Вампиры. Опасные связи 18 страница

– Совсем испанка, – улыбнулся Стив.

Она не обернулась и по-прежнему глядела на свое красивое бесстрастное лицо в зеркале.

Стив положил руки ей на мокрые плечи, наклонился и поцеловал ее в шею.

– Вытри меня, – сказала она.

Он взял полотенце и нежными, благоговейными прикосновениями обсушил ее. Она подняла руки, стянула шапочку, и лавина медово-каштановых волос хлынула до самой талии. У Стива перехватило дыхание.

– Когда мы должны освободить номер? – спросила она.

– В полдень.

Гленда обернулась и посмотрела Стиву в глаза.

– И что потом? Через час мы отсюда уйдем – и что тогда?

– Все, что пожелаешь. Я поведу тебя обедать в любой ресторан, куда захочешь, а потом еще останется время походить по магазинам до самолета. Все, что пожелаешь. – Он глядел на нее умоляюще.

– Все, что пожелаешь, – ядовито передразнила она. Лицо исказила злоба, и Гленда выдернула у Стива из рук полотенце и завернулась в него. – Как у тебя только язык поворачивается?!

– Гленда!..

– Я не про сегодня! Я про то, что будет дальше! Когда я вернусь, мы что, сделаем вид, будто ничего не было? Постараемся обо всем забыть? Значит, тебе это проще простого – привести меня сюда, затащить в постель и потом побежать домой, к моей мамочке? И зачем ты устроил эту поездку в Испанию? Что, трудно стало отвираться? Мамочка что-то заподозрила?

– Что ты, милая, не надо… Я вовсе не хочу от тебя избавиться. Я же люблю тебя. И твою маму я тоже люблю. Честное слово, мне трудно…

– Ну еще бы! Только объясни мне, почему это именно я должна жертвовать собой? Что будет со мной, когда вы с мамой поженитесь?

– Радость моя, попробуй понять…

– Ну конечно, как понимать – так это я, а как оставаться в блаженном неведении – так это мама! Как ты думаешь, это будет надолго?

– Co временем, – сказал Стив, пытаясь держать себя в руках, стараясь говорить разумно, – со временем, надеюсь, мы… втроем… сумеем во всем разобраться. Но это очень трудно. Ты – ты совсем молода, а люди вроде нас с твоей матерью скованы узами традиционной морали; ты способна принять… пу, так сказать, более свободные отношения… и со временем, возможно, когда мы с твоей мамой поженимся, мы все сможем…

Он запнулся и умолк. Гленда скривилась, передразнивая его.

– Я тебе никогда не лгал! – воскликнул Стив, внезапно переходя в наступление от злости, что выставил себя дураком. – Ты прекрасно знала, во что ввязываешься, ты знала, кто я такой, когда стала моей любовницей…

– Любовницей! – с отвращением повторила Гленда, и он уловил в ее глазах стальной отблеск ненависти.

Стив хотел достойно ответить, но не успел он ничего сказать, как Гленда нетерпеливо тряхнула головой, и полотенце соскользнуло на пол.

– Что ж, – произнесла она. – У нас еще остался целый час.

Когда самолет взлетел, Дебби открыла рот, натужно зевая. Когда давление стабилизировалось, она повернулась к Гленде и одобрительно заметила:

– А твой отчим очень даже ничего.

– Стив мне не отчим.

– Да ладно тебе. Они же скоро поженятся, да?

– В июле. Как только я вернусь из Испании. – Гленда прислонилась щекой к иллюминатору и закрыла глаза.

Так молодо выглядит, просто отпад.

Гленда передернула плечами.

Он на пару лет моложе мамы.

Дебби склонила темно-русую голову над «Фиестой», так как стало ясно, что Гленда не расположена болтать. Девушки дружили с детства, а когда вместе поступили в колледж, го продолжили приятельствовать – но теперь уже нетребовательно, можно сказать, поверхностно.

Гленда прикусила губу.

