2015-07-03
276
СЕЙЧАС на поле боя было тихо. На следующее утро противник не проявлял какой-либо активности, не было даже артиллерийских обстрелов и газовых атак. Но все же Росс был слишком измучен усталостью от последнего боя, в его ушах до сих пор звенело. Ночью звон в ушах был таким сильным, что Росс не мог заснуть, и сейчас он был очень рад тишине. Сражение за Барбакан было куда более жестокой и ужасной осадой, чем он мог представить.
Он стоял на плато Барбакана, глядя на простиравшуюся внизу каменистую равнину, тянувшуюся вдаль, как растянутая серая простыня. На такой высоте ветер свистел в пластинах доспехов, от его порывов онемели уши и нос. Ветер нес тонкую пепельную пыль с мертвых равнин между Бурагандом и западным берегом, колючую и холодную. До войны путь к пещерным храмам был известен как Лестница Паломника.
Больше его не было. Трупы воинов Великого Врага усыпали склоны, как выброшенные на берег рыбы, висели на колючей проволоке, были разбросаны среди камней. Темные выжженные круги и рваные кратеры уродовали землю. Поле боя было серым и безмолвным, по нему еще стелились клубы дыма, как и на каждом из полей сражений, которые когда-либо видел Росс. Но Кантика была по-своему иной. Здесь не было надежды; закончившееся сражение напоминало спектакль после того, как занавес уже опущен. Окружающая атмосфера была спокойной, созерцательной и предельно мрачной.
Здесь ему предстоит умереть.
Росс подобрал осколок кремня и швырнул его вдаль, к горизонту, туда, где собирались войска Великого Врага. Там четыреста тысяч воинов Губительных Сил предавались грабежам, разрушениям и убийствам. Его работа здесь была закончена. Он сообщит Конклаву то, что успел выяснить, и ему позволят умереть здесь – по крайней мере, умереть с достоинством, бросая вызов врагу.
Он услышал шаги на ступеньках туннеля, ведущего на плато. Росс подумал, что это Селемина возвращается с данными шифровальной машины, но это была не только она.
Люк, замаскированный колючими кустами, скользнул в сторону. Из люка вылез полковник Гамбурян, как всегда с сигаретой. За ним вышла Селемина, держа в руках пачку бумаг.
— Отсюда чудесный вид, — сказал Росс, снова поворачиваясь и глядя вдаль.
— Всегда приятно посмотреть на то, как мы им всыпали, — кивнул Гамбурян, подойдя к Россу на краю плато.
— Сколько наших погибло сегодня, полковник?
— Только что, пять минут назад, в лазарете умер капрал Алатас. Ему оторвало ногу танковым снарядом, и бедняга умер от потери крови. Считая его, у нас сегодня сорок один убитый.
— О… — сказал Росс, его плечи заметно поникли.
Гамбурян протянул ему маленький конверт из вощеной бумаги.
— Не хотите закурить? Вы просто ужасно выглядите.
Росс засмеялся, услышав столько прямое замечание офицера, и взял сигарету. Он уже давно не смотрелся в зеркало, и боялся, на что он будет похож, когда, наконец, посмотрит.
— Откуда вы их вообще берете? – вздохнул Росс.
Сначала здоровяк даже смутился.
— Пожертвования паломников. Вы удивитесь, сколько паломников приносили в дар храму табак, чтобы заслужить милость Бога-Императора.
Инквизитор фыркнул.
— Император помогает.
Шуршание бумаги напомнило ему о присутствии Селемины. Росс заметил, что в последнее время его разум становился все более рассеянным. Это было совсем на него не похоже. Он повернулся и почтительно поклонился.
— Весьма невежливо с моей стороны. Прощу прощения, мадам, вы хотели что-то сказать?
Она кивнула, ее лицо было странно равнодушным. Протянув Россу пачку бумаг, Селемина сказала:
— Я расшифровала текст записи Делаханта.
Росс взял бумаги и рассеянно пролистал их, почти не читая.
— Что там? – спросил он, подняв взгляд.
— Похоже, Делахант считал, что Старых Королей не может быть на Кантике.
Росс пожал плечами.
— Я тоже так думал.
— Ты? – удивленно спросила Селемина.
— Если бы они здесь были, ты не думаешь, что Великий Враг уже нашел бы их? Кантика в их руках уже больше месяца.
— Я нашла кое-что важное в его материалах, — сказала Селемина. Пролистав страницы, она нашла то, что искала, и показала Россу.
