Реакция европейских держав

Англичане торжествовали: им удалось одержать над русскими несколько дипломатических побед, заставив отозвать Симонича, расстроив союз России с Персией и ссадив с престола нового друга России, афганского эмира Дост-Мухаммеда. Но верхом торжества было то, что в то время, когда русские войска бесславно гибли в снегах киргизских степей и отступали с полдороги, - английские войска победоносно заняли Афганистан и наслаждались всеми благами на зимних квартирах в завоёванной стране. М.А. Терентьев весьма точно отобразил чувства англичан в это время: «Престиж России, по их мнению, пал. Престиж Англии возрос до зенита»[186].

Антироссийская пресса в Британии и на континенте довольно потирала руки. Ведь Россия не только потерпела поражение в Хиве – в равной мере она не могла справиться и с Шамилем на Кавказе. Припомнили и поражение русских войск под Гератом. Вместе с тем всё громче раздавались голова, кричащие об агрессивной политике российского правительства и обвинявшие российское правительство в неоправданной агрессии по отношению к соседним государствам. В «The Times» писали: «Русские уже почти овладели северными государствами Центральной Азии… теперь они владеют значительной частью внутренних путей, которые когда-то сделали Самарканд, а сейчас делают Бухару коммерческим центром первостепенной важности, и… пройдя обширные участки ужасных пустынь, они сейчас готовятся или уже подготовились обрушить свои вооружённые орды на наиболее плодородные район Индустана»[187]. При это «The Times», умышленно или случайно смешала фамилию начальника хивинской экспедиции с Боровским: она приписала биографию этого польского выходца генералу Перовскому, которого поэтому объявила польским евреем по происхождению и по профессии гувернером у одного английского семейства (проживавшего в Александрии, в Египте), а в турецкую войну 1829 г. успевшего понравиться Николаю I, который будто бы тогда же принял Перовского (или, как называет его «The Times», Боровского) в русскую службу прямо генерал-майором[188]. В «The Foreign quarterly review» была опубликована заметка следующего содержания: «Молчаливое и ещё более пугающее продвижение России во всех направлениях стало теперь вполне очевидным, и мы не знаем ни одной европейской или азиатской державы, в которую она не планирует совершить вторжение. Бедная Турция уже почти стала её собственностью, то же происходит с Грецией. Черкессия ещё держится, но она разделит судьбу Польши, если ей не помочь. Персия уже с ней, очевидно следующими на очереди стоят Индия и Китай. Пруссии и Австрии стоит весьма внимательно наблюдать за происходящим, и даже Франция находится под пристальным вниманием в надежде, что какие-то потрясения непопулярной династии Орлеанов выдвинут такого кандидата на трон, как принц Луи Наполеон»[189]. Несмотря на настойчивые утверждение Санкт-Петербурга, что попытка повторена не будет и что Россия в любом случае после достижения поставленных целей отвела бы свои войска, все были убеждены, что это всего лишь вопрос времени, когда значительно большая экспедиция будет направлена в Хиву в более тщательно выбранное время года.

Со своей стороны санкт-петербургские газеты, стараясь оправдать хивинскую авантюру, укоряли иностранную прессу за её позицию и обвиняли издателей в лицемерии. Русские утверждали, что англичане на гораздо меньших основаниях оккупировали всю Индию, большую часть Бирмы, мыс Доброй Надежды, Гибралтар мальту, а теперь и Афганистан, тогда как французы аннексировали весь Алжир под сомнительным предлогом, что его мусульманский правитель оскорбил их консула. «Вина алжирского бея, - утверждал официальный отчёт о походе в Хиву, - совершенно незначительна по сравнению с виной хивинских ханов. В течение многих лет они испытывали терпение России своим предательством, оскорбительными поступками, грабежами и содержанием тысяч подданных царя в качестве рабов и невольников». Касаясь неудачи похода, неизвестные авторы отчёта заявляли, что остаётся надеяться, что это в конце концов докажет всему миру «непрактичность любых идей завоеваний в этом регионе – даже если такие существуют» и раз и навсегда положит конец такой «ошибочной интерпретации» российской политики на Востоке[190].