– Смотри, что он мне подарил, – вдруг сказала она и показала Дебби руку, – Ну, Стив.

Это было серебряное колечко, простенькое, с припаянной к нему буквой «С». Его сделали в мастерской при темной тесной сувенирной лавочке, пока Гленда разглядывала безделушки, стиснув руку Стива с чувством, которое совсем не отражалось на ее бесстрастном лице.

Дебби кивнула:

– Симпатичное. Он ведь тебе и поездку оплатил, да?

– Да, он так решил. Да и мама… Он так вскружил маме голову, что она во всем с ним соглашается.

– По-моему, это здорово, – заметила Дебби. – Твоя мама снова выходит замуж. Да и тебе он вроде нравится.

– Что ты, мы с ним не разлей вода.

В гостиничном номере в Севилье было две кровати, рыжий плиточный пол и балкон, откуда открывался вид на колокольню Ла-Хиральда, бывший минарет мавританской мечети. Вечером, когда дневная жара уже развеялась, Гленда вышла на балкон и глядела, как вокруг колокольни, окруженной розовым ореолом заката, парят и ныряют ласточки.

Гленда не понимала, в чем дело, но после шума и машин серого Мадрида в Севилье она чувствовала себя как дома. Она провела Дебби – толстушку Дебби, немного запыхавшуюся под тяжестью рюкзака, – по лабиринту улочек, словно что-то подсказывало ей дорогу, нашла маленькую гостиницу и без всякого удивления убедилась в том, что лучше места и не придумаешь. Но при этом у нее кружилась голова и от волнения подводило живот – как всегда в тех редких случаях, когда ей предстояло оказаться наедине со Стивом. К вечеру предчувствие стало еще сильнее, и Гленда чувствовала, что реальность ускользает от нее, словно во сне.

Гленда потрогала щеку и обнаружила, что вся горит. Она повернулась и увидела, что Дебби застегивает юбку.

– Уже почти восемь, – заметила Дебби. – По-моему, мы уже имеем полное право пойти поужинать.

За столом Гленда то и дело замирала, задумавшись неведомо о чем, но, когда Дебби попеняла ей за невнимательность, обвинила во всем вино. Все кругом ускользало от нее, казалось неестественно ярким, словно на экране в темном зале с обитыми войлоком стенами.

Вернувшись в номер, Гленда сразу же легла в постель, а Дебби села писать письмо родителям.

– Тебе ведь свет не мешает?

– Конечно нет.

Слова пришлось выговаривать с трудом. Комната закружилась, раздвинулась, словно телескоп, в который видно иной мир, и Гленда уснула.

Она проснулась от жажды. Дебби темным холмиком свернулась на соседней кровати. Ставни были открыты, в комнату полосками просачивался лунный свет. Гленде стало невыносимо жарко. Краем сознания она отметила этот факт и заключила, что, должно быть, заболела и у нее температура. Собственное тело казалось ей таким же далеким, как и все кругом.

На балконе кто-то был. Вот он заслонил свет, вот он шевельнулся – и свет его залил. Горло у Гленды перехватило от ужаса, однако разум фиксировал ее наблюдения, бесстрастно щелкая, словно пишущая машинка.

На незнакомце был плащ и что-то вроде мягкой широкополой шляпы. В лунном свете блестели лаковые сапоги – и не шпага ли у него на боку? Дон-Жуан? – предположил холодный удивленный голос в голове Гленды. Явился соблазнить андалузскую красотку?!

Вряд ли.

Незнакомец не сделал ни шага в сторону номера, и Гленде это придало чуточку храбрости – по крайней мере она сумела приподняться на локтях и поглядеть ему в лицо. Даже если он и заметил ее движение, то виду не понял. Тогда Гленда села и свесила ноги с кровати. Стены номера то приближались, то отодвигались, от этого накатывала дурнота, но в конце концов комната остановилась, – она была по-прежнему далекой, однако по крайней мере не качалась.

