Глава 16. Как только спустилась, тоннель стал меньше, и вскоре мне пришлось сгибаться снова и склонять голову

Как только спустилась, тоннель стал меньше, и вскоре мне пришлось сгибаться снова и склонять голову, чтобы не задевать потолок. Стали появляться более узкие пространства, и это делало меня все больше и больше тревожной. Чем дальше вниз я шла, тем больше давление росло внутри моей груди, пока не почувствовала, что легкие собираются взорваться.

Наконец, я не могла идти дальше. Сердце мое билось так сильно, что я почувствовала, как стучит у меня в ушах. Я прислонилась спиной к стене туннеля и села на корточки. Зажав фонарик мертвой хваткой, я пыталась отговорить себя от приступа полномасштабной паники.

‑Закрой глаза и представь, что ты где‑то в другом месте,‑ моя мама говорила мне так, глубоко внутри гор Руби Фолс. "Ладно, мам," ‑ подумала я. Где еще я могу быть? И вдруг вспомнила, терраса на крыше La Maison, куда Винсент отвел меня в прошлом месяце. Вокруг нас протянулся панорамный вид на ночной Париж, город сверкал, словно он был украшен миллионами рождественскими огнями.

Винсент целовал меня в самом романтическом месте. Мы сидели на шезлонге, целовались и смеялись, и это были те несколько блаженных моментов, где забывали о том, что судьба была против нас. В это короткое время мы любили друг друга, не заботясь ни о чем другом. На крыше, Винсент сказал, что любит меня. Что он не может представить свою жизнь без меня.

Я чувствовала холодный зимний воздух на своем лице, и палец Винсента гладил мои губы, потом он наклонялся, и его губы касались моих.

Затем, в моей фантазии, он исчез, и я осталась одна на крыше. Приятное тепло исчезло, и жестокость холодной зимней ночи задело мое лицо и руки. Я вдруг вспомнила о нашей ситуации здесь и сейчас: тело Винсента исчезло, и его дух был привязан к сумасшедшей. И я была в нескольких ярдов от того, что может ему помочь.

Мои глаза резко открылись, и я встала, скрючившись, как старая леди, для того, чтобы продолжить путь вниз, по сужающемуся проходу. Там было так много поворотов, что фонарь горел лишь в нескольких футах впереди меня. Я была так глубоко, что каменные стены были влажными от моих пальцев.

Когда я повернула, моя кривая нога приземлилась на груду камней, отправив их лететь вперед. Они исчезли за углом, и эхо, которое вернулось от дюжины камней, перескакивая через огромные полые пространства, подсказало мне, что я наконец‑то пришла.

Пригибаясь под низкой полкой, я, неожиданно для себя, оказалась в пещере, размером с Олимпийский бассейн, и, может быть, раза в четыре больше меня. Я направляла фонарик на стены, где расположили массивные деревянные факелы, находящиеся по обе стороны от двери. Вытащив зажигалку, которую Бран велел мне принести, я зажгла сначала один факел, а затем другой. Я просто зажгла факел, я подумала, что сразу найду то что мне надо и засуну его в отсек моего мозга, который быстро расширился за последний год.

Когда пламя вспыхнуло с новой силой, я закашлялась от дыма и глубоко вдохнула спертый воздух пещеры. На темной поверхности кавернозного камня, танцевали в мерцающем свете факелов, кажется, делающим этот номер более потусторонним.

Стены по обе стороны от меня выглядели, как массивные соты. Все было уложено друг на друга, до самого потолка. Я насчитала несколько рядов и это примерно составляет около шести сотен.

На дверях были нарисованы письма, цветы и натуральные завитки, которые выглядели, как татуировки. Все они имели одну общую черту: в центре каждой двери была рука с маленькими желто‑оранжевой слезой на кончике каждого пальца, как будто стреляли пламенем.

