Глина, черный лак, белый грунт, красная краска

В. 35,3; Ø ножки 6,8; Ø венчика 8,5

Во второй половине V в. до н.э. в Аттике и Эретрии, расположенной на близлежащем о. Эвбея и заселенной выходцами из Аттики, появляется особая отрасль вазописи – погребальные белофонные лекифы. Вазы с белыми фонами в Греции были известны уже в конце VI – начале V в. до н.э., но они не были погребальными; лекифы же расписывались для похорон с середины V в. до н.э., но они не были белофонными. Как специфический жанр искусства белофонные лекифы появляются только в 440-е до н.э., неожиданно исчезая ок. 400 до н.э. Эти сосуды всегда имеют подчеркнуто элегантную форму: небольшой поддон, удлиненное цилиндрическое тулово и высокое узкое горло; нижняя и верхняя его части сплошь покрывались лаком, плечики расписывались тонким декором пальметт в чернофигурной технике, а сюжетная роспись наносилась на тулово. Темы рисунков разные: Гипнос и Танатос, переносящие тело усопшего к могиле; Гермес, провожающий душу покойного до потусторонней реки, где ее поджидает в ладье перевозчик Харон; подготовка женщин к посещению кладбища или пребывание на нем, у надгробного памятника¹.

Данный лекиф представляет последний тип композиции. В центре высится узкая стела с анфемием на основании из трех ступеней. К ней подходят две женщины с дарами умершей родственнице: одна, слева от зрителя, очевидно, еще совсем молодая девушка; другая – старшая, по виду – мать. Как руководительница обряда, она развернута к зрителю и стоит близко к надгробию, с массивным деревянным ларцом и алабастром в руках; девушка же держится чуть поодаль, с сосудами для ритуальных умащений – лекифом и свисающим с руки алабастром; кроме них она держит изящную закрытую вазу на ножке с жидкими мазями². За ее спиной виден красный мешочек с длинными завязками, висящий как будто на стене помещения, хотя действие происходит на кладбище.

Умащение было одним из главных ритуальных действ, связанных с похоронами и поминками, совершавшимися у греков на 3-й, 9-й и 30-й день после смерти. Лекифы с маслом ставились у изголовья и ног покойного, когда его провожали на кладбище, а там, когда стела была поставлена, ее умащали маслом, клали на ступени арибаллы, лекифы и алабастры, венчали надгробие лентами, украшали подиум ветвями вечнозеленых деревьев и оставляли еду для умерших – яйца, мед, фрукты, ритуальные пироги попаноны. Белые лекифы воспринимались как вещь-заместитель умершего: если его хоронили в земле, то их вместе с ним погребали пустыми и целыми (как в данном случае); если его кремировали, то их разбивали и бросали в погребальный костер³.

Обе изображенные облачены в ритуальное одеяние – тонкий хитон с длинным напуском (у девушки без рукавов), у женщины – неподпоясанный, до колен, с узорной каймой на вороте. На плотном белом грунте художник сначала набрасывал обнаженное тело, а затем его «одевал». Краска сошла, и фигуры проявились в одном только контуре, почти обнаженными. Эфемерные образы изящны, исполнены возвышенной красоты. По иконографии и стилю памятнику близки два лекифа из Эретрии в Афинах⁴, аналогичных размеров, с изображением двух женщин в похожих позах, готовящихся дома к поминкам на кладбище. Красочный слой на их одеяниях был очень тонок и нежен и также сошел, лишь кое-где видны следы бледно-розовой краски. Если на Эретрии работали свои мастерские, то, очевидно, и лекиф из ГМИИ был исполнен именно там.