2015-07-14
477
- Прежде чем всё это закончится, кто-то помрёт – сказал я Доку Макги на второй день после начала тура “Bark at the Moon”. Док был американским менеджером “Mötley Crüe”(группы, выступавшей у нас на разогреве) и моим хорошим приятелем.
- Кто-то? – отвечает он. – Не думаю, Оззи, что умрёт лишь кто-то. Пожалуй, мы все умрём.
Наша проблема была связана в основномс “Mötley Crüe”. Тогда группа выступала ещё в оригинальном составе: Никки Сикс (бас), Томми Ли (барабаны), Мик Марс (гитара) и Винс Нил (вокал). Ребята были чокнутыми на всю голову. Что, естественно, я воспринял как вызов. Так же, как в случае с Джоном Бонэмом, я хотел переплюнуть их в этом. В противном случае, я буду не я. Но они тоже были амбициозными чертями. Итак, это было сродни боям без правил каждый день, каждую минуту. Концерты – это цветочки. Главным вопросом было выжить в перерывах между ними.
Самым прикольным было то, что парни из “Mötley Crüe” одевались как девчонки, но жили, как животные. Даже меня могли кое-чему научить. Куда бы они ни шли, всегда тащили за собой огромный туристическийчемодан, набитый самым разным бухлом на любой вкус. Сразу же после концерта чемодан открывался, и адские бестии “отрывались” вовсю.
|
|
|
Каждую ночь летали бутылки, шли в ход ножи, разбивались носы и стулья, громилось все вокруг. Это был бедлам и ад кромешный два в одном, усугублённый полным хаосом.
Люди рассказывают небылицы об этом туре, а я даже не знаю, сколько в этом правды. Спрашивают: “Оззи, а это правда, что однажды ты втянул носом целую дорожку муравьев с палочки для мороженого? ” А я ничего, на хрен, не помню. Хотя не исключено. Каждую ночь я “фаршировал” нос разной фигней. Постоянно был в отключке. Даже Тони Деннис не устоял. Мы дали ему кличку Капитан Крелл (Крелл - так мы называли кокаин). Однажды, он пробовал втянуть дорожку, хотя сомневаюсь, что его удалось уговорить сделать это еще раз. Наша костюмерша даже сшила ему костюм, на котором красовались инициалы “CK”, нанесенные таким же шрифтом как “S” на груди у Супермена.
Мы посмеялись от души.
Настоящее безумие было в Мемфисе.
Как обычно, все началось сразу после концерта. Помню, иду себе за кулисами по коридору в сторону нашей раздевалки и вдруг слышу Томми Ли:
- Эй, Оззи! Старичок! Ну-ка, глянь-ка!
Я останавливаюсь, оглядываюсь вокруг, чтобы понять, откуда доносится голос.
- Сюда, паря! – зовет Томми. – Сюда!
Открываю дверь и вижу его в дальнем углу комнаты. Он сидел на стуле спиной ко мне. Рядом стоят Ники, Мик, Винс, группа техников, все курят, смеются, обсуждают концерт, потягивая пивко. А перед Томми на коленях голая телка делает ему капитальный отсос.
|
|
|
Томми дает знак, чтобы я подошел поближе.
- Эй, Оззи! Зацени-ка!
Ну, я зыркаю через плечо, а там его член. Словно детская ручонка в боксерской перчатке. ‘Коряга” была такой огромной, что во рту помещалась только одна треть, да и то удивительно, как у телки не выскочила шишка на шее. В жизни не видел ничего подобного.
- Эй, Томми! – говорю. – Кто крайний?
- Садись, чувак! – он мне в ответ. - И снимай штаны. Когда она управится со мной, то отсосет и у тебя.
Я аж отскочил.
- Не хочу вынимать своего малыша рядом с этим чудовищем, которое заполнило собой целую комнату! – сопротивляюсь я. – С подобным успехом я мог бы швартовать буксир рядом с “Титаником”. У тебя вообще есть разрешение на ношение такого “инструмента”, Томми? Опасная штука.
- Старик, ты не представляешь, что ты теряе… Аааа…оооо…ууу…
Я был вынужден отвернуться.
Потом Томми вскакивает с кресла, застегивает ширинку и говорит:
- Пойдем похаваем, чувак, а то я подыхаю с голоду.
Мы зависли в “Бенихане” – японской харчевне, где бифштексы и прочую жратву готовили на глазах у клиента на большой горячей плите. В ожидании пищи мы потягивали пиво и слабые коктейли. Потом на столе появилась гигантская бутылка сакэ. Последнее, что я помню - это была огромная миска супа с вонтонами. После того как расправился с супом, я наполнил до краёв эту миску сакэ и залпом выпил.
- Ааа… - говорю – Вот это я понимаю!
Все уставились на меня.
И тут встает Томми и говорит:
- Валим отсюда, на хрен! Сейчас Оззи лопнет.
А потом - черный экран. Абсолютно черный. Как будто вырвали шнур из розетки.
Мне рассказывали потом, что я встал из-за стола и, огласив, что иду в тубзик, больше оттуда не вернулся. Затмение продлилось часов пять, и я до сих пор не знаю, что со мной было.