— Вот. Он пишет: «С определенной степенью уверенности, судя по историческим данным и геологическому строению, можно утверждать, что эти артефакты времен Войны Освобождения не находятся на Кантике. Скорее, миф о Старых Королях стал опорой культурной самобытности, так укоренившись и в истории и в легендах планеты, что стало трудно отделить миф от реальности»
— Что это значит? – спросил полковник Гамбурян.
— Это значит, что наша задача здесь выполнена. Старые Короли, вероятно, находятся на одном из других центральных миров, полковник, а другими мирами занимаются другие члены Конклава.
— Так куда мы отправимся отсюда? – спросила Селемина.
Росс некоторое время думал над этим. Не над тем, что им дальше делать. Нет, это он уже решил. Он думал над тем, как сказать это Селемине.
— Мы остаемся здесь. Не сомневаюсь, полковнику пригодится наша помощь.
— Мы… остаемся? – повторила Селемина. Казалось, ей трудно произнести эти слова. Даже полковник Гамбурян был удивлен. Окурок выпал из его пальцев, и, кувыркаясь, полетел, подхваченный ветром.
— Да. Конечно. Мы инквизиторы. Мы сражаемся с врагами человечества, пока не умрем. Таково наше предназначение. Мы принимаем это, когда становимся тем, кто мы есть. И какую пользу принесет наше бегство? – сказал Росс. Он не мог смотреть в глаза Селемины. Вместо этого он не отрывал взгляд от горизонта.
Селемина молчала. Судя по выражению ее лица, она была совсем не готова услышать такой ответ.
— Инквизитор. Вы не должны делать этого, — сказал полковник.
— Нет, должны. Да и какой у нас еще выбор? Мы не сможем добраться до стратосферного челнока. Мы окружены здесь. Лучше погибнуть, сражаясь, чем убегая, как побитые псы.
— Это из-за Сильверстайна?— резко сказала Селемина.
Росс ничего не ответил.
Селемина мягко покачала головой.
— Позволь мне поговорить с Гурионом.
— Если считаешь нужным. Но не думаю, что у нас есть какой-то выбор. Там, четыреста тысяч убийц не согласны с твоими прогнозами, — Росс указал вдаль.
— Я… я понимаю твою логику. Но я спрошу лорда Гуриона, когда буду сообщать ему о результатах нашей миссии, — сказала Селемина, уступая ему, хотя и явно сомневаясь.
— Как хочешь, — сказал Росс. Затянувшись сигаретой, он отвернулся, не говоря больше ни слова.
ЧЕРЕЗ час после полуночи, когда ночь была особенно тихой и прохладной, Броненосцы атаковали снова. Из тьмы прерии выступили ряды пехоты, прикрываемые с флангов быстроходными патрульными машинами, образовавшими что-то вроде клещей с большим охватом. Передовые бункеры, едва восстановленные после дневного боя, открыли огонь по противнику с расстояния не более пятидесяти метров. Над ними, артиллерийские батареи на гребне Барбакана не стреляли, их стволы смотрели угрожающе, но молчали. Боеприпасов было слишком мало, чтобы расходовать их на что-то менее серьезное, чем бронетехника.
По отзывам гвардейцев, участвовавших в бою рядом с ним, инквизитор Росс сражался с неистовой яростью. Он повел взвод из тридцати человек в контратаку, с примкнутыми штыками. Они сделали широкий обход, чтобы зайти во фланг клещей Броненосцев и помешать их наступлению продольным огнем. Кантиканцы под командованием Росса сражались как люди, которым уже нечего терять. Это казалось самоубийством, не защищенные броней гвардейцы на открытой местности против бронированных патрульных машин. Они стреляли из гранатометов, и, когда закончились боеприпасы, бросились в штыковую атаку. Это был кровавый, жестокий бой. Лицом к лицу с врагом.
Солдаты 26-го полка видели, как Росс проломил силовым кулаком моторное отделение патрульной машины. Инквизитор разорвал легкую броню в средней части машины и расстрелял экипаж в кабине. Видимость была плохой, и солдаты сражались почти вслепую, нанося удары по тяжелым черным силуэтам.
Несмотря на малочисленность бойцов Росса, контратака помешала наступлению Броненосцев, на недолгое время задержав их у проволочных заграждений. Через восемь минут Броненосцы отступили, отогнанные обратно во тьму залпами лазганов.
