главным образом лица преклонного возраста, обладавшие соответствующим опытом. Дощечка № 8 сообщает, что десятую часть (очевидно продукта) руссы отдавали старшим в роде (на общие нужды), а сотую - волхвам (т. е. йогам или бабам-Йогам - В. Е.).

Честность рассматривалась нашей древней идеологией как одна из главных добродетелей, которой должно всем придерживаться. “Влесова книга” не раз с возмущением отзывается о “лисьих хитростях” и “ложной брехне” греков, указывает на нечестивость вождей гуннов, бравших дань по два раза.

Никто иной, как сам Велес, научил наших предков “землю орати и зерно сеяти”. Поэтому земледелие считалось у нас почётным и богоугодным.

Круг, по-славянски “коло”. Годовой круг возобновлялся, когда дни снова начинали прибавляться. Бог нового круга назывался “Коленда”, позднее -“Коляда”. Поэтому колядки на Рождество - пережиток нашей дохристианской идеологии. Тот факт, что учителями древних римлян были венеды, память о которых до сих пор сохраняется в названии Венеции (города венедов), был закреплён в римских “календах”, которые как раз припадали на праздник Коляды. Слово календарь, хотя оно и вернулось на родину современных венедов - русских - через латинский язык, чисто славянского происхождения.

Праздники всегда отмечались пиршествами, даже по покойникам, а также различными состязаниями и играми. Наша, древняя идеология была радостной, даже горе сочеталось в ней с радостью: павший герой чтился пиршествами, играми, за него радовались, что он попал в Ирий, на радость своим дедам и бабкам, которые с ним теперь увиделись. В этом отношении интересно обращение Перуна к воину, павшему в бою и попавшему в рай (Ирий): “Иди, сын мой, до вечной красоты, и там увидишь твоих дедов и бабок, в радости и веселье тебя увидевших; плакали весьма до днесь, а теперь возрадуются о жизни твоей вечной до конца концов!”

Единственным высокоэстетическим местом Ветхого Завета является так называемая “Песня песней Соломоновых”, стоящая загадочным особняком среди грязного человеконенавистничества остальных текстов этой кровавой книги. Уже давно высказывается мнение, что она была сочинена кем-то из арийцев, так как дух её именно арийский, а не иудейский. Скорее всего, она наполнена венедским духом и как многое другое бессовестно присвоена Сионом. Подтверждением этого могут служить многие места “Влесовой книги”, свидетельствующие о высоких чувствах наших предков.

“Тут прекрасная заря идёт к нам, как благая жена даёт молока в силы наши и крепость двужильную; та ведь заря - солнцу вестница... конная вестница скачет до заката солнца, чтобы приготовили его золотой челн к ночи; и был влекомый волами смирными по степи синей; там ведь ляжет солнце спать в ночи, а когда день придёт... во второй раз скачет (заря) перед вечером, и так говорит солнцу: воз и волы там, и ждут его на млечном пути, который заря пролила в степи, будучи призвана матерью, чтобы поспешала”.

“Итак, Млечный путь на небе - это молоко, пролитое зарёй, когда она слишком поспешила, будучи позвана матерью, - пишет Сергей Лесной. - Солнце движется по синей степи неба на возе, влекомом смирными волами: так понимали руссы медленно, ровное движение солнца. Когда солнце склоняется к вечеру, заря спешит оповестить, чтобы ему приготовили золотой челн, в который оно садится, ложась спать на ночь. Здесь несомненно отражен закат солнца над морем. А к утру заря возвещает солнце, что волы и воз уже ждут его на Млечном пути. Какая образность и красота в этом молоке, которое проливает заря, абы “поспьешендла”! И как жаль, что до нас дошло так мало из духовного наследия предков!” (С. Лесной, “Русь, откуда ты?” Виннипег, 1964, стр. 293-294).

Вот, чего мы лишились в 988 году, заменив нашу оригинальную идеологию - это отражение души русской - на расизм Ветхого и космополитизм Нового Заветов!