Но я никогда не забуду пробуждения.
Сперва слышу шум:
- Зззззыыыммм, ззззыыыымммм, ззззыыыымммм…
Открываю глаза. По-прежнему темно, очень темно, хотя вижу тысячи маленьких светлых точек. “Что за фигня! – думаю. – Я помер, что ли?”
И снова этот шум:
- Зззззыыыммм, ззззыыыымммм, ззззыыыымммм…
А потом запах резины и бензина.
Где-то над моим ухом раздаётся звук сигнала:
- Пи-и-и-и-ип!!!
С криком переворачиваюсь на другой бок.
Ко мне приближаются ослепляющие огни, штук двадцать или тридцать, высотой с офисное здание. Я хочу встать и убежать, как вдруг слышу пронзительный писк, а порывом ветра мне в лицо сыплет песок и гравий.
Я проснулся на разделительной полосе двенадцатирядной автострады. Понятия не имел, как и почему я там очутился. Знал только одно, если хочу жить, то я должен валить с автострады и … отлить, иначе мой мочевой пузырь лопнет. Ожидаю, пока появится просвет между огнями и перебегаю зигзагом через все эти полосы, потому что я еще “под мухой”. Кое-как мне удается добежать до обочины, хотя меня чуть не задавил мотоцикл на крайней правой полосе. Я перепрыгиваю через ограждение, перебегаю еще через одну дорогу и начинаю искать место, где можно было бы отлить. Вдруг замечаю белую машину, запаркованную в кармане.
“Отлично! – думаю я. – Какое-никакое прикрытие”.
Достаю член и начинаю беззаботно поливать покрышку, как вдруг включаются цветные огоньки под задним стеклом, и я слышу этот знакомый отвратительный звук: «И-у, и-у, и-у!»
Просто невероятно, бля! Я мог отлить в тысяче других мест в Мемфисе, но выбрал колесо автомобиля дорожной полиции, припаркованного в отстойнике на шоссе. Полицаи ловили здесь лихачей.
В это время женщина в полицейской форме опускает стекло, высовывается и говорит:
- Отряхивай свой “кран” и залазь, прокатимся в участок!
Через десять минут я был за решеткой.
К счастью, вышел оттуда уже через пару часов. Я позвонил Доку Макги, и мы договорились, что за мной заедет наш автобус.
|
|
|
Первое, что я услышал, войдя в автобус:
- Эй, Оззи! Старичок! Зацени-ка!
И мы снова упились до потери сознания.
Во время этого тура каждый вечер кто-то из нашей компании попадал в участок. А поскольку Ник и Микки выглядели одинаково – у обоих были длинные черные девичьи волосы – порой случалось, что один сидел за другого.
Однажды ночью, они спали вместе в номере. Никки встает и идет голышом за колой. Автомат стоит в коридоре возле лифта. В то мгновение, когда он нажимает на кнопку, чтобы вытащить колу, открываются двери лифта и оттуда доносится вздох. Никки оборачивается и видит трех женщин среднего возраста, их взгляды полны ужаса.
- Привет! – говорит он, поворачивается и удаляется к себе в номер, как будто ни в чем не бывало.
Через несколько минут стук в дверь.
Никки говорит Мику:
- Наверное, группи, пойди открой!
Мик открывает дверь, а там управляющий отеля, коп и одна из женщин, которая была в лифте.
Дамочка орёт:
- Это он!
Мика забирают в участок, а бедняга даже не знает за что.
Дело в том, что тогда мы были постоянно ”угашены” и редко соображали, что натворили.
Хуже пробуждения посреди автострады было только в Нью-Йорке. После концерта в “Madison Square Garden”, мы пошли расслабиться в клуб, который находился в здании, где раньше была церковь. Сидим себе в отдельном помещении, попиваем водочку, “заряжаемся” “коксом”, как вдруг ко мне подходит какой-то хрен и спрашивает:
- Эй, Оззи! Не хочешь сфотографироваться с Брайаном Уилсоном?
- А это кто такой - этот Брайан Уилсон?
- Ну, знаешь, Брайан Уилсон. Этот из “Beach Boys”.
- Ах, этот! Хорошо! Почему нет…
Только и разговоров было о Брайане Уилсоне, потому что неделю назад утонул его брат Деннис – тот самый, который в 60-е корешил с Чарлзом Мэнсоном. Деннису исполнилось лишь тридцать девять, что было довольно грустно. Вобщем, мне сказали пойти и встретиться с Брайаном на лестнице, ну, я и вышел “бухой в дым”, жду. Проходит десять минут. Потом двадцать. Тридцать. Жду еще пять минут, и тут появляется Брайан. Я уже конкретно злой, думаю, что за хрен. Но с другой стороны, памятуя о Деннисе, решил проявить снисхождение.
|
|
|
- Мне жаль, что так вышло с твоим братом Брайаном – обращаюсь я.
А он молчит. Смотрит на меня удивленно и уходит. Тут у меня лопнуло терпение.
- Сперва ты опаздываешь – говорю я, повышая голос. – А теперь уходишь, бля, не сказав не слова? Знаешь что, Брайан? Забудь об этой фотографии и засунь свою голову в жопу, потому что там ей и место!
