2015-06-24
298
Лео пошел обратно, остановившись у того закоулка, где видел Хелен в последний раз. Целый ряд ящиков обрушился, и Лео, распинав коробки, опустился на колени и вяло принялся читать надписи на них, словно выискивал в них шифрованное послание от Хелен. Надписи были на санскрите, по-вьетнамски, по-китайски, по-английски, а рядом – полустершиеся багажные бирки, экзотические марки и небрежные описания содержимого. «Ва-Янь Го-Ли» – прочитал Лео. Ниже было нацарапано: «Куклы». Лео присел на пол, глядя на баррикады ящиков, а потом принялся равнодушно читать все надписи подряд. Может быть, она его здесь найдет. Наверное, она болела и пошла к врачу. Или просто опять опаздывает.
Он сдвинул узкий деревянный ящик, и тот загремел. «Крис», – прочитал Лео на этикетке, открыл ящик и увидел внутри богато украшенный меч. На ящике потяжелее значилось «Сань-Хьянь. Живая кукла». На третьем, пустом, было размашисто написано «Секар Мас» с коряво нацарапанным переводом: «Князь цветов».
Лео швырнул последним ящиком в стену и услышал глухой треск дерева. Хелен сегодня не придет. Ее не было две недели.
Вечером он ей позвонил.
– Алло!
Голос Хелен; по крайней мере, трубку взял не мужчина.
– Хелен! Как дела? Это Лео.
– Лео… – Она кашлянула, и он услышал еще чей-то неразборчивый голос. – Это ты.
– Я, – сухо отозвался он, ожидая, что она извинится, неловко засмеется, снова кашлянет и разразится перечнем вымышленных недугов – сенная лихорадка, простуда, грипп. Но она ничего не сказала. Лео прислушался и понял, что на заднем плане был не голос, а скорее какой-то монотонный шум вроде вентилятора или воды из крана. – Хелен! У тебя все нормально?
Долгая пауза.
– Конечно. Конечно, у меня все хорошо. – Голос ее умолк, и Лео услышал высокий писк.
– Хелен, ты там птицу завела?
– А?
Лео переложил трубку к другому уху, прижав ее сильнее, чтобы лучше слышать.
– Птица. У тебя там какие-то странные звуки, будто птица щебечет.
– Нет, – медленно проговорила Хелен. – У меня нет птицы. И телефон не сломан. – Лео слышал, как она ходит по квартире, и шум то становился громче, то стихал, но не смолкал. – Лео, я сейчас не могу говорить. Завтра увидимся, хорошо?
– Завтра?! – взорвался он. – Я тебя две недели не видел!
Она кашлянула и ответила:
– Извини. Была занята. Завтра увидимся. Пока.
Он хотел было возразить, но она уже повесила трубку.
Назавтра она не пришла. В три Лео пошел в отдел антропологии и спросил секретаршу, появлялась ли сегодня Хелен.
– Нет, – покачала головой она. – В отделе кадров уже отметили, что она прогуливает. Ее всю неделю не было. – Она нерешительно помолчала и зашептала: – Лео, в последнее время она плохо выглядела. Как вы думаете, может быть… – Умолкнув, она пожала плечами. – Всякое может быть. – Тут у нее зазвонил телефон.
Лео ушел с работы пораньше, вывел велосипед со стоянки и покатил направо, в сторону дома Хелен. Он кипел от ярости, но сквозь злобу пробивалась серебряная игла страха. Он едва не решился сначала зайти к ее непосредственному начальнику, едва не решился предупредить ее звонком. Но он не стал этого делать и теперь катил по Пенсильвания-авеню, объезжая первые пробки. В нескольких кварталах впереди виднелся Юнион-стейшн. Лео вспомнил статью во вчерашнем выпуске «Пост»: какие-то вандалы оборвали все розы в сквере перед вокзалом. Он пересек автобусную полосу вокруг вокзала и объехал разоренный сквер, качая головой и огорченно озираясь. Ни одной розы не осталось. Кто-то оборвал со стеблей все цветы до единого. Местами на брусчатке лежали груды роз, уже начавшие буреть от гнили. Кое-где мертвые цветы еще болтались на надломанных стеблях. Выругавшись от возмущения, Лео еще раз объехал сквер и едва не врезался в автобус – он все время оглядывался на погибшие цветы. После этого он свернул к дому Хелен – многоэтажке в нескольких кварталах к северу.