И как ни старался русский человек брать из Библии только то, что там ещё не было окончательно испохаблено и осквернено Сионом, как он ни пробовал не замечать или понимать иносказательно огромный поток библейских мерзостей, весь этот тысячелетний комплекс самообмана не мог не оставить своего следа: пьянство и хамство успешно культивировались обожателями Сиона. Те же, кто искренно уверовав в призывы Нового Завета к аскетизму, превращали свою жизнь в Яви в некое подобие полуастрального существования в Нави, извращали самую суть предназначения человека в Яви. Они превращали себя в живой пример того, каким должен быть гой - человек служебный для иудеев - сознательно самоограничивающим себя до предела, но максимально загруженным созиданием, плодами которого (якобы себе в ущерб на том свете) пользуются в Яви и почти безвозмездно иудеи. Терпение русских лопнуло и в 1917 году они заявили своё решительное Нет не только русскому по названию и сионскому по принадлежности капиталу[6], но и тысячелетнему игу сионского духа христианства.

То, что христианство нужно прежде всего Сиону, и то, что Сион более всего боится возрождения памяти о нашей родной арийской идеологии, прекрасно высказал ведущий сионист-советолог М. Агурский в рецензии на одну из статей автора этих строк: “Жизнь показывает, что антихристианство есть в то же время и даже прежде всего антисемитизм... всё это даёт мне право обратиться с призывом как к верующим евреям, так и к христианам объединиться на борьбу с неоязычеством”. Вот и конец сказке о 2000-летней ненависти иудеев к христианам!

Как мы видим, звериная ненависть обожателей Сиона к нашей исконной идеологии, их животный страх перед её светлым содержанием не меняются и не ослабевают на протяжении тысячелетий.

Но чистая, как струи родника, идеология - не единственное, чего лишил нас злосчастный 988 год: он укоротил на многие века, а может быть, и тысячелетия нашу историю, писанную “чрьтами и резами”, и возраст этой письменности.

Однако даже то немногое, фрагментарное, что донесла до нас “Влесова книга”, подтверждает, что глава 38-я кн. пророка Иезекииля недаром в ужасе и смятении повествует о могучем народе Рус, приходящем громить “богоизбранных”. Проклятия Иезекииля в адрес народа Рус как бы перекликаются с животным страхом М. Агурского.

15-я дощечка повествует, что “во время оно был меиж (муж) благ и доблестей, который назывался отцом Руси”. У него была жена и две дочери. Жил он в степях и имел много скота - коров и овец. Но у дочерей не было мужей, однако бог дал ему измоленное и он выдал дочерей замуж... (Обратная сторона дощечки, по-видимому, не была переписана). Здесь сказывается нелюбовь русского человека к фантазиям. Имя праотца забыто, с этим считаются, и никому не придёт в голову выдумать имя, хотя имена в более поздней легенде уже даны. Авторы “Влесовой книги” сообщают уникальные для нас данные о скотоводческом периоде нашей истории. Ранее считали, что кроме земледелия и охоты мы в древности ничем не занимались. Надо полагать, что 15-я дощечка доносит до нас сведения многотысячелетней давности.

Сведения дощечки № 9а, строки 15-17 содержат данные примерно за 1000 лет до нашей эры, хотя можно предположить, что это было и намного раньше. Легенда рассказывает, что некий Богумир, жена которого звалась Славунья, имел трёх дочерей: Древу, Скреву и Полеву, а также сыновей Сева и Руса (младший). Богумир не имел мужей для своих дочерей и отправился по совету жены на поиски женихов. К вечеру он стал в поле у дуба и разложил костёр. Затем он увидел трёх всадников, устремившихся к нему. Те подъехали и сказали: “Здравы буди! Что ищешь?” Богумир рассказал о своей нужде. Те отвечали, что они в поисках за жёнами. Богумир вернулся в свои степи, ведя трёх мужей своим дочерям. Затем сказано, что отсюда произошли три славных рода: древляне, кривичи и поляне. От сыновей же произошли северяне и русы. Правда, в другом месте “Влесовой книги” происхождение племён объясняется по-другому, именно так, как в несторовой летописи, т. е. жители лесов называются древляне, жители полей - поляне. Но особую ценность представляют как раз 15-17 строки дощечки № 9а: “создались те роды (от дочерей и сыновей Богумира) у семи рек, где обитали заморья в Беленом крае и куда скот до исхода к горе Карпатской... было это за 1300 лет до времени Германариха”. Так как Германарих умер в 375 году, да жил будто бы 100 лет, значит руссы были в области Семиречья примерно за 1000 лет до нашей эры.

