2015-07-04
846
1 февраля 1840 года Перовский, находясь у Ак-Булака в условиях суровой зимы и рискуя потерять весь отряд в снегах, отдал по войскам хивинской экспедиции приказ о возвращении. Своему другу А.Я. Булгакову он писал: «…Три месяца мы успешно боролись с самым лютым холодом, с ежедневными почти метелями, с небывалыми в здешнем краю по глубине своей снегами, на протяжении нескольких сот вёрст... Если мы удалимся от нашего запасного склада ещё на несколько переходов, то очутимся в одинаковой невозможности идти вперёд и возвращаться назад… Я не в состоянии передать вам, что я испытываю и что испытал, подписывая приказ об отступлении…»[156] В половине февраля отряд снова сосредоточился у Эмбенского укрепления, а с наступлением более тёплых дней пополнил павших верблюдов и двинулся дальше к Оренбургу, куда и прибыл в июне месяце того же года. Император Николай I, получив доклад о возвращении экспедиции Перовского, написал на нём: «Жаль… очень жаль – но покориться воле Божьей должно, и безропотно»[157]. Тем не менее, от самой идеи похода ни Перовский, ни царь не отказались. «Одна неудача не доказывает, что оно невозможно», - писал оренбургский генерал-губернатор[158]. Ещё во время пребывания на Эмбе Перовский начал приготовления к новому походу[159].
Поход Перовского всё-таки принёс немалую пользу: на хана Аллакула он подействовал отрезвляюще. Опасаясь новых попыток вторжения со стороны России (у русских войск оставался лагерь на р. Сага-Темир), хан начал помышлять о средствах умилостивить Россию. К тому же прекращение торговли с Россией заставило хивинцев обратиться к посреднической торговле через кокандских и бухарских купцов, что нанесло чувствительный вред хивинской торговле. К этому подталкивали его корнет Аитов, пленённый киргизами и отведённый в Хиву, и англичане, не желавшие давать России нового повода для вторжения в Среднюю Азию. Ещё в декабре, как только в Герате узнали о выступлении Перовского из Оренбурга, в Хиву был послан капитан Джеймс Эббот. Он создал и собственную разведывательную сеть, по его настоянию хан Аллакули распорядился предоставить ему «всю возможную информацию относительно пограничных дел». При переговорах в Хиве «по вопросам не подлежащим оглашению» Эббот стремился подготовить договор о союзе между ханством и Англией, запугивая хивинцев «русской угрозой»[160]. Он призывал хивинские власти строить военные укрепления, направленные против России, и лично знакомился с важными дорогами. Но главная задача Эббота заключалась в том, чтобы убедить хана в настоятельной необходимости избавиться от рабов до того, как Перовский продвинется настолько далеко, чтобы не захотеть повернуть назад[161]. Хан был согласен отпустить рабов в том случае, если Петербург освободит задержанных хивинских купцов. Но в ходе длительных переговоров хан постепенно охладел к Эбботу и приказал убить английского посланника[162]. Тот был вынужден бежать через степь к русской границе, чтобы через Оренбург добраться до Петербурга и убедить царя прекратить войну с Хивой (об окончании похода он ещё не знал)[163]. Однако Эббот был задержан с большим отрядом близ русского Ново-Александровского укрепления на Мангышлаке и доставлен в Оренбург. Перовский отнёсся к капитану с недоверием. Он писал В.И. Далю: «Если бы иностранец представился в какой-либо пограничный город нашей западной границы с такими же неудовлетворительными о себе документами и требовал бы, чтобы его пропустили в столицу, то нет никакого сомнения, что его, во-первых, посадили бы под арест, во-вторых, завели бы о нём переписку. То же самое намерен сделать и я с его благородием…»[164] Но вскоре пришли распоряжения из Петербурга касательно задержанного капитана, и Перовский был вынужден освободить его и отправить в Петербург. Вскоре Эббот уехал в Лондон. Его миссия не дала желаемого результата.
На смену Эбботу в Хиву прибыл Ричмонд Шекспир. Приехав в Хиву, Р. Шекспир принялся осуществлять «посреднические» функции. Он официально оповестил Оренбург о своём прибытии в Хиву в качестве представителя верховного правительства Британской Индии. И он, и корнет Аитов продолжали убеждать хана в необходимости уступок русскому правительству. Неясно, чья роль здесь оказалась больше: Хопкирк и Джеральд Морган приводят сведения, что сам Шекспир писал об освобождении им «416 русских и 600 хивинцев из рабства», т.е. главная заслуга в освобождении рабов принадлежит англичанину[165]. С другой стороны, Зыков приводит свидетельства в пользу того, что хан был более послушен русскому корнету Аитову, нежели англичанам, и именно корнет Аитов убедил хана Аллакула в невозможности для Хивы «ни противиться нам вооружённой рукою, ни существовать без торговли нашей, снабжающей ханство нужнейшими продуктами»[166]. Как бы то ни было, результат сих переговоров был един.