Свет в окнах Хелен не горел. Даже с улицы было видно, какие засаленные у нее занавески, они словно прилипли к стеклу от грязи и усталости. Лео стоял на поребрике и тупо разглядывал окна, зияющие в голом бетонном фасаде.
«Кому же захочется тут жить?» – невольно подумал он, и ему стало стыдно. Надо было приехать сюда уже давно. Стыд застыл и сгустился в мрачные предчувствия в тончайших ледяных ножнах страха. Лео поспешно пристегнул велосипед к парковочному счетчику, подошел к окну Хелен и, встав на цыпочки, заглянул в квартиру. Ничего не видно. Выцветшие занавески скрывали от него комнату, будто облака молочно-белого дыма. Он тактично постучал в окно, а затем, расхрабрившись от тишины, несколько минут настойчиво барабанил, прищурясь, чтобы не пропустить никаких движений внутри.
По-прежнему ничего. Лео вслух выругался и сунул руки в карманы, пытаясь сообразить, как теперь быть. Вызвать полицию? Найти родственников? При этой мысли его передернуло: она давно сделала бы это сама, если бы хотела. Хелен четко и ясно говорила: она любит быть одна. Но битое стекло под подошвами кроссовок, мятые газеты, которые ветром прибило под крыльцо, вся неприкаянность этого квартала говорили об обратном. «Почему она живет здесь?» – подумал Лео со злостью и помчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньку и расшвыривая с дороги бутылки и обертки от гамбургеров.
Он ждал у двери пять минут, пока из дома вышел какой-то паренек. Лео едва успел поймать дверь, пока она не захлопнулась. В подъезде с потолка криво свисала, жужжа, как пчела, лампа дневного света. Квартира Хелен была первая направо. На полу валялись рекламки окрестных магазинов, а на дальней стене виднелись почтовые ящики. Один был открыт и весь набит квитанциями и бесплатными журналами. На ступеньках под ним валялись конверты. Все были адресованы Хелен.
На стук никто не ответил, но Лео почудились внутри чьи-то шаги.
– Хелен, – негромко окликнул он, – Хелен, это Лео. Ты там как?
Он постучал погромче, еще раз позвал ее, потом принялся колотить в дверь обоими кулаками. По-прежнему ничего. Надо идти; надо вызвать полицию. А лучше вообще забыть, что он сюда ходил. Но он же здесь, и полицейские все равно будут его допрашивать, и кураторша отдела Индии и Юго-Восточной Азии будет смотреть на него косо. Лео прикусил губу и взялся за дверную ручку. Заперто; но когда он прислонился к двери, дерево подалось. Он покрутил ручку и уже собрался выломать дверь.
Однако это не понадобилось. Ручка крутанулась, и дверь распахнулась – так неожиданно, что Лео мешком рухнул внутрь. За спиной щелкнул замок. Лео оглядел комнату, высматривая Хелен, но видел он лишь серый сумрак, вуали теней, которые отбрасывали заскорузлые занавески. Тут Лео вдохнул, закашлялся и зажал рот рукавом, чтобы дышать сквозь ткань. Он попятился к двери, поскользнулся на чем-то влажном, вроде груды мокрого белья. Взглянул под ноги и крякнул от отвращения.
Розы. Они были повсюду: груды гнилых цветов, сломанные ветки, ободранные листья, даже целый небольшой кустик шиповника в углу. Лео забыл о Хелен, обернулся нашарить дверную ручку и споткнулся о выдернутую с корнями азалию. Он упал, цепляясь за стену. Руки скользнули по штукатурке, словно она была мокрая. Подняв взгляд, Лео обнаружил, что она и была мокрая. С потолка по стенам ручьем лилась вода, манжеты рубашки сразу намокли. Лео охнул. Колени подломились, и он, взмахнув руками, рухнул в груду гниющих цветов. Вонь душила его, глаза слезились, он подавил рвоту и попытался снова встать.
