Глава 7. Маша и медведь

32.

После опасной и, в сущности, провальной экспедиции за МКАД, когда потерь удалось избежать практически случайно, Комитет категорически запретил проводить дальние рейды – тяжесть ситуации была ясна, а рисковать лучшими людьми, необходимыми для поддержания жизнедеятельности метро, руководители Комитета сочли неоправданным.

Полковник Мельников привык выполнять приказы, даже если они были ему не по душе, и он выполнил и этот приказ – но что-то в нем сломалось. Мельник устранился от текущих дел отряда, целыми днями мог сидеть в своей палатке, и если кто-нибудь не приносил ему котелок с едой, мог не есть целыми днями. На расспросы Хантера Мельников отвечал односложно, а чаще отмалчивался… курил, смотрел в никуда… Частенько бойцы, заходившие к своему командиру, замечали, что около него стоит початая бутыль самогона…

Командир отряда сталкеров опускался, и никто не мог ему помочь. Его точил скрытый червь – вновь вспыхнувшая боль утраты жены и дочери, неудача поисков выживших или путей эвакуации, ощущение своей беспомощности как командира – ведь он рисковал жизнями своих ребят и не его заслуга в том, что все живы… а теперь еще этот запрет – запрет того, что стало смыслом его жизни – поиск выхода из подземелья, из этой вечной безнадеги. Полковник катился по наклонной плоскости, он и сам понимал это, но никто не мог ему помочь – потому что он, в первую очередь, не хотел себе помогать… Жизнь для него стала тоннелем без света в конце…

Тем временем жизнь шла своим чередом – в свой срок Маша родила замечательного бутузенка, которого она и Леха-«Бурят» назвали Денисом, а Мельникова пригласили быть крестным отцом малыша. По такому случаю полковник даже привел себя в порядок, побрился и даже вымученно улыбался, пока местный батюшка (чудом уцелевший монах из Свято-Данилова монастыря) совершал обряд крещения. После церемонии, правда, Мельник опять быстро вернулся в свою палатку, и волна депрессии накатила с новой силой.

- Володь, вот ты скажи – что нам делать с командиром? – Хантер в сотый раз завел разговор со «Стиксом».
- Давай попробуем еще раз потолковать…
- Да что говорить – уже сколько раз пытались. Ему бы дело найти…

Дело нашлось – и раньше, чем мужики могли себе представить. В тот день Маша взяла мельниковский «Фольксваген», чтобы сгонять на «Кузнецкий мост», где принимали хорошие врачи – у нее кое-что разладилось по женской части после родов, и ей нужна была консультация знающего специалиста. Дениску она взяла с собой – куда ж еще девать грудничка, слава Богу, у Маши было свое молоко, что было редкостью не то что в метро, но и в последние годы жизни до удара…

- Я туда и обратно, доктор обещал принять без очереди – как жену сталкера…

- Эй, погоди! – крикнул «Бурят», - Меня подожди, я только Хантера предупрежу!
- Да ладно, тут всего-то чуть-чуть ехать – Маша махнула рукой и осторожно тронула машину.

Прошло два часа, три – но Маши не было. «Бурят» решил позвонить доктору – узнать, может, у Маши что-нибудь серьезное, потребовалась госпитализация?
- Да нет, не приходила ко твоя мне Мария Бурова. – ответил врач, - Помню, договаривались… но - нет…

«Бурят» встревожился уже не на шутку. По привычке пошел было посоветоваться с командиром, но, не дойдя пары шагов до его палатки, махнул рукой и повернул к дежурке, решив поговорить с Хантером, фактически возглавлявшим в последние месяцы отряд.

Хантер сразу же предложил взять мотовоз и ребят, свободных от дежурства, а сам, пока мотовоз готовили к выезду, стал прозванивать станции, через которые должна была проехать Маша – не видели и не слышали ли там чего.

На «Серпуховской» подтвердили, что Маша проехала через станцию, на «Полянке» ее тоже не видели (впрочем, туда она и не должна была заезжать, Хантер позвонил туда потому, что на «Третьяковской», через которую должна была проехать, было занято). Дозвонившись, наконец, на «Третьяковку», Хантер узнал, что Маша не появлялась и там.

Видимо, что-то случилось с ней в пересечениях соединительных веток…

Отправив мотовоз с натянутым как струна «Бурятом» и другими бойцами, Хантер сел на скамейку, закурил и стал ждать…

33.

Повязка на глазах ослабла, потом упала. Маша открыла глаза. Даже неяркий свет керосиновой лампы заставлял щуриться. Перед ней в полумраке угадывался чей-то силуэт.

- Где мой ребенок?

- Сейчас принесут, - услышала она уверенный и вежливый мужской голос.

Через полминуты Дениска оказался у нее на руках. Мальчик не плакал, а смотрел своими глазенками глубокого синего цвета на Машу и как будто улыбался.

- Я должна покормить сына.

- Пожалуйста. Вот стул, присядьте. Я пока выйду.

Мужчина приоткрыл полог палатки и бесшумно исчез.

Кормя Дениску, Маша огляделась по сторонам. Она находилась внутри брезентовой палатки, освещавшейся керосиновым фонарем. Кроме стула, на который она присела, в ней был еще один стул позади простого деревянного стола, несколько зеленых ящиков у стен и большой самовар на табуретке. Над столом висела фотография какого-то человека в военной форме.

Маша попыталась понять, где она может находиться – помнила, как, выехав с «Серпуховской», свернула направо в ССВ, потом, перед выездом в тоннель оранжевой ветки, ее машину остановил парный патруль военных. Обычное дело, два бойца в армейском камуфляже, с АКСУ на плече, подсумками, в легких бронежилетах. У одного на плечах поблескивали сержантские лычки. Луч фонаря уперся Маше в лицо.