19 июля 1840 года хан издал фирман, которым запрещал своим подданным любые нападения на русские земли, захват русских в плен и покупку пленённых русских. Были освобождены все ханские невольники, то же было приказано сделать всем подданным хана, все освобождённые были снабжены продовольствием и вместе с Аитовым (или, если верить английским данным, с Шекспиром) отправлены в пределы Российское империи[167]. 17 августа 1840 г. караван с освобождёнными был отправлен в Оренбург. В ответ в Хиву были отпущены арестованные ещё в 1836 г. хивинские торговцы, которым были возвращены конфискованные товары. Было велено возобновить торговые отношения с Хивой, а для окончательного заключения мирных условий правительство России потребовало от хивинского хана принять русское посольство, на что Хива «изъявила своё полное согласие»[168].
Хопкирк добавляет к этому любопытную деталь: когда Шекспир, как представитель Британской державы, был принят Николаем I, царь пришёл в бешенство от поступка молодого английского офицера, о котором его никто не просил, но который теперь стал всемирно известен. Ведь он, как и надеялись начальники Шекспира, весьма эффективно лишил Санкт-Петербург какого бы то ни было предлога для нового продвижения в сторону Хивы[169]. Справедливым, на наш взгляд, здесь может быть лишь утверждение о тех причинах, которые побуждали англичан желать освобождения русских рабов: они стремились не дать России ни единого повода для возобновления попыток покорения Хивы. И это им удалось: вследствие мирных и покорных действий хивинского хана, были отменены в том же 1840 году, по высочайшему повелению, все сделанные Перовским, перед отъездом его в Петербург, распоряжения о новом походе в Хиву. Приказ о том был очень громкий и, как считал И.Н. Захарьин, «происходил он, главным образом, по настоянию канцлера Нессельроде, очень желавшего успокоить англичан и как бы извиниться пред ними, что без их позволения мы решились было двинуться на Восток»[170]. Гарольд Н. Ингл в подтверждение мирных намерений Нессельроде следующие слова из его письма к генералу Бергу: «Слава Богу, что экспедиция в Хиву закончена. Должен сказать Вам, что это могло привести к трагедии в Азии»[171].
В.А. Перовский не был настроен так миролюбиво: в проекте письма к хивинскому хану он предупреждал хивинского хана, что для прекращения военных действий хивинское ханство «вместе с возвращением всех находящихся в Хиве русских невольников… должно прекратить навсегда враждебные свои против России действия, не притеснять и не возмущать кайсаков, более уже ста лет признающих над собою владычество России; не вмешиваться вовсе в их дела и не оказывать покровительства изменникам кайсацким; не задерживать насильно и не грабить караваны, идущие как из Бухары в Россию, так и обратно; строго наблюдать, чтобы хивинцы не покупали и не держали у себя русских в неволе и наконец предоставить русским торговцам в Хиве ту же свободу и ту же личную безопасность, каким в России пользуются подданные всех азиатских областей, находящихся с нами в мирных и торговых сношениях…»[172] Но его устремления были остановлены самим Нессельроде, писавшим ему в письме 10 сентября 1840 года, что действия хивинского хана, «решившего наконец исполнить одно из главных требований наших», позволяют «тем более удовольствоваться сим событием, что оно отстраняет необходимость возобновления ныне военной экспедиции против Хивы и, следовательно, избавляет воинство Российское от тех трудностей степного похода, которые оно со свойственным оному самоотвержением столь мужественно переносило в экспедиции прошлой зимы». Теперь было принято решение посланца хана «принять благосклонно и допустить его к Высочайшему двору»[173]. Между тем и английские агенты, убедившись, что хивинский хан отказывается заключить союз с Англией из страха перед русским оружием, покинули Хиву и отправились обратно в Индию[174].
3 мая 1841 года в Хиву из Оренбурга выступила дипломатическая миссия Никифорова. Он должен был настаивать:
1) На уничтожении рабства и торговли русскими пленными и обеспечении лиц и имущества их в хивинском ханстве;
2) На ограничении незаконного влияния Хивы на кочевые племена, издревле поступившие в подданство России;
3) На обеспечении торговли нашей как с Хивою, так и с соседственными племенами.
