Гносеологический центризм томизма

Несколько ближе к "центру" (если проводить аналогии с политической системой, то платонизм Скотта Эриугены будет соответствовать "правым", Росцелин и номиналисты - "левым"; в "правом центре" - Фома Аквинский; в "левом центре" - Абеляр) находились томисты. Это был столь же креационистский, но еще более фиксированный на имманентных сторонах реальности подход. Томизм, ставший официальной доктриной монашеского Ордена доминиканцев, утверждал самостоятельную онтологию универсалий, но не предшествующую вещам (как у августиновской версии платонизма), а сосуществующую вещам. Есть вещь - есть универсалия. Тезис: universalia in re.

Эта томистская позиция стала официальной догмой Средневекового католичества. Несмотря на постулирование определенной онтологичности универсалий, именно томизм как умеренный схоластически аристотелевский реализм открывал дорогу рационалистическому философствованию в рамках признания "двух истин". И если догматическая сторона Веры ограничивала свободный научный поиск, сам метод этого поиска, в той сфере, которая ему была отведена, гораздо более соответствовал научному духу Нового времени. В томизме опытные аспекты трансцендентной реальности (в отличие от холизма Эриугены, и даже от относительного креационистски истолкованного католико-платонизма августинианцев - Ансельма, Альберта Великого) были фактически упразднены, а это открывало свободный путь рационалистическому освоению имманентного бытия, оказавшемуся набором механических телесных ансамблей.

Если отбросить догматическую сторону томизма, мы получим в качестве остатка реальность, очень схожую с той, исследованием которой занялись творцы научных парадигм Нового времени. И наоборот, крайний реализм Скотта Эриугены, позднее вдохновивший Кузанского, а через него все Возрождение, даже при гипотетическом отказе от признания Божества, дает совершенно иную - гилозоистскую, пантеистическую, одухотворенную Вселенную, где основным методом познания будет синтез интуиции и рассудка, "разумное неведение", неделимый холистский субстанциализм.

Этим утверждением мы хотим подчеркнуть одно обстоятельство, ранее ускользавшее от историков философии и науки, которые видели между крайними (Скотт Эриугена) и умеренными (Фома Аквинский) реалистами лишь разницу в радикализме изложения общей и, в целом, единой позиции. На самом деле, основная разделительная черта в области парадигматики проходит уже между Эриугеной и Ансельмом Кентерберийским, позже Альбертом Великим. Здесь лежит водораздел между холистской (манифестационистской) парадигмой сферы и креационистской парадигмой луча. Зазор ничего не говорит тем, кто упускает фундаментальную значимость идентификации двух основных разновидностей метафизического подхода к религии. На самом же деле, развитие этих базовых импульсов - даже в секуляризированном виде - приводит к весьма различным семантическим структурам даже в том случае, если язык и терминология внешне кажутся сходными.

Противоположный реалистам лагерь представлен номиналистами.

Вторжение номинализма
(Росцелин)

Первым историческим представителем номинализма принято считать Росцелина (XI век). Росцелин занимает предельную, экстремальную позицию креационизма, признающую лишь самого Бога и жестко отделенную от него тварную реальность, между которыми нет опосредующих инстанций - например, идей. Росцелин утверждает, что универсалий не существует, что любые обобщения вещей в отряды и роды является исключительно внешним по отношению к ним действием субъекта, дающего вещам имена. Отсюда "номинализм" (латинское nomina, "имена").

Номинализм уже у Росцелина представляет собой фактически матрицу позднейшего деизма. Здесь мы видим Бога как абстрактный отвлеченный принцип, подобный Deus Otiosis ("ленивое Божество") некоторых примитивных мифологий, где Высшее Божество лишь упоминается для проформы, но не фигурирует в религиозной и ритуальной практике, и вообще никак не учитывается. Это крайняя форма развития абсолютизированного креационистского подхода. Мы видим здесь парадигму не просто луча, но такого луча, бесконечность которого в грядущем эсхатологическом эоне признается лишь формально. Фактически, единственной признаваемой здесь реальностью становится отрезок. Вещи, мир, Природа радикально отрезаны от Божества и друг от друга. Они существуют как эмерджентные сущности, сводимые к общим принципам и группам лишь с помощью искусственных процедур человеческого рассудка, дающего им обобщающие имена. Причем это "именование" (в отличие от маго-теургического понимания имени в холистских учениях) не имеет никакой самостоятельной онтологии. Сам Росцелин подчеркивает, что речь идет лишь о flatus vocis, "сотрясении воздуха".

Показательно, что радикальный номинализм Росцелина, в котором уже легко различить основные черты парадигмы отрезка, был анафематствован официальным католичеством на Суассонском соборе 1092 г.

В споре об универсалиях мы видим наглядно, как официальное католичество - и в его лице базовая для Средневековья парадигма луча - предает анафеме те направления, которые выходят за рамки этой парадигмы, какими бы терминологическими категориями они ни оперировали (в том числе и вполне католико-христианскими). За кадром оказываются и Эриугена (манифестацинизм, парадигма сферы) и Росцелин (парадигма отрезка).

Дунс Скотт, Оккам
(развитие номинализма)

Иоанн Дунс Скотт и Оккам в XIV веке дали номинализму новый жизненный импульс. Объектом познания у Оккама выступают индивидуальные вещи, которые только и могут быть рассмотрены в качестве реальностей. Знаменитая "бритва Оккама", продолжая линию Росцелина, служила для того, чтобы "не двоить сущности", очищая исследование индивидуальных вещей и явлений от априорных концепций. Средневековое естествознание основывалось на этом принципе. При этом поздние номиналисты несколько смягчили радикализм Росцелина и согласились поместить свой подход в предуготовленную еще Августином теорию "двух истин" - истину веры и истину рассудка.