Ближние ко мне двери, с левой стороны, казались, очень древними, они разрушались, и оставались только камни и часть росписи. Их состояние становилось все лучше и лучше, дальше по комнате, до тех пор, пока в самом конце, двери были сделаны из дерева, а не из камня, и краска не выглядела такой дряхлой.

На стене напротив меня, в конце зала не было ни одной двери, в форме полумесяца, вместо этого они были полностью покрыты настенной росписью. Рядом с ними, в дальнем конце стены, справа от меня, тоже были окрашенные двери, которые выглядели почти новыми. Там было всего несколько рядов ярко окрашенных дверей, а затем они кончались, оставив длинные пустые дыры, протягивающиеся ко мне.

Я провела пальцами по ближнему устью, и посветила фонариком внутрь, сразу же поняла, что там было: могила. Я видела тот же стиль погребальной ниши в нескольких римских руинах, где я побывала во Франции. Римляне вырезали горизонтальные отверстия в каменных стенах и складывали туда трупы, как для того, чтобы они отдыхали.

Я осторожно посвятила фонариком по комнате, прежде чем пойти дальше, проверяя, нет ли мин‑ловушек. И тут я вспомнила, кто послал меня: Бран предупредил бы меня, о чем‑нибудь, что нельзя было упустить.

Я была в секретных “архивах” его семьи, как он говорил. Больше похоже на мавзолей, подумала я, хотя этот может считать архивом‑органов. Уверена, что Бран никогда бы не послал меня в опасное место, я выключила фонарик и сунула его в свою сумку.

В сиянии факелов, я увидела в конце комнаты, стол со стопками книг и с блестящими металлическими предметами. Это говорило о том, что я была в нужном месте, Бран рассказывал мне о книгах, которые были мне нужны. Как только я прошла дальше в комнату, я заметила, что последняя дверь на правой стене была украшена свежими цветами: розами, лилиями и белой сиренью.

Когда я подошла ближе, запах свежей краски смешивался с ароматом цветов. Эта дверь расписана была недавно. Что‑то больно кольнуло в груди, когда я к ней подошла. Даже до того, как я была достаточно близка к ней, чтобы прочитать то что было аккуратно написано в нижней части двери, я знала, что это означало.

"Гвенхейл Стереден Тандорн"

Мама Брана. Должно быть, он похоронил ее здесь всего пару дней назад. Я встала на колени, чтобы более пристально рассмотреть гроб на уровне земли, и восхитилась тщательно нарисованной руки с огнем и декоративной татуировкой, которая обвивалась вокруг нее. Бран не был художником, но он, очевидно, потратили много времени и заботы на создание мемориала матери. Я заметила небольшую карточку, переплетенную с цветами, и держала ее между пальцами. Я прочитала то, что было написано крошечным паукообразным почерком: “Это для тебя, Мама. Я буду скучать по тебе каждый день.”

Мое сердце дернулось. Я смахнула слезу, которая скатилась вниз по моей щеке. Я точно знала, что Бран чувствовал. Для меня это не было свежей раной, но она была единственная, которая всегда будет кровоточить. Я скучала по своим родителям. И хотя я наконец‑то перестала думать о них каждую минуту, каждый день, но воспоминания возвращались, и боль возрождалась с новой силой.

‑До свидания, Гвенхейл, ‑ прошептала я, и, поднявшись, пошла к одинокому столику. Я заметила книги, которые Бран упомянул, находившиеся на левом краю столешницы: стопка красных кожаных книг в переплете. Но прежде чем я добралась до них, я остановилась, картины притягивали мой взгляд, они покрывали всю поверхность стены. Это напомнило мне место, где я побывала вместе с мамой, во Флоренции, Базилика Санта‑Кроче. Так же, как и стены в церкви нескольких маленьких часовен, эта стена была разделена на полосы отдельных сцен, и были написаны строки в ряд, как в комиксах.