На следующее утро лежу в гостиничном номере, голова раскалывается. Звонит телефон, трубку поднимает Шарон.
- Да. Нет. Да. Хорошо. Он? На самом деле? Хм… Хорошо, не переживай, я поговорю с ним. – Она заканчивает разговор, подает мне телефон и говорит: - Звони Брайану Уилсону!
- А кто это такой, Брайан Уилсон?
Шарон заряжает мне трубкой по башке. Бах!
- Ай! Больно, бля!
- Брайан - это живая легенда музыки и ты вчера его оскорбил – объясняет Шарон. – Ты сейчас же позвонишь ему и извинишься!
Память начала возвращаться ко мне.
- Секундочку! – говорю я. – Это Брайан Уилсон меня оскорбил!
- Тебя?
- Да, меня.
- Оззи, когда Брайан Уилсон подошел, чтобы пожать тебе руку, первое, что он услышал: “Привет, Брайан, долбаный ты мудак, я рад, что у тебя умер брат!”
Я моментально выпрямился.
- Я этого не говорил.
- Знаю, за тебя это сказал кокаин, которым ты “напичкал” свой нос.
- Я бы помнил.
- А вот у других нет проблем с памятью. Они помнят и то, как ты сказал ему засунуть голову в жопу, потому что там ей и место. Вот номер Брайана. Извинись перед ним.
Ну, я позвонил и извинился. Два раза.
С тех пор, я пересекался с ним пару раз. Мы помирились - я и Брайан. Но так и не сфотографировались.
Если кто-то из нас и оказался на краю смерти во время тура “Bark at the Moon”, то это был я. Удивительно, но это не было связано ни с алкоголем, ни с наркотиками, по-крайней мере, непосредственно. Это случилось во время двухдневного перерыва после концерта в Новом Орлеане, когда мы снимали в Лондоне видеоклип на песню “So Tired”. За короткое время нужно было преодолеть невообразимое расстояние, но уже тогда MTV было важной частью шоу-бизнеса и если они соглашались поставить твой клип в горячую ротацию, альбом практически гарантированно получал статус “платинового”. Поэтому мы не жалели ни средств, ни усилий, чтобы их удовлетворить.
Расклад был такой: перелёт из Нового Орлеана в Нью-Йорк, оттуда на “Конкорде” в Лондон, съёмки клипа, на “Конкорде” обратно в Нью-Йорк и на следующий концерт. У нас был изматывающий график и, вдобавок, я был постоянно пьян. Только кокаин, который я регулярно втягивал, держал меня на ногах.
Когда мы наконец-то добрались до студии в Лондоне, режиссер с порога заявляет:
- Так, Оззи, сядь перед зеркалом. По моему сигналу оно взорвется изнутри.
- Хорошо – отвечаю я и начинаю думать, какие продвинутые спецэффекты они будут использовать.
Но спецэффектов не было, обычное зеркало, а за ним – парень с молотком. Не знаю, бля, кто у них отвечал за реквизит, но, видимо, ему никто не сказал о существовании специальных театральных зеркал, которые можно разбить и никто при этом не расстанется с жизнью. Так, посреди песни, парень размахивается молотком, зеркало лопается, а у меня все лицо в осколках. Хорошо, что я был “поддатый”, по крайней мере, ничего не почувствовал. Просто сплюнул кровь, кусочки стекла и говорю:
- М-да!Будьте здоровы!
Потом встаю и осушаю банку “Гиннесса”.
Я вспомнил об этом, когда “Конкорд” был где-то посреди Атлантического океана. Помню, нажимаю кнопку вызова стюардессы, хочу, чтобы она принесла мне очередной коктейль, а та, сперепугу чуть не выронила поднос.
- О, Боже! – пищит. – С вами всё в порядке?
Оказалось, что давление на высоте 18 тысяч метров привело к тому, что все осколки стекла, вонзившиеся мне под кожу, выдавило на поверхность, а моё лицо дословно взорвалось. Просто оно лопнуло как раздавленный помидор.
Когда Шарон обернулась, чтобы посмотреть на меня, чуть не упала в обморок.
Когда мы приземлились в аэропорту Джона Кеннеди, меня уже ожидала машина “скорой помощи”. Мне не впервой покидать салон “Конкорда” таким образом. Я неоднократно упивался “вдрызг”, и Шарон была вынуждена перевозить моё тело через зону таможенного контроля на багажной тележке с паспортом, приклеенным скотчем на лбу. На вопрос, что вы будете декларировать, она указывала пальцем на меня и говорила:
- Его.
В нью-йоркской больнице я оказался на операционном столе, где с помощью пинцета из меня извлекли столько осколков стекла, сколько смогли. Потом наложили лекарства для уменьшения опухоли. Помню, просыпаюсь в белой комнате, стены белые, люди вокруг накрыты белыми простынями и я думаю: “Твою мать, я в морге!” Вдруг слышу какой-то шепот возле кровати.
- Пст! Пст!
Вижу мальчика, который протягивает мне фломастер и пластинку “Bark at the Moon”.
- Подпишите для меня, пожалуйста! – просит он.
