Спор с разумом рождает чудовищ

Долго смотрю на зимнее, свинцовое, снежное небо. Мелькают какие-то блестящие точки. Точек этих множество. Они внезапно появляются, не торопясь, но неотвратимо проплывают по кривой и - неизвестно, куда и как, - пропадают. А солнца нет. И ни одна из них не станет солнцем.

В темной, холодной душе все время возникают желания, утомительно мелькают. Но все равно бессильны. Ни одному не удается увлечь душу. Ни одно не осуществляется. И слишком их много, и слишком все они противоречивы.

Не разум ли это развращает жизнь? В царстве разума все распадается, рассеивается, и он один, холодный, скользит, как змей, в облаке праха. Ему недоступно живое: все он должен сначала умертвить. Он питается прахом, древо жизни делает древом познания и смерти.

Давным-давно была моя душа раем. Зеленело там древо жизни. Было там все, что должно быть в раю. Солнце заходило и восходило,- ночь сменялась днем, зиму сменяла весна, а на смену осени приходило лето. Зимою все умирало и наступала тишина. Зато весною все воскресало к новой, хотя и той же жизни, так что и была смерть, и не была, почему и была блаженною жизнь. Но без ярости и без радости в любой рай рано или поздно вползает змей-разум, равнодушно и как бы безжизненно умерщвляет и разлагает он всякое желание и высмеивает всякую цель. В его призрачном, зеркальном царстве все распадается и рассеивается колючею ледяною пылью. Уныние, тление, которому нет конца, не жизнь и не смерть, а - вечно живущая смерть. В самом деле, как может умереть живущая смерть, раз вечное умирание и есть ее жизнь? Невозможно представить себе ее конец или начало.

"Есть вечная, бессмертная жизнь", - раздвоенный язычок разума небрежно капнул ядом.

- Что же это за жизнь, если в ней нет умирания? В такой "жизни" ничего не исчезает и, стало быть, ничего и не возникает. Любви в ней нет, ибо нечего отдать, нечем пожертвовать: все стоит на месте, неотъемлемое, неизменное. Это не жизнь без смерти, а смерть без жизни: то, чего нет. Все убивает и погибает, но из смерти рождается новая жизнь. Не сияющий ли космос восстает из темного хаоса? Да и в самом хаосе, в разрушении и смерти не бьет ли ключом все та же безумно щедрая жизнь?

"Неужели тебе еще не приелись все эти светлые космосы и темные хаосы? Не в них тишина и покой. Вечная тишина и неизменность в тебе. Она- твоя бессмертная душа, пока плененная умирающим телом. Войди внутрь себя, в свою сокровенную келью", - в змеином шипении разума мне чудится ледяное тление соблазна.

- Не надо мне твоего "вечного покоя", твоей смерти, прикинувшейся бессмертием! Слышу Божественную тишину мирозданья, лишь потому, что меня оглушает его неистовый вопль. Это - вечный покой вечного движения.

"Но есть же все-таки бесплотная душа", - ленивый разум чуть отступил, свернулся кольцами, готовый вдруг признать существованье своей противницы исконной - души.

- Чем же она смотрит, если нет у нее глаз? Чем слышит, дышит? Как без тела чувствует и мыслит? Нет, не существует души, которая бы вместе с тем не была и вечно умирающим телом. В другом мире и в другой плоти не может быть этой моей души. Только из этого тела сознаю я этот мир; только в этом теле он так сознает себя и страдает. В нетленном теле нет изменения.

"Но как же ты тогда сочетаешь отрицание бесплотной души с верой в своей бессмертие?" - на мгновение вновь мне почудился раздвоенный язычок разума. - "Ты не можешь представить себе, что умрешь. Никто не может себе этого представить. Тем не менее, все умирают".

- Я вовсе не утверждаю, что не умру тою смертью, которой умирают все люди. Такую смерть я легко могу вообразить. Не могу лишь представить себе, чтобы при этом не было меня. Конечно, и я умру, как все. Но это еще неполная, неокончательная смерть. "Значит, остается душа", - капнул ядом разум.

- Нет, не душа, а замирающая и беспредельно мучительная жизнь моего тела, сначала неодолимо неподвижного, потом неудержимо разлагающегося. Разгорается огонь тления. Не могу его остановить, не могу пошевельнуться, но все чувствую. Земная жизнь была только чистилищем.

"Кончается жизнь тела на земле. Кончатся и посмертные муки. Преходит образ мира сего", - змей мой, разум, постепенно терял весь свой интерес ко мне.

- В том-то и дело, что ничто не кончается. Того, что было и есть, сам Бог не сделает небывшим, ибо Им все живет. Конечно, тело мое распадется, даже кости мои обратятся в прах. Но и останется вместе с тем мое тело, останется всякое мгновение его жизни. Сохранится мое сознательное средоточие мира, из него охвачу еще и весь мир как мою телесность. Рассеется мое нынешнее тело во всем мире, перемешается, срастворится с другими телами, будет в них жить новыми жизнями.

Будет оно без конца дробиться. Но, распятое, разъятое, рассеянное во всем мире, останется оно и моим. То, что было моим телом, не перестает быть "моим". То, что еще будет моим телом, - уже "мое". Умру, и будет все как-то сразу.- и прожитая уже жизнь, и та, которую изживаю, и та, которую еще проживу, и весь мой телесный процесс, и тление моего тела в земле, и весь мир как мое страдающее тело. Не то что не будет времени: время останется, но вместе с тем все будет здесь и сразу. И как настоящее, и как прошлое, и как будущее. В смерти все умершее оживает, но как бы только для того, чтобы не исчезло мое сознание, чтобы всецело и подлинно переживала я вечное умирание в бесконечном умирании мира.