СЕЛЕМИНА села, скрестив ноги, и сделала несколько глубоких расслабляющих вздохов. Было очень трудно сконцентрироваться, когда снаружи пещерного бункера постоянно шел бой. А с тех пор, как она оказалась здесь, бой почти не прекращался. И с этим она ничего не могла поделать.
Она изо всех сил пыталась найти наиболее подходящую для ее задачи пещеру. После недолгих поисков она обнаружила небольшую пещеру глубоко в самом сердце Барбакана. Здесь стояла ярко раскрашенная статуя святой из папье-маше, украшенная венками из колосьев и молитвенными четками. С начала войны святая делила свою часовню с ящиками с боеприпасами и бочками с горючим. Когда-то Кантика была прекрасной планетой, и Селемина печально подумала, что ей хотелось бы посетить этот мир до войны. Если бы…
Медленно Селемина вошла в медитативное состояние. Отдаленный грохот выстрелов и взрывов затих. Она была в трансе. Температура в пещере стала понижаться. Свечи, расставленные геометрическими узорами, вдруг все погасли. Дыхание Селемины, ровное и ритмичное, паром клубилось в холодном воздухе.
Мягкая тишина наполнила часовню. Святая, стоявшая на коленях, с руками, протянутыми для благословения, смотрела на Селемину стеклянными глазами. На щеках святой появились капли воды, пропитывая бумажную кожу и смывая краску с лица. Когда сознание Селемины покинуло ее тело, последнее, что она видела – бумажная святая, плачущая в молитве.
С ЛЕВОГО борта «Карфагена» свет тройных солнц Медины проникал сквозь ставни высоких арочных окон. Судя по положению солнц, на Кантике уже начинался рассвет.
В каюте Форда Гуриона хронометр, установленный на кантиканское время, пробил три часа. Гурион сидел в глубоком кресле с подушками и высокой спинкой. Из-за аугметических ног Гурион редко испытывал необходимость сидеть, но часто присаживался просто из вежливости, или чтобы его гости чувствовали себя спокойнее. А сейчас было очень важно, чтобы человек, сидевший в кресле напротив него, чувствовал себя спокойнее.
— Желаете выпить? – спросил Гурион, кивнув на стакан в руке. Впрочем, в жестах не было необходимости: его собеседник был слеп.
— Нет, благодарю вас. Алкоголь искажает ясность разума, — сказал человек с ввалившимися пустыми глазницами. Вышитые длинные одеяния, свешивавшиеся с подлокотником кресла, сиявшие яркими оттенками изумрудного цвета, указывали на его принадлежность к адептам Астра Телепатика.
— Ах да, конечно. Я каждый раз предлагаю вам выпить, не правда ли?
— Да, последние два раза, когда мы пытались.
— Будем надеяться, что на этот раз нам повезет больше, — сказал Гурион, морщинки в углах его глаз выдавали его волнение.
— Если пожелает Император, — произнес астропат своим монотонным голосом.
После этого астропат еще плотнее укутался в свои одеяния, откинувшись на спинку кресла. Его голова склонилась вперед, и долгое время он сидел очень тихо. Казалось, что псайкер задремал. Вдруг, несмотря на обогреватель с железной решеткой, в каюте стало холоднее на десять градусов. В воздухе запахло озоном.
Гурион испытывал беспокойство, но не из-за холода. Из-за астропата. За свою более чем вековую службу в Инквизиции Гурион много раз имел дело с астропатами, но легче от этого не становилось. Из-за того, что они так корчились и бились в своем трансе, их лица искажались от мучительной боли… Или, возможно, из-за того, что их разум путешествовал через варп. Гурион всегда считал, что в этот момент единственный барьер между ним и чудовищами варпа – глаза астропата. И, когда астропат вдруг судорожно выгнется, открыв рот, его глаза распахнутся, и из них хлынет варп…
Гурион выпил стакан и встряхнул головой, чтобы отогнать ненужные мысли. Терпкий пряный и землистый терруар марочного Моспельского вина укрепил его чувства. На всякий случай Гурион положил на колени маленький никелированный автопистолет, и стал ждать, поглядывая на хронометр.
— Гурион… — прошептал астропат после долгого молчания.