Также агент должен был исходатайствовать разрешение русским купцам свободно приезжать в Хиву и торговать во всех селениях и городах ханства, с ответственностью хана за неприкосновенность лиц и имущества торговцев; установление на привозимые купцами нашими и их приказчиками товары необременительных пошлин, которые бы взимались только единожды; допущение при оценке товаров, для взимания пошлин, участия русского чиновника; прекращение производившихся хивинцами в степи насильственных остановок караванов и уничтожение устроенных для того близ Сыр-Дарьи укреплений и, наконец, прекращение всех затруднений не только караванам собственно русским, но и азиатским вообще, если они идут в Россию или обратно. Самая главная цель – «не столько приобретение вещественных выгод для России, как упрочение доверия к ней Хивы». Также имелись поручения от самого Перовского, содержавшие те же пункты, что и в официальном поручении миссии, но пошлину разрешалось опустить до 2,5%, также было разрешено поступиться некоторыми положениями ради признания за Россией восточного побережья Каспийского моря и, самое главное, составления письменного акта с ханом, хотя Нессельроде был готов удовлетвориться частным письмом хана к царю. Также Никифоров должен был обеспечить пребывание в Хиве постоянного русского агента, на что уже было дано согласие самого Аллакула через посланца Атанияза, прибывшего в Оренбург вместе с отпущенными пленными и Аитовым[175].
Выбор посла явно был неудачным. Никифоров в Хиве действовал решительно и неосторожно. На первом же свидании он заявил хану: «Вы должны прилипнуть к России, как рубашка к телу, потому что Россия такая большая держава, что если наступит на вас, то раздавит точно так же, как я давлю под ногами мелких козявок, попадающихся по дороге»[176]. Он умудрился оттолкнуть от себя всех ханских вельмож, даже тех, кто был расположен к России (Мехтер, Ходжеш-Мяхрем). После длительных переговоров, в ходе которых хан Алла-Куль не желал уступать ни в каких мелочах и часто отвергал то, что было принято на предыдущем заседании, Никифоров представил хану ультиматум, который произвёл своё действие. Хива боялась вторжения русских войск. Хан готов был пойти на некоторые уступки, но в ответ на главное притязание Никифорова и Аитова – признать киргизов подданными России, он попытался доказать, что киргизы издавна были подданными Хивинского ханства. После провала этой попытки хан посоветовавшись с двором, отказался подписывать договор с Никифоровым и предпочёл отправить своих посланцев в Петербург. Никифоров счёл за лучшее оставить Хиву[177].
Зимой 1841-1842 гг. Оренбург и Петербург посетило хивинское посольство Ваис-Нияза, целью которого было завершение переговоров с российским правительством по всем вопросам. Кроме границы хивинских владений. Но вскоре выяснилось, у Ваис-Нияза не было достаточных полномочий для ведения подобных переговоров. Одарив посла, Николай I отправил его в обратную дорогу[178]. Вместе с тем царь не собирался отказываться от ведения переговоров с ханом, поэтому 1 августа 1842 г. в Хиву было отправлено посольство во главе с подполковником Г.И. Данилевским. Он был снабжён инструкциями Министерства иностранных дел, согласно которым он должен был стараться «внушить хану доверие к бескорыстным видам России и утвердить в Хиве наше нравственное влияние»[179]. Поэтому агенту предписывалось не затрагивать щекотливого вопроса о границах и настаивать только на понижении пошлин на русские товары до нормы в пять процентов с объявленной цены и только в крайнем случае определить границу России с Хивой по реке Сыр-Дарье, северному берегу Аральского моря и северном Чинку до Каспийского моря. Кроме того Данилевский должен был добиться согласия хана на принятие в Хиву нашего консула и на освобождение 1500 персидских невольников.
Прибыв в Хиву, Данилевский успешно начал переговоры с ханом Аллакулем, однако тот вскоре умер и переговоры были на время прерваны. Преемник хана, Рахимкули, не стал отказываться от переговоров с русским послом, и 27 декабря они завершились подписанием «Обязательного акта», скреплённого ханскою печатью. Если в вопросе касательно персидских пленников Данилевский не преуспел (на свободу был отпущен лишь один родственник мешедского правителя, Могамед Вали Хана), то в остальных вопросах его миссия имела полный успех. Согласно этому акту хивинский хан обязался:
1) Отныне впредь не предпринимать никаких явных, ни тайных враждебных действий против России.