Незнакомец ждал ее на балконе. Гленда открыла рот, хотела заговорить, положить конец этому розыгрышу, дать попять, что она не спит и что, скорее всего, он ошибся окном. Но заговорить казалось кощунством – и к тому же масштабным предприятием, на которое она сейчас не была способна. Он раскрыл ей объятия – незнакомец в плаще, с лицом, скрытым за маской тьмы, – и ждал, когда она в них шагнет. Гленда увидела себя словно издалека – сомнамбулическая фигура в длинной белой рубашке, с длинными развевающимися волосами, с бледным, невинным сонным лицом, – и увидела, как эта фигура двинулась в распростертые объятия.

Она подняла глаза, он повернул голову, и лицо его залил лунный свет. Тогда Гленда поняла, что это был никакой не Дон Жуан, а совсем иной персонаж: нездорово-бледное лицо, причудливо изломанные брови, приоткрытые алые губы, сверкающие острые клыки… Голова ее запрокинулась ему на плечо, глаза закрылись, жертвенно блеснула белоснежная шея.

– Гленда!

Ее накрыла волна тошноты, она открыла глаза, пошатнулась и ухватилась за перила.

– Глен, ты чего?

Гленда повернула голову и увидела Дебби – и больше никого, только Дебби, такая земная и утешительная, вся в розовых кружавчиках.

– Стало душно, – сказала Гленда, и ей пришлось откашляться и повторить эти слова. Ей было жарко и очень хотелось пить. – У нас есть вода?

– Только полбутылки кока-колы, которую мы купили в поезде. Тебе что, плохо?

– Нет, нет… просто в горле пересохло. – Гленда отчаянно отхлебнула колы, но сладкая газировка только обожгла ей горло. Она поперхнулась, ее замутило. – Спокойной ночи. – Она забралась в постель и больше ничего не отвечала на расспросы Дебби, так что в конце концов та вздохнула и тоже отправилась досыпать.

– Так не хочется тебя оставлять. – Дебби несмело остановилась на пороге. – Как ты себя чувствуешь?

Гленда лежала в постели.

– Честное слово, ничего страшного. Просто нет сил никуда сегодня идти. Но мне не настолько плохо, чтобы не спуститься к управляющему или к его жене, если мне что-то понадобится. Иди погуляй с тем славным канадцем, а за меня не волнуйся. А я посплю. Лучшее лекарство.

– Точно? Может, лучше переедем в отель побольше? Чтобы была собственная ванная?

– Нет, конечно! Мне здесь нравится.

– Ну ладно… Что тебе принести?

– Что-нибудь выпить. Бутылку вина. Все время пить хочется.

– Не стоит тебе вина… Ладно, я тебе что-нибудь куплю.

Наконец Дебби ушла. Гленда ослабила хватку на горле реальности, которая с каждой уходящей секундой становилась все страннее и неуловимее. И провалилась в пропасть.

Она была на улице под названием улица Смерти – на одной из узких, мощенных булыжником улиц, с обеих сторон стиснутых слепяще-выбеленными домами. Название улицы – Muerte – было написано синими буквами на табличке на стене дома.

Девочка долго плакала. Она была грязная, и лицо стало липким от грязи и слез. Была сиеста, и девочка стояла на длинной улице одна, но знала, что надолго одна не останется. И нельзя, чтобы ее нашли. Она знала, что должна спасаться, бежать из города, но мысль о том, что придется одной бродить по полям и лесам, пугала не меньше, чем мысль остаться, – поэтому она и оказалась в тупике, поэтому и не могла ни на что решиться.

Если ее найдут, то жестоко отомстят, – хотя она ведь ничего не делала, она была невинной свидетельницей. Она вспомнила о событиях последнего месяца, о заразе, охватившей город, о мертвецах – о трупах на улицах, белых мертвецах, с метками на шеях, в происхождении которых невозможно было усомниться, – и о страхе, о растущем ужасе.

