Из записок Н. А. Бестужева о подготовке восстания

Не знаю, был ли Рылеев обманут сам, или желал другим представлять дела общества в лучшем виде, только из его пламенных разговоров о распространении числа членов, принадлежащих к союзу благомыслящих людей, я и другие заключали, что общество наше многочисленно и что значащие люди участвуют в оном. В сем положении дела застигла нас нечаянная смерть Александра. Более года прежде сего в разговорах наших я привык слышать от Рылеева, что смерть императора была назначена обществом эпохою для начатия действий оного, и когда я узнал о съезде во дворце, по случаю нечаянной смерти царя, о замешательстве наследников престола, о назначении присяги Константину, тотчас бросился к Рылееву; ко мне присоединился Торсон. Происшествие было неожиданно; весть о нем пришла совсем не оттуда, откуда ожидал я, и, вместо начатия действий, я увидел, что Рылеев не знал об этом. Встревоженный и волнуемый духом, видя благоприятную минуту пропущенною, не видя общества, не видя никакого начала к действию, я горько стал выговаривать Рылееву, что он поступил с нами иначе, нежели было должно.

- Где же общество,-говорил я,-о котором столько рассказывал ты? Где же действователи, которым настала минута показаться? Где они соберутся, что предпримут, где силы их, какие их планы? Почему это общество, ежели оно сильно, не знало о болезни царя, тогда как во дворце более недели получаются бюллетени об его опасном положении? Ежели есть какие намерения, скажи их нам-и мы приступим к исполнению. Говори!

Рылеев долго молчал, облокотясь на колени и положив голову между рук.

Он был поражен нечаянностью случая и сказал:

- Это обстоятельство явно дает нам понятие о нашем бессилии, я обманулся сам: мы не имеем установленного плана, никакие меры не приняты, число наличных членов в Петербурге невелико; но, несмотря на это, мы соберемся опять сегодня к вечеру. Между тем я поеду собирать сведения, а вы, ежели можете, узнайте расположение умов в городе и войске.

Батенков и брат Александр явились в эту минуту, и первое начало происшествий, ознаменовавших период междуцарствия, началось бедным собранием пяти человек

С сей минуты дом Рылеева сделался сборным местом наших совещаний, а он - душой оных. Ввечеру мы сообщили друг другу собранные сведения: они были неблагоприятны. Войско присягнуло Константину холодно, однако, без изъявления неудовольствия. В городе еще не знали, отречется ли Константин: тайна его прежнего отречения в пользу Николая еще не распространилась. В Варшаву поскакали курьеры, и все были уверены, что дела останутся в том же положении.

Когда мы остались трое: Рылеев, брат мой Александр и я, то после многих намерений, положили было писать прокламации к войску и тайно разбросать их по казармам; но после, признав это неудобным, изорвали несколько исписанных уже листов и решились все трое идти ночью по городу, останавливать каждого солдата, останавливаться у каждого часового и передавать им словесно, что их обманули, не показав завещания покойного царя, в котором дана свобода крестьянам и убавлена до 15 лет солдатская служба.

Это положено было рассказывать, чтобы приготовить дух войска для всякого случая, могшего представиться впоследствии. Я для того упоминаю об этом намерении, что оно было началом действий наших и осталось неизвестным комитету.

Нельзя представить жадности, с какою слушали нас солдаты, нельзя изъяснить быстроты, с какою разнеслись наши слова по войскам; на другой день такой же обход по городу удостоверил нас в этом.

Два дня сильного беспокойства, две бессонные ночи в ходьбе по городу и огорчение сильно подействовали на Рылеева. У него сделалось воспаление горла; он слег в постель; воспаление перешло в жабу; он едва мог переводить дыхание, но не переставал принимать участие в делах общества. Мало помалу число наше увеличилось; члены съезжались отовсюду, и болезнь Рылеева была предлогом беспрестанных собраний в его доме.

Между тем сомнения на счет наследства престола возрастали. Нам открывался новый случай воспользоваться новою присягою. Мы работали усерднее: приготовляли гвардию, питали и возбуждали дух неприязни к Николаю, существовавший между солдатами. Рылеев выздоравливал и не переставал быть источником и главною пружиною всех действий общества

Но, несмотря на успехи наши, невзирая на то, что новые члены прибывали, что за многие полки сделаны были обещания, мы мало уверены были в наших силах: никто не мог ручаться за полный полк; ротные командиры, участвовавшие в заговоре, могли отвечать только за свои роты, и то при благоприятных некоторых обстоятельствах.

Часто в разговорах наших сомнение на счет успеха выражалось очень положительно. Не менее того мы видели необходимость действовать; чувствовали надобность пробудить Россию. Рылеев всегда говаривал:

- Предвижу, что не будет успеха; но потрясение необходимо. Тактика революции заключается в одном слове: "дерзай", и ежели это будет несчастливо - мы своей неудачей научим других.

Из статьи В.М. Боковой "Декабристы и их время".

…Религиозность, будь она сознательная или неосознанная, "друзей 14 декабря" обусловила и их принципиальное отличие от революционеров позднейших времен: неизмеримо более высоко развитое нравственное чувство. Даже затевая мятеж, они следовали лишь романтической установке "пожертвовать собой на благо Отечества" ("Ах, как славно мы умрем!"). Неромантическая действительность и пролившаяся чужая кровь моментально их отрезвили и стали причиной того полного и нелицемерного раскаяния, через которое прошли практически все декабристы, даже те из них, кои участия в мятеже не принимали. Как писал позднее А.П. Беляев, "я и теперь сознаю в душе, что если б можно было одной своею жертвою совершить дело обновления отечества, то такая жертва была бы высока и свята, но та беда, что революционеры вместе с собой приносят преимущественно в жертву людей, вероятно, большею частью довольных своей судьбой и вовсе не желающих и даже не понимающих тех благодеяний, которые им хотят навязать против их убеждений, верований и желаний... Я вполне убежден, что только с каменным сердцем и духом зла, ослепленным умом можно делать революции и смотреть хладнокровно на падающие невинные жертвы"

"Ослепленный ум" в декабре 1825 г был налицо, но "каменным сердцем и духом зла" никто из мятежников, безусловно, не обладал.

К.Ф. Рылеев. "Прощальное письмо".

Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на Государя: ето будет и безрассудно и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимого? Я ни разу не взроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святый дивно утешал меня.

Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином. Благодарю моего Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе. Ето дивное спокойствие порукою, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога не предавайся отчаянью: ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей...

Ты не оставайся здесь долго, а старайся кончить скорее дела свои и отправиться к почтеннейшей матушке, проси ее, чтобы она простила меня; равно всех своих родных проси о том же. Екатерине Ивановне и детям кланяйся и скажи, чтобы они не роптали на меня за М.П. (Михаил Петрович Малютин): не я его вовлек в общую беду: он сам это засвидетельствует. Я хотел было просить свидание с тобою, но раздумал, чтобы не расстроить тебя. Молю за тебя и за Настеньку, и за бедную сестру Бога и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит. Настиньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю тебе более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства - и она будет щастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то ощастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, ощастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ль, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все. Почтеннейшей Прасковье Васильевне моя душевная искренняя, предсмертная благодарность.

Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля.

Твой истинный друг К. Рылеев

У меня здесь осталось 530р. Может быть, тебе отдадут.

http://decemb.hobby.ru/index.shtml?dec_doc