- Иди на хер! Не видишь, я мертвый.
Гастроли подошли к концу, все были живы, но моё предчувствие, что кто-то умрет, все-таки, оправдалось. Это произошло, когда Винс Нил вернулся к себе домой в Редондо Бич и нажрался вместе с барабанщиком из “Hanoi Rocks”. В какой-то момент у них закончилось бухло и они решили поехать в магазин на машине Винса, нископосаженной, до безобразия быстрой, ярко-красной “De Tomaso Panteras”. Винс по-пьяни вылетел на встречную полосу, где произошло лобовое столкновение с другой машиной. Парень из “Hanoi Rocks” умер по дороге в больницу.
После этого тура я практически не встречал ребят из “Mötley Crüe”, хотя время от времени виделся с Томми. Помню, много лет спустя, пришел к нему домой с Джеком, моему сыну тогда было около тринадцати лет.
Звоню в дверь.
- О, чувак, заходи! - говорит Томми. – Глазам своим не верю, Оззи Озборн собственной персоной!
Были там еще какие-то люди и в конце обзорной экскурсии Томми заявляет:
- Эй, пипл, ну-ка, зацените!
Он нажал несколько кнопок на настенном кодовом замкé, скрытые двери открылись и мы видим комнату секса, стены которой обиты поролоном. С потолка свисает какая-то крутая упряжь. Речь шла о том, чтобы запрячь туда телку и поиметь ее самым изощренным способом.
- А что, кровати тебе уже мало? – спрашиваю я. Вдруг оборачиваюсь и замечаю Джека, который вошел туда вместе со всеми. Сто и т, вытаращив глаза. Мне было так неловко, что я не знал, куда, на хер, смотреть.
После этого случая, я не брал его с собой к Томми.
Когда заканчивался тур в поддержку альбома “Bark at the Moon”, ссоры между мной и Шарон вышли на качественно новый уровень напряжения. Отчасти потому, что над нами давлело бремя славы. Не поймите меня неправильно, я вовсе не жалуюсь: только в Америке три моих сольных альбома разошлись тиражом более десяти миллионов штук, что превзошло самые смелые ожидания. А когда продается столько пластинок, вы уже не можете ничего сделать нормально, публика постоянно у вас на хвосте. Помню, однажды я с Шарон остановился в “Holiday Inn”, три или четыре часа утра, мы ещё лежим в постели, вдруг стук в дверь. Встаю, открываю дверь, какие-то люди в комбинезонах проходят мимо меня в комнату.
Шарон, завидев их, спрашивает:
- А вы кто такие? Какого хера вы делаете у нас в номере?
А они в ответ:
- А мы просто хотели посмотреть, как вы живете.
Шарон чем-то бросает в них и тогда они снова проходят мимо меня, только на этот раз, в обратном направлении.
Хотели только войти и посмотреть, ничего больше.
С тех пор мы перестали останавливаться в дешевых гостиницах.
Знаете, я люблю встречаться с поклонниками, но не в четыре часа утра, когда еще лежу в кровати с женой.
Или во время обеда. Меня выводит из себя, когда я сижу с Шарон в ресторане, и ко мне подходят какие-то люди. Хуже не придумаешь - как по мне. А еще хуже, если говорят:
- Вы вроде бы какая-то знаменитость? Дайте автограф!
В таких случаях всегда хочется ответить:” Знаешь что, иди вспомни, кто я такой, а потом проси автограф”.
Но популярность не была самой большой проблемой для нас с Шарон. Нас больше беспокоило мое пьянство, ведь я бухал так, что мне невозможно было ничего доверить. Например, однажды, когда мы были на гастролях в Германии, я поехал на экскурсию в концлагерь Дахау и был оттуда выдворен, потому что был пьян и нарушал порядок. Наверняка, это единственный случай в истории, когда кого-то оттуда выперли.
На пьяную голову делал себе новые татуировки, а Шарон устраивала кипеж. В конце концов, заявила:
- Оззи, сделаешь себе еще одну татуировку, повешу тебя за яйца.
В тот же вечер я попросил наколоть слово ”thanks” на правой ладони. Тогда мне показалось, что это классная мысль. Знаете, сколько раз за свою
жизнь вы говорите “спасибо”? Наверное, десятки тысяч. А мне было достаточно поднять правую руку. Но Шарон не оценила мое изобретение по достоинству. Когда на следующий день она увидела мою ладонь – я держал руку под столом, пока женушка не попросила подать соль – и тотчас потащила меня к пластическому хирургу, чтобы он удалил татуировку. Однако врач сказал, что нужно отрезать пол руки, чтобы избавиться от нее и татуировка осталась.
Когда мы прощались, Шарон поблагодарила его за то, что нашел для нас время. Я же просто поднял ладонь.
В другой раз мы были в Альбукерке, середина зимы, сильный мороз, вокруг снег и лед. Я был пьян, “накачан” “коксом” и решил подняться на воздушном трамвайчике в горах Сандия на расположенный тремя тысячами метров выше ресторан и смотровую площадку. Но вагончик поломался и завис неподвижно на полпути.
- Что нужно сделать, если мы застряли? – спрашиваю парня за приборами, потому что болтаемся уже целую вечность.