В другой дощечке (№ 15а, 7-14) приводятся совершенно сенсационные данные: “праотцы... изыдощька из края Семиречья, от Райской горы и Загорья, пожили век, дальше пошли в Двуречье... и попали в землю “Сритие” (?), там стали, подождали и пошли большими горами, снегами и льдами и попали в степи... и пошли к Карпатской горе”.

Имеется дощечка № 5а (1-10), которая говорит: “за 1500 лет до Дира пошли наши прадеды к Карпатской горе и там осели, живучи богато”. Если мы примем условно 850 год за время Дира, то приход русских в Карпаты относится приблизительно к 650 г. до н. э.

Проживая на Карпатах 500 лет, предки наши пошли на восход солнца к Днепру, той реке, что течёт в море, и сели на ней к северу и так званой (Д) непре Припяти и там сидели 500 лет.

Кто был руководителем всех этих передвижений, не сказано.

Дощечка № 8 гласит: “При отце Оре едми род славен, а после отца трое его сыновей разделились на три части и так образовалась Руссолань и венцы, которые разделились на две части... так что скоро получилось десять частей”.

Приход руссов к Днепру относится приблизительно к 150 г. до н. э. Далее сказано, что наши предки были союзниками “ильмерцев” и что они жили богато, разводя в степях скот. Однако ильмерцы оставили руссов и пошли на юг, и в то же время началась борьба с костобоками, продолжавшаяся 200 лет. Будучи побеждены, руссы были вынуждены бежать в леса и пробыли там 100 лет. Далее уже идёт речь о готах Германариха. Дощечка № 9 повествует:

“Пришли из зелёного края (это степи к востоку от нижней Волги вдоль Каспийского моря) к Готскому морю (безусловно Азовское) и там наткнулись на готов [7], которые им преградили путь; и так бились за ту землю, за жизнь нашу; до того времени были отцы наши у берегов моря по Ра-реке (Волге) и с великими трудностями переправили через неё своих людей и скот на тот берег, идучи к Дону, и там увидели готов; шедши далее на юг, увидели Готское море и готов, вооружившихся против нас, и так принуждены были биться за жизнь свою и добро.” При Святояре, Боляр, разбил готов и скотцев - дощ. 4, 6.

Дощечка № 6 (серия их) говорит: “Были Кимрами (киммерийцами) отцы наши и те потрясали Рим (намёк на Одактра и т. д.), а греков разметали как испуганных поросят (яко прасете устрешены)”. Дощечка № 7 доносит такие сведения: “Даждь-бог родил нас через кровавую “замунь” (непонятно) и стали кровные родственники: скифы, анты, русь, борусень и суровцы”. В другом месте этой же дощечки сказано: “иной земли искать не будем, не идём, а будем с Русью, потому что она есть мать наша, а мы дети её и будем до конца с ней”. Многократны были и походы руссов на Царьград за века до Олега. Мы склонны усматривать в этом, как и последующей тяге русских к проливам, не только тоску по утраченной Трое, но постоянное подчёркивание нашего права туда вернуться. И едва ли случайно, что южная Русь постоянно называется “зме Трояню”.

Дощечка № 26в даёт вариант сказания о Кие, руководившем Русью, Щеке с его племенем и о Хореве - предводителе хорватов. Сначала хорваты и щеки (вернее всего, чехи) отошли от руссов снова на Карпаты, но вскоре враги вновь вынудили их бежать до Киева и Голуни и там поселиться. Кий княжил 30 лет, за ним Лебедян, называемый также Славерь, который княжил 20 лет, после него Верен из Великограда (Великоградья), княживший тоже 20 лет и, наконец, Сережень, что княжил 10 лет. Иначе говоря, мы имеем последовательный ряд князей, стоявших у власти в общей сложности около 80 лет (все сроки явно округлены). Никаких данных о родстве между князьями нет. Видимо, существовал традиционный древнерусский республиканско-вечевой строй. Если верить Стрыйскому, что Киев был построен в 430 году, то время перечисленных князей можно уточнить.

