Павел Иванович Новгородцев 12 страница

¹ См. § 44, конец.

Глава II 193

практического разума к идеям права и государства, не везде оказьівается прочной: местами ей недостает некоторьіх звеньев. Так, в самом главном пункте мьі встретили не категорическое требование, а только доз-волительньїй закон. Но во всяком случае, в ходе рас-суждений виден общий опорний пункт, или, если угодно, єдиная конечная цель: она дается идеей прак­тического разума. Но наряду с зтим отвлеченннм изо-бражением права Кант подходит к нему и с другой сто­рони — со сторони его исторического и общественного значення. Как бьі восполняя пробельї своего отвлечен-ного «Учення о праве*, он в других статьях нередко останавливался на зтом вопросе; и когда мьі сопостав-ляем все то, что он написал по зтому поводу, мьі чув­ствуем за его отдельньїми взглядами известную поли-тическую теорию и определенную историческую схе­му. В «Учение о праве» из них вошли только обривки. В предисловии к зтому сочинению Кант сам указьіва-ет на то, что параграфьі, касающиеся публичного пра­ва, изложеньї им с намеренной краткостью: «потому что вопросьі зти как раз теперь вьізьівают столько спо­ров и, однако, так важньї, что зтим можно оправдать оторочку окончательного решения на некоторое вре­мя». Едва ли философ имел здесь в виду какие-либо второстепенньїе пунктьі. Если же речь идет о главньїх и основних, то замечание важно для нас как собствен-ное сознание Канта о его колебаниях и сомнениях в зтой области. Ми сейчас постараємся показать, что в его политической теории сходятся весьма различньїе течения, не всегда примиряясь в вьісшем синтезе. В каком виде проведена здесь моральная идея его фи-лософии права? Свобода, зтот фундамент правопоряд-ка, остается ли для Канта верховним принципом и в его политических взглядах? Таковьі вопроси, на которьіе мьі должньї теперь ответить.

7 Зак. 3364

194 Я. И. Новгородцев

IV. ІІолитическая теория'

Первое впечатление, которое мьі получаем от по-литич,еской теории Канта, єсть впечатление сложно-сти. В рассмотренной вьіше дедукции права мьі йме-ли совершенно определенную точку зрения; здесь мьі сразу находим их несколько. Там руководящим мо-

¹ Кроме соответствующих параграфов «КесЬівІепге» (1797} я опираюсь в характеристике политической тео­рии Канта на следующие его статьи: «Ісіее ги еіпег а1І£етеі-пеп СезспісМе іп іл^геНЬйг£ег1іспег АЬзісііі;» (1784); «ЦЬег сіеп Оетеіпзргисп: сіаз та£ іп сіег Тііеогіе гісЬи£ зеіп, £аи£і аЬег пісЬі іиг сііе Ргахіз» (1793); «2ит е\¥І£еп Ггіейеп» (1795), «Зігєіісіег Ракиііаіеп» (1798). Одно из цитируемьіх мною и очень важньїх для моего изложения мест нахо-дится в сочинении: «Ке1і£Іоп іппегЬаіЬ сіег Огепгеп гіег Ьіоззеп Уегпип£1» (1793). Затем я ссьілаюсь также в одном случае на статьи: «Миіптазвііспег Ап£ап£ йег МепзсЬеп-^езсЬіспіе» (1786). Как видно из сопоставления годов, ука-занньїх в скобках, все зти статьи и сочинения относятся к одному и тому же периоду философского развития Кан­та, когда здание его критической философии бьіло уже за-ложено. Я считаю позтому возможньїм соединять все зти произведения в одной цельной характеристике. Специаль-ньіх работ, посвященньїх анализу политической теории Канта, очень мало. Старая статья Шуберта в Каитег'з Нізіо-гізсЬ-роііі- ТазспепЬисЬ. В<і. IX (1838) дает немного. Из но-вьіх очерков отмечу соответствующую главу в монографии Паульсена и статью Фридлендера «Капі іп зеіпег 81е11ип£ шг РоііШс» (БеиізсЬе КипгізсЬаи. 1876 Иоу.). Очерк Кгіскег'а «2иг Капіз НесИізрііііозорЬіе» касается исключитєльно вопроса об отношении права к нравственности. Из общих изложений в руководствах по истории философского права заслуживает преимущественного упоминания глава о Кан­те в «История политических учений» Б. Н. Чичерина. Ч. 3.