- На крыше есть аварийный выход – говорит он и показывает на люк.
- Но как туда влезть? – не унимаюсь я.
- За вашей спиной висит лестница. Достаточно ее разложить. Это просто.
- Люк закрыт?
- Нет.
Зря он мне это сказал. Как только я узнал о существовании лестницы и незапертого люка, меня потянуло на приключения. И вот я раскладываю лестницу, начинаю подниматься к потолку.
Парень начинает кипешевать.
- Эй! Что вы себе позволяете? Это запрещено! Немедленно спускайтесь!
Но это меня только раззадорило еще больше. Открываю люк, чувствую, как в лицо ударяет ледяной ветер, и вылезаю на крышу. В это время парень и все присутствующие в вагончике верещат и умоляют меня спуститься. И только я поднялся на ноги, как вагончик трогается. Я чуть не поскользнулся и не разбился на скалах. Стараюсь держать равновесие, руки распростёрты, будто стою на доске для серфинга. Начинаю петь “Улыбнитесь, каскадёры”
(в оригинале - “Good Vibrations”). И так доезжаю до самой вершины.
Самое смешное то, что я боюсь высоты. У меня начинается головокружение, когда поднимаюсь по ступенькам. Когда на следующий день увидел вагончик с земли – был трезв как стёклышко – я чуть не блеванул. Даже сегодня, от одной только мысли об этом, у меня мурашки по спине.
Мои безумные выходки всегда заканчивались очередным скандалом с Шарон. Однажды меня так занесло, что я схватил бутылку водки и запустил в неё. Но, как только снаряд вылетел из моей руки, до меня доходит, что бутылка попадёт ей прямо в голову. “Твою мать! – думаю я. – Только что убил свою жену!” Слава Богу, бутылка просвистела в миллиметрах от её головы. Вонзилась горлышком в стену и торчала оттуда как произведение современного искусства.
Имейте в виду, Шарон всегда находила способ как отомстить. Например, молотком разбивала мои золотые диски. Я в отместку заявил, что в тот вечер не выйду на сцену. Однажды, даже побрился наголо, только чтобы сорватьконцерт. Я был с бодуна, опустошён и зол, подумал: “Да пошли они! Да пошли они все в жопу!”
Но Шарон оказалась хитрее. Посмотрела на меня и говорит:
- Ничего, мы подберём тебе парик.
Затащила меня и двух техников в лавку с приколами, в которой на витрине висел парик Леди Годивы (Lady Godiva – жена саксонского графа, которая по легенде XI века в замен на снижение её мужем налогов должна была проехать верхом через весь город абсолютно голой. Единственной одеждой служили длинные волосы.) Он пролежал там, наверное, лет пятьсот, в нем лежали дохлые мухи, пыль, перхоть и Бог знает, что ещё. Когда я напялил его, все обссыкались от смеха.
Но, в конце концов, оказалось, что это было круто. Я прикрепил к парику капсулы, наполненные кровью. Посреди концерта притворялся, что рву на себе волосы и кровь заливала мое лицо. Эффектбыл ошеломительным. Но после инцидента с летучей мышью все думали, что это происходит на самом деле. Во время одного концерта телка из первого ряда чуть не грохнулась в обморок.
Она верещала, тыкала в меня пальцем, плакала и орала:
- Люди правду говорят! Он - псих!
*
- Послушай, дорогой! – обращается ко мне Шарон через несколько месяцев после тура “Bark at the Moon”, когда узнала о том, что беременна Келли. – Я слышала о таком славном местечке в Палм Спрингс, ты мог бы там отдохнуть перед следующими гастролями. Это отель, где каждый день проводят занятия и научат тебя пить как джентльмена.
- Правда? – спрашиваю, а в моей голове уже вертится мысль: ”Ну конечно! Я неправильно бухал. Наверно, поэтому у меня такие жуткие бодуны. Я должен научиться пить как Джеймс Бонд!”. – Как называется это место?
- Центр Бетти Форд. Может, слышал?
- Не-а.
- Его недавно открыли. Центром руководит жена бывшего президента. Я думаю, там тебе понравится.
- Звучит заманчиво – говорю. – Запиши меня.
- В общем, я тебя уже записала – отвечает Шарон. – Поедешь туда через неделю после родов.
В конечном итоге, Келли родилась 28 октября 1984 года. Появилась на свет не без приключений, мягко говоря. Как-то необдуманно Шарон отказалась от эпидуральной анестезии, но как только начались схватки, заорала:
- Я передумала! Давайте анестезиолога!
И если она орала, значит, боль была нестерпимой, потому что моя жена умеет переносить боль, определенно намного лучше, чем я. Но медсестра не желала это слушать:
- Миссис Озборн! - говорит она. – Вы осознаёте, что в странах третьего мира некоторые женщины всегда рожают без “эпидуралки”?
Она допустила большую ошибку, сказав это. Шарон села на кровати и рявкнула:
- Слушай, ты, тупоголовая! Это тебе, блядь, не страна третьего мира, а значит, сейчас же зови мне анестезиолога, твою мать!