Дощечка № 6 доносит до нас несколько прямых, а другие дощечки - более глухих указаний об Аскольде и Дире. Они были пришлыми и притом варягами. Аскольд разгромил силы русского князя и стал “непрошен князь”, т. е. стал править вопреки воле вече без его избрания, насильно. Важно указание дощечки № 7 (ст. 2), что Аскольд появился в Киеве через 1300 лет после исхода руссов с Карпат, т. е. приблизительно в 850 г. “Влесова книга” довольно ясно опровергает версию, что Аскольд и Дир были потомками Кия. Иными словами мы должны принять версию наших летописей, что они были варягами, отколовшимися из состава дружины Рюрика.

Если учесть, что “Влесова книга” написана незадолго до 890 года, т. е. доведена практически почти до самого крещения Руси, то можно себе представить, какое огромное значение она имеет для нашей дохристианской истории, несмотря на всю фрагментарность её изложения. Тем более преступной предстаёт перед нами нетерпимость “к поганому язычеству” христианских цензоров, хладнокровно уничтоживших всё, что было написано “чрътами и резами”.

На шести с половиной предыдущих страницах был приведён, в свою очередь, тоже сокращённый обзор истории Руси по “Влесовой книге”. Но иудофильство Нестора не оставило нам даже этого. Вот в какое тошнотворное сионское месиво превратилось начало нашей истории:

ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ

Первый древний текст летописи Нестора

“Се повести временных лет (черноризца Федосьева монастыря Печёрского) откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть.

Се начнем повесть сию. По потопе первие сынове Ноеви разделиша себе землю: Сим, Хам и Афет”.

Далее летописец переходит к дележу земли, начиная с Сима, т. е. с евреев, которым выделяется весь восток, как Ближний, так и Средний, включая не только всю Палестину, но и Сирию, Ливан, Месопотамию, Аравию, Индию. Таким образом, истинно верующий православный русский человек, как, впрочем, и вообще все христиане, в течение долгих веков из поколения в поколение программируется на предмет “исторических прав” иудеев на огромные территории, которые никогда, даже в самые лучшие для древнего Израиля времени, ему не принадлежали. После чего летописец переходит к описанию доли, доставшейся сыновьям Хама, к которым относят по Ветхому Завету главным образом негров и арабов. В долю Хама отошла вся Северная Африка, включая Египет и Эфиопию, острова Сардиния, Крит и Кипр и Малая Азия (современная Турция).

Для нас наибольший интерес представляет доля сына Ноева Афета или Яфета: несмотря на привязывание нас к этому еврею, от которого мы якобы ведём наряду с другими арийцами своё происхождение, Нестор вынужден расширять географические рамки расселения арийцев и части угро-финнов, так как “богоизбранные” авторы Ветхого Завета ничего об этом не знали, несмотря на свои особые отношения со всезнающем Яхве. Для описания “жребия Афетова” Нестор не мог не пользоваться какими-то древними русскими дохристианскими источниками, которые были потом безжалостно уничтожены во славу Христову, т. е. во имя миродержавных устремлений трёхтысячелетки Соломона. Пользование дохристианскими источниками привело к тому, что Нестор не сумел всё-таки скрыть факта существования двух Русей - Восточной (Новгород - Киев и окрестности) и Западной (в междуречье нижних течений Эльбы и Рейна). После описания доли Афета на Кавказе и южной части Европы, летописец повествует:

В. Русь “... В Афетове же части сидят русь, чудь и все языци - меря, мурома, хесь, мордва, заволочская чюдъ, пермь, печора, ем, угра, литва, зимгола, корсь, онтгола, любь. Ляхова же и пруси и чюдь приседит к морю Варежскому; по сему морю приседит варязи семо к востоку до предела Симова, по тому же морю седит к западу от земли Агланъски и до Воложъских. Афетово бо и то колено: варязи, свен, урмане, готе,

З. Русь русь, агняне, галичане, волъва, римляне, немиц, корлязи, вемъдици, фрягове и прочие,, даже приседят от запада к полудню и съедяться с племенем Хамовым” (т. е. стыкуются с народами Северной Африки).

