Вероятно, благодаря усталости, отсутствию сна, луне и снегу, часты бывали галлюцинации. Мы видели то, чего на самом деле не было. Я стал часто видеть боковым зрением вскакивавшего с лежки русака (зайца), но когда поворачивал голову, ничего не было.
Ночью при полной луне мы, несколько офицеров нашей и конно-горной, шли впереди колонны. Копыта предыдущих колонн взрыхлили снег, и вот один офицер стал в этих комках снега видеть розы. Сначала мы над ним посмеивались, но вскоре мы все увидели ворохи роз, всех цветов и даже голубые и фиолетовые. Некоторое время это было забавно. Ворохи роз появлялись шагах в пятидесяти и исчезали шагах в пяти перед нами. Мы шли по ковру роз. Но вскоре это стало нас беспокоить, и мы старались больше не смотреть на дорогу, чтобы не увидеть их снова.
Батарея переходила железную дорогу. Скорняков сказал мне остаться, пропустить батарею и пересчитать все повозки — не отстала ли какая из них. Я сел на Дуру. Рядом со мной встал железнодорожный сторож и смотрел на батарею. Я пересчитал повозки, все были тут. Я еще взглянул на дорогу, освещенную луной, — она была пуста.
— Сколько верст до следующей деревни? — спросил я сторожа.
Ответа не последовало. Удивленный, я повернулся. Никакого сторожа не было. Я посмотрел во все стороны — никого. На снегу, где он стоял, следов нет. Почудилось. А я так ясно видел все детали — его зипун, стоптанные валенки, остроконечную барашковую шапку, два свернутых флага (красный и зеленый) под мышкой и в руках потухший фонарь. Фата-моргана.
Недалеко стояло несколько товарных вагонов. Я поехал посмотреть, что в них. Не слезая с Дуры, отпихнул дверь. Но полная луна давала густую тень — я не мог рассмотреть, что там внутри. Прямо с седла я влез в вагон, но тотчас же поспешил опять сесть в седло и уехать. Потому что в вагоне были замерзшие люди. Вероятно, брошенные больные. На этот раз это была не галлюцинация. Я содрогнулся. Какой ужас. И вероятно, таких покинутых множество повсюду. Нет никаких лазаретов. Самое верное место в батарее, пусть возят на повозке. Люди в частях сроднились и тебя не бросят.
Мы приближались к Дону. Батареи все шли, днем и ночью. Одуревшие от усталости, как автоматы. С одной только мыслью: прийти и заснуть, и спать, спать, спать.
Наконец пришли, и пришли раньше красных, в станицу Синявку у устья Дона. Пришли под вечер. Погода резко изменилась, пошел дождь. Тут была вся наша дивизия. Нам объявили, что линию Дона будут держать, что идут части нас сменять, что по реке прошел ледорез, чтобы красные не перешли на ту сторону. И что завтра дневка. Впервые расседлали и разамуничили лошадей. Впервые за много дней мы сняли сапоги и заснули. Была, должно быть, середина декабря 1919 года.