По ночам мать всегда куда-то уходила, возвращалась на рассвете, бледная и измотанная, и забывалась тяжелым сном. По во сне она улыбалась, и пока девочка стояла у изголовья и разглаживала спутанные волосы матери, на ум ей сами собой приходили слова соседей. Неужели мама и правда спуталась с дьяволом? Неужели они с любовником по ночам действительно превращались в нетопырей, летали по улицам, высматривали беспечных прохожих, ловили их и пили кровь? Девочка начала бояться матери, хотя по-прежнему любила ее и каждый вечер украдкой следила из-под век, как та крадется за дверь. И вот однажды ночь кончилась, а мать домой не вернулась, и с тех пор девочка была одна.

Она побрела по улицам, сама не зная куда, она хотела есть и пить, но ей было страшно постучать в дверь и попросить попить или переночевать. Вечерело, и с наступлением темноты двери стали запирать, и на улицу по двое, по трое выходили озабоченные люди. И тут улица наполнилась факелами, словно летний луг светлячками, но теперь по городу бродило чудовище.

Взошла луна, стало светлее, и наконец девочка вышла на небольшую площадь с фонтаном посредине. Но фонтан не действовал и пересох, и она прислонилась к нему и плакала от досады, пока у нее не кончились силы плакать.

Что-то заставило ее поднять глаза – ощущение какой-то опасности. Луна стояла высоко. В просвете одной из четырех улочек, выходивших на площадь, стоял человек – человек, закутанный в плащ, скрывавший его с ног до головы. Сверкали носки его сапог, сверкали его глаза – две точки света под широкополой шляпой.

Девочка не двигалась, надеясь, что в темноте он ее не заметит.

– Доченька, – позвал он, и голос его прошелестел, словно сухие листья на ветру.

Девочка невольно вздрогнула.

– Дорогая моя доченька. – Человек шагнул вперед.

Девочка бежала не оглядываясь, тихонько всхлипывая, по одной улице, потом по другой, в ужасе при мысли о том, что, возможно, бежит по кругу и вот-вот снова выскочит на площадь, и он будет там… Она бежала. Потом попала на улицу, на которую попадать не стоило, – в тупик. Она обернулась – и увидела, что тот человек стоит у нее на пути.

Девочка замерла. Словно сухие листья шелестели у него в горле, когда он подошел к ней. Он поднял руки вместе с полами плаща, словно они были соединены, словно он завернулся в просторные крылья – и теперь накрыл этими крыльями их обоих. Губы его раздвинулись, девочка слышала, как он дышит, видела, как блестят его зубы. Она провалилась в пропасть.

Гленда проснулась, ее бил жестокий озноб.

– Я тебя разбудила? Солнышко, ты тут как? Ты белая, как привидение! Мы идем обедать, может, ты…

Гленда мотнула головой:

– Нет. Что-то мне нехорошо. – Слова раздирали горло. Язык пересох. – Ты мне принесла попить?

– Ой, прости! Забыла. Чего бы тебе хотелось? Сейчас сбегаю и куплю. Может, поешь чего-нибудь?

Гленда еще раз мотнула головой:

– Нет, только пить.

Было трудно сосредоточиться, а удержать внимание еще труднее.

Дебби подошла к кровати, протянула руку, и Гленда яростно отпрянула.

– Глен, я просто хотела проверить, нет ли у тебя температуры! Гм… ты такая горячая. Боже мой, что это у тебя на шее?!

Гленда погладила пальцами две крошечные ранки и пожала плечами.

– По-моему, тебя надо отвезти в больницу!

– Нет. Я скоро… Я приму аспирин… Я полежу… Все пройдет…

Лицо Дебби пошло рябью и расплылось, словно Гленда смотрела на него из-под воды. Она провалилась в пропасть.

Луна уже ушла с неба и начало светлеть, когда она открыла глаза. Она лежала на булыжной мостовой в коротком узком переулке и с трудом поднялась на ноги. Пить хотелось ужасно. Рот был весь отекший, язык разбух. Девочка обеими руками откинула волосы с лица и почувствовала что-то липкое. Она снова подняла руку – медленно и неохотно, ощупала себя и вспомнила, какие метки оставались на шеях у некоторых горожан, и вспомнила, что потом они умирали.