Немного далее в разделе Повести временных лет, касающемся призвания князей, ещё раз подтверждается существование Западной Руси и, в отличие от только что процитированного отрывка, где Нестор отождествляет профессиональное название - “варяги” с этнонимом, фактически говорится, что варяжским промыслом занимались и западные руссы, и норманы (ур-мане), и англы, и шведы (свое):

“... Peшa сами в себе: “поищем собе князя, иже бы володел нами и

З. Русь судил по праву”. Идоша за море к варягам в Руси, сипе бо ся зваху тьи варязи Русь, яко се друзим зовутси свое. Друзим же урмане, аньгяне,

В. Русь друзим гьте тако и си. Реша руси, чудь, словени и кривичи: “вся земля наша велика и обильна, а наряда (т. е. князя-правителя - В. Е.) в ней нет; да пойдете княжить и володеть нами”. Далее в летописи, несмотря на редакцию Нестора, просматривается и Старгородское (т. е. с Зап. Руси) происхождение новгородцев: “Новугородьци: ти суть людье ноугородьци - от рода варяжьска...”

Пройдёт 800 лет, а русские люди всё ещё помнящие кое-что из своей древней идеологии, будут всё так же неистово подвергаться травле за эту память.

И за всю христианскую эру как-то никто толком не дошёл до простого вывода: восславление иудеев гоями выгодно и нужно только иудеям, а не гоям.

Вот, что писал св. Дмитрий Ростовский (1651-1709) о наших богах, опираясь на “Синопсис”, изданный агентами Сиона в Киеве в XVII веке:

“Ладо - его считали богом веселья и всякого благополучия, ему приносили жертвы, готовящиеся к браку, помощью Ладо думал стяжать себе добро, веселье и согласную, в любви, жизнь. Сия же мерзость произошла от древнейших идолослужителей, которые почитали некоторых богов Леля и Полеля, богомерзкое имя которых и доныне в некоторых местностях провозглашают на народных играх в пении: “Лелюм, Полелюм”. Воспевают и Ладу, матерь того же Леля и Полеля: “Ладо, Ладо”, и рукоплескают на брачных весельях ветхой дьявольской прелести того идола и бьют о ствол; от сего православному христианину всячески блюстись подобает, дабы избежать казни Божией... Купало, которого почитали за бога плодов земных и, омрачённые бесовской прелестью, приносили ему благодарения и жертвы в начале жатв. Память о том боге, или, правильнее, бесе Куполе и теперь держится по некоторым местностям России, особенно накануне рождества святого Иоанна Крестителя. Юноши мужского и женского пола, собравшись вечером, сплетают себе венки из некоторых трав, возлагают их на головы и опоясываются ими. Ещё же на том бесовском игралище раскладывают огонь, вокруг него, взявшись за руки, нечестиво ходят, скачут и песни поют, часто повторяя имя скверного Купала, и много иных действий дьявольских на скверных сборищах творят, о которых и писать неприлично... Некоторые и доселе не перестают обновлять память беса Коляды: начиная от Рождества, собираясь во все святые дни на богомерзкие игралища, песни поют и, хотя в них и поминают о Рождестве Христовом, но только беззаконно и Коляду прибавляют, много раз повторяя эту ветхую прелесть дьявольскую. К тому же на тех своих законопреступных сборищах и некого Тура, сатану, вспоминают и прочие богомерзкие скареды. Иные же лица свои и всю красоту человеческую, по образу и подобию Божию сотворенную, закрывают некими масками или страшилами, на дьявольский образ устроенными, пугая и развлекая людей, и тем своего Творца и Зиждетеля укоряют, как бы не довольствуясь или пренебрегая творением рук Его, что непременно подобало бы христианину оставить” (“Творения св. Дмитрия Ростовского”, стр. 377-378).