Гурион внутренне содрогнулся. Когда астропат говорил, это был не его монотонный голос, к которому инквизитор привык. Это был мягкий ритмичный голос Фелис Селемины. И это всегда тревожило Гуриона. Кто-то когда-то объяснил ему, что при астропатической связи посредник становится одним целым с вестником, отправляющим послание, копирует его эмоции, голос и даже язык тела. Но для Гуриона, который не был псайкером, это не стало выглядеть менее пугающим.
— Гурион… — позвал голос Селемины.
Старый инквизитор склонился ближе, сервомоторы в его бедре зажужжали.
— Да, да, Фелис, это я. Форд Гурион.
— Гурион. Я не знаю, безопасно ли сейчас проводить сеанс связи. Здесь очень шумно. Очень шумно и ярко… Нужно, чтобы вы услышали о том, что стало нам известно, — произнес астропат.
— Конечно. Расскажи мне, дорогая, — кивнул Гурион. Взяв с полки инфопланшет, он приготовился записывать услышанное позолоченным стилусом.
— С чего начать?
— С самого начала, дорогая.
Слово за словом, Селемина рассказывала о том, что им удалось узнать. Она рассказала о судьбе Делаханта, о его поисках и о падении Кантики. И, что самое главное, она сообщила, что на захваченной врагом планете нет Старых Королей. Можно сделать вывод, что они спрятаны на одном из двух других центральных миров Коридора Медины. Когда астропат закончил говорить, Гурион обнаружил, что так сжимает подлокотник кресла своей аугметической рукой, что продавил кожаную обивку, оставив на ней следы пальцев в виде маленьких полумесяцев.
— А как там вы двое? Вы в порядке? Как Ободайя?
— Росс… Я в порядке. Но инквизитор Росс хочет остаться и погибнуть здесь, на Кантике. Он говорит, что нам некуда бежать, и мы должны умереть, сражаясь… Я… — начал астропат.
Гурион покачал головой.
— Нет, нет, нет! Это недопустимо. Вы нужны Конклаву.
— Я тоже так подумала, — сказал астропат голосом Селемины. Гурион не был уверен, но ему показалось, что псайкер издал вздох облегчения.
— Нет. Селемина, слушай внимательно. Инквизитор Вандус Барк на Аридуне обнаружил нечто крайне важное для наших поисков. Мы не можем рисковать, передавая информацию по вокс-связи или через астропата, и мне нужно, чтобы Росс и оперативная группа «Бдительность» отправились на Аридун. Неважно, как вы туда доберетесь, просто отправляйтесь как можно быстрее. Вандус Барк в Храме Зуба на континенте Антилло. Это все, что могу тебе сказать, и боюсь, что, возможно, сказал уже слишком много. Вы сможете встретиться с ним?
— Мы попытаемся, — сказал астропат, пожав плечами, так, как это сделала бы Селемина.
— Это все, чего ожидаю, Селемина. Попытайтесь добраться туда за две недели. Вандус будет ждать вас.
— Да, лорд Гурион. Я должна идти, — сказал астропат, октавы его голоса колебались между мужским и женским голосом.
— Будьте осторожны, — попросил Гурион. Он крепко пожал руку астропату, и сразу же почувствовал себя глупо из-за этого.
РОСС ждал новостей от Селемины уже некоторое время. Испытывая дурные предчувствия, он пытался занять свой разум другой деятельностью. По приказу полковника Гамбуряна Росс и батальонные командиры направились провести инспекцию передовых укреплений.
Росс следовал за Гамбуряном из бункера в бункер, беседуя с солдатами на постах, хваля их за успешные действия в недавнем бою и делясь сигаретами. Это была обычная офицерская инспекция. Но она также помогла ему реалистично оценить сложившуюся ситуацию. Гвардейцы очень устали, их нервы были напряжены до предела непрерывными боями. Некоторые еще держались хорошо, привыкнув к постоянной угрозе вражеской атаки; с другими было хуже, их руки тряслись, на лицах застыло бессмысленное выражение. Запасы, особенно чистая вода, заканчивались, и случаи дизентерии стали обычными. Если Великий Враг не убьет их здесь, то убьют голод и болезни.
В пещерном укреплении, обозначенном как бункер 2-2, в центре линии укреплений, за тяжелым стаббером, укрытым маскировочной сетью, они нашли умирающего человека. Это был капрал по имени Набхан, и он умирал от гангрены. Завернувшись в одеяло и сжимая в руках лазган, гвардеец добровольно вызвался на боевой пост в бункере 2-2, чтобы держать там оборону, пока не умрет. Обезвоживание и гангрена превратили капрала в бледное призрачное подобие человека. Полковник Гамбурян, присев рядом с гвардейцем, дал ему несколько таблеток допамина. Больше Росс ничего не мог сделать для него.
