Дядя Коля

Важнейшим событием православной жизни является Прощеное (или Прощальное) воскресенье накануне Великого поста. Прощеное воскресенье не просто ежегодный трогательный день, когда миллионы людей, в том числе и неверующие, просят прощения друг у друга и слышат в ответ: " Бог простит ". Это, по существу, и есть начало Великого поста, который должен начинаться не с отказа от куска мяса, но именно с прощения и " неосужденного " отношения к ближним.

Не хочется думать, насколько это возможно в нынешнее время в России. Хочется думать, что в ближайшие пять недель с хвостиком это будет хотя бы чуточку более возможно. И в России на каждую отдельную душу нашего населения резко снизится не только потребление мяса и молока, но количество ежедневно производимого зла: обид и зависти.

В нижегородском издательстве братства во имя святого князя Александра Невского при содействии Русского общественного фонда Александра Солженицына вышла книга Павла Проценко " Биография епископа Варнавы (Беляева). В небесный Иерусалим. История одного побега ". Книга, о которой стоит рассказать хотя бы ввиду всего вышесказанного.

Епископ Варнава (в миру Николай Никанорович Беляев, 1887-1963) несомненно является одной из самых загадочных личностей ХХ века. Биография его это своего рода гениальный " роман ", написанный человеком не пером на бумаге (пером был написан грандиозный богословский труд " Основы искусства святости ", также теперь изданный в Нижнем Новгороде), но как бы самим собою на страницах русской жизни. И недаром в предисловии к книге Павел Проценко говорит: " Впервые услышав о " дяде Коле " (под этим именем скрывался от официального мира епископ Варнава), я испытал чувство человека, сделавшего научное открытие. Картина окружающего мира дополнилась важными штрихами. Не то чтобы он стал приципиально другим, но в нем проступили черты, до тех пор скрытые, хотя подспудно и исподволь угадываемые. Черты, помогавшие найти - и поразительно точно - ответы на мучительные вопросы о судьбах Церкви и ее верных детей в этом кровавом и предательском веке ".

Сын слесаря из Подмосковья и дочери сельского дьякона, Николай Беляев с детства любил разные механизмы и мечтал стать инженером-путейщиком. Но внезапно передумал и поступил в Московскую духовную академию. Закончив академию, сделал блестящую церковную карьеру: в тридцать с небольшим лет стал епископом в нижегородской епархии, был обласкан Патриархом и окружен духовными детьми, среди которых не только будущие церковные подвижники иеромонахи Руфим и Киприан, но и художник Рафаил Карелин, и известный поэт и критик Борис Садовской, обязанный отцу Варнаве своим духовным возрождением. Его выделяли зосимские старцы Алексей и Митрофан, к нему с подчеркнутой нежностью относилась знаменитая дивеевская блаженная Мария Ивановна.

Такой карьере, разумеется, завидовали... Например, нижегородский архиепископ Евдоким, назначенный на место расстрелянного большевиками архимандрита Лаврентия. Между Евдокимом и Варнавой начались противоречия, прежде всего связанные с невозможностью примирить свою совесть с образом жизни и " обновленческой " стратегией Евдокима.

И вот, по благословению зосимских старцев, Варнава принял подвиг юродства. Отправился в " небесный Иерусалим ". Блестяще образованный священник-интеллектуал (знал древнееврейский, древнегреческий, несколько европейских языков) на глазах своей паствы и под радостное улюлюканье красных газетчиков стал обычным сумасшедшим. Остриг волосы и бороду (Варнава в молодости был еще и внешне очень красив), выше колен обрезал рясу, стал ругать архимандрита " собакой ", бегать по городу и проч.

Его поместили в психушку к буйным, потом отпустили, потом арестовали, пытались подвести под расстрельную статью и, наконец, сослали в лагерь на Север... погибать. В том, что бывший епископ был обречен на смерть, можно было не сомневаться. Он с его опытом безупречной аскетической жизни и в нормальных-то условиях с трудом поднимался по ступенькам, чего говорить о лагерных работах на пятидесятиградусном морозе! Он выжил чудом, которое заключалось в том, что и в лагере оказались его духовные дети, а их уважали даже блатные.

После лагеря Варнава жил в Киеве, много путешествовал с котомочкой за плечами, где лежали все необходимые инструменты и хозяйственная мелочь, позволявшие ему быть независимым от мира в любой момент и в любом месте... Его называли " дядей Колей ", многие считали его просто дурачком, но в котомке его лежали листки, испещренные каллиграфическим полууставом, в которых встречались такие названия: " Что есть истина... ", " Вавилонская башня ", " Утешитель (Параклитос) ", " Тернистым путем к небу... "

Николай Никанорович Беляев незаметно скончался в в Киеве, там и был похоронен. Двадцать с лишним лет его наследники (прежде всего надо отметить подвижничество его духовной дочери В. В. Лозанской) хранили рукописи бывшего епископа, юродивого, " дяди Коли ". В начале 90-х стараниями Павла Проценко их стали понемногу издавать. Искусство жизни отца Варнавы стало доступно русским читателям.

Не всякий сможет осилить трехтомный труд отца Варнавы " Основы искусства святости ", первый системный опыт изложения православной аскетики, сравнимый по своему значению с работами, скажем, о. Павла Флоренского. Но " вчитаться " в биографию Варнавы может каждый. Чем она поражает? Тем, что, оказывается, и в ХХ веке, в эпоху изощреннейших научных и технических достижений, сложнейших политических вопросов и запутаннейших социальных, национальных и прочих отношений, наиболее сложным искусством остается искусство просто жизни. Варнава прожил " единственную " жизнь. И - с какой стороны на нее не посмотришь, эта жизнь совершенное произведение искусства, с которым не стыдно даже и Богу на глаза показаться.

И еще что приятно... Не все в России " дяди Вани ", замордованные интеллигенты, способные на истерический бунт. Есть в ней (были?) и " дяди Коли ", которых мы не замечали (не замечаем?), но которые и служат оправданием России в любые времена.