Тут он что-то услышал – то ли звонок в дверь, то ли телефон; и тихий шорох – будто под потолком скреблось какое-то животное. Лео осторожно повернулся и поглядел вверх, стараясь не выдать себя резким движением. По потолку кто-то пробежал, и Лео стало нехорошо. Что там такое? За первой тварью юркнула вторая, на него уставились немигающие золотые глаза.
«Гекконы, – в ужасе подумал Лео. – Она держала гекконов. Нет, она держит гекконов! Боже мой!»
Нет, ее здесь нет! Тут так жарко, так невыносимо воняет тухлой водой, гнилыми цветами, везде мокро. Брюки Лео намокли – он упал прямо в лужу гнили, колени саднило. Линолеум покоробился, из трещин тоже торчали цветы – побуревшие ирисы, осклизлая жимолость. Из соседней комнаты доносилась неумолчная капель, словно забыли закрыть кран.
Надо выбираться отсюда. Оставить дверь открытой – пусть увидит домовладелец или полиция. Кто-нибудь позовет на помощь. Но Лео не мог добраться до двери. Не мог встать. Ноги скользили по заплесневелому линолеуму, руки тщетно хватались за бурые лепестки. Темнело. Свет сочился сквозь серые занавески, оставляя на полу золотые полосы. Лео пополз по гнилым листьям, хлюпая мокрой одеждой и отшвыривая в стороны лепешки зелени и изломанных ветвей. Падая, он подвернул ногу, и она болела, руки жгло от невидимых колючек.
Что-то скользнуло по пальцам, и он заставил себя посмотреть вниз, содрогаясь от отвращения. Раздавленный наутилус оставил на руке длинную красную царапину, острые осколки золотило заходящее солнце. Оглядевшись, Лео заметил и другие предметы, множество мелочей, видневшихся в трясине гнилых цветов, как будто тухлая зелень накрыла линолеум приливной волной. Агаты, яркие маски, перья райских птиц, покрытые коркой грязи, расколотые черепа и кости, золотая парча. Он узнал резную куклу, с которой играла Хелен тогда в индонезийском коридоре, – ее головной убор поблескивал в сумраке. Вокруг кукольной шеи была обмотана гирлянда свежих цветов, и янтарные и лазурные цветы так и светились среди руин.
Раздался гулкий стук. Лео с облегчением поднялся на колени. Кто-то постучал в дверь! Но стук раздался откуда-то сзади, затем повторился – грубее, резче. Когда он стих, Лео услышал топоток гекконов по потолку. Зазвенела высокая нота, оконные рамы задрожали, словно под напором ветра. Листья куста в углу развернулись, будто перед дождем, розы зашевелились.
Тогда Лео услышал другой звук – тихий шорох: так почесывается проснувшаяся кошка. Теперь у него болели обе ноги, и ему приходилось подтягиваться на локтях, но он по-прежнему стремился к двери. Стук стал громче, звонче. Ему аккомпанировало глуховатое эхо – как шум дождя. Лео оглянулся через плечо на темный провал двери в спальню. Там что-то пошевелилось.
У его локтя тоже что-то пошевелилось – и он слабо стукнул куклу, отбросив ее в сторону. Он рассеянно поглядел ей вслед и съежился, посмотрев на потолок, – вдруг к нему крадется геккон?
Но никакого геккона не было. Когда Лео снова поглядел на куклу, она ползла по полу к нему, помогая себе длинными хрупкими руками.