Глава II 195

ментом являлась задача показать общую связь права с нравственностью. Здесь к отвлеченньїм определени-ям присоединяются некоторьіе конкретньїе раз*ьяс-нения, и точка зрения категорического императива сочетается с другими взглядами, представляющими результат сторонних влияний. В области публичного права Кант нашел не только ряд спорньїх пунктов, но и запас готових формул. Он нашел здесь опр.еделен-ньіе схемьі, ясно поставленньїе вопросьі и некоторьіе общепризнанньїе идеи. Содержание политической теории бьіло ему в значительной мере подсказано гос-подствующими ученнями апохи. Но он не мог отсту-пить и от своих собственньїх взглядов. Таким образом, долучилась доктрина, соединившая в себе разнород-ньіе злементьі. Зто не значит, конечно, чтобьі в ней не бьіло преобладающих тенденций и твердих основ, тем более что даже в заимствованиях Канта чувствуется его собственньїй философский стиль. Монтескье и Рус-со, влияние которьіх особенно часто отмечается в дан-ном случае, дают Канту скорее частньїе указания и идеи, чем общую руководящую нить. Однако зти сторонние влияния в связи с некоторьіми политиче-скими наблюдениями времени не прошли для Канта бесследно; они наложили свою печать на цельность его политической мьісли и лишили ее должного единства. Зтот результат бьіл тем более неизбежен для рас-сматриваемой доктрини, что ее исходньїе начала пред­ставляли известньїе препятствия к построению закон-ченной политической системьі. В предшествующем изложений я старался показать, что категорический императив Канта содержит в себе ітріісііе указание на общение лиц и не может развить ато указание во всей полноте его определении. Подобно тому как

196 II. И. Новгородцев

нельзя вьівести из него положительньїх юридических правомочнії, так же трудно связать с ним и положи-тельньїе политические требования. Вот почему и з десь вместо естественньїх переходов мьі встречаем резкие поворотьі и логические скачки. Идея категорическо-го императива в том виражений, которое она полу-чила у Канта, плохо мирилась с действительностью. Предстояло одно из двух: или низводить зту идею с ее вьісотьі в целях приближения к политическим инте-ресам, или же отрицать зти интересьі во имя вьісшего идеала. У Канта мьі находим и то и другое: тоего нрав-ственная идея как бьі тускнеет под влиянием полити-ческих соображений, то конкретньїе политические стремления утрачивают для него свою цену перед со-зерцанием требований чистого разума. Вследствие зтого его теория представляет собою сочетание вьі-соких идей с очень скудной политической програм-мой, категорических требований — с примирительнн-ми решениями.

Изложение политической доктрини Канта лучше всего начать с того вопроса, которьш вообще являет-ся определяющим для политической мьісли: какова цель государства и в каком отношении стоит оно к природе человека, к ее свойствам и потребностям? В первой части «Учення о праве» зтот вопрос бьіл уже разрешен при помощи указания на требование нрав-ственного закона: государственньїй порядок обьяв-лялся необходимьім для торжества идеи права. В пуб-личном праве повторяется та же мьісль: цель государ­ства и здесь определяется «не как счастье граждан (ато последнее может еще лучше достигаться в естествен-ном состоянии или в деспотических формах), а как вьісшее согласиа с принципами права, стремиться

Глава II 197

к чему нас обязьівает разум при посредстве катего-рического императива».¹ Ото указание, в сущности, исключает необходимость каких-либо иньїх разьяс-нений. Если категорический императив требует пра­ва и государства, то они и должньї существовать, ка-ковьі бьі ни бьіли свойства и склонности человеческой природи. Но само зто указание никак не может бьіть признано достаточньш. В свете кантовского катего-рического императива государство могло бьіть поня-то только с формальной и отвлеченной сторони — как норма чистого разума, лишенная полиотьі конкрет­них определений. Нравственное и воспитательное предназначение государственного союза оставалось нераз'ьясненньш, и в пределах Кантовой зтики оно и не могло бить разхяснено. Однако и Кант> не било совершенно чуждо стремление осветить зту сторону вопроса и представить жизненное и практическое зна-чение государства если не как цель, то, по крайней мере, как следствие господства правового порядка вобществе. Польїтку зтого рода ми находим в его небольшой статье под заглавием «Идея всеобщей ис-тории во всемирно-гражданском отношении». Статья зта служит некоторим дополнением к его зтике и фи-лософии права и дает известную перспективу на раз-витие и значение правовой организации. Сущность зтого исторического взгляда состоит в следующем.