2) Не производить и не потворствовать грабежам, разбоям и захватам ни в степи, ни на Каспийском море; и в случае если бы таковые грабежи произведены были подвластными Хиве племенами, то предавать виновных немедленному наказанию, а ограбленное имущество возвращать по принадлежности.
3) Не держать в неволе русских пленных и ответствовать за личную безопасность и за сохранность имущества всякого российского подданного, могущего быть в хивинских владениях.
4) В случае смерти в хивинских владениях российского подданного отпускать в целости оставшееся после него имущество российскому пограничному начальству для передачи его наследникам.
5) Не позволять беглецам и мятежникам из российских подданных укрываться в хивинских владениях, но выдавать их российскому пограничному начальству.
6) С товаров, привозимых российскими купцами в хивинские владения, взимать пошлину единожды в течение одного года и не свыше пяти процентов с действительной цены оных.
7) С товаров, принадлежащих российским купцам и отправляемых в Бухару или другие азиатские владения чрез реку Сыр или с привозимых сим путём обратно никаких пошлин не брать.
8) Не делать никаких препятствий торговым караванам азиатских владений, идущим в Российскую империю чрез пределы ханства, взимая однако с них по закону закят.
9) Поступать вообще во всех случаях, как подобает, добрым соседям и искренним приятелям, дабы более и более упрочить дружественные связи с могущественной Российской империей.
Со своей стороны, Данилевский от лица Российской империи обещал: предать забвению прежние неприязненные против неё действия хивинских владетелей, отказаться от требования уплаты за разграбленные до сего времени караваны; обеспечить совершенную безопасность и законное покровительство приезжающим в Россию хивинским подданным; предоставить во владениях России хивинским торговцам все преимущества, коими пользуются купцы других азиатских стран[180]. Таким образом, мы имеем полное право сказать, что миссия Данилевского имела полный успех. Завершив переговоры, 31 декабря русская миссия, после трёх с половиною месяцев пребывания в ханстве, выступила из Хивы и 11 февраля 1843 года благополучно достигла крепости Илецкой Защиты.
Русская торговля в Средней Азии с этого времени приобрела совершенно новый оборот: отныне русские купцы были допущены на хивинские рынки, и некоторые воспользовались этой возможностью, чтобы ближе узнать потребности хивинцев и местные средства торговли. Было составлено товарищество под названием хивинской компании, главным руководителем которой стал шуйский купец Баранов. Торговля компании поведена была правильно, с знанием дела и потребностей обоих народов, и не только с одною Хивой, но и с Бухарой и Коканом, куда, по примеру Хивы, русское купечество стало также допускаться. Русские купцы даже наняли в Хивинском ханстве земли, чтобы под собственным надзором производить марену, индиго и хлопчатую бумагу. Была достигнута полная безопасность путешествий по степи и в Хиву, отчего торговля пошла ещё успешнее и цена товаров удешевилась, потребность в огромных караванах отпала[181].
Однако так ли радужны были перспективы русско-хивинских взаимоотношений? Как выяснилось впоследствии, «важнейшие выгоды от наших последних сношений с Хивинским ханством заключались, во-первых, в расширении наших сведений по географии Средней Азии, благодаря трудам Данилевского и Базинера, и, во-вторых, во временном уничтожении торговли русскими невольниками, согласно обязательному акту»[182]. Чтобы препятствовать разбоям прикаспийских туркменов, учреждено было постоянное крейсерство военных морских судов в южной части Каспийского моря, со станцией, по соглашению с Персией, в Астрабадском заливе; но крейсерство это вообще мало достигло цели, и если защищало от нападений туркменов, то не русские промышленные суда в северной части Каспия, а берега персидских прикаспийских областей[183]. Как писал И.Н. Захарьин: «Малейшая снисходительность со стороны России была, к сожалению, принимаемы хивинцами за слабость…»[184] В последующие годы (в 1844 и 1845 гг.), хивинское правительство не стеснялось нарушать только что заключённый им договор: оно стало явно покровительствовать известному мятежнику, русскому киргизу Кенисаре и разбойнику Кутеборову, скрывавшимся в пограничных хивинских владениях. По-прежнему начался грабёж русских купеческих караванов; степь также стала для русских опасна в пути. Наконец, в 1858 году, хивинские правители прямо объявили полковнику Н.П. Игнатьеву, что они содержания акта, заключённого ими в 1842 году с полковником Данилевским, «не помнят» и даже «не нашли его» в своих канцеляриях…»[185]