Гонги грохотали. По комнате ползла и другая фигура – большая, заслонившая дверной проем. Лео успел увидеть, прежде чем его ослепили лепестки, что это исхудалый человек, женщина, которая цеплялась иссохшими тонкими пальцами за обломанные ветви и беспомощно возила ногами по скользким листьям. Над ней вился рой ярких куколок. Они обвивали ей руки и шею цветочными стеблями, рассыпали на пол цветы. Стаей стрекочущих бабочек они ринулись на Лео, раскинув крошечные ручки, высунув багровые пестики длинных язычков, и гонги зазвенели золотыми колокольцами, когда они набросились на него – и сожрали.
ЛУИЗА КУПЕР
Ярость
Луиза Купер пишет книги буквально с того дня, как научилась писать. Свой первый роман, «Книга парадоксов» («The Book of Paradox»), она опубликовала в двадцать один год, и с тех пор в свет вышло более пятидесяти ее книг. Среди них – трилогия «Повелитель времени» («The Time Master Trilogy») и две трилогии, сюжет которых перекликается с сюжетом первой, – «Врата хаоса» («Chaos Gate») и «Тень звезды» («Star Shadow»). Недавно опубликована серия романов для подростков, действие которых происходит в том же мире, – «Дочь бурь» («Daughter of Storms»), «Темный гость» («The Dark Caller») и «Хранители света» («Keepers of Light»).
Купер – автор множества книг в жанре фэнтези для взрослых, например, восьмитомной серии «Индиго» («Indigo»), а также романов с самостоятельным сюжетом – «Мираж» («Mirage»), «Королевский демон» («The King's Demon»), «Таинство ночи» («Sacrament of Night»), «Снежная мадонна» («Our Lady of the Snow») и «Летняя ведьма» («The Summer Witch»). Дня детей Купер написала серию из девяти романов (среди них – специальная книга с рождественским сюжетом) под названием «Существа» («Creatures»), это «ужастики» о животных. В настоящее время писательница работает над более «традиционным» романом для взрослой аудитории (в котором, однако, присутствует и сверхъестественное) и собирается написать книгу в жанре альтернативной истории.
«Не имею ни малейшего представления, как у меня возникла идея этого рассказа, – признается автор. – Она просто пришла, и все. Только что я ломала голову над сюжетом, который отличался бы от традиционных произведений о вампирах, а в следующее мгновение идея уже сформировалась у меня в мозгу. Такое со мной редко бывает. В „Ярости“ затрагивается тема, которую я считаю исключительно увлекательной: как обычное, прозаическое человеческое существо реагирует на встречу с невероятным, особенно когда „невероятное“ сочетает в себе нечто ужасное, потенциальную опасность и соблазн „исполнения желаний“.
Что касается вампиров… В жизни я еще не встречала ни одного и искренне надеюсь, что не встречу. Но существуют люди, которые оказывают на окружающих такое отрицательное влияние, что их можно сравнить с вампирами из легенд: они словно присасываются к другим и питаются их энергией. Кармин, помимо того, что она „традиционная“ вампирша, представляется мне таким „энергетическим“ кровососом. Ведь, если вампиры существуют, у них наверняка должны быть и надежды, и страхи, и мечты, как у всех людей.
Как бы вы их ни называли…»
Вежливый женский голос на другом конце провода произнес:
– Я прочитала ваше объявление в «Альтернативе». Возможно, я смогу вам помочь.
Учащенное, болезненное биение сердца, вызванное внезапно вспыхнувшей надеждой, стало для Пенни слишком хорошо знакомым за последние несколько месяцев, но она попыталась подавить возбуждение и говорить ровным голосом:
– Понимаю… Что… э-э… конкретно вы хотите мне предложить?
Последовала небольшая пауза.
– По вашему тону я могу предположить, что вам уже звонили по этому вопросу, но ничего не вышло, не так ли?
– Да, это так.
Пенни вспомнила эти звонки, и надежда сменилась горечью: два травника, лечивших нетрадиционными методами, целитель с каким-то кристаллом, женщина, пытавшаяся всучить ей «магический талисман удачи» и в придачу набор «ваших персональных любовных ритмов». О, и еще этот идиот, который бубнил об Иисусе и расплате за грехи, пока она не обругала его и не швырнула трубку на рычаг. В журнале, где Пенни поместила свое объявление, ей не советовали давать домашний номер. Однако отчаянное положение заставляет идти на отчаянные меры.