Она прошла по извилистым улочках и наконец увидела колокольню Ла-Хиральда. Восходящее солнце осветило башню, и девочка разглядела под кровлей летучую мышь, которая висела, словно свернутый лист.

Граждане Севильи в лице двоих пьянчужек в свое время попытались поймать дьявола (который, как полагали в народе, поселился в мавританской башне в обличье летучей мыши) в его обиталище и заколотили дверь, чтобы не дать ему бродить по улицам города. Однако им открыли глаза на то, что, даже если предположить, будто деревянные доски способны остановить дьявола, летучим мышам вовсе не нужно непременно вылетать в двери, когда в башне столько окон, – и пьяницы оставили свою затею.

Девочка полезла через недостроенную преграду и поцарапала ногу. Она поглядела на крошечные бусины крови вдоль кривой царапины и отвела глаза. А теперь куда – вверх? Туда, где висят колокола, которые никогда не звонили? И тут она заметила сбоку дверь – деревянную дверь, не затянутую паутиной. Девочка подошла к ней, толкнула и увидела ступеньки, которые вели вниз, во тьму. Закрывать дверь она не стала, чтобы падал свет, и начала спускаться. Ступеньки были пологие, но их было очень много. От бесконечного спуска ноги девочки заныли.

Внизу оказался просторный подвал – девочке даже не было видно, где он кончается, – скудно освещенный факелами, которые дымили в стенных нишах. Девочка сразу увидела гроб и подошла к нему. Гроб был открыт, и внутри, без шляпы, но в плаще и в сапогах, лежал человек, от которого она убегала ночью, человек, которого любила – или которому служила – ее мать.

На нее бесшумно и смертоносно спикировала летучая мышь. Девочка пригнулась, чтобы спрятать глаза, но тварь только задела ее щеку краем кожистого крыла. Девочка повернулась и побежала к лестнице, и летучая мышь не стала за ней гнаться. Наверху, при солнечном свете, девочка перевела дух и обдумала то, что увидела. Она подумала о его жестоком лице, о кроваво-красных губах. Медленно облизнула сухие губы – и рука невольно дернулась к шее. Кто же он – дьявол или кто-то еще? Дьявола убить невозможно, а кого-то другого…

Когда она сделала, что хотела, руки у нее были все в занозах и царапинах, зато теперь она обзавелась оружием – большой заостренной палкой. Снаружи лежала груда камней, и девочка нашла себе кирпич. Старуха в черном, ранняя пташка, подозрительно глянула на нее, но ничего не сказала.

Когда девочка вернулась в подвал, летучая мышь снова налетела на нее и принялась кружить над головой. Девочка прикрыла лицо, но с пути не свернула. Она положила кирпич на пол, схватила деревянный кол обеими грязными, окровавленными руками – и ткнула его человеку в грудь. Глаза ей застилали волосы, а потом и кровь, ведь летучая мышь рвала и терзала ей голову, но наконец кол вонзился, и усилия девочки были вознаграждены – жертва глухо застонала. Летучая мышь вскрикнула – испустила горький вопль поражения – и умчалась прочь, хлопая крыльями. Тогда девочка взяла кирпич и со всей силы ударила по колу.

Раздался крик – словно закричали сами стены, – и ей в грудь, на руки, в лицо ударил фонтан крови. А девочка все била и била, она то ли не могла, то ли не хотела остановиться, пока кол не пронзил лежащего насквозь, и только тогда триумфально отшвырнула кирпич и выпрямилась, задыхаясь и глядя на бурлящую кровь. Было очень тихо. И тут девочку, сметая даже боль, даже триумф, захлестнула жажда. Девочка рухнула на колени, припала лицом к груди жертвы и пила, и пила, и пила, пока не насытилась.