- Ваши документы, пожалуйста.

Маша протянула паспорт.

- Куда следуете? Цель поездки? Откуда выехали?

Расспросы несколько удивили Машу, мельниковский «Пассат» знали все и обычно пропускали без проблем, но мало ли что там у служивых случилось. Служба есть служба – и Маша отвечала на все вопросы.

- Понятненько. Будьте добры, багажник откройте.

Машу стало раздражать дотошное внимание военных, до назначенного приема у доктора оставалось не слишком много времени, но, чтобы не оказаться задержанной «до выяснения», она решила выполнять все требования. Вылезла из кабины, открыла импровизированный багажник, сделанный умельцами на «Серпуховке» вместо срезанной крыши «универсала»… Сержант подошел сзади, подхватил ее за ноги и мягко толкнул. Потеряв равновесие, Маша кувырнулась прямо в багажник, сержант прыгнул сверху, своим весом зафиксировав ей ноги, и схватил ее за руки, а второй боец сноровисто завязал Маше глаза. Судя по звуку, в машину влез еще кто-то, потом мотор завелся, и машина куда-то помчалась. Хватка на руках не ослабевала, почему-то руки не связывали. Какое-то время не было ничего слышно, кроме звука мотора и сопения сержанта, которому, несмотря на его силу, было не просто удерживать Машу, потом послышались голоса, видимо, проскочили станцию… Потом немного потрясло… Судя по звуку, проехали не меньше пяти обитаемых станций (на некоторых даже играла музыка), потом довольно долго ехали в тишине – и, наконец, машина остановилась. Гудок – спартаковская кричалка, узнала Маша, скрежет – наверное, гермодвери, машина тронулась, а сзади вновь раздался тот же скрежет. Некоторое время машина ехала в полной тишине, потом остановилась окончательно. Были слышны негромкие голоса, где-то вдалеке плакал ребенок. Послышались шаги еще нескольких пар ног, сильные руки вытащили Машу из машины, подняли и поставили на платформу.

Несколько десятков шагов, шорох полога палатки – и повязка сползла с глаз…

34.

С «Октябрьской» позвонил «Бурят», сказал, что посты видели «Пассат» Мельникова проезжавшим в сторону «Шаболовки», но останавливать не стали – видя серьезно вооруженных солдат в машине и зная, что у полковник частенько проводит спецоперации без согласования с местным руководством. Женщину и ребенка в машине не видели, но, честно говоря, никто особо и не присматривался.

Примерно на трехсотом метре за «Октябрьской» пути были разобраны, чтобы хотя бы частично обезопасить себя от рейдов всякого отребья с юга. Для «Пассата» это не было серьезной помехой, а вот мотовоз дальше идти не мог. «Бурят» запросил поддержки – а оказать ее, по большому счету, мог только сам Мельников, имевший солидные связи в различных местах. Хантер поразмыслил немного и решил идти трясти командира, надеясь, что сможет привести его в чувство.

Мельников, как обычно, сидел в своей палатке, тупо глядя в пространство.

- Слава Богу, не успел еще самогона засадить, - подумал Хантер, глядя на осургученную горловину бутыли «Кропоткинского первача».

- Командир, беда! – без лишних предисловий начал разговор Хантер. – Машу похитили.

Глаза полковника блеснули, но он пока что молчал. Хантер почувствовал, как изменилась аура вокруг командира – он начал становиться самим собой, было видно, что начинают со скрипом вращаться колесики мыслей и инстинктов, которые и делали Мельникова превосходной боевой машиной. «Делали еще несколько месяцев назад» - поправился Хантер, - «Мастерство не пропьешь, конечно, но затупить его можно».

Хантер доложил все известное ему и высказал предположение, что Машу захватили «калужские» - та самая банда, которая похищала девчонок и делала их своими наложницами.

- Если так, то дело плохо, - наконец откликнулся Мельников, - Но, вообще-то, думаю, что это не они. «Калужские», знаешь ли, девочек помладше предпочитают… И «серьезно вооруженные» - тоже не про них… Форму, опять же, не используют – это им «западло», не по их понятиям… Не, тут кто-то другой.

- Так может, ребят соберем – да и двинем туда?

- «Туда» - куда? Что мы знаем? Ты горячку-то не пори… не в Багдаде, поди…

- Командир, там же Маша, малыш…

- Эд, если их забрали – то пока что их жизни прямой и немедленной угрозы нет. А Машутка мне самому как сестра, так что не надо… Иди пока, а я подумаю тут…

Полчаса спустя Мельников вышел из палатки. Командира было не узнать – или, точнее, узнавался старый Мельник, каким он был раньше. До синевы выбритое лицо, начищенные ботинки, отглаженный камуфляж, ладно пригнанный бронежилет, вычищенный автомат…

- Хантер, построй ребят, кто есть – с дежурства смени наших, поставь курсантов пока.

Бойцы быстро выстроились на платформе.

- Слушай приказ. Через пятнадцать минут выдвигаетесь на «Октябрьскую». Снаряжение – комплект номер три. Оружие проверить, взять снаряжение для группы «Бурята». Старший – Хантер. «Стикс», останешься пока здесь со мной, отвечаешь за спецсвязь. Вопросы? Вопросов нет, отлично. Осталось четырнадцать минут тридцать секунд.

В назначенное время отряд бодрой рысцой ушел в тоннель, а чуть позже Мельников незаметно выскользнул из своей подсобки в параллельный тоннель и растаял в темноте.

35.

