Передо мной предстала другая сфера

Я хотел бы призвать всех к самоотдаче, напомнив, что Побиск Геор­гиевич как раз в максимально возможной степени характеризуется именно этим свойством — самоотдачей. Пастернак сказал: цель творчества — самоотдача, а не удача, не успех. Мое знакомство с Кузнецовым в 1967 году было связано именно с этим его качеством. Тогда вышла моя работа по теории стоимости Маркса, приуроченная к 100-летию выхода "Капитала". Я работал тогда в Госплане, вдруг раздается звонок. Кто-то спрашивает меня: Вы такой-то? — Такой. — Ваша работа? — Моя рабо­та. После этого много разных комплиментарных слов. И предложение обсудить целый круг вопросов, связанных с теорией стоимости. Так со­стоялось знакомство. И оно продолжалось практически до самых послед­них дней его жизни. Последний привет от него я получил после его смер­ти. В книге, на которую здесь уже ссылались, он цитирует целую стра­ницу из той моей работы. Когда он работал в "Правде", он поместил рецензию на мою книгу, вышедшую в 1986 году, которая сделала меня достаточно известным экономистом, хотя и не послужила для пользы пре­образования экономики.

В живописи есть закон обратной перспективы. Когда говорят о Побиске Георгиевиче, действует этот закон. В общении с ним многие быто­вые повседневные вещи заслоняют масштаб этой личности. Но когда про­ходит время, сейчас уже год прошел с момента его кончины, эти второстепенности, бытовые мелочи как бы сами собой отпадают, и, действительно, выступает масштаб этой личности. Прежде всего, конечно, энциклопедизм Побиска Георгиевича. Не было области, в которой он не был бы фундаментально образован и не мыслил бы творчески. Я не все понимал из того, что он говорил, хотя говорили мы с ним о многих вещах. Это и философия, и физика, второй закон термодинамики, экономика, политика, философы Кант, Гегель, последнее время он Кузанским актив­но занимался. Я могу в данном случае повторить слова Сократа о Герак­лите Эфесском, прозванном за сложность высказываний "темным". Со­крат сказал о нем: то, что я понял в Гераклите, это прекрасно. Поэтому я полагаю, то, чего я не понял, это не менее прекрасно. Для того, чтобы оценить все его наследие, нужно действительно собрать всех его учеников, сторонников, коллег, которые могли бы весь этот универсальный ум и его наследие достойно оценить и сделать его творческим, плодоносящим.

Я хотел бы вам зачитать неожиданные отклики. Профессор Майминас, один из моих друзей, к Побиску относился скептически. Крити­цизм его был порожден тем, что Побиск где-то дал отрицательную ре­цензию на книгу, которую представили в издательство "Связь" Майминас вместе со своим коллегой Вилкасом. Но, тем не менее, Майминас, в изданной после его смерти книге-автобиографии "Анкета", написал: "Много лет спустя, в 1998 году, во время нашего отдыха в Звенигород­ском пансионате РАН, его жена Юля пошла на вечер-встречу с Бори­сом Витманом, автором книги воспоминаний "Шпион, которому изме­нила Родина", Казань, 1993 год. Витман даже надписал ей купленную его книгу. В ней автор, попавший после войны в ГУЛАГ, несколько страниц посвящает восторженному описанию своего друга Побиска Кузнецова, с которым его свело совместное пребывание в Норильск-ГУЛАГе: "Он необычайно талантлив, обладает редкими математически­ми способностями, прекрасно вслепую играет в шахматы, глубоко изу­чал самое современное направление естественных наук, социологию, философию, политику и был всеобщим любимцем крупнейших ученых, сидевших в норильской шараге, в частности, минералога Федоровско­го, химиков Фишмана и Левина. Разговаривая, он смотрит в упор на собеседника, словно гипнотизирует. Говорит убежденно. Категоричен в суждениях. Все это многих подавляет.