Когда Гамбурян наливал воду в крышку от фляжки для Набхана, Росс услышал стук по балке, поддерживающей туннель. В пещеру вошла Селемина, пригнувшись, чтобы не удариться головой о балку.
— Астропат лорда Гуриона связался со мной, — сказала она, закусив губу.
— Хорошо. Что говорит Конклав? – спросил Росс. Для человека, который, не дрогнув, шел под вражеский огонь, он был странно взволнован.
— Ну, в свете наших последних находок, Гурион приказывает нам прибыть на Аридун и…
— Абсолютно исключено, — прервал ее Росс.
Его ответ явно потряс Селемину. Ее глаза приобрели тот особенный розовый цвет, который появляется перед слезами, скорбный рубиновый оттенок, из-за которого она казалась странно уязвимой. Росс ощутил укол вины.
— Прошу прощения, если был невежлив. Я имел в виду, что мы не сможем покинуть Кантику. Противник охотится за нами с самой высадки. Лучше мы сразимся с ним здесь.
Взгляд Селемины стал более твердым.
— Росс, я не хочу умирать здесь. Нам еще слишком многое нужно сделать.
— Я понимаю, как ты сейчас себя чувствуешь, но у нас нет особого выбора. Мы уже сделали то, что должны были сделать.
— Прости, Росс, но вряд ли ты понимаешь. Я слишком молода. Я должна чего-то достигнуть…
Но Росс понимал. Он помнил свою первую инквизиторскую миссию на Сирене I в 866. М41. Оказавшись между восстанием сепаратистов и ксеноугрозой уровня «Альфа», он едва не погиб на своем первом задании. Фаталистическая часть его характера говорила, что он должен был погибнуть на Сирене, и каждая секунда его жизни с того времени – отсрочка, дарованная Богом-Императором. Инквизитор не может действовать эффективно, если будет слишком обеспокоен своим самосохранением. Он всегда так считал.
Росс подошел к Селемине и коснулся кончиков ее волос. Он и сам не знал, почему он сделал это. Это был неловкий жест, но он подействовал успокаивающе.
— Как бы то ни было, Селемина, мы не можем покинуть планету. Посмотри вокруг. Мы в осаде. Враг окружает нас со всех сторон, и мы не сможем добраться до нашего челнока. Наша работа здесь закончена. Больше мы ничего не можем сделать.
— Есть одна идея, инквизитор, — решительно сказал полковник Гамбурян. Он стоял у входа в пещеру, пытаясь зажечь сигарету. Закурив, он подошел к Россу четкой офицерской походкой, и некоторое время задумчиво молчал, прежде чем продолжить.
— 26-й полк может выйти из Барбакана и атаковать противника. Выйдем все, до последнего солдата. А вы и ваша группа сможете покинуть Барбакан под прикрытием нашего наступления, — сказал полковник спокойным, сдержанным голосом.
Росс, сочетая в себе ум ученого и хитрость мошенника, весьма редко терялся, не зная, что сказать. Но сейчас он действительно просто не знал, что ответить на это. Полковник Гамбурян продолжил, прежде чем Росс успел хоть что-то возразить.
— Будем реалистами, инквизитор. У нас кончается продовольствие, вода, и, что самое главное, боеприпасы. Каждый день я теряю все больше людей. Сколько мы еще продержимся? Две недели? Месяц? Это уже не важно. То, что вы сможете сделать для суб-сектора гораздо важнее того, что мой последний батальон может сделать здесь.
— Я не могу послать ваших людей на смерть для того, чтобы спастись самому, — прошептал Росс.
— Мы уже мертвы, Росс. О нас никто и не вспомнит, если вы не выберетесь отсюда. Так позвольте нам уйти в сиянии славы. Последняя яростная атака, разве это не прекрасно? – засмеялся полковник.
Росс задумался, не зная, что ответить. Конечно, он прав. Проклятье, они оба правы. Инквизитор не должен жить в страхе смерти, иначе он не сможет служить Императору. Доктрина Инквизиции учит этому. Но его наставник старый инквизитор Лист Вандеверн учил его, что умерев глупой смертью, он не принесет пользы Империуму. Размышления Росса были прерваны слабым голосом капрала Набхана:
— Сэр… если будет последняя атака, можно я пойду со своим взводом? – прохрипел Набхан, его глаза неподвижно смотрели на каменный потолок пещеры.