Маша закончила кормить Дениску, малыш уснул, сладко чмокая во сне. Полог приподнялся и опять зашел давешний вежливый незнакомец. Теперь Маша смогла рассмотреть его. Наголо бритый череп, большой лоб, густые прямые брови, стальные глаза, узкие губы, тяжелый подбородок со шрамом. На могучей шее на простой нитке – крест, и рядом с ним – на цепочке – офицерский жетон с личным номером. Накачанный торс прикрывает черная майка, поверх которой надеты две кожаных подплечных кобуры с пистолетами, камуфляжные штаны с армейским ремнем, к которому приторочен внушительных размеров охотничий нож, тяжеленные ботинки-гриндерсы с белыми шнурками. Угрожающая внешность – но умное и внимательное выражение глаз несколько сглаживает тягостное впечатление.

- Во-первых, прошу извинить за доставленное беспокойство… - начал бритоголовый. – К сожалению, у меня не было другого способа заручиться поддержкой сталкеров. Если ваши друзья будут достаточно сговорчивыми – а насколько я могу понять, они будут сговорчивыми, у вас не будет никаких проблем, кроме кратковременной разлуки с мужем. Если нет… впрочем, давайте исходить из первого предположения… я по натуре – оптимист, знаете ли, Мария Александровна. У вас хорошее имя, и вы сами, к счастью… - бритый запнулся.

- Что – я? – спросила Маша

- Скажем так, красивая русская женщина. У моих подчиненных, знаете ли, порой бывают неадекватные реакции… на инородцев, назовем их так. Да, позвольте представиться – меня зовут Петр Иванович. Я тут за старшего, поскольку наш уважаемый Глава – он кивнул на фотографию на стене, - оставил нас…

- Чего вы добиваетесь, зачем мы вам нужны?

- Вам необязательно это знать, поверьте, мне искренне жаль, что я вынужден втянуть вас в наши мужские дела. Единственное, о чем я вас попрошу – не выходите и не выглядывайте из этой палатки. Если вам что-то будет нужно – вам достаточно просто позвать дежурного, он в любой момент к вашим услугам – в разумных пределах, разумеется, наши возможности все же ограничены. Вы хорошо меня поняли?

- Поняла, - вздохнула Маша.

- Вот и славно. Надеюсь, мы не создадим друг другу хлопот и скоро расстанемся добрыми друзьями. Сейчас дежурный принесет вам ужин, вам надо хорошо питаться.

36.

Мельников двигался вперед осторожно, хоронясь при малейших шумах впереди. Зная все ходы и лазы, он даже «Серпуховку» смог пройти незаметно. Сейчас полковник шел на «Таганскую», чтобы переговорить со своим очень старым другом – точнее говоря, другом еще его отца, которого однажды случайно встретил здесь, в метро и с которым иногда советовался по серьезным поводам.

Виталий Арсентьевич Владимирцев был из тех старых московских интеллигентов, которые пережили все невзгоды советского времени – при Ежове, когда ему было двенадцать, он был отправлен в специальный детский дом после расстрела отца и матери, откуда он сбежал, когда началась война, потом, приписав себе два года, сражался в дивизии народного ополчения за Москву, а когда выяснилось его прошлое – попал в штрафную роту, выжил и там, войну закончил на Днепре, на памятном «острове смерти» посреди реки, где их батальон потерял двести пятьдесят человек только убитыми, отвлекая внимание фрицев от направления главного удара. На этом островке Виталий Арсентьевич был тяжело ранен и потом три года валялся по госпиталям, где и встретил свою будущую жену – москвичку с Арбата, милую девушку Соню Айзенберг, которая работала медсестрой в эвакогоспитале. Потом они вернулись в Москву, там в пятьдесят втором взяли Сониного отца – и Виталию и Соне, вместе с сыном Никитой, пришлось от греха уехать в Сибирь – на одну из великих строек, хорошо хоть, что не под конвоем, а добровольно. Виталий Арсентьевич, к тому времени усевший закончить строительный институт, быстро продвигался по службе, стал начальником участка, директором треста, а потом, бросив все, ушел на проектную работу в Метрострой.

Сын умер, не дожив до тридцати, от воспаления легких, и они с Соней так и остались вдвоем… Серенька, сын его младшего друга Алексея Мельникова, стал им как родной. Сережкин отец – офицер, работавший представителем военной приемки, по двести дней в году не вылезал из командировок, мать – женщина легкомысленная и охочая до красивой жизни, бросила мужа и сына и уехала с красавцем-грузином куда-то на Кавказ, так что Серенька часто оставался на попечении тети Сони и дяди Витали.

Заслуженный строитель, академик, лауреат многих премий – и неприкаянный пенсионер, когда разразились реформы. Соня тихо перешла в лучший мир, а он – он зажился на этом свете. Виталий Арсентьевич и выжил-то, в общем, случайно – он любил иногда бесцельно кататься вечерами в метро, любуясь красотой колонн, пилонов, игрой света на мраморе, граните и мозаиках. Так было и в вечер удара…

«Таганка-кольцевая» была одной из любимых его станций, на ней он и осел теперь, став чем-то вроде местного божества – послушать рассказы деда Витали приходили не только детишки, но и взрослые. Кроме того, с Виталием Арсентьевичем частенько приходили посоветоваться и по техническим вопросам – несмотря на то, что ему было хорошо за восемьдесят, он сохранил в памяти бездну информации о Московском метрополитене, которой щедро делился с молодыми специалистами.

Вот к этому-то Виталию Арсентьевичу и отправился сейчас Мельников за советом.

- Здравствуй, здравствуй, Сереженька! – обрадовался Мельникову Виталий Арсентьевич. – С чем пожаловал? Погоди, что ж это я… Ты с дороги, я сейчас чайку скипячу. Смотри, что мне тут принесли – настоящий электрический чайник! Теперь не надо с керосинкой возиться…

Пока старик возился с чайником, зажужжал зуммер спецтелефона Мельникова

- Да, Мельников слушает.