Секция базилика была наполнена фотографиями, на которых показаны сюжеты из Библии или итальянских святых, каждая церковь нарисована одним художником. Здесь все секции были нарисованы разными художниками, разными стилями, и, казалось бы, в разные периоды. Облупившаяся и выцветившаяся краска на первых страницах, как я предположила, были самыми старыми, и я начала читать образы, как рассказы, этому меня научила мама.

Первая секция напомнила мне, амфоры, которые я видел в галереи Папи, где показывались две армии голых мужчин, которые дрались друг против друга, солдаты были одеты во что‑то, что напоминало древние греческие шлемы. С одной стороны, армию возглавлял человек с золотисто‑красным ореолом, которое было похоже на пламя. У вражеской армии, лидер имел ореол, который выглядел, как в облачной дымке, ярко‑красная кровь. Несколько фигур в углу кадра парили над мертвыми и изуродованными телами, и держали над ними руки, как будто их исцеляли. Их ореолы были маленькими искрами над головой, как пять огненных искр на руках, нарисованные на дверях гробниц. Это должно быть знак целителей, подумала я.

Следующая фотография напомнила мне о средневековой живописи святых, во время мученической смерти. Мужчины, переодетые священниками, в больших шляпах, стояли в стороне, как солдаты, и смотрели, как погибала группа людей от мечей. Жертвы были связаны по рукам и ногам, привязаны к деревянным кольям, и имели такие же золотые и красные ореолы, как в предыдущем изображении, в то время как у других были круглые желтые ореолы, типичный для религиозной живописи. Под парнем с золотым ореолом было написано “Бардия”, под парнем с красным ореолом‑ “Нума,” и под круглым ореолом “Баята.”

За ними, на расстоянии, с ореолом пламени, целители стояли возле пещеры, в которой ютились группа из трех людей, с такими же ореолами. Рассказ был довольно ясным: ревенанты и баяты, кем бы они ни были, они подвергались гонениям со стороны церкви, а целители помогали скрыть их.

Ревенанты, должно быть, испытали всю историю человечества, что мы даже не подозревали. Я стояла в благоговении, завороженная тем, что это означало. Сверхъестественные существа жили среди нас, с начала времен... или, по крайней мере, в течение долгого‑ долгого времени. И сцены из этой тайной параллельной истории были четко изображены передо мной. Величина этого открытия заставила меня почувствовать себя очень маленькой и незначительной... но также мне очень повезло.

Я с нетерпением перешла к следующей секции, где была изображена пещера, в которой я сейчас находилась. Работники, у всех был ореол с пятью каплями пламени, они копали могилы и красили стены, в то время как женщина в длинном белом одеянии держала свои руки, направляя пучки серебристого света во все стороны. В пучках света были нарисованы звезды, луны, солнца, ее руки пылали, и был еще сигнум бардии. Я догадалась, что это был какой‑то тип магического заклинания целителей в пещере, которая позволит заходить сюда людям, и держать ревенантов, как было крайне драматично (и офигенно) продемонстрировано снаружи. Я удивилась, что другая магия защищала эту пещеру, и там были символы, которые я не знала, плавающие от женщины серебряные звездочки.

Я вдруг подумала о Винсенте, Эмброузе и Артуре, которые ждали меня снаружи пещеры. Чем дольше я оставалась здесь, тем больше они волновались. Я проверила свой сотовый телефон. Я оставила их сорок пять минут назад. И, конечно же, сигнала не было, так что я не могла позвонить и сообщить им, что я в порядке. Я знала, что пора уходить, но не удержалась и, просмотрела еще пару фотографий перед уходом.

Мои глаза остановились еще на одной древней сцене, она из Римского периода, судя по персонажам в тоге. В центре была фигура, которая свернулась в позе эмбриона, внутри большой круглой ванне. Она была в натуральную величину, но не имел ни волос или черт лица, и больше походила на грубую скульптуру женщины, до того как были вырезаны все детали.