Вьісшей целью истории является полное развитие человеческих сил. Средством для зтого развития при­рода избирает антагонизм зтих сил в обществе, по-скольку он обусловливает в конце концов их законо-мерное устроение. Общественньш антагонизм — ато

КесЬЬвіепге, § 49.

198_____________________________ П. И. Новгородцев

проти вообщественная общительность, ипєе8еШ§е Ое-зеШ^кеН, т. є. стремление людей к обществу, соеди-ненное с противоположньїм стремлением к его разру-шению. Задатки для зтого лежат, очевидно, в самой человеческой природе. Человек имеет склонность жить в обществе; в зтом состоянии он чувствует себя более человеком, он видит, что сильї его здесь разви-ваются. Но он имеет и большую склонность к уедине-нию; у него єсть зто противообщественное свойство делать все по-своєму. В зтом отношении он со всех сто-рон встречает препятствие, так же как и сам оказьіва-ет иротиводействие другим. Бот зто противодействие и пробуждает его сильї, заставляет его преодолевать свою косность и добиваться известного положення между другими. Так совершаются первьіе настоящие шаги от дикости к кул^ьтуре.

Итак, борьба єсть начало культури, но борьба, ко-торая в конце концов разрешается в закономерньїй порядок. Здесь-то и становится понятньїм все значе-ние юридического начала. Борьба не могла бьі служить зтим двигателем культури, если бьі она оставалась безьісходньїм и непримиренним антагонизмом лиц. Необходим порядок, для того чтобьі она принесла свои плодьі, в смьісле возбуждения человеческих способ-ностей. Позтому величайшая проблема, к разрешению которой направляет человека природа, состоит в том, чтобьі установить гражданское общение, основанное на всеобщем применении права. В зтом общении долж-на бьіть допущена величайшая свобода и связанньїЙ с нею антагонизм лиц, но вместе с тем должна бьіть установлена и точная граница зтой свободи, для того чтобьі она могла уживаться со свободою других. Спра-ведливое гражданское управление состоит именно

Глава II 199

в том, чтобьі сочетать возможно большую свободу с непререкаемой властью. При таких условиях соревно-вание людей в обществе приносит наилучшие послед-ствия. Так деревья в лесу, именно потому что каждое № них стремится отнять у другого воздух и солнце, заставляют друг друга тянуться кверху и таким обра-вом приобретают красивий и прямой рост; между тем как те, которьіе растут на свободе и отдельно от дру­гих, простирают свои ветви по произволу и внходят уродливими и кривьіми. Культура и искусство, кото-рне украшают человечество, прекраснейший обще-ственньій порядок — все ато плодьі противообще-ственньїх свойств человеческой природьі, которая Сама себя вьінуждает к дисциплине и через винужден-ное искусство развивает все свои задатки.¹

Отсюда становится ясньїм великое значение обще-ственной средьі для человеческого совершенствова-ния. Та мьісль, которая предлагается идеей категори-ческого императива, вьісказьівается в разбираемой статье с полной определенностью: человек предназна-чен к общению, и только здесь достигает он своего развития. Цель истории осуществляется в обществе, а не в отдельньіх лицах.² Если в позднейшей обработ- к$ своих взглядов Кант не развил зтой мьісли, то при­чину зтого надо искать в особой методе, которой он следовал в зтике и философии права, — в той методе нормативного формализма, для которой исторические разьяснения не имели значення. Лишь впоследствии.у Шеллинга и Гегеля атот историко-философский момент вошел органической частью в их зтические

Чйее ги еіпег аііц. ОезсііісЬіе. Уіегіег ипсі ГііпГіег Заіге. ² ІЬій. 2*еііег Заіг.

200 П. И. Новгородцев

системи. Историческую схему они взяли у Канта, но для них она получила иное и большее значение, чем для их предшественника, так как метода их исследо-вания бьіла иная.