А на стр. 364 и др. того же сочинения Д. Ростовского мы видим, какими заплатами иудейского происхождения отцы православной церкви пытались прикрыть те дыры в нашей истории, которые образовались после 988 года:

“Имя Мосоха, шестого сына Яфета, внука Ноя, означает в еврейском языке: втягивающий и растягивающий, от натягивания лука и от распространения великих и многочисленных народов: московских, славяно-российских, польских, волынских, чешских, болгарских, сербских, хорватских и вообще всех, сколько их ни есть, славянский язык употребляющих. Ибо Мосох в 131 году по потопе, идя от Вавилона с племенем своим, оставил по себе в Азии и Европе, над берегами Понтского или чёрного моря, народы мосхови-тов, называющихся так от его имени: и оттуда по мере размножения, продвигались день ото дня в северные страны, за чёрное море, над Доном и Волгою реками, и над озером и заливом морским Меотис (Азовское море); куда впадает Дог, в полях широко раздвинулись селениями своими, сообразно свойству и значению имени отца своего Мосоха. Ибо, как Яфег означает расширение и расширительный, так подобно и Мосох переводится: растягивающийся и далеко вытягивающий. Итак от Мосоха, праотца славянороссийского, по наследию его, не только произошла Москва, народ великий, но и вся вышеназванная Русь или Россия”.

Так в угоду международному Сиону и его интернационалу иудофилов - христианству - изворачивались и ловчили лучшие умы и администраторы “русского” православия, сами того не подозревая, оказывая медвежью услугу своему народу. Поэтому потуга Д. Ростовского породнить нас с Мосохом может в самое ближайшее время быть использована как законное оправдание “исторических прав” евреев на захват наших земель: ещё бы - об этом писалось так давно, так много и не одним Д. Ростовским!

Так любое даже самое искреннее ЮРОДСТВОВАНИЕ ВО ХРИСТЕ логически рано или поздно неизбежно приводит к ИЗМЕНЕ своему родному, национальному!

Что же касается вышеуказанного сочинения Дмитрия Ростовского, то оно было избрано нами потому, что по нему, как по школьному учебнику, учились деды и прадеды автора этих строк, и он хранит его как семейную реликвию.

Тот же Дмитрий Ростовский в течение долгих лет своей жизни занимался составлением Четьи-миней (собрание житий православных святых). В них часто можно встретить описания того, как фанатичные первохристиане с благоговейным остервенением против “идолов” сокрушали хрупкий мрамор античных статуй. Д. Ростовский пишет об этих варварских действиях первохристиан - наспех обратившихся иудеях - с симпатиями и восторгом. А ведь именно из-за них мы вынуждены взирать в музеях на прекрасные античные статуи без рук, без ног и даже без голов. Извечная иудейская ненависть ко всяческому изображению чего-либо живого, например, ненависть Иосифа Флавия к прекрасной скульптуре птички, безжалостно разбиваемой иудейскими фанатиками во время их налёта на Тивериаду, ненависть, которую с таким обожанием перед иудаизмом воспевает Леон Фейхтвангер в “Иудейской войне”, эта ненависть полностью созвучна с ненавистью Д. Ростовского и многих других отцов православия, а тем более католицизма, по отношению к идеологическому, историческому и культурному наследию своих дохристианских предков.

Русский народ, лишённый своей национальной идеологии, старался вложить всю душу в создание христианских храмов. Но на протяжении веков его заставляли в них слушать и петь “Славься Боже наш во Сионе!” и целовать иконы гениального Андрея Рублёва, большинство персонажей которых никто иные, как пышущие ненавистью ко всему гойскому иудейские пророки, для которых целовавшие их изображения русские люди - не более чем двуногий служебный скот.

Удивительно ли после этого, что самый русофобский фильм за всю историю мирового кинематографа “Андрей Рублёв” А. Тарковского также иезуитски изощрённо, как это делали Флавий и Ростовский, пытается заставить нас с ужасом и омерзением отшатнуться от нарочито утрированных развратных поз спящих после ночи на Купалу юношей и девушек, от неверности русской женщины, предпочитающей татарского захватчика своему спасителю, от русского князя, который, согласно версии “объективиста” А. Тарковского, не только предаёт Русь, но и не жалеет предать огню прекрасное творение народного зодчества, вызывая удивление этим даже у татарского хана. Все новеллы фильма А. Тарковского и каждая из них в отдельности - это смачный сионский плевок в душу русского человека: смотри, мол, как ты гадок! Поэтому в конце фильма “Андрей Рублёв”, бегущий от изготовленных А. Тарковским мерзостей своего собственного народа, ища забвения во вдохновенной иконописи ликов иудейских. И Тарковский демонстрирует перед кинозрителем галерею выхватываемых наплывом так дорогих Сиону образов пророков-ненавистников; смотрите, умиляйтесь нами, прикладывайтесь к нам! А мы всё равно будем продолжать вас ненавидеть, истреблять духовно и физически, коверкать и похабить всё ваше и вас самих! Прикладывайтесь к нам! Славься Боже наш во Сионе!