- Это «Стикс». У меня сейчас на линии человек, спрашивает тебя. Говорит, насчет Маши. Я сказал, что сейчас тебя позову – соединить?

- Конечно. И проследи, откуда звонок.

Щелчок в трубке.

- Полковник Мельников, слушаю вас внимательно.

- Здравствуйте. Мне поручено вам передать следующее. Бурова Мария Александровна и ее сын Денис находятся в надежном охраняемом месте. – Мельников почувствовал, что текст читают по бумажке. Значит, говорит посредник, - Их жизни и здоровью ничего не угрожает, если вы выполните наши условия и не будете предпринимать агрессивных действий. Об условиях вам будет сообщено дополнительно. Это все.

- Подождите, я хотел бы убедиться, что с ними все в порядке.

- Я не уполномочен решать этот вопрос.

- Тогда передайте тому, кто уполномочен!

- Хорошо, я передам. – раздалось в трубке после короткой паузы, после чего послышался сигнал отбоя.

- Командир, это «Стикс». Я проследил звонок – звонили из дежурки на «Полянке». Там никого не должно быть, сам знаешь…

- Отслеживай, куда будут звонки с этого номера – если посредник не догадается сменить место, у нас есть шанс.

Через некоторое снова время зажужжал спецтелефон.

- Командир, две хороших новости – перезвонил посредник, просил тебе передать, что твое пожелание удовлетворено – завтра в 11 утра тебе и «Буряту» готовы показать Машу и Дениску, и заодно обсудить условия их освобождения. Свободный проход к югу от «Октябрьской» по паролю «Я к Бритому». Идти вперед, пока не получишь отзыв «Бритый ждет только двоих». Вторая хорошая новость – посредник звонил на «Беляево», так что, видимо, Маша действительно где-то там.

- Спасибо, отзвони «Буряту» и выдвигайся к нему, я тоже подойду к вам чуть позже. Давай.

- Удачи, командир.

37.

Прихлебывая горячий чай в комнате Виталия Арсентьевича, Мельников рассказал ему суть дела. Потом он дал волю эмоциям.

- Я вышибу этим стебаным тварям мозги. Они кровью умоются, мрази ятские… Мы им такую зачистку устроим нах…

- Сережа, не горячись…

- Они Машку с малышом взяли…

- Вот именно. Ты не должен рисковать их жизнями. Не имеешь права.

- Мы чисто сработаем…

- Без разведки, без подготовки? Сережа, даже на фронте, когда было ясно, где кто – и то это не проходило. Ты вообще не в той плоскости сейчас думаешь, Сережа.

- Да… не в той. Их бы через «лабиринт» достать…

- Сережа, ты опять ищешь решение в силовой плоскости… Это неудивительно, но неправильно.

- В каком смысле?

- Послушай меня…Помнишь, когда несколько лет назад судили спецназовского офицера за убийства в Чечне?

- Ульмана? Конечно, помню, у нас в отряде пацаненок есть, его полный тезка. Живое напоминание…

- Ну так вот, судили его по законам мирного времени – дескать, мирных людей убил… Сейчас, после удара, это трудно воспринимать всерьез, но тогда это было серьезное преступление. Но суд не понимал главного…

- И чего именно?

- Вот ты мне скажи, для чего армия нужна была?

- Родину защищать.

- И разве она это смогла? Но отчасти ты прав. Но есть и более важное...

- Не знаю… Воевать?

- Почти угадал. Если сказать точнее, армия как общественный институт создана для того, чтобы убивать людей в массовом порядке на профессиональной основе. Война есть узаконенное убийство, согласен?

- …

- Да, это «продолжение политики», «защита Родины» и прочая словесная шелуха. Но суть – в том, чтобы не только разрешить убивать, не только научить это делать, но и заставить это делать без раздумий и сожалений. Вы называете это «дисциплиной», «подчинением приказам», «выполнением задач», но и это все – шелуха. Важно то, что армия готовит из людей убийц. Это не хорошо и не плохо – управляемые убийцы нужны обществу – но это факт. Дальше – больше. Когда стало понятно, что армия не может убивать с нужным КПД, придумали спецназ. Навыки убийства у этих людей доведены до автоматизма, это почти абсолютные убийцы…

- К чему вы это говорите?

- Ты слушай, слушай, Сережа. Даже если тебе это и кажется обидным. Просто я настолько стар, что могу себе позволить называть вещи своими именами. Так вот, помимо армии, общество учредило еще и полицию – для того, чтобы решать задачи, не требующие убийства – поддержание порядка на улицах, пресечение противоправных действий и так далее. Но однажды у кого-то в головах что-то перепуталось – и армию и спецназ призвали выполнять полицейские задачи. Возвращаясь к Ульману – бойцов вроде него изначально преступно пытаться использовать для «несмертельных» задач… Так вот, милый мой Сережа, попытайся понять, что стоящая сейчас перед тобой проблема не требует обязательного убийства, что это – обычное преступление… Я понимаю, что мозги у тебя уже своротились набок, что ты мыслишь уже как солдат и убийца – но я помню тебя еще мальчиком, ты не всегда был таким, как сейчас… Постарайся вспомнить себя, и не обрывай жизнь людей понапрасну – ведь когда-то все они были такими же малышами, как Дениска, с ними нянчились их мамы, как сейчас это делает Маша, их тоже кто-то, возможно, любит… постарайся выслушать и понять человека, пусть даже сейчас ты считаешь его врагом… увидь во враге такого же человека, как ты сам, и по возможности – прости его…

38.