Мн только что указали пункт, в котором истори-ческая схема Канта сходилась с идеей категорическо-го императива. Но помимо зтого пункта между ними бьіла еще и другая точка соприкосновения, а именно одинаковьій взгляд на человеческую природу. Вьшуж-денное искусство, дисциплина закона — вот что обра-зует человеческий характер. Сам по себе, без зтой дис-циплиньї, без сдерживающей сильї закона человек не мог бьі развиться. Таково свидетельство истории. Но не то же ли говорит нам императивная зтика с ее суровьім недоверием к естественньш свойствам чело-века, к его чувствам и склонностям, над которьіми ка-тегорический императив хочет властвовать самодер­жавно? Зтот взгляд, к которому одинаково приводи­ли Канта зтика и история, имел большое значение и для его политики. Мне кажется, что здесь именно следует видеть его главное отличие от Руссо, обусло-вившее и другие частньїе отличия.

Руссо никогда не оставлял вполне своего убежде-ния, вмраженного в известной формуле: «Человек от природьі єсть существо доброе и хорошее, учреждения делают его зльїм и дурним». И в «Сопігаї зосіаЬ, по крайней мере в первоначальной редакции, он говорил «о нежном голосе природи, о совершенной независи-мости и свободе без правил, о первобьітной невинно-сти».¹ У Канта, напротив, твердо сложилась мьісль: «Зло присуще человеку от природи — йег Мепзсп І8Ї

¹ См. изданиеПгсуїиз-Вгізас. Р. 248 (АррепсіісеІ). Рагіз, І896.

Глава II 201

топ Иаіиг Ьозе». Оно не внесено извне в его характер, но составляет прирожденное свойство его воли и про-является в противоборстве естественньїх стремлений нравственному закону. Позтому Кант назьівает ато свойство — «сіаз гадісаіе Возе іп аег тепзсМіспеп Каіиг».¹ Неудивительно, если он так ценит дисцип-лину, налагаемую на человека в обществе, и так ви­соко ставит государственннй бьіт. Когда с зтой точки зрения он оглядивается на естественное состояние, он склонен рисовать его себе совершенно в духе Гоббса. Зта жизнь без властей и законов представляется ему противоречащей вьісшим целям природи. Цп£езе11і£е Се8е11і£кеи єсть основа культурьі, но в зтой основе заключается требование порядка. Зто антагонизм, которьш стремится к гармонии. Без зтого нет разви-тия и нет культури. Там, где отсутствуют злементи порядка, антагонизм превращается во всеобщую вой-ну. Естественное состояние, лишенное принудитель-ньіх законов, єсть состояние беззаконной и дикой сво­боди — еіпег £езеІ2Іо8ЄП аііззегеп (Ьгиіаіеп) РгеШеН; зто — состояние несправедливости и войнн каждого против всех. Человек должен из него ввійти и всту­пить в гражданское общение.²

¹ См.: Кеіідіоп іппегКаіЬ йег Огепхеп гіег Ьіоззеп Уег-

;, Егзіез 8іаск.

² Кеіідіоп іппегЬаіЬ йег Огепгеп йег Ьіоззеп Уепшпїі.
III 8іиск. II. Руссо согласился бьі с зтим результатом, но
он не мог бьі так вьіразиться о естественном состоянии.
См., напр., его утверждение: «Сеііе рагГаНе іпйерепеіапсе
еі сеііе НЬегіз запз ге^іе, Ґйі-еііе теше «іетеигее іоіпїе а
Гапіідие іппосепсе аигаіі, еи Ьоиіоигз ип уісє еззепЬіе! еі
пиізіЬіе аи рго^гез (іе поз ріиз ехсеііепіез ГасиНез, зауоіг 1е
сіеГаиі <іе сейе Паізоп сіез рагііез, ^иі сопзііЬие Іе Ьоиі»
(Р. 248).

202_____________________________ Я. И. Новгородц ев

В атих словах Кант воспроизводит даже и знаме-нитоє вьіражение Гоббса и в примечаиии поясняет: иоложение Гоббса — зіаідіз Ьогаіпит паіигаіів езіЬеі-Іит отпіит іп отпез — не имеет никаного иного недо-статка, кроме того, что вместо «езі Ьеііит...» надо ска­зать «ееі вЬаЬиз ЬеШ...» Ото значит: если естествен-ное состояние и не всегда представляет собою действи-тельную вражду людей, то оно неизбежно заключает в самой своей сущности возможность зтой враждн. Когда каждьш является для себя судьею и не имеет иной защитьі, кроме собственной сильї, ато — состоя­ние войньї, зЬаіиз ЬеШ, в котором всегда надо бьіть го-товьім к нападению. Позтому второе положение — «ехеипсіит евзе а зіаїи паіигаіі» єсть следствие пер-вого; необходимо вмити из естественного состояния, которое представляет собою постоянное нарушение права через притязание каждого бьіть самому своим судьею и не давать другим никакой иной обеспечен-ности, кроме зависящей от своего произвола.¹

