5 июля 1905 г.
Яхта «Эме» на Рейне, подъезжая к Дюссельдорфу
Мой дорогой друг,
Со вчерашнего дня мы в Германии, на немецком Рейне. Это далеко не тот трагический и легендарный Рейн, каким я его воображал; нет ни русалок, ни гномов, ни валькирий; нет замков среди сосен на остроконечных скалах; это не Рейн Гюго, Вагнера и Гюстава Доре. Таким он будет, вероятно, немного дальше, у Кёльна. А пока очень хорошо и так. Может быть, даже лучше. То, что я видел вчера, врезалось мне в память и сохранится навсегда, как и Антверпенский порт. После скучного дня на широкой реке, между безнадежно плоскими невыразительными берегами, открывается целый город труб, громад, извергающих пламя и клубы рыжеватого или синего дыма. Это Хаум, гигантский литейный завод, на котором круглые сутки работают 24 000 рабочих. Так как до Рурорта слишком далеко, мы причаливаем здесь. Тем лучше, иначе мы не видели бы этого изумительного зрелища. Мы поравнялись с заводами, когда уже смеркалось. Как передать Вам впечатление от этого царства металла, этих пыщущих огнем соборов, от этой чудесной симфонии свистков, шума приводных ремней, грохота молотов, которые обрушиваются на вас! Над ними — красное, темное и пылающее небо. К тому же еще разразилась гроза. Мы вернулись страшно промокшие, в разном настроении: Ида была подавлена и чуть не плакала, я тоже готов был плакать, но от восторга. Как все это музыкально!.. Непременно использую.
Сегодня утром мы отплыли под дождем. Высоко в небе бледное солнце. Синеватые громады то и дело проступают сквозь желтый туман, потом замечаешь как бы большие волшебные дворцы. Это все монументальные заводы, которых много в районе.
Сейчас пейзаж смягчился. Опять плоские берега с небольшими перелесками то тут, то там. Рассчитываем сегодня ночевать в Дюссельдорфе.
Пишите мне во Франкфурт, так будет вернее. Мы должны быть там через пять или шесть дней.
Сердечно жму руку М. Р.
Уже виден Дюссельдорф.
Предыдущее письмо глубоко раскрывает нам эстетику Равеля и его дар все превращать в сказку и музыку. Особенно отметим фразу, которая так много говорит: «Как все это музыкально!.. Непременно использую».
А на следующий день он прибавляет постскриптум:
6 июля 1905 г.
«Эме»
Я видел сегодня музей, где есть отличные примитивы и скверные современные картины (Кёльн). Собор изумителен издали, вблизи он тоже красив, но слишком явно подновлен. Спасибо за все Ваши хлопоты с этими злосчастными корректурами. Достаточно тех, что у Вас (квартет). Обращаю Ваше внимание на указания общего темпа и некоторые другие. Я страшно рад, что Вы будете отдыхать в Мари. Отдых Вам необходим после колоссальной работы по гармонии, которой Вы занялись после моего отъезда. Раз и навсегда благодарю Вас, старина, за Ваши письма. Вы не можете себе представить то удовольствие, которое я испытываю, когда вижу на почте в окошечке до востребования конверт с Вашим почерком. Нужно сказать Вам об этом; было бы идиотством, если бы Вы не знали, насколько это искренне. Пишите мне в Кёльн, если не будет ничего срочного. Мы, вероятно, будем во Франкфурте дней через пять, а потом вернемся сюда.
Следующее письмо говорит о мучительном недоразумении, связанном с пресловутым назначением на службу; Равель относился к этой идее серьезно, его друзья Деляж и Сорд — скептически. При острой чувствительности Равеля достаточно было этого разочарования, чтобы испортить ему удовольствие от прекрасного путешествия и нарушить его душевный покой. Он упорно продолжал надеяться.