Через час с криками родилась Келли, и эти крики не смолкают до сих пор, благослави её Бог. Келли - наша кровинушка. Наверное, поэтому я так забочусь о ней. Мне было совсем непросто оставить мою очаровательную малышку с Шарон и медсестрами всего через несколько часов после её рождения, но я знал, что должен научиться пить разумно. ”В любом случае – думал я – вернусь домой из Палм Спрингс другим человеком”. На следующий день утром сел в самолет, “выдул” три бутылки шампанского в первом классе, через двенадцать часов приземлился в аэропорту Лос-Анжелеса, проблевался, “махнул” несколько дорожек “кокса”, а потом “вырубился” в лимузине, который довез меня в Центр Бетти Форд. Я надеялся там отдохнуть и расслабиться, потому что чертовски устал.
Я ничего не слышал про центры реабилитации и конечно не знал, что Бетти Форд, супруга президента Джеральда Форда, сама когда-то была алкоголичкой. На гастролях редко удавалось посмотреть телевизор или полистать газеты, поэтому я понятия не имел о том, что еду в известную клинику, которую в прессе окрестили “Лагерь Бетти”. В голове уже рисовал картинку, как увижу отель- эдакий оазис посреди калифорнийской пустыни, сверкающий бассейн с водой, поле для гольфа и табуны аппетитных девушек в бикини. Парни, одетые а-ля Хью Хэфнер в бархатных смокингах с бабочками, стоят, опершись на барную стойку под открытым небом, а женщина средних лет голосом дрессировщицы Натальи Дуровой скажет
(в оригинале- Barbara Woodhouse – известная британская дрессировщица собак, автор книг и телепередач на эту тему): “Хорошо, джентльмены, повторяйте за мной. Взять оливку, помешать ею мартини, поднять стакан, держа пальцы вот так. Правильно, хорошо, хорошо… А теперь, один глоток, сосчитайте до трех, второй глоток. Медленнее, не торопитесь…”
И про себя думал: вот он, лучший отпуск в моей жизни!
На поверку оказалось, что это - скорее больница, а не отель. По правде говоря, прилегающая территория производила впечатление: свежие газоны, повсюду высокие пальмы и рукотворные озера, а на горизонте - силуэты огромных коричневых гор, как будто с другой планеты.
Вхожу, а за дверью меня встречает лично Бетти Форд – женщина невысокого роста в свитере поло, огромной прической и, на первый взгляд, напрочь лишённая чувства юмора.
- Добро пожаловать, мистер Озборн! – начинает она. – Я миссис Форд. Несколько дней назад я говорила с вашей женой Шарон.
- Послушай, Бетти, ты не против, если мы оставим формальности на потом? Трубы горят! У меня был тяжелый перелет. Где у вас тут бар?
- Извините, что?
- Бар. Наверняка, где-то поблизости.
- Мистер Озборн, вы знаете, где вы находитесь?
- Ну… Да…
- Значит, вам надлежало бы знать, что здесь нет… бара.
- В таком случае, как же вы учите людей пить культурно?
- Я так думаю, мистер Озборн, что ваша супруга слегка ввела вас в заблуждение. Мы здесь не учим никого, как нужно пить.
- Ага. Ну, тогда я должен остановиться где-нибудь в другом месте.
- Боюсь, мистер Озборн, что это невозможно. Ваша жена … Как бы это сказать? Была довольно настойчивавэтом смысле.
Трудно описать мое разочарование. Ну и скукотища! Уже через час мне показалось, что я сижу здесь тысячу лет. За всё время пребывания в центрея больше всего не любил говорить о своем пьянстве перед незнакомыми людьми во время групповой терапии. Хотя, довелось услышать несколько “отпадных” историй. Один тип был стоматологом в Лос-Анжелесе. Как только жена узнала о том, что её муж пьет, начала следить за ним двадцать четыре часа в сутки. Тогда он слил жидкость из бачка омывателя в своем BMW, наполнил его джин-тоником, отсоединил пластиковые трубки от контактов и завел их через отверстия для вентиляции в салон. Когда хотел выпить, садился в машину, вкладывал трубку в рот, включал дворники и промывал джин-тоником себе горлышко. Всё работало отлично до тех пор, пока однажды по дороге на работу он надолго застрял в пробке и нажрался как свинья, а потом случайно высверлил пациенту дыру в башке.
Говорю вам, изобретательность алкоголиков не знает границ. Жаль только, не служит благим целям. Попробуйте сказать алкоголику: “Послушай, получишь рюмашку при условии, что ты излечишься от рака” – и через пять минут болезнь исчезнет бесследно.
Кроме групповых занятий, были индивидуальные беседы с терапевтом. Какоказалось, трудно обсуждать на трезвую голову всё то, что было во мне не так. Взять хотя бы дислекс и ю или синдром дефицита внимания (понятие “гиперактивность” вошло в обиход только несколько лет спустя). Я предполагаю: это объясняло многое. Психичка сказала, что комплекс незащищенности связан с дислексией. Я не мог смириться с отказами, неудачами, давлением и самостоятельно лечил это с помощью алкоголя. Она еще сказала, что из-за недостатка образования, и осознания данного факта, мне всегда кажется, что люди пытаются обвести меня вокруг пальца, и я никому не верю. Она была права, люди меня на самом деле “кидали”, пока в моей жизни не появилась Шарон. Скажу по секрету, порой после “кокса”, у меня бывала такая паранойя, что я не верил даже собственной жене.