Не случайнмм является то обстоятельство, что зти рассуждения в духе Гоббса находятся как раз в том сочинении, где развивается взгляд на человека как на существо, от дриродьі склонное ко злу. Естественное состояние, противоположное юридическому, ставит-ся здесь наряду с тем зтическим естественньїм состоя-ниям (сіег еШзспе Шіиггизїапсі), которое представ­ляет собою постоянное проявление зла и из которого человек должен вьійти, чтобьі сделаться членом вьіс-шего нравственного общения.²

¹ Ке1і£іоп іппегпаіЬ сіег Огепгеп... ІЬМ. І^оЬе.

^г Вопрос о блиаости Канта к Гоббсу вообще недостаточ-но вьшснен в литературе, хотя еще современники Канта обратили на ато внимание. Так, А. Фейербах указьівал на

Глава II 203

Удивительно ли, что в дальнейшем развитии сво-их политических идей Кант следует не только ин-дивидуалистическим взглядам Руссо и Монтескье, нотакже и вьіводам Гоббса и Бодена. Всего яснее зто обнаруживается в центральном вопросе политики — осуществегосударственной власти. Здесь суммиругот-Ся все основньїе мотивьі Кантовой философии права, вследствие чего зтот пункт представляет собою особен-ньін интерес.

Первьій мотив єсть отзвук зтики Канта. Идея аа-тономии воли не бьіла забьіта в философии права; она отразилась там и здесь, на различньїх заключениях ее, и дала для всей системи руководящий лозунг — прин­цип законной свободи. В учений о государственной власти она еще раз предстает перед нами как разре-шительное слово вьісшей политической мудрости. Как должна бьіть устроена государственная власть, ис-тинно справедливая, согласная с разумом? На зто не может бьіть иного ответа, кроме того, которьій под-сказьівается принципом автономии. Надо сочетать верховную власть со всеобщей свободой самоопреде-ления, порядок и дисциплину с самозаконностью и ра-венством. Зто бьіла в сущности та же задача, которую ставил себе Руссо: «Найти форму союза... при посред-стве которой каждьій, соединяясь со всеми, повино-вался бьі, однако же, только самому себе». Здесь Кант

зто в своем сочинении под заглавием «АпіШоЬЬез» (1798). Паульсен, отмечая мимоходом значение идей Гоббса для Канта, прибавляет: «Кошті апсЬ дан ^огі уош Ьеііит отпіит сопіга отпез пісЬЬ сіагіп уог, во іві, гііе Оепкт^еізе йіезеіЬе» (8. 343). Мьі видєли, что и само вьіражение зто встречается у Канта в том сочинении, которое Паульсен не принял в расчет. У Куно Фишера отмечается другой пункт, см. Всі. V. 8. І52

204 II. И. Новгородців

опирается на своего любимого писателя и вслед за ним пишет: «Законодательная власть может принадле-жать только соединенной воле народа. Как источник всякого права, она никому не должна причинять несправедливости; но ото всегда возможно, если кто-либо постановляет решения отиосительно других. Только тогда, когда каждьій распоряжается сам со­бою, он не может бьіть несправедливим к себе, соглас-но общему правилу: уоієпіі поп їїї іпіигіа. Позтому законодательная власть может принадлежать только согласной и соединенной воле всех, поскольку каж-дьій о всех и все о каждом постановляют одно и то же». «Гражданская свобода, — читаєм мьі в другом мес-те, — состоит в том, чтобьі не повиноваться никаному другому закону, кроме того, на которьій гражданин дал согласие».¹

Все зти определения заимствованьї из «Сопігаі зосіаі». Но вчитьіваясь внимательно в рассуждения Канта, мьі тотчас же замечаем и глубокое различие между ним и его французским образцом. Республикан-ский идеал Руссо — ато непосредственное требование жизни, в которое вкладьівается вся страсть и вся надежда немедленного осуществления. Для Канта зто не более как отвлеченная идея, вьісїная и конечная, требуемая нравственньш сознанием и, однако, не име-ющая никаного примера в действительности. Мьі чув-ствуем, что жизненное исповедание Руссо улетучива-ется в вьісотах категорического императива — пове-лительного и властного, но только в идеальном мире. Практика далека от него, и Кант повторяет свою обьіч-ную оговорку: «Идея разума, для которой, можетбьіть, нет никаного примера в опьіте»!