– Послушайте, – начала Пенни, – если вы продаете какое-то новое волшебное снадобье, то…
– О нет. Ничего подобного, я вас уверяю; то, что я предлагаю, – абсолютно практическая мера и абсолютно действенная. Единственное, о чем я должна предупредить пациента, – это некоторые побочные эффекты.
Надежда снова зашевелилась где-то глубоко внутри. Слова «пациент» и «побочные эффекты» звучали успокаивающе: в них было нечто от классической медицины.
– Могу я задать вам вопрос? – продолжала женщина.
Пенни усилием воли оторвалась от того оборота, который приняли ее мысли.
– Да; разумеется, пожалуйста.
– В своем объявлении вы по понятным причинам не стали вдаваться в детали. Болен ваш муж?
– Да.
– И врачи говорят, что… словом, что они не могут больше ничего сделать?
– Да. – Терапевт, анализы, специалист, снова анализы, проклятая больница… Пенни сделала глубокий вдох и изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрожал. – Болезнь неизлечима, и она прогрессирует. За последние два года мы перепробовали все, но ничто не помогло… А теперь… теперь у него осталась пара месяцев, и врачи говорят… – У нее перехватило дыхание, она прикрыла ладонью трубку и попыталась откашляться.
– Говорят, что надежды нет, – негромко закончила предложение женщина. – Я понимаю. Очень сочувствую вам.
– Спасибо, – напряженным голосом ответила Пенни.
– Итак, думаю, я смогу помочь вам, если вы согласитесь принять мою помощь. Но сначала я хотела бы обсудить все лично.
У Пенни наступила реакция на минутное напряжение, и к ней вернулось недоверие.
– Зачем? – воскликнула она. – Все вы, проповедники, так делаете: сначала выклянчиваете приглашение, затем начинаете воздействовать на людей. Только на прошлой неделе я открыла дверь, а там оказался какой-то проклятый…
– Прошу вас, успокойтесь. Я вам обещаю, что я не проповедник, не принадлежу ни к какой религии или секте. Совсем напротив. Но то, что мне… необходимо объяснить, я могу сообщить только при личной встрече.
Пенни подняла взгляд и оглядела коридор. Бледное февральское солнце придавало обстановке унылый вид; ступени лестницы находились в глубокой тени. Дэвид лежал там, наверху, в их спальне, напичканный обезболивающими, он едва узнавал жену, едва понимал, где находится.
– Хороню. Когда и где? – выпалила она на одном дыхании.
– Я думаю, лучше будет, если я приду к вам домой. Сегодня вечером вам удобно?
– Да.
Лучше покончить с этим сразу. Если это очередное разочарование, пусть оно наступит как можно быстрее. С чувством нереальности происходящего Пенни дала свой адрес и договорилась о встрече в семь вечера.
– Я не знаю вашего имени, – добавила она.
– О, разумеется. Смит. Кармин Смит.
Пенни ей не поверила, она вообще не верила, что женщина сможет ей помочь. Но разве это имело значение? Терять было нечего.
Кармин Смит было, наверное, немного за сорок, на ней были надеты элегантный темный костюм и дорогой плащ из черного шелка. Волосы у нее тоже были темные, подстриженные коротко, по-мальчишески, что очень ей шло. Глаза были слегка подкрашены, но помадой женщина, видимо, не пользовалась.
– Благодарю, – сказала гостья, взяв протянутую Пенни чашку кофе (черного, без сахара). Она оглядела комнату, оценила стоимость обстановки, но лицо ее оставалось непроницаемым. Затем она спросила: – Ваш муж дома?
Пенни кивнула:
– Мне сказали, что держать его в больнице нет смысла. Им нужны койки, а врачи ничего…
– Конечно. Могу я его увидеть?
Пенни ощетинилась:
– Он, скорее всего, спит. Он много спит, а когда бодрствует, сознание его затуманено. Он вам не сможет ничего сказать.