Гленда открыла глаза. В комнате было пусто, солнце нагрело красные плитки пола и белые стены. Все снова стало четким и осязаемым – должно быть, температура упала. Предметы с тали твердые, как алмазы, обрели плотность и фактуру, которых Гленда раньше не замечала.

С балкона вбежала Дебби и, увидев, что Гленда сидит, испуганно остановилась.

– Ого! Как ты себя чувствуешь? Ну и потрепала ты нам нервы!

– «Нам»?!

– И мне, и Роджеру, тому канадцу из номера в конце коридора. Он побежал вызвать врача.

– Не надо мне врача! Я же сказала!

Ну да, сказала – и тут же хлопнулась в обморок. Лежи уж! Не прыгай! Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Превосходно. Лучше некуда.

– Все равно не вставай. Хочешь, принесу попить?

– Нет, спасибо. – Гленда откинулась на подушку.

Врач не нашел у Гленды никаких симптомов, кроме загадочных отметин на шее. Когда его расспросы начали Гленде докучать, она притворилась, будто не понимает его английский – на самом деле очень правильный, – и с головой накрылась одеялом, жалуясь, что свет режет глаза и она ужасно устала.

Гленда вела себя очень решительно, настойчиво и целеустремленно и в конце концов раздобыла билет на «Боинг-747», летевший в Нью-Йорк. Дебби – бедная, растерянная Дебби – осталась в Испании, в компании своего канадца и его приятелей.

– Хоть бы телеграмму маме послала, – сердилась она, но Гленда только с улыбкой покачала головой.

– Хочу устроить ей сюрприз, прикачу на такси.

Она знала, что Стив будет с матерью. Она приедет ранним утром, они еще не встанут, будут сладко спать. И сейчас лежат себе в обнимку и не ждут ее.

Гленда улыбнулась черноте за окном и потрогала свое серебряное колечко. Она стянула его и нежно провела пальцем вдоль изгиба буквы «С». «С» – это Стив, подумала она, «С» – это Севилья. И вдруг она сжала кольцо в пальцах, с силой повернула букву «С» – получилась пара крутых рогов. Тогда она схватила кольцо и стиснула его в кулаке, пока не выступила кровь.

ЧЕЛСИ КУИНН ЯРБРО
Проблема покровительства
(История о Сен-Жермене)

Писатель и профессиональный толкователь карт Таро, Челси Куинн Ярбро родилась в Беркли, штат Калифорния. Ее первый рассказ был опубликован в 1969 году в журнале «If». С тех пор она полностью посвятила себя литературе и выпустила в свет более шестидесяти романов и еще большее количество рассказов. Ее перу принадлежит изрядное количество произведений об оборотнях, новеллизации по фильмам, трилогия о восставших из мертвых женах Дракулы «Сестры Ночи» («Sisters of the Night»). Однако наибольшую известность автору принесли ее произведения, посвященные романтическому образу вампира – Сен-Жермена, личность которого ошибочно связывают с реальным французским графом, носившим то же самое имя. Первая книга этого цикла «Отель „Трансильвания“. Роман о запретной любви» («Hotel Transylvania: A Novel of Forbidden Love») появилась в 1978 году. К настоящему времени увидели свет ее тринадцать романов цикла. Сопутствующий цикл книг о возлюбленной Сен-Жермена по имени Атта Оливия Клеменс включает в себя три романа: «Пламя Византии» («А Flame in Byzantium»), «Факел крестоносца» («Crusader's Torch») и «Свеча для д'Артаньяна» («А Candle for D'Artagnan»), а фантастические рассказы автора были объединены в антологиях «Хроники Сен-Жермена» («The Saint-Germain Chronicles») и «Вампирские истории Челси Куинн Ярбро» («The Vampir Stories of Chelsea Quinn Jarbro»).