¹ КеспЬвІєпгє. § 46.

Глава II 205

Понятие обьединенной воли всех как правомерной власти мьі встречаем и в других местах «Учення о пра­ве», помимо приведенного вьіше; и здесь оно превра-щается уже прямо и решительно в идею разума, в ка-тегорический императив. Действительного соглаше-ния воль не требуется. Так назьіваемьш первобьітньш договор — Кант употребляет еще зтот термин — єсть не более как идея, на оснований которой определяет-ся правомерное государственное устройство. Никако-го действительного исторического акта для образова-ния единой народной воли указать нельзя.¹ Общая воля, господствующая в гражданском союзе, и не тре-бует подобного акта, потому что она обьединена необ-ходимо, в силу априорного требования разума. Зто именно и делает ее безусловно-повелительной и зако-нодательной волей. По вьіражению Канта, зто — во­ля, априорнооб-ьединенная, — «йег а ргіогі уегеіпі§1-е (по£п\№епс!і£ ги уегеіпі£епс1е) №Шеп АИег»² или, как значится в другом месте: «йег уегеіпі^іе, а ргіогі аиз сіег Уегпип£і; аЬзіаттеїкіе Уоікечпііеп».³ Очевидно, зто не что иное, как закон разума, как осуществление в общении людей категорического императива. Если и относительно Руссо єсть возможность утверждать, что его «уоіопїє £епега1е» является всеобщим и регуля­тивним принципом, с которьім должньї сообразовать-ся частньїе воли,⁴ то тем более следует применить зто понимание по отношению ко «всеобщей воле» Канта.

¹ КесЬиіеііге. § 47 и 52. ' ІЬій- § 15; ер. §20.»ІШ. §51.

⁴ По примеру Еллинека и с большой ясностью зтот взгляд на идею Руссо развивает Кистяковский. См.: Кізііакошзку.

3.156-157, Коіе.Вегііп, 1899.

206 Я. И. Новгородцев

Однако несомненно, что подобньїй взгляд на всеобщую волю бьіл развит Кантом совершенно независимо от Руссо. Зто бьіло прямое следствие его собственньїх зтических начал, и притом такое следствие, которое отличало его от Руссо. Отличие состоит в том, что у Канта гораздо яснее и решительнее подчеркивается идеальньїй и нормативний характер всеобщей воли и вместе с тем ослабляется ее непосредственное прак-тическое значение.

В чем же, одиако, состоит практическое значение зтого идеального требования? В зтике Кант наме-ренно и принципиально не ставит подобньїх вопросов; в политике он не мог их избегнуть. Здесь невольно приходилось говорить о действительньїх государст-венньїх формах и об отношении их к идеальньїм нача­лам. Ибо главнейшая задача политики состоит именно в том, чтобьі онределить отношение жизненной прак­тики к идеалу. Политический идеал не может бьіть только отвлеченной идеей; по самому своєму существу он предназначен к реализадии в действительности. В том или другом виде Кант должен бьіл поставить и разрешить зту проблему.

Но на первьіх же порах здесь встречается затруд-нение. Как найти в действительности что-либо равное нравственной идее, столь вьісокой и чистой, вьітекаю-щей из априорньїх требований разума? Приходится сказать, что в опьіте возможно только приближение к ней. Зто бессилие опьіта воплотить чистьіе требова­ния разума, казалось бьі, должно бьіло визвать про-тив него протести со стороньї теоретика категориче-ского императива. Но мьісль Канта делает здесь новий поворот и от морального ригоризма переходит к прак-тическому примиренню с действительностью. Како-бо бьі ни било усїройство власти, оиа об'ьявляется свя-