Шагая по тоннелю от «Октябрьской» на юг, Мельников все думал о словах Виталия Арсентьевича. Удивительно, что человек, который пережил то, что пережил «дядя Виталя», не ожесточился, не окаменел.

- Что ж, - подумал Мельников, - попробуем обойтись без ненужных убийств…

На подступах к «Шаболовской» из боковых ниш выдвинулись фигуры с помповыми ружьями.

- Чего надо?

- Я к Бритому. Люди со мной.

Фигуры растворились во тьме, как будто их и не было.

На «Шаболовке» все было почти так же, как и тогда, когда они проходили ее в прошлый раз, разве что стало помноголюднее. Уголовного вида личности с татуировками, дым дешевого табака, запах застоявшегося перегара, выщербленный пулями мрамор стен… На отряд Мельникова покосились, но враждебности не проявили.

Повторив пароль на выходе со станции, бойцы двинулись по следующему перегону. Этот перегон теперь имел освещение от редких ламп накаливания, развешанных на толстом черном проводе, пыльные тюбинги местами были испачканы рвотой, кое-где – кровью… На «Ленинском проспекте», где много месяцев назад они вырвали из лап пьяных бандитов Эдика Ульмана (тогда там было совсем пусто) народу было не меньше, чем на «Шаболовке». Пестрые шатры, музыка, множество голопузых детей, смуглые лица – «Эй, дарагой мой залатой-серебряный, давай погадаю!» - не оставляли сомнений, что тут расположился настоящий цыганский табор. Пароль никто не спрашивал, жизнь текла своим чередом.

«Академическая» и «Профсоюзная» были заняты каким-то серьезными бандитами – коротко стриженные мордовороты в тоннелях, бетонные блоки по краю платформ, за которыми прохожим не было ничего видно, кроме настороженных взглядов «быков» через бойницы.

На подступах к «Новым Черемушкам» под лампочкой, висящей метрах в пятидесяти от поста, было написано «Новые Черепушки. Развлечения на любой вкус». Ниже на стенах висели «Правила для посещающих свободную зону развлечений Новые Черепушки», наиболее запоминающимся из которых был последний пункт, обещающий немедленную и жестокую расправу за неуплату игорных долгов и неоплату услуг. В подтверждение этому в нише была выставлена на обозрение немалая коллекция человеческих черепов.

Пароль возымел обычное действие, и отряд беспрепятственно прошел на станцию. Действительно, «свободная зона развлечений» оправдывала свое название. Веселье здесь шло вовсю, на любой вкус, в том числе и довольно извращенный – от совсем уж невинных игровых автоматов и алкогольных напитков, до тяжелых наркотиков и услуг проституток обоего пола, причем многие клиенты пользовались этими услугами прямо тут же, в общем зале. В дальнем конце был оборудован ринг, на котором шел смертельный поединок под распаленные возгласы зрителей, а рядом на двух подиумах исполнялся стриптиз. Изредка постреливали, большей частью в воздух, и от каждого выстрела на головы сыпались куски штукатурки…

Отряд покинул малоприятное место и вошел в темноту следующего тоннеля. Тоннель к «Калужской» не освещался, так что пришлось включить свои фонарики. Пользоваться ПНВ не стоило – так как те, к кому они шли, могли расценить это как проявление враждебности.

Упершись в стальные ворота гермозатвора, Мельников решительно постучал по ним прикладом.

- Кто?

- Я к Бритому.

Гермозатвор заскрежетал и слегка приоткрылся. По глазам ударил мощный прожектор.

- Бритый ждет только двоих.

Мельников и Леха-«Бурят» шагнули вперед. Гермозатвор со скрежетом закрылся.

39.

К вошедшим подошел белобрысый парень в сером камуфляже с АКСУ на плече.

- Сдайте, пожалуйста, оружие.

Мельников и «Бурят» подчинились.

- Извините, я должен проверить. Такой порядок.

Проверив портативным металлоискателем гостей, он вежливо предложил следовать за ним по неплохо освещенному тоннелю. Впрочем, далеко идти не пришлось. У развилки тоннеля, где пути уходили в сторону («Ну да, там же депо» - вспомнил Мельников), их ждала ручная дрезина.

- Прошу! – приветственным жестом указал на нее провожатый. – Только глаза придется вам завязать, не возражаете? И попрошу не снимать повязочки без разрешения, иначе… - в голосе послышался металл.

Дрезина ходко побежала по тоннелю, затхлый влажный воздух обдувал лица. Остановка.

- Осторожно, здесь ступеньки. Не разбейте голову… Опа. Присаживайтесь, пожалуйста. Можно снять повязки.

Серо-синие стены, покрашенные масляной краской. Обшарпанный стол. Наголо бритый здоровяк с шрамом на подбородке на стуле напротив.

- Здравствуйте, Сергей Алексеевич. Как видите, я неплохо вас знаю. Я – Петр Иванович Бритвин, временно исполняющий обязанности Главы. Я хотел бы, чтобы мы с вами сразу обо всем договорились по-хорошему, тогда никто не пострадает и мы расстанемся… если не друзьями, то, хотя бы, не врагами. Кстати, вы завтракали?

- Я хотел бы, прежде чем о чем-то с вами говорить, убедиться, что с женщиной и ребенком все в порядке.

- Справедливо. Федор Константинович, - Бритвин обратился к белобрысому, - Проводите сюда нашу гостью, пожалуйста. И попросите принести чаю с блинами. Извините, сейчас все будет. Но я хотел бы пока вернуться к разговору, чтобы сберечь ваше и свое время…

- Это будет кстати. – Мельников снял с руки и положил на стол свои «командирские» часы.