Психичка также поведала, что у меня есть склонность к привыканию, а значит: что бы я ни делал, всё входит в привычку. И, в довершение всего, у меня наблюдалисьобсессивно-компульсивныерасстройства (Обсессивно-компульсивное расстройство (от англ. obsession — «одержимость идеей» и англ. compulsion — «принуждение»)- невроз навязчивых состояний, психическое расстройство. Может иметь хронический, прогрессирующий или эпизодический характер. При ОКР у больного невольно появляются навязчивые, мешающие или пугающие мысли (обсессии). Он постоянно и безуспешно пытается избавиться от вызванной мыслями тревоги с помощью столь же навязчивых и утомительных действий (компульсий). Иногда отдельно выделяются обсессивное (преимущественно навязчивые мысли) и компульсивное (преимущественно навязчивые действия) расстройства. ОКР характеризуется развитием навязчивых мыслей, воспоминаний, движений и действий, а также разнообразными патологическими страхами (фобиями), благодаря чему любая ситуация в моих глазах представлялась в десять раз хуже, чем на самом деле. Я был ходячей энциклопедией психиатрических расстройств. Я был потрясен. Должно было пройти много времени, прежде чем я смог принять все это к сведению.
За всю свою взрослую жизнь я не был так надолго отрезан от алкоголя и наркоты, как тогда в “Лагере Бетти” и абстиненция меня “добивала”. Все проходили через такую ломку, но от этого мне не становилось легче. Сначала меня поселили в одну комнату с типом, который раньше был хозяином кегельбана, но он храпел как конь-астматик, и я попал в комнату к депрессивному гробовщику. Однажды говорю ему:
- Послушай, если у тебя депрессуха, какого хера ты сидишь в морге?
- Не знаю - отвечает. – Надо же что-то делать!
Похоронных дел мастер храпел еще громче, чем хозяин кегельбана, прямо как лось после трахеотомии (Трахеотомия – хирургическое вмешательство, заключающееся во введении трубки в верхние дыхательные пути). Вся комната ходила ходуном. Поэтому ночи я проводил на диване в холле, где дрожал и потел.
Наконец-то Шарон приехала меня забрать. Пробыл я там шесть недель. Выглядел лучше – немного похудел – но так и не понял, в чём заключалась эта реабилитация. Я думал, что меня там вылечат, но в центре узнал только что со мной не так и что можно сделать, чтобы изменить ситуацию. Какое-то время спустя до меня дошло, что никто не даст мне эффективного лекарства, и я начал ездить в клинику “выпустить пар” в особо критических ситуациях. Реабилитация принесёт эффект, нужно только захотеть. Если вы действительно хотите “завязать”, вы не можете сказать: ”Хорошо, “завязываю”! Хотя, может так случиться, что через неделю на свадьбе друга я выпью рюмашку”. Вы должны принять решение, а потом, ежедневно следовать этому принципу. Говорить себе каждое утро: ”Сегодня будет очередной день без водки”. Или: без сигареты, без таблетки, без косяка – без всего, что вас убивает.
Не на что больше рассчитывать, если вы зависимый.
Первый концерт после выхода из центра Бетти Форд состоялся в Рио де Жанейро. Не успел я сесть в самолет, а уже шатался. Пока летели в Рио, я выглушил бутылку “Курвуазье” и “вырубился” в проходе. Шарон пыталась меня сдвинуть с места, но я нажрался вусмерть. В конце концов, она так разозлилась, что начала колоть моё бездыханное тело взятой с подноса вилкой из нержавеющей стали. Это, бля, привело меня в чувство. Но, по крайней мере, я знал, что являюсь законченным хроническим алкоголиком. Не мог дальше прикидываться, что, мол, пью для настроения или, что все у кого водится бабло, конкретно “поддают”. Я был болен, и эта болезнь убивала меня. Я начал задумываться: “Даже животное не прикоснется к тому, от чего ему плохо, так почему же я снова и снова попадаю в это болото?”
Мое выступление было частью десятидневного фестиваля “Rock In Rio”, в котором принимали участие так же “Queen”, Rod Stewart, “AC/DC” и “Yes”. Билеты купили полтора миллиона человек. Город меня разочаровал. До этого мне казалось, что на каждом углу смогу увидеть “Девушку из Ипанемы”
(Ipanema – район в южной части Рио де Жанейро,“Girl from Ipanema”- название популярного хита 60-х), но не встретил ни одной. Повсюду как крысы носились только истощенные бедные дети. Попадались или сказочно богатые люди, или бездомные. И ничего, кроме пропасти между ними, кажется, не было.
Никогда не забуду, как вовремя этой поездки познакомился с Ронни Биггсом, участником “величайшего ограбления поезда”. В то время он жил в изгнании в Бразилии и вроде получал от этого кайф: Ронни утверждал, что трахнул в этой стране две с половиной тысячи девок. Но всё равно чувствовал себя, как в тюрьме, потому что тосковал по дому. Он пришел в отель в футболке с надписью: “Рио – отличное место для тех, кому нужно схорониться”, но, то и дело расспрашивал меня, как выглядит Англия, есть ли еще тот или иной магазин, продается ли то или иное пиво.