«Когда ко мне обратился Роберт Ейтин-Бизанг из „Transylvania Press“ по поводу выпуска сборника моих рассказов о вампирах ограниченным тиражом в пятьсот экземпляров, он попросил написать для этого особенного издания еще один рассказ, – вспоминает Ярбро. – Он сказал, что хотел бы получить историю о Сен-Жермене и, если возможно, с упоминанием о Дракуле. В тот момент я согласилась на Сен-Жермена, но выразила сомнения по поводу Дракулы, поскольку два этих образа слишком сильно отличаются друг от друга и не имеют ничего общего, кроме Трансильвании.

В процессе размышлений я остановилась на Генри Ирвинге, боссе Брэма Стокера. Я прочитала о нем несколько статей, надеясь отыскать в его жизни подходящий период, куда можно было бы вставить Сен-Жермена. Начало его карьеры показалось мне более подходящим, чем период расцвета его славы, тем более что можно было указать косвенную связь со Стокером, который мог слышать о Сен-Жермене, но сам с ним никогда не встречался.

И в результате появился этот рассказ».

Снаружи было сыро и пасмурно, внутри – душно и слишком жарко. День быстро превращался в длинный ноябрьский вечер, и клерки в офисе торгово-складской компании не могли удержаться от зевоты.

– Не пора ли запереть дверь, Джон Генри, – воспользовавшись своей привилегией, сказал старший клерк самому младшему из всех служащих. – В такой час вряд ли кто-нибудь придет.

Джон Генри Бродрибб поднялся со своего стула и отвесил старшему клерку преувеличенно подобострастный поклон, одновременно забавлявший и раздражавший остальных. Все давно заметили, что Джон Генри обладает несколько театральными манерами. Он даже изменил свой голос.

– Как пожелаете, мистер Таббс, почту за честь услужить вам.

Его выговор представлял забавную смесь речи выпускника лондонской средней школы с протяжным акцентом уроженца Девона или Корнуолла. Долговязый, с вытянутой головой, парень еще не утратил последних признаков юности. От восемнадцатого дня рождения его отделяло три месяца.

Он не успел дойти до двери, как створки неожиданно распахнулись, и в контору вошел мужчина в длинном плаще с капюшоном – словно выходец из другого столетия, возможно, монах из Средних веков или призрак Плантагенета, испытавшего неприязнь своих кузенов.

– Добрый день. Могу я видеть мистера Ламбкина? – спросил он приятным голосом с иностранным акцентом, заставив Джона Генри остановиться на полпути.

В тени под капюшоном сверкнули темные глаза незнакомца.

– Он назначил вам встречу? – быстро оправился от удивления Джон Генри, изо всех сил стараясь копировать манеры посетителя.

– Да, но время не было определено, – сказал незнакомец. – Видите ли, я только что приехал в Лондон.

Он сбросил капюшон, открыв приятное подвижное лицо с высоким лбом, хотя и чисто выбритое, что противоречило моде; однако густые темные волнистые волосы с лихвой восполняли отсутствие усов и бакенбард. Несмотря на средний рост, незнакомец явно обладал властным характером, который выдавал пронизывающий взгляд его черных глаз.

– Мистера Ламбкина сегодня не будет, – сообщил Джон Генри, поглядывая на дверь кабинета, где обычно работал человек, отвечавший за все заморские операции. – Он вернется не раньше будущего четверга. Он уехал в Саутгемптон, чтобы встретить груз муслина.

– Из Египта или Америки? – с неожиданной заинтересованностью спросил незнакомец.

– Из Амер… – начал Джон Генри, но его прервали.

В этот момент вмешался мистер Таббс, старший клерк конторы. Он поднялся со своего стула и поспешил навстречу посетителю, намереваясь взять на себя заботу о неизвестном джентльмене.

– Добрый день. Я Парвис Таббс, старший клерк. Могу я чем-нибудь вам помочь, мистер?..

– Рагоци, – ответил незнакомец. – Граф Ференц Рагоци из Сен-…

Джон Генри нетерпеливо прервал его.