Британским газетам вторили континентальные журналы и газеты. Немецкие газеты, по большей части, повторяли известия, публиковавшиеся в России об экспедиции генерала Перовского. Французские газеты пошли ещё дальше: они смело утверждали, что корпус русских войск, силою до 30,000, идёт на Хиву; потом, что русские заняли это ханство и наконец идут в Индию. Наконец, они предсказывали встречу русских войск с английскими на Гиндукуше. Вполне вероятно, что европейскую журналистику ввели в заблуждение английские агенты, находившиеся в то время в Средней Азии: Эббот из Хивы первый сообщил в Кабул и Индию о приближении 24,000 русских войск к Хиве. Бёрнс из Кабула подтверждает это известие в своих письмах, во французских газетах число русских войск возросло уже до 30,000. Один только “Journal de Francfort” (издававшийся во Франкфурте-на-Майне и постоянно в то время расположенный к России) указывал иностранцам на заблуждения недоброжелателей России и обличал недобросовестность распространяемых ими слухов[191].

Что касается английского правительства, то оно не придавало неудаче Перовского никакого значения, а, напротив, усилило свои наблюдения за движениями русских на Востоке. Лорд Пальмерстон, министр иностранных дел Британии, считал, что подобная неудача не могла смутить Россию в её намерении твёрдо укрепиться на берегах Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи и таким образом создать себе верный путь к Индии. Русский посол в Лондоне Бруннов пытался объяснить Пальмерстону, что целью похода Перовского были лишь освобождение русских пленных и восстановление русской торговли в регионе, что он ни в коем случае не был ответом на английское вторжение в Афганистан, однако Пальмерстон отвечал, что «русские, видимо, ищут другую дорогу в Индию»[192]. В марте 1841 года в британском министерстве иностранных дел начали раздаваться голоса, утверждавшие, что войны между Россией и Британией не избежать[193].

Между тем руководящие деятели Великобритании прекрасно понимали, что ни деятельность Виткевича в Кабуле, ни экспедиция Перовского в Хиву, ни даже поход Мохаммед-шаха на Герат вовсе не означали подготовки к русскому вторжению в Индию. Тем не менее они и на этот раз использовали жупел «русской угрозы» в качестве повода к агрессивным действиям[194]. Однако саму Британию вскоре также постигла участь оренбургского генерал-губернатора.

Лёгкое достижение цели и быстрота покорения Афганистана удивили самих англичан и могут быть объяснены лишь внезапностью нападения и симпатиями значительной партии к низложенной династии, возвращавшейся на престол в лице Шуджи. Весьма возможно, что если бы англичане, оказав содействие Шудже оружием, деньгами и инструкторами, сами удалились из Афганистана, династия Седдозеев снова утвердилась бы в Кабуле, но англичане рассудили иначе. Они расставили свои гарнизоны по главным городам страны, а в Кабуле оставили целую армию в 10,000 человек. В Кабуле же поселился английский дипломатический агент, вмешивавшийся во все сношения шаха и даже во внутренние дела. Вместо восстановления Седдозейской династии англичане просто завоевали страну, превратив шаха в своего ставленника и вассала. Известное презрительное отношение англичан к туземцам лишь ярче и сильнее подчёркивало истинный характер и действительный исход похода 1839 года. Общее неудовольствие росло и сам шах сделался скоро тайным врагом своих опекунов и покровителей. Наконец, в 1841 году разразилось всеобщее восстание. К 1842 году англичане были полностью вытеснены из Афганистана и были вынуждены отпустить на свободу Дост Мохаммеда, который вновь занял кабульский трон. Подобное фиаско вынудило Британию пересмотреть свою афганскую политику[195].

Между тем фокус внешней политики как России, так и Британии постепенно смещался от Средней Азии к Передней, где вновь на передний план выходил вопрос о статусе Черноморских проливов. Одновременно с этим Британия вела Первую опиумную войну с Китаем (с 1840 г.) и потому не могла позволить себе новой полномасштабной кампании в Афганистане. Почти на 20 лет в регионе установилось хрупкое равновесие двух мировых держав и нескольких феодальных государств…