Сидевший в лагере советник Гитлера по тяжелой промышленности, видный немецкий ученый Борхарт говорил, что, будь он в Германии, не задумываясь дал бы Побиску большой институт для реализации его идей". Наверное, все это правда. Побиск предстал предо мной как воис­тину многогранный человек, тем более, такой сложной судьбы. Это вы­сказывание отнюдь не сторонника, не поклонника Побиска, но, тем не менее, признающего его блестящие качества ученого, хотя и отраженным светом. Он обратил внимание на мою книгу, потому что у меня там была фраза, что главным свойством человека является совершенствование ору­дий, а не их создание. Франклин говорил, что человек — общественное животное, Маркс говорил, что существуют животные общественные, ко­торые тоже делают орудия. А у меня отличительная черта человека — совершенствование орудий. Именно благодаря этому свойству человек как бы преодолевает действие второго закона термодинамики и повышает организованность того общества, в котором он живет. Я опирался здесь на теорию труда Маркса, что всякий труд — это, с одной стороны, вне­сение информации в продукт, использование материализованной инфор­мации в орудиях труда и, в то же время, это энергия живого труда, ко­торый является источником внесения этой информации.

Мне его комплименты казались даже назойливыми. Но в этом году вышла моя книга "Производство и логика — информационная основа развития". При написании этой книги я понял, что прав-то был Побиск Георгиевич, когда он ухватил самую суть моих воззрений. Я раньше боль­ше смотрел на стоимостную природу, двойственную природу труда, на то, как разворачивается труд в обществе, в отдельном продукте, в совокуп­ном общественном продукте. Но то, что выделил Кузнецов, оказалось самой сутью, потому что через развитие свойств труда, наукоемкость труда, замену информации как компенсатора энергии, благодаря этому движется человек и преобразуется общество. И я думаю, что свободное время Кузнецов рассматривал именно как источник или как другую форму выражения энергии, которая как раз и направлена на то, чтобы повышать организованность общества. Он вывел меня на Подолинского, что для меня стыдно, потому что Подолинского я должен был бы знать, но, к сожалению, в институте нас не обучали его трудам, он подарил книжку Подолинского, когда она вышла, и свои работы в этой области, работу Ларуша. И, в общем-то, передо мной предстала другая сфера эко­номики труда, производства, которая объединяет в себе энергетическое и информационное начала, и, благодаря этому объединению, работает на повышение организованности.

Сейчас благодаря Интернету, современной технике, научному знанию, воплощенному в этой технике, мир действительно стал глобальным, еди­ным. Почему? Потому что любой человек потенциально может связаться в реальном масштабе времени с любым другим человеком мира. Это по­зволяет, по сути дела, перекачивать фиктивный капитал. Капитал явля­ется двигателем реальных ресурсов. Происходит перекачивание огромных потоков энергии из одной части планеты в другую. Это огромная пробле­ма для научного изучения. Она напрямую связана с изучением интеллек­та, науки, которая становится в этом смысле реальной производительной силой. Но для того, чтобы она стала такой, нужно совершенно другое отношение к талантам, которыми Россия, к сожалению, чересчур богата. Помните слова Пушкина, который говорил: черт, угораздило меня ро­диться в России. Так сказать, с талантом и с беспокойством. Вот Побиск тоже с душой и талантом. Побиск тоже чрезвычайно талантлив был. Он безусловно знал себе цену, но страдал от своей непризнанности. Марина Ветцо говорила о том, что они с Побиском занимались структурой потреб­ностей, я тоже этим занимался. Он в рецензии на мою книгу тоже доста­точно характерно оценил мои изыскания в этой области. Одна из челове­ческих потребностей — это потребность в обратной связи его творческого вклада в общество, потребность в общественном признании. И когда че­ловек такого признания не ощущает, конечно, он ущемлен. Вы все знаете, что наука в России сейчас в упадочном состоянии, хиреющем, так сказать, и нет механизмов, которые стимулировали бы развитие науки и поддер­живали бы ученых.

Я думаю, что лучшим вкладом Государственной Думы в увековечива­ние памяти Побиска и вообще в поддержку ученых будет разработка ме­ханизмов, которые наконец-то приведут те изыскания в области науки, коими мы пока еще богаты, в производство — и на этой основе подни­мется вся наша экономика.