— Сынок, если будет последняя атака, я уж точно не запрещу тебе в ней участвовать, — ответил полковник Гамбурян. И, повернувшись к Россу, он широко улыбнулся.
ПОСЛЕДНЯЯ атака была назначена на 6:00 тридцать шестого дня осады.
В 5:00 солдаты 26-го полка – 525 человек – начали последнюю проверку снаряжения. У подножия Барбакана мрачные солдаты, построившись, примыкали штыки и поправляли свои брезентовые ремни. В вещевые мешки они укладывали подсумки с патронами, гранаты и по два запасных аккумулятора к лазгану.
В 5:30 полковник Гамбурян в последний раз проверил готовность батальона. Пять сотен его солдат стройными рядами стояли по стойке «смирно» в своих коричневых мундирах и высоких белых кепи, к которым он так привык за двадцать лет службы. Они стояли посреди открытой прерии и ждали, когда враг заметит их, дразня его своим присутствием. Полковник подумал о своей жене, которую он не видел с начала Зверств, и которая никогда больше не пошутит над его хмурым видом и не уберет прилипшую нитку с его мундира. Он думал о ней, и эти мысли укрепляли его решимость.
В 6:00 Гамбурян приказал атаковать. Развернутым строем батальон двинулся в атаку, с каждым шагом все быстрее. Трубили горнисты, офицеры свистели в оловянные свистки. Гвардейцы хриплыми голосами прокричали боевой клич, когда было поднято полковое знамя. Знамя с саблей и скакуном Кантиканской Гвардии и вышитым венцом 26-го артиллерийского полка гордо взвилось на свежем восточном ветру.
В это время Росс, Селемина, и весьма неохотно последовавший за ними капитан Прадал покинули Барбакан. Они направились на запад к побережью, держась канала Эрбус. В пути им много раз приходилось прятаться, чтобы избежать встречи с войсками Броненосцев, двигавшимися в противоположном направлении – на штурм комплекса пещерных храмов. Когда бой закончился, Росс и его группа уже покинули опасную зону. Местные командиры Броненосцев были так поглощены желанием покончить с 26-м полком, что одинокий челнок, взлетевший с западного побережья, не привлек их внимания.
Росс не видел этого последнего боя на раскаленной равнине, покрытой сухой травой и похожими на клыки камнями. В гуще боя батальон построился в большое оборонительное каре два человека в глубину. В первый раз Броненосцы сражались с защитниками Барбакана на столь близком расстоянии. Воинов Великого Врага охватило хищное ликование, они яростно бросились на гвардейцев, которые так долго им сопротивлялись. Броненосцам не терпелось заполучить головы и уши врагов. Даже экипажи легкой и тяжелой бронетехники выбирались из своих машин с клинками и ударным холодным оружием. Каждый военачальник и каждый младший командир Броненосцев в радиусе двадцати километров направил своих солдат в бой. Не менее восьми тысяч Броненосцев пешком, на бронетехнике и легких машинах, собрались на равнине у Барбакана.
Несмотря на сокрушительную атаку врага, кантиканцы держались как неколебимый бастион. Они стояли твердо, плечом к плечу, сформировав фалангу, ощетинившуюся стволами лазганов, тяжелого оружия, автопушек и гранатометов. Они создали двухсотметровую зону смерти, скашивая нахлынувшую на них пехоту Броненосцев.
Невзирая на ранения в ноги и верхнюю часть туловища, полковник Гамбурян продолжал командовать батальоном. В последние моменты боя, когда кантиканская фаланга была пробита, разорвана, и начала рассыпаться, Гамбурян пытался в одиночку прикрыть разрыв в строю. Полковник погиб, лежа за дымящимся от перегрева тяжелым болтером. Он получил тринадцать ранений, но окончательно добила его пуля, рикошетом попавшая под подбородок.
Гвардейцы сражались, сдерживая атаку врага восемнадцать минут, хотя Броненосцы несколько раз прорывали кантиканское каре. Много лет спустя эту сцену изобразил масляными красками знаменитый художник Никколо Баттиста. Сияя яркими цветами на потолке собора Святого Соломона на Священной Терре, она сохранила память в истории о солдатах 26-го полка Кантиканской Колониальной Гвардии.