Вокруг фигуры стояли несколько человек, судя по их аурам, бардия и целители, каждый из которых принимает участие в какой‑нибудь деятельности. Один из них отрезал руку и истекал кровью в ванне, другой сидел, склонившись над головой свернувшейся фигуры, третий, казалось, читал заклинания над ней, а четвертый стоял в стороне, держа факел и вазу. Они, очевидно, выполняли некий магический ритуал, но я не могла представить, для чего он был.

Под изображением была надпись на латыни, и я была рада обнаружить, что мне удалось разобрать несколько слов. "Argilla" должно быть означает “глина”, тоже самое, что слово 'argile' по‑французски. И я знала, что 'pulpa' означает “плоть”, недалеко и от французского слова “осьминог”‑животное из плоти без костей. Не сумев перевести остальные, я огляделась в поисках другой сцены. Еще одну, подумала я, начиная беспокоиться насчет возвращения к Винсенту и другим, прежде чем они отправятся ко мне из‑за апоплексического беспокойства.

Мой взгляд упал на фотографию ближе к середине, наверное, потому, что она была очень красиво нарисована. Некоторые целители были художниками, очевидно, были более талантливыми, чем другие. У большинства, цель была, донести сообщение, а не демонстрировать мастерство художника. Но это, возможно, были кисти Рафаэля, Микеланджело, роскошная красота символов, это цель художника.

На рисунке, группа нума с красным ореолом стояли на берегу небольшого ручья, а на другой стороне, группа с золотым ореолом‑ бардия. Один из нума плыл в чистой проточной воде, когда он перешел на сторону бардии. Женщина‑ бардия протянула ему руку. Нума, который был воде, имел кроваво‑красный ореол, но в отличие от ему подобных, его аура была пронизана золотыми прожилками.

‑ Он какая‑то помесь призрака? ‑ спрашивала я себя. Или, может быть, как баята, был сверхъестественным существом? Я хотела так много узнать, эта мысль одновременно взволновало и испугало меня. Я не могу ждать, чтобы узнать больше о роде Винсента, но нас ждали другие жуткие вещи, которые стоят и ждут пока мы их не обнаружим на своем пути.

Я поспешила и взяла стопку книг, которые мне сказал, Бран, и аккуратно положила их в свою сумку, я задалась вопросом о вещах, которые увидела. Сколько еще людей знают об этой пещере? Кроме самих целителей, не многие, я была в этом уверена. Почувствовав благоговейный ошеломленный страх, тем что меня посвятили в эту группу. Просто обычная девочка из Бруклина, стоит в волшебной пещере, под шумной деятельностью одного из крупнейших городов в мире. Девушка, которую с нетерпением ждут три нежити, ребята, за дверью пещеры, вспомнила я, и, с тоской глядя назад, на картины, у меня не было времени их рассмотреть, и я приняла решение за долю секунды. Схватив телефон и подняв его, чтобы сделать снимки стены. Я смогу изучить их в безопасности своей комнаты, подумала я. Но это было до тех пор, пока я не нажала на значок камеры, и тут я вспомнила в панике: магическая защита пещеры. Она может испепелить мой телефон? Может ли испепелить меня? Когда ничего не произошло, я вздохнула с облегчением и быстро направилась к двери.

Взяв в руки инструмент, который выглядел как гигантские щипцы для тушения огня и висел на двери, я использовала его для тушения одно из факелов. Как только я перешла к другому, я заметила, что стена эта была написана в стиле комикса, как и стена перед ней. Но, судя по одежде персонажей, эти картины были наиболее свежими, примерно около двух веков.

Я включила фонарик, перед тем как потушила второй факел. И, когда огонь начал затухать, я заметила, что есть картина, которая находилась прямо над дверью. Это была группа людей в мундирах, украшенных свастикой, стоя перед огромной картой. В середине группы был усатый человек, с зализанными‑вниз волосами, которого я сразу узнала. И когда факел погас, я увидела, что люди вокруг него, советники Гитлера, у всех были красные ореолы.