Глава II_________________________________ 207

щенной и неприкосновенной. Такова абсолютная за-поведь практического разума для каждого народа; и если би денная организация сама по себе бьіла недо-статочна, то никакая подчиненная власть не может сопротивляться верховной власти.¹ Очевидно, от мо­рального принципе всеобщей воли мьі переходим к юри-дическому началу государственного суверенитета. Кант несколько раз возвращается к атому ряду мьіс-лей, сущность которого он вьіразил следующим обра­зом: «Безусловное подчинение народной воли (кото-рая сама по себе является разт>единенной и, следова-тельно, беззаконной) воле суверенной, обьединяющей всех посредством єдиного закона, єсть акт, которьш может бьіть совершен только через овладение вьісшей властью. Зтот акт впервьіе обосновьівает юридический порядок. Допускать возможность сопротивления зто-му полностью — значит противоречить самому себе, ибо в таком случае оказьівалось бьі, что та первая власть не єсть вьісшая и определяющая собою право»,² Зто — известньш принцип неограниченности вер­ховной власти, как он обьічно формулируется юрис­тами. Но за юридическим его смислом мьі чувствуем у Канта еще и другое его значение, как политичєско-го правила, санкционирующего священнне права вла­сти. Злементьі учення Гоббса вновь вторгаются в ату политическую систему. Требование народовластия сменяется девизом английского абсолютиста, которьій о верховной власти как таковой писал: поп езі; роіевіае зирег їеггат, диае сотрагеШг еі. В других вираженнях Кант повторяет тот же принцип. «Каково бьі ни било происхождение верховной власти, предшествовал ли

^! КесМзіеІіге. І ТЬеі! Апкап£. 8. 144. ЧЬісі. 8. І45.

208 __________________________ Я. И. Новгородцев

ей договор о подчинении, или же власть явилась сна-чала и затем уже установился закон — для народа, которьій находится под владьічеством гражданского закона, все зто бесцельньїе и угрожающие государству опасностью рассуждения. Закон, которьш столь свя-щенен, что бьіло бьі преступлением хотя бм на мгно-вение подвергать его сомнению, представляется как бьі исходящим не от людей, а от вьісшего законодате-ля. Таково именно значение положення: "Всякая власть происходит от Бога". Оно вьіражает не исто-рическую основу государственного устройства, а идею или практический принцип разума, котормй гласит: "Существующей законодательной власти следует по-виноваться, каково бьі ни бьіло ее происхождение'Ч.¹ Очевидно, зто уже нечто большее, чем принцип су-веренитета, ибо и простьіе рассуждения по поводу власти отвергаются как бесцельньїе и опасньїе ум-ствования.

Известньї практические условия времени, которьіе заставляли Канта подчеркивать авторитет власти: он заканчивал своє «Учение о праве» около 1797 года, пережив зпоху Конвента и террора. Анализ зтих ис-торических влияний не входит в нашу задачу. Но для нас важно отметить логическую связь зтих идей о вер-ховной власти с тем представлением о возникновении гражданского бьіта, о котором мьі говорили вьіше. Гражданское состояние, водворяющееся под агидой власти, єсть конец дикости и беззаконня; с зтих пор начинается культура, а с нею и все, что красит чело-веческую жизнь. Необходимо, следовательно, ценить власть и закон и сохранять незьіблемьіми их основи. Зтот результат не вполне сходился с тем другим тре-

. ІІТІієіі. АіІ£. Аптегкипе А. 8. 157-158.

Глава II 209

бованием, которое шло из глубиньї нравственного сознания. Там требовалась свобода, автономия во­ли, царство лиц как целей; теперь нам говорят о безу-словном подчинении и священном характере власти. Но такова уж била зта доктрина, соединявшая в себе самьіе различние мотиви — зтические и практиче­ские, либеральние и консервативние. Не без основа-ния сравнивают ее с головой Януса, глядящей в раз-ниє сторони.

Мьі, однако, еще не кончили перечисления всех оттенков зтой многогранной доктрини. Последним словом в учений о верховной власти бил как будто би принцип суверенитета. Гоббс заслонял собою Руссо; припоминалась даже старая формула о божественном происхождении власти; рассуждения о ней назива­лись бесплодними умствованиями. Но зти формули, хотя би и несколько раз повторенние, не должни за-крьівать для нас истинного смисла и действительньїх пределов близости Канта к Гоббсу. Ми можем гово­рить об зтих пределах с тем больгаей уверенностью, что на зтот счет у нас єсть собственние указания Кан­та. Та самая статья (об отношении теории к практи-ке), в которой между прочим развивается идея госу­дарственного суверенитета, носит надпись: «Против Гоббса». Кант проводит здесь ясную черту своего от-личия от английского политика.