- Так вот, я бы хотел обменять женщину и ребенка на партию оружия и боеприпасов. Желательно получить АК-74 с подствольными гранатометами, приборы ночного видения, бронежилеты, каски и костюмы химзащиты. Все – в количестве двадцати штук каждого наименования. Плюс по двадцать магазинов к каждому автомату и пятнадцать гранат к подствольникам, плюс ручные гранаты, в том числе дымовые. Да, желательно также пяток «Печенегов» или ПКМ, и по десять коробок патронов к каждому. По-моему, пожелания вполне умеренные, согласны?

- Хмм… У нас еще «Шмели» есть… - протянул Мельников. – Страшная, надо сказать, штука. В условиях метро – практически оружие массового уничтожения.

- Нет, в «Шмелях» мы не заинтересованы. Нам некого массово уничтожать. Так как? Когда вы сможете поставить нам, так сказать, необходимое оборудование?

- Надо сказать, «Шмели» - действительно классная вещь. Мы как-то раз четырьмя выстрелами пятиэтажку сложили…

- Хватит о «Шмелях»! – рявкнул, теряя терпение, Бритвин. «Бурят» недоуменно смотрел на своего командира. Какого хрена он нахваливает «Шмели»…

- Ну хватит, так хватит… Хотя штука – м-м-м – просто загляденье… Просто я что-то не вижу нашей девушки…

В комнату вошел встревоженный белобрысый и что-то тихо сказал на ухо Бритвину. Тот недовольно зыркнул на блондина и рявкнул:

- Так найдите! Быстро!

- Извините за непредвиденную задержку, - обратился он к гостям, - девушка куда-то… отошла, так сказать.

- Не понял?

- Ее сейчас найдут и приведут сюда, подождите, пожалуйста.

- Нет девушки – нет разговора. До свидания. – Мельников встал. У «Бурята» вытянулось лицо, но он промолчал – Леха доверял командиру и знал, что Машу он не бросит.

- Вы не уйдете просто так!

- Еще как уйду. Более того, мне НАДО уходить.

- Да ни хрена вы не уйдете! – Бритвин начал выходить из себя. – Если вы не хотите договариваться, то я буду договариваться с вашим заместителем, а вы двое будете дополнительными козырями при разговоре, вот и все.

- Очень жаль, что вы так решили, - спокойно произнес Мельников. – Знаете, отчего умер генерал Стеценко? Он возомнил себя умнее других. А «лабиринт» контролировал не он один.

- А причем здесь Стеценко и «лабиринт»? Я слышал эти байки, но не особо верю им.

- Можете и не верить, но эти, как вы говорите, байки тут очень даже при чем. Дело в том, мы проследили звонок вашего посредника, и я попросил моих друзей в «лабиринте», если до 12 часов от меня не будет известий, в 12.05… кстати, я же вам рассказывал о «Шмелях»? Так вот, мои друзья в 12.05 выпустят на все станции южнее «Калужской» по нескольку этих приятных насекомых. Вы понимаете, что я имею в виду?

- Вы не сделаете этого!

- Почему?

- Но вы сами тут, девушка… я уж не говорю о том, что вы убьете сотни людей…

- Что до меня, то я бы не стал сталкером, если бы слишком дорожил жизнью. Что до девушки – плакать о ней будет некому, раз уж ее муж все равно тут с нами. Ну а сотни людей - так вот и позаботьтесь о них, временно исполняющий обязанности Главы. Кстати, сейчас 11.50…

- Эй, кто там? Девушку нашли?

- Никак нет, ищем. Она как сквозь землю провалилась. И ребенка нет…

- Полковник, мы найдем ее, даю вам слово, - в голосе Бритвина не было и капли прежней самоуверенности. Напротив, в нем слышалось искреннее отчаяние, - Хотите, можете сами со своими людьми подключиться, я не буду против. Только отмените приказ…

Мельников подумал.

- Хорошо, я верю вам, что вы не виноваты в исчезновении Маши. Быстро доставьте меня за гермоворота, я отменю приказ, возьму своих ребят и мы вернемся. Согласны?

- Да, да. Только отмените приказ!

Оказавшись за гермоворотами, Мельников собрал своих бойцов и ввел их в курс вновь сложившейся ситуации. На часах было 11.59, и «Бурят» напомнил ему о необходимости отменить приказ.

- Приказ? Да не было никакого приказа. Опасность была как раз в этом.

- Что???

- Если бы мы только могли войти в «лабиринт»…Но Кирьянов запечатал его изнутри. Связи с нашей стороны нет, он имеет выход на нашу сеть связи, но, к сожалению, только односторонний… Когда ему что-то нужно, он появляется… Ну или когда замечает что-то, во что считает нужным вмешаться. Вестей от Кирьянова в последнее время не было… Вообще-то я этот блеф разыграл по книжке «Приключения капитана Блада», любил я ее в детстве… По крайней мере, теперь мы знаем, что Бритвин действительно не хочет вреда Маше, что вооруженных людей у него совсем немного, и что, к сожалению, Маша куда-то действительно пропала.

40.

Сидя в палатке, Маша размышляла о своем положении. По-видимому, ей и впрямь ничего сейчас не угрожало, но что будет дальше? Наверное, за нее захотят какой-то выкуп, Мельников, который любит ее как родную, конечно, его выплатит, чего бы ему этого не стоило.. А дальше? Есть шанс, что ее отпустят, но есть другой шанс… Маша огляделась еще раз. Бежать? Но как? Около палатки, судя по всему, не менее двух часовых, слышны их голоса.

- Слышь, ты эту сталкерскую девку видал?