– И все же позвольте, я просто взгляну? – Кармин пристально смотрела на хозяйку.
Пенни, поколебавшись мгновение, пожала плечами.
Они поднялись на второй этаж. Кармин шла бесшумно, отчего Пенни овладело какое-то смутное беспокойство. Она представила себе, что, обернувшись, не увидит за спиной никого и что вся эта встреча – сон, галлюцинация.
Дэвид, как она и сказала, спал. Кармин подошла к постели и некоторое время пристально разглядывала больного в свете прикроватной лампы; Пенни, которой в последнее время не очень-то хотелось смотреть на мужа, переминалась с ноги на ногу у окна.
Наконец Кармин едва слышно произнесла:
– Он очень красив.
– Да.
«Точнее, был красив до того, как его организм перестал принимать пищу и началось истощение».
– Сколько ему лет?
– Сорок шесть. – Пенни беспокойно пошевелилась. – Послушайте, мне не хотелось бы его разбудить. Вы его увидели; если нам нужно поговорить, лучше спустимся вниз.
– Разумеется. – Кармин вышла первой, она держалась с уверенностью, которой не было заметно прежде, словно за несколько секунд она осмотрелась, взвесила все и пришла к некоему решению. В гостиной она села в любимое кресло Дэвида, сделала глоток кофе, затем поставила чашку и взглянула Пенни в лицо. – Я могу вернуть его вам, – заявила она.
Все тело Пенни задрожало, словно по нему пробежал электрический ток, и она, не веря своим ушам, уставилась на гостью.
– Как?
Кармин опустила взгляд и принялась рассматривать свои руки, лежавшие на коленях.
– Это самая трудная часть, миссис Блайт. Вам будет нелегко принять то, что я сейчас скажу.
– Вы упоминали о побочных эффектах…
– Да-да; но пока я говорю не об этом. – Кармин сделала глубокий вдох. – Наверное, лучше будет, если я скажу все прямо и не стану ходить вокруг да около. Я могу вернуть нам мужа, здорового, целого и невредимого, он будет еще здоровее, чем прежде. Потому что я могу сделать его бессмертным.
Наступила короткая, мучительная пауза. Пенни поднялась.
– Убирайтесь из моего дома, – приказала она. – Немедленно.
– Миссис Блайт…
– Немедленно! – в ярости воскликнула Пенни. – Люди, подобные вам, больны. Думаю, вы находите это все забавным, так ведь. Забавно разыгрывать людей, смеяться над чужим горем? Нечто вроде наркотика, да? – Она быстрыми шагами подошла к двери и рывком распахнула ее. – Убирайтесь вон!
Кармин тоже встала, но уходить не собиралась.
– Миссис Блайт, я говорю серьезно!
Это было сказано почти сердито, и Пенни, отвернувшись, стукнула стиснутым кулаком по дверному косяку.
– Ах, она серьезно! Значит, это не идиотская шутка; она и впрямь в это верит! Боже, дай мне терпения! – Пенни снова повернулась к Кармин. – Да вы что, принимаете меня за слабоумную? А может, вы и сами слабоумная? Бессмертие, значит! Вы ведь из какой-то секты, так? Ну так вот, я вам скажу, мисс Смит, или как вас там на самом деле зовут, вам промыли мозги, но я больше ни минуты не собираюсь выслушивать это дерьмо!
– Миссис Блайт, – повторила Кармин, и что-то в ее голосе заставило Пенни замолчать. – Миссис Блайт, я не принадлежу ни к какой секте, ни к какой организации. Но я действительно бессмертна, и я предлагаю вашему мужу шанс стать таким же, потому что для него это единственная альтернатива смерти. Дело в том, что я вампир.
Пенни прижалась лбом к косяку и начала смеяться. Смех перешел в истерический хохот, затем сменился захлебывающимися рыданиями, перемежающимися икотой. Пенни принялась швырять в Кармин все, что попадалось ей под руку, выкрикивая бранные слова. Кармин уклонялась от летящих в нее предметов и спокойно ждала, пока прекратится истерика.