– Рагоци! Вы могли приехать откуда угодно! – Его глаза засверкали энтузиазмом. – Я переписываю вашу учетную книгу, сэр, и могу сказать, что вы самый заядлый путешественник из всех клиентов нашей конторы. У вас имеются владения в Баварии, в Санкт-Петербурге, в Христиании, Голландии, Италии, в Праге…

Мистер Таббс положил конец этому перечислению:

– Джон Генри, мне кажется, мистер Рагоци не хотел бы распространяться обо всех своих вложениях.

Младший клерк виновато опустил взгляд.

– Да, мистер Таббс, – произнес он.

Рагоци стало его жаль.

– Приятно узнать, что хотя бы один из ваших клерков осведомлен о моих интересах. – Рагоци повернулся; его мимолетная улыбка, предназначенная Джону Генри, ободрила юношу. – А вы можете сказать, где у меня еще имеется собственность?

Брошенный исподтишка взгляд мистера Таббса огорчил Джона Генри, и он продолжил уже не так уверенно:

– В… Венгрии. – Он постарался успокоиться. – В Венгрии есть два адреса, как я помню; один в Буде, а второй – в каком-то отдаленном районе, на востоке. В Карпатах. Ведь это место находится в Венгрии, не так ли?

– Технически – да, пока это так. – Он посмотрел на часы, пробившие половину часа. – Хотя оно ближе к Бухаресту, чем к Будапешту. Сен-Жермен расположен на нынешней границе между Венгрией и Румынией, но так было не всегда. Это очень древний замок.

Рагоци замолчал.

После недолгой паузы заговорил мистер Таббс:

– Это все, что ты можешь сказать, Джон Генри? Ведь тебе поручено сделать копию счетной книги мистера Рагоци. Покажи, что ты не лентяй.

Выговор подстегнул Джона Генри, и он, расправив угловатые плечи, продолжил перечень:

– У вас, граф, есть владения в Москве, Египте, на Крите, в Персии, в Марокко, в Испании, Польше, Армении, в Канаде и Южной Америке. В Перу, насколько я помню. Да, и еще в Мексике.

Граф одобрительно кивнул.

– А еще, согласно нашим записям, вы в течение последних тридцати лет отправляете грузы в Китай и Индию. Более ранних записей я не видел, поскольку книга начата тридцать один год назад.

Последний факт служил Джону Генри главным козырем, подтверждающим его внимательное отношение к порученному делу.

– У вас весьма точные сведения, – заметил Рагоци.

– Точность абсолютно необходима коммерсантам, иначе они не долго продержатся в торговле, – высокопарно заявил мистер Таббс.

Их разговор уже привлек внимание и остальных четверых клерков, так что Джон Генри постарался воспользоваться шансом.

– Граф, если вы хотите проверить ваши счета, я почту за честь показать вам записи.

Мистер Таббс неодобрительно поморщился.

– Джон Генри! – одернул он младшего клерка. – Это дело мистера Ламбкина.

– Да, но ведь он отсутствует, не так ли? – с показным подобострастием напомнил юноша, – А записи лежат на моем столе. Я делаю с них копию по заданию мистера Ламбкина. Раз уж граф Рагоци здесь, было бы целесообразно показать их сейчас, вместо того чтобы просить прийти в другой раз, когда вернется мистер Ламбкин.

– Сейчас уже поздно. В любом случае мистеру Рагоци придется вернуться утром или в другое удобное для него время. – Мистер Таббс осадил младшего клерка, потом с раболепной почтительностью повернулся к посетителю. – Мне очень жаль, что вы пришли так поздно. Не сочтите за дерзость, но наша контора скоро закрывается.

Джон Генри радостно просиял.

– Я не против задержаться, чтобы услужить вам, граф. – Он намеренно подчеркнул титул, как для собственного удовольствия, так и в пику мистеру Таббсу. – Вас это устроит?

– Это весьма великодушное предложение, Джон Генри, – произнес мистер Таббс, но его скулы слегка порозовели, а голос стал еще более строгим. – Но такой человек, как мистер Рагоци, наверняка имеет другие планы на вечер. Он сам назначит нам время, когда соизволит просмотреть свои записи.