- Ну…

- Эх, ее бы притиснуть… в уголочке… Уххх…

- Помолчи, тебе бы все свой… потешить. Совсем с головой не дружишь? Так Бритый ее тебе живо открутит, если такие разговорчики услышит. И скажет, что так от рождения было…

Маша приняла к сведению строгость Бритого, это ее немного порадовало. Что еще тут есть? Пол палатки покрыт ковром. Интересно… Завернув край ковра, Маша принялась сворачивать его трубочкой – и тут же, почти с краю, увидела стальную крышку люка. Утопленные в нее отполированные тысячами ног скобы тускло поблескивали при свете керосинки. Ломая ногти, Маша вытянула скобы и осторожно, стараясь не дышать, приподняла крышку. Темный провал узкого колодца вел вниз, на стене были видны скобы. Маша взяла керосинку и посветила в колодец. Метрах в трех внизу был виден пол и тонкий ручеек воды на нем.

Маша попробовала спуститься вниз, это ей удалось легко, несмотря на то, что мешала керосиновая лампа, которую она прихватила с собой. Внизу обнаружился темный коридор, идущий в обе стороны от люка. Маша оставила лампу на дне, и вылезла наверх.

Немного поразмыслив, она сконструировала из одеяла подобие люльки, привязала спящего Дениску к себе и протиснулась в отверстие. Тихонечко задвинула за собой крышку – и край ковра скользнул на свое место…

Не сомневаясь в том, что ее скоро хватятся, Маша решила уйти как можно дальше – но в какую сторону? Подумав немного, решила идти туда, откуда тек ручеек – при прочих равных меньше был шанс упереться в дренажный коллектор или что-то подобное. Пройдя шагов пятьсот, она обнаружила на стене такую же лестницу из скоб, но, глянув вверх, увидела не узкий лаз, а широченную вентиляционную шахту, в которой где-то далеко вверху голубело небо.

Оставив внизу лампу, Маша принялась карабкаться по скобам. Дневной свет становился ярче, но вылезать на поверхность через разрушенный венткиоск Маше как-то не хотелось. Впрочем, ей это бы и не удалось, поскольку, как она вскоре поняла, шахта была перекрыта решеткой из толстых металлических прутьев. Заметив рядом с собой железную площадку с оградкой, Маша скользнула на нее и осмотрелась. На площадку выходило широкое отверстие, из которого доносился привычный запах тоннеля. Маша села на прохладный металл, сняла со спины «люльку» с Дениской и принялась кормить малыша.

41.

- Да поймите, это был шаг отчаяния! – как мальчишка, оправдывался перед Мельниковым совсем потерявший спесь Бритвин-«Бритый». – Не по этой мы части… У нас не было другого выхода – нам дозарезу нужно это чертово снаряжение.

- А придти и просто поговорить – никак?

- Да мы уже говорили с Комитетом… Рассказать, куда и как они нас послали? Если чуть ли не единственной валютой в метро становятся оружие и боеприпасы – как их можно «просто попросить»? Что мы можем дать взамен?

Пошел второй час, как смешанные группы сталкеров и людей Бритвина прочесывали тоннели во всех направлениях, но результата пока не было. Конечно, люк, через который ушла Маша, был найден почти сразу, пошедшие в обе стороны поисковые партии ее не встретили, хотя, конечно, была найдена выгоревшая керосиновая лампа под вентшахтой. Судя по всему, Маша ушла наверх и проникла в тоннель, но обнаружить ее не удавалось даже с ПНВ.

В тягостном ожидании Мельников и Бритвин коротали время за разговором, прерываемым иногда докладами поисковых групп.

- Видишь - говорил Бритвин, показывая Мельникову жетон с личным номером на шее, – номер видишь? Буква тебе о чем говорит?

Номер начинался с буквы «Е». У полковника номер начинался с той же буквы, и это означало, что оба они получили его из рук кадровиков Конторы.

- Я в СВР служил, тут неподалеку. А я жил - на «Битцевском парке», все под боком. Когда по сигналу на работу вызвали, я сразу понял, что тут что-то неладно, и сказал жене одеть сына с дочкой, взять самое необходимое – документы, деньги, еды на двое суток и идти в метро, ехать в центр. Ну, даже я только до «Ясенево» успел доехать, а мои только спустились – об этом я уже потом узнал – и все вырубилось. Потом кое-что стало включаться… Короче, у нас полный бардак был бы, если бы не Глава. Именно он навел прекратил панику, организовал помощь бежавшим в метро выжившим, сам первым поднимался наверх, разведал, что и как. В общем, его авторитета хватало от «Битцевского парка» до «Калужской»… а дальше на север начали заправлять бандюки. Они и к нам совались, но мы кое-чем вооружились, позаимствовав это из пары отделений милиции, да и сотрудников МВД у нас немало оказалось, так что мы держали шпану на расстоянии. А потом мы с Главой выход нашли – сказали бандитам, что, если не отстанут, мы их затопим, открыв шлюзы из подземного озера. Они, конечно поверили – да и как им было не поверить, когда мы им это наглядно показали…

- Что, шлюзы открывали? А если б не закрылись?

- Ты нас что, за дураков принимаешь? Да и нет их, шлюзов этих… Просто открыли ворота к метродепо, а оттуда и хлынуло – вода дождевая или грунтовая какая… Ее прилично набралось там, бандюки перепугались и поверили. И даже «по понятиям чисто конкретный» договор заключили, что для нас и к нам беспрепятственный проход и проезд при условии нашего невмешательства в их дела.

Бритвин закурил.

