Образование, а не внушение стереотипов

В своей статье я не собираюсь превозносить достоинства миролюбия и порицать порочность насилия. Поступить таким образом — значило бы попасть в ловушку, в которую угодили очень многие попытки обучения миролюбию в противовес насилию. Конечно, мир выглядит весьма привлекательно, насилие же производит отталкивающее впечатление. Тем не менее, когда дело доходит до обучения, относящегося к этим ценностям, недостаточно просто культивировать непосредственные эмоциональные реакции или бесконечно твердить, как хорош мир и как дурно насилие. Вместо этого нам следует помочь детям и понять, и осуществить на деле то, что мы понимаем под уменьшением насилия и развитием миролюбия. Они должны научиться думать об этих вещах самостоятельно, а не просто выказывать готовые реакции на соответствующий стимул.

Отсюда следует, с одной стороны, что учащиеся должны значительно больше, чем это сегодня принято, задумываться о значении таких понятий, как мир, свобода, равенство, взаимодействие, демократия, личность, права и справедливость, даже если в результате выявятся глубокие расхождения относительно их значений. С другой стороны, им следует гораздо больше практиковаться в овладении процедурами рационального размышления, выявлении стереотипов и предрассудков и в смягчении конфликтов.

Оба эти требования ведут к одной и той же конечной цели: обычный класс превращается в сообщество исследователей, в котором ученики могут продуцировать и обсуждать идеи, прояснять понятия, развивать гипотезы, оценивать возможные последствия и, в целом, сообща размышлять, учась в то же время наслаждаться интеллектуальным общением и взаимозависимостью. Во многом напоминая суд присяжных, эти классные сообщества развивают навыки исследования, рассуждения и образования понятий,— навыки, позволяющие им, посредством отсечения второстепенных проблем, вести управляемую и результативную дискуссию, пусть даже разрешение более серьезных проблем окажется иллюзорным.

Если люди когда-либо научатся в своей повседневной жизни применять более совершенные методы разрешения конфликтов, это произойдет прежде всего в результате совместной постановки вопросов, совместного рассуждения, совместной выработки суждений. Подобно тому, как мы признаем ценность спора и аргумента в некоторых контекстах, например в суде, следует признать, что учащиеся могут много выиграть, усваивая фундаментальные навыки в процессе критического и творческого мышления, вовлекаясь в исследовательский диалог и научаясь принимать во внимание разные стороны каждого вопроса. Более того, точно так же, как мы признаем ценность ассигнований на исследования и полезность книг и библиотек, необходимо признать, что совместная деятельность во имя мира по своей сути — дело социальное и коммунальное. Она развивает умение сообща анализировать непосредственные факты и причины, развивает навыки выработки компромиссов и достижения согласия в таких вопросах, которые могут решаться на пути согласия.

Ученики могут получить хорошие практические навыки общения и решения проблем, если только они с самого начала сталкиваются с проблемами, непосредственно их затрагивающими и действительно нерешенными. Именно здесь философия как дисциплина, построенная таким образом, чтобы быть доступной даже для самых маленьких школьников, может оказаться чрезвычайно полезной. Философия предлагает людям идеи для размышления — идеи, которые нельзя обсудить раз и навсегда, поскольку они веками остаются предметом спора.

Как хорошие друзья лелеют дружбу, а сильные сообщества сознают ценность сообщества, так и миролюбивые сообщества признают ценность понимания того, что такое мир и какие условия должны выполняться для его поддержания. Общества, которые не особенно стремятся понять, как можно достичь мира и сохранить его, вряд ли удержатся в состоянии мира или смогут насладиться им.

Проповеди и лекции, осуждающие насилие и превозносящие мир, чаще всего представляют собой упражнение в стереотипном мышлении. Они обычно подразумевают, что слушатели должны безоговорочно выступать за мир и против насилия, не принимая в расчет контекста или обстоятельств, не задаваясь вопросом, было ли насилие, о котором идет речь, оправданным или неоправданным. Это приводит к своего рода одномерному моральному мышлению, взращенному на стереотипах. «Она пассивна, она должна быть хорошей». «Она смиренна и тиха, она, должно быть, добродетельна». «Он робок, он не может нарушать права других людей». Иными словами, нас учат отдавать словесную дань стереотипам, которые на практике оборачиваются абсолютно неоправданными выводами и оценками. Не удивительно поэтому, что изнасилование часто снисходительно рассматривают как прерогативу мужчин, а плохое обращение с детьми — как прерогативу родителей. Протесты жертв не просто отвергаются,— их не слышат. Спустя какое-то время жертвы насилия прекращают протестовать, ибо понимают полную безнадежность протестов, и эта их неудача принимается за верный признак того, что они простили или же получили по заслугам.

Образование с целью уменьшения насилия и образование для миротворчества являются, следовательно, двумя сторонами одной монеты. И хождение имеет только целая монета, а не какая-то одна ее сторона.

Всем нам знаком тот факт, что люди, занимающиеся воспитанием с целью уменьшения насилия, часто рисуют картины насилия и затем порицают их. Эта стратегия малоэффективна, поскольку их аудитория живо откликается на изображение насилия и игнорирует его осуждение. Так часто бывает и с защитой мира, которая представляет состояние мира в таких блеклых красках, что побуждает людей избегать его как чумы. В конце концов, не это ли происходит в романских тимпанах или готических соборах, куда верующие часто' приходят, порою, чтобы насладиться живыми картинами пыток в аду, а не спокойной безмятежностью рая?

Неодолимое любопытство, какое сегодня вызывает насилие у многих людей, позволяет средствам массовой информации с легкостью играть на этой слабости и развивать ее. Книги, кино, телевидение и газеты современного мира обыгрывают все стороны любого случая насилия, прекрасно зная, что это продается. Насилие ассоциируется с чрезвычайно интенсивным опытом, с возбуждением,— по аналогии с возбуждением тех людей, которые прибегают к наркотикам, поскольку они дают ощущение «полета». Насилие — очень ходовой рыночный товар.

Пассивный телезритель находит удовлетворение в изображениях насилия, поскольку находит в них ту опытную ткань, которую в состоянии оценить. Так как это замещающий опыт, в нем нет и следа той ответственности, что неотделима от событий реальной жизни, и притом хорошо сохраняются ее возбуждающие моменты.

О чем говорит этот безудержный интерес к насилию? С одной стороны, он представляется последним прибежищем для людей, жизнь которых невыразимо тосклива и которые стремятся к иной жизни, гораздо более яркой и насыщенной, нежели та, что они влачат. С другой стороны, он указывает на то, что предаваться фантазиям о насилии как способе высвобождения подавленной горечи и обиды чаще всего склонны люди, чувствующие, что их силы отчуждены, надежды поруганы, а энергия растрачена впустую.

Люди бьются, стремясь постичь смысл собственной жизни, и, не обнаружив его, изо всех сил стараются его создать. Однако их благонамеренные попытки часто сталкиваются с серьезными трудностями, поскольку они не способны отличить обманчивое возбуждение, возникающее в результате окружения себя образами насилия, от возбуждений живой жизни, богатой смыслами, качественно насыщенной, наполненной конструктивными человеческими отношениями.

Такими мы бываем, причем слишком часто: не способными отличить фальшивое золото от настоящего. Обучение, о котором пойдет речь, должно помочь людям избежать такого рода вопиющих ошибок.