Устав, Пенни опустилась на корточки, прислонившись спиной к стене, и закрыла лицо руками.
– У вас есть зеркало? – спросила Кармин.
Пенни подняла голову, тупо посмотрела на странную женщину и ничего не сказала. Взглянув мимо нее в открытую дверь, Кармин заметила на стене в холле овальное зеркало. Она принесла его и присела рядом с Пенни.
– Посмотрите, – велела она.
Слишком обессиленная, чтобы возражать, Пенни повиновалась. Она увидела свое собственное лицо, покрасневшие глаза, спутанные волосы и решила, что похожа на больную свинью; даже в этой невероятной ситуации ей стало стыдно. Затем в мозгу у нее что-то щелкнуло, и она перевела взгляд на отражение Кармин. У женщины в зеркале не было лица. Пенни увидела лишь смутное серое пятно, словно у плеча ее опустилось облако тумана. В тумане можно было с трудом различить лицо человека, за серой завесой угадывались какие-то черты, но и только.
– Суеверие, гласящее, что мы не отражаемся в зеркалах, не совсем точно, – мягко объяснила Кармин, – но суть оно передает. – Она встала, подхватила зеркало, едва не выскользнувшее из онемевших пальцев Пенни, и отступила на пару шагов, показывая, что не имеет враждебных намерений. – Что еще мне сделать, чтобы убедить вас?
Пенни очень медленно подняла голову. Она выглядела потрясенной, на губах застыла бессмысленная улыбка, похожая на оскал мертвеца.
– Чеснок, – выговорила она. – Вампиры не переносят чеснок. И они обращаются в прах под лучами солнца.
Она бросила быстрый взгляд в сторону окна, но шторы были задернуты. На улице уже стемнело – она совсем забыла об этом.
– Вы не совсем правы, – возразила Кармин. – Лично я обожаю чеснок. А что касается солнца… ну, на солнце у нас кружится голова и кожа сгорает быстрее, чем у обычных людей, но особого вреда оно не приносит.
Пенни не сдавалась:
– Тогда гробы. Вампиры спят в гробах.
– И снова вы ошибаетесь. Правда, я попробовала однажды, когда была еще ребенком, но одной ночи оказалось достаточно. В кровати намного удобнее. – Кармин криво усмехнулась. – Напоминает игру в испорченный телефон, верно? Переходя от одного к другому, истории обрастают преувеличениями и искажаются, и получается смесь правды и вымысла. Именно так за долгие века и появился фольклор о нас.
– Века… – тупо повторила Пенни, затем издала странный лающий смешок. – Сколько вам лет?
– Намного больше, чем хотелось бы признать. В моем случае это наследственное. Кстати, еще один миф гласит, что вампирами можно только сделаться, но не родиться. Это неправда, возможны оба варианта. И это возвращает нас к Дэвиду…
– Нет, – сказала Пенни.
– Миссис Блайт…
– Нет. В любом случае я не верю ни единому вашему слову.
– Точнее, не желаете верить. Посмотрите на меня. Прошу вас. Я просто хочу вам кое-что показать.
Зубы, разумеется. Клыки были необыкновенно длинными; не такими, конечно, как у Дракулы, но определенно длиннее, чем у большинства людей. И острыми на вид.
Пенни глупо хихикнула, и Кармин сказала:
– Если вы все еще не верите, то мне остается лишь один способ доказать свои добрые намерения.
Пенни прекратила хихикать и подозрительно уставилась на гостью.
– Какой способ?
– Начать лечение. – Кармин многозначительно подняла взгляд к потолку – над ними находилась спальня. – И прежде чем снова начать кричать на меня, вспомните: я ничем не могу ему навредить, потому что он уже приговорен. Что вы теряете?