- И все бы ничего – у нас и с едой неплохо было – несколько рынков рядом у метро, и с одеждой – то же «Коньково» помогло… Только нет тут поблизости армейских складов – не нашли ни оружия серьезного, ни костюмов химзащиты. А наверху чуднЫе дела твориться стали, с АКСУ не со всеми напастями справиться можно… Ну и те, кто наверх-то ходил, если возвращались, то частенько раненые или обожженные какие-то. Но и это ничего, мы запаслись едой надолго, можно и пару лет было бы протянуть, но… Однажды мужики, которые наверх с «Битцевского парка» ходили, какую-то дрянь на станцию занесли. Сами через два часа после возвращения покрылись красными пятнами, какими-то волдырями, температура подскочила. Потом те же симптомы начались у тех, кто с ними контактировал. А на «Парке» у нас вроде как главная база была – и основные запасы продовольствия, и Глава был там же. В общем, от бандитов подальше… Так когда зараза эта началась, Глава мне сразу же отзвонился и приказал закрыть гермозатворы в перегоне от «Ясенево» для обеспечения карантина, а сам пошел сдерживать народ, пытавшийся удрать со станции. Связь с ними прекратилась два месяца назад, а там ведь и моя семья была…

Мельников сочувственно кивнул, это напомнило ему и о его потере. Бритвин глубоко затянулся.

- В общем, полковник, ситуация у нас на букву «Х» и не подумай, что хорошая. Еды на два месяца, при рационе, обеспечивающем поддержание сил. Пока кое-что меняем в центре на еду – шмотки, например… Но и это не выход… А у нас же женщины, дети… без сил мы бандитов не удержим. А я ведь не боевой офицер, я в Конторе-то программером работал… Мало чего кроме своих компутеров и знаю-то… Правда, в милицейской базе порылся, кое-чего про тебя узнал, да и человечек там один, из курсантов твоих, подсказал…
- Я так и думал, что кто-то у меня тебе свистнул, когда Маша одна уехала…

- Ну вот мне и пришел в голову мой дурацкий план, чтобы получить от вас достаточное количество снаряжения для обеспечения относительно дальнего поиска – по окрестным магазинам, а то и до «Ашана»… Это позволило бы нам продержаться еще… А там, глядишь, с Комитетом бы договорились…

- Не по-людски ты поступил, Петр… не по-людски. Но что сделано, то сделано. Потом сочтемся. Нам бы теперь только Машу найти…

42.

Маша уперлась головой в запертый гермозатвор с грубо нарисованными на нем черепом и костями. Тупик. Тупик. Тупик… С того момента, как она закончила кормить Дениску, сидя на железном мостике, она помнила происходящее с трудом, все вокруг как бы плыло в тумане, сливаясь одно с другим. Ходьба по тускло освещенным тоннелям, какие-то станции, тени, голоса… Главное, никто не обращает внимания на бредущую по путям одинокую стройную фигурку, укутавшуюся с головой в оделяло. Наверное, у нее начался жар, колотил озноб, в глазах расплывались круги… А теперь – тупик. Конец надежды.

Сил бороться уже не было, Маша опустилась на пол и тихо заплакала. Дениска спал, он еще не знал ее забот… и, наверное, уже никогда не узнает… Темные круги снова поплыли в глазах… Вдруг – яркая вспышка света - и голос Лехи, ее Лехи: «Маша!».

«Какой хороший конец… Вот и все…» - подумала она и медленно завалилась на бок.

Настойчивый голос звал ее из спасительного небытия – «Маша, Маша!». Яркий свет в конце тоннеля бил в глаза… В глаза? Разве у нее есть еще глаза? Нет, лучше назад, во тьму - там тихо и уютно, нет раздражающих звуков, света…

- Маша, Маша!

Сознание вернулось рывком. Свет мощной лампы над головой… Белые кафельные стены. Люди в зеленых халатах, блестящие инструменты…

- Маша, Маша!

Знакомый голос… Леха? Маша хотела откликнуться, но пересохшее горло издало только нечленораздельный хрип.

- Она приходит в себя. Показатели вроде бы в норме – с учетом ее состояния… Теперь необходим покой…

Яркий свет погас, потолок куда-то поплыл, заветрелся. Небольшая тряска, потолок резко поднялся, промелькнули колонны, опять немного качнуло и теперь поток стал низким и темно-зеленым.

- Маш, ну ты как? – опять голос Лехи.

- Я жива? Где Дениска? – неразборчивый клекот из горла.

- Да, жива. Дениска тут, его кормят, все в порядке. Доктор сказал, что ты поправишься, что если бы ты к нему обратилась недели две-три назад, то совсем не было бы ничего страшного…

Мельников и Бритвин стояли на платформе «Серпуховской». Бритвин – со слезами благодарности на глазах, Мельников – с улыбкой. На путях стоял мотовоз, загруженный оружием и снаряжением. В клетках повизгивал десяток свиней. На грузе сидели несколько тяжеловооруженных бойцов, в кабине мотовоза стоял готовый к бою пулемет.

- Ну что, Петр Иванович, в добрый путь… Пути на «Октябрьской» починили, дополнительная охрана ждет тебя там же. Если все же надумаешь насчет эвакуации – дай только знать, выведем, даст Бог – без потерь.

- Спасибо, полковник. Может, и обойдется, продержимся.

- Ну, сам большой, думай. Если что – звони или приезжай. И все-таки… извини… помнишь, я говорил «потом сочтемся»?

- Помню…

- Тогда не обижайся… - сказал Мельников и с размаху врезал Бритвину промеж глаз. Тот сел на пол, очумело мотая головой, потом поднялся…

- Ну что, теперь в расчете? – спросил он.

- Думаю, да.

Бритвин подошел к Мельнику и крепко, по-медвежьи обнял его.

- Там, где я должен был найти врага, я нашел друга. Спасибо за урок, полковник. Удачи!