Однако давайте поближе присмотримся к Сиону. Откуда он взялся на наши головы?

Дикая кочевая волна евреев нахлынула на Палестину где-то в районе 1250 г. до н. э. К этому времени здесь наряду с самым древним - арийским -населением уже жили, начиная примерно с 2500 г. до н. э., выходцы из ханаанских бедуинских племён Аравии. В прибрежной полосе (нынешнего Ливана) эти ханаанцы назывались финикийцами. Именно здесь происходила стыковка южного языкового арала арийцев и северная граница ареаль семитов, родиной которых всегда был Аравийский полуостров. Арийцы, представлявшие коренное оседлое население, постоянно соприкасались здесь со степняками-бедуинами (от арабского: степь). Аравийский полуостров тысячелетиями выбрасывал из своих недр орды кочевников на север - в Двуречье, начиная с 3500 г. до н. э. (первая волна бедуинов); в 2500 г. до н. э. - вторая бедуинская ханаанская волна в Палестину и прибрежный Ливан; в 1250 г. до н. э. еврейская волна в Палестину (третья волна) и, наконец, начиная с 622 г. н. э. арабская бедуинская волна под предводительством основателя ислама мекканца Мухаммеда (четвёртая волна) через короткий исторический отрезок времени захлестнула весь Ближний и Средний Восток и Северную Африку, переплеснулась через Гибралтар и затопила весь Пиренейский полуостров.

Подвергаясь арийскому воздействию, язык аравийских бедуинов превращался в аккадский или ассиро-вавилонский в Двуречье, в финикийский и еврейский в Палестине и т. д. Эти языки жили, развивались и умирали, а их праматерь - классический арабский язык бедуинов Аравийского полуострова, благодаря его блестящей изоляции, продолжает сохраняться в почти нетронутой чистоте до наших дней.

В отличие от семитов прародину арийцев мы пока не можем установить с такой же точностью. Однако исследования в области палеолингвистики дают нам основания полагать, что именно венеды (гинду, хинду, индусы) составляли становой хребет арийского языкового субстрата и являлись главными носителями и хранителями древней общеарийской идеологии. Сейчас уже вполне ясно, что единственными автохтонами Европы являются венеды и прибалтийские арийцы - предки современных литовцев и латышей. И Кельты, и германцы - народы, пришлые из глубин Азии. От нашего станового хребта отделялись, развивались, жили и умирали большие и малые народы, языки и идеологии. Некоторые неарийцы внедрялись в глубины нашего ареала, обариевались. Наоборот, арийцы на стыках с другими ареалами часто тонули в чужеродных пучинах. У арийцев строились, прославлялись и рушились города и целые империи, а их праматерь венедская хранила себя в относительной девственной безвестности на огромных просторах Евразии, давая всё новые выплески своих детей в разные части земли, и не только по суше, но и морем, дав знаменитую плеяду так называемых “народов моря”. С разных сторон и разными путями дети венедов устремлялись на протяжении тысячелетий в Палестину. Какая-то страшная древняя катастрофа, сопровождавшаяся палящим фактором, закрепила за страной название Палестана (Опалённого стана), которое потом трансформировалось в Палестину. Сильное арийское племя евусеев, вернее, евусов или явусов - древних венедских “материалистов”, отдававших предпочтение поклонению Яви (отсюда и их название - явусы или евусы), имели один из самых крупных городов в Палестине - Евус, с холмом высотой 737 м над уровнем моря на своей юго-западной окраине. Холм был увенчан крепостью со святилищем священного огня, ночное свечение которого и дало холму название Сиян-горы. Ни один из семитских языков, в том числе иврит и арабский не дают этимологии топонима Сион. На иврите это -