Разум – вернее, то, что от него осталось, – твердил Пенни: «Это полное безумие. Я говорю с женщиной, которая называет себя вампиром и утверждает, что может вернуть Дэвида к жизни, также сделав его вампиром. И какая-то часть меня жаждет, чтобы эти смехотворные бредни оказались правдой, потому что я отдам что угодно, чтобы вернуть его. И вот я уже готова сказать: да, в таком случае идите к нему, посмотрим, что вы можете сделать!»
Она услышала свой собственный голос:
– В таком случае идите к нему, посмотрим, что вы можете сделать! – Пенни отвернулась от Кармин и уставилась на стену. – Вы сами сказали, что мне нечего терять! Скорее всего, вы спятили, будете прыгать вокруг него и танцевать танцы мумбо-юмбо, и ничего не произойдет. Но я согласна. Почему нет? Я бы не стала помещать это объявление, умоляя помочь мне, если бы не решила испробовать буквально все средства. – Она смолкла и нахмурилась. – Что конкретно вы собираетесь сделать?
– Укусить его, – спокойно ответила Кармин. – Эта часть легенды отвечает истине. После первого сеанса изменится немногое – их потребуется несколько, – но это, так сказать, запустит процесс. Вы, возможно, заметите, что состояние больного начнет улучшаться уже сегодня.
– Конечно. – Пенни махнула рукой. «Невероятно. Я, наверное, сошла с ума, этого не может быть на самом деле. Какого черта?» – Тогда идите. Да. Идите.
Кармин не позволила Пенни сопровождать ее наверх. Они поспорили насчет этого, но в конце концов Пенни сдалась. Она принялась мерить шагами холл, но так ничего и не услышала. Наконец наверху послышались шаги – кто-то направлялся в ванную. Раздался плеск воды, затем по лестнице спустилась Кармин.
– И все? – спросила Пенни.
Она ожидала увидеть в женщине какую-то перемену. Но ничего особенного не заметила – лишь ее бледные щеки чуть порозовели.
– На сегодня все, – объяснила Кармин. – А сейчас мне нужно идти. Наблюдайте за его состоянием в течение сорока восьми часов.
Она сняла с крючка плащ и собралась надеть.
– Постойте! – воскликнула Пенни.
– Да?
– Зачем вы это делаете? Я хочу сказать… если вы говорите правду и вы действительно… – Она не смогла заставить себя произнести это слово. – Вам что-то от меня нужно?
– Разумеется, – сказала Кармин. – Деньги.
Пенни меньше всего ожидала подобного ответа; ошарашенная, она заморгала.
– Что?
Кармин пожала плечами:
– Всем нужно как-то зарабатывать на жизнь. Если вашему мужу станет лучше и вы решите продолжить лечение, тогда вам придется заплатить мне гонорар.
– Какой гонорар?
– Обычно я прошу десять тысяч – если лечение доведено до конца. В случае, если вы захотите остановиться – на любой стадии, – мы договоримся о процентах.
– Десять… тысяч?
– Мне не хотелось бы показаться невежливой, – произнесла Кармин, – но разве жизнь вашего мужа не стоит этой суммы?
Разумеется, если подумать, она права, это совершенно разумная сделка. Новая машина стоит в два раза дороже, дом – вообще на несколько порядков больше. Как сказала Кармин, сколько стоит жизнь Дэвида? И все же по своей наивности Пенни решила, что женщиной руководит какой-то альтруизм, и открытие, что вампирша не менее реалистична, чем продавец или агент по недвижимости, стало для нее потрясением.
– Это… – Она засмеялась, поперхнулась, затем взяла себя в руки. – Это ведь не министерство здравоохранения назначает такие цены, а?
– Нет, – сказана Кармин. – Должна вас предупредить, что это строго между нами.
С машиной можно и расстаться. За нее дадут по меньшей мере восемь тысяч. Недостающие две будет нетрудно раздобыть.
– Отлично, – решила Пенни. – Если это подействует. – Она прижала руку ко лбу. – Не верю, что я это делаю.
Кармин достала визитку с серебряным обрезом.
– Здесь мой рабочий телефон, – сообщила она. – Позвоните мне послезавтра, и мы посмотрим, что делать дальше.