Мне было жаль этого парня. Никто в здравом уме не брал его на работу, и он затягивал к себе домой английских туристов, брал с них по пятьдесят фунтов с носа, просил купить себе пива и пакетик травки, а потом рассказывал им историю величайшего ограбления поезда. Это называлось “Приключение Ронни Биггса”. Думаю, так все же лучше, чем гнить в тюряге. Он был в порядке, этот Ронни, знаете ли. Не был злодеем, и все знали, что его и близко не было в поезде, когда напали на машиниста, но, несмотря на это, ему “влепили” тридцать лет. Сегодня можно изнасиловать ребенка или убить старушку и получить за это меньше тридцатки. Люди полагали, что, в конце концов, парню удалось “пропетлять”. Не думаю! Дядька был глубоко несчастлив. Я не удивился, когда, в конце концов, он вернулся в Англию, хоть и догадывался, что его “повяжут” прямо в Хитроу и отправят в тюрягу.
Но дом есть дом, хоть и за решеткой. В итоге его освободили, правда, только потому, что он был одной ногой в могиле. Ронни любил повторять, что его последней волей будет “войти в паб Маргейт, как подобает англичанину, и купить себе бокал пива”. Но, из того что я слышал, ему придется отложить это удовольствие до следующей жизни.
Летом, после выступления на фестивале “Rock In Rio”, я согласился сыграть на “Live Aid” вместе с “Black Sabbath”. Шарон снова была беременна, мы не хотели лететь самолетом в Филадельфию и решили поплыть в Нью-Йорк на корабле “Queen Elizabeth 2”, а дальше поехать на машине.
О чем пожалели уже через час пребывания на море. Мы тогда летали в Нью-Йорк на “Конкорде” и привыкли к тому, что перелёт длился три часа. Корабль херачил по морю пять дней, хотя казалось, что проходят миллиарды лет. Ну и чем можно было заняться на борту? Разве что, блевать от морской болезни. К концу первого дня я надеялся, что мы столкнемся с айсбергом, может хоть тогда что-то начнет происходить. А потом тоска стала еще зеленее. Я пошел умолять судового врача, чтобы он прописал мне сильнодействующее снотворное, так не хотелось просыпаться до конца путешествия. Проснулся я только через сорок восемь часов, как раз в то время корабль входил в порт. Шарон сильно злилась на меня– она была предоставлена сама себе все это время, пока я мертвецки спал – и только каким-то чудом не выбросила меня за борт.
- Помнишь меня, засранец? – это были её первые слова, когда я открыл глаза.
Скажу вам правду, меня сильно напрягал весь этот “Live Aid”. Сто лет не общался с Тони и ситуация была неловкая. К тому же, организаторы поставили нас между Билли Оушеном и сраным “Four Tops”… на десять утра. Не знаю, чем они думали. Наверное, на фестиваль требовалось больше чёрных групп и они могли подумать, что мы - чёрные. Как тогда, в Филадельфии, во время наших первых гастролей.
Начало не сулило ничего хорошего.
Перед концертом регистрируюсь у администратора гостиницы, и тут ко мне подходит какой-то типок и говорит:
- Эй, Оззи, с тобой можно сфотографироваться?
Я ему в ответ:
- Да. Конечно!
А этот парень:
- Мне очень жаль, но я должен это сделать - и вручает мне судебный иск.
От моего тестя. Блин, он решил затащить меня в суд перед началом благотворительного концерта!
Когда за кулисами все узнали об иске – не спрашивайте меня, в чем там дело, всем занялась Шарон - один из техников подходит ко мне и говорит:
- Странный какой-то человек, твой тесть.
- В смысле? – спрашиваю я.
- Сказал, что обложка пластинки “Born Again” напоминает ему внуков.
Для непосвященных объясню: “Born Again” – это третий альбом “Black Sabbath” после моего ухода, а на обложке изображен демонический выкидыш с когтями и клыками. Как можно нести такую чушь?!
С одной стороны, участие в “Live Aid” было фантастическим: благая цель это раз, а два - никто не сыграет старые “саббатовские” песни лучше, чем я, Тони, Гизер и Билл. С другой стороны, было и немного позора. Во-первых, у меня по-прежнему был избыточный вес, я едва помещался в кадре. За шесть лет после ухода из группы, я стал знаменитостью в Америке, в то время как “Black Sabbath” катились в противоположном направлении. Поэтому ко мне относились с особым пиететом, хотя я об этом не просил. Речь идет о мелочах, например, я получил куртку с логотипом фестиваля, а они – нет. Во всяком случае, мы все ощущали себя неловко. А я не пытался деликатно разрулить ситуацию, потому что мое “накокаиненное” эго рок-звезды вырвалось из-под контроля. В глубине души вертелись слова, готовые вырваться наружу: ”Вы выгнали меня, а теперь вы мне не нужны и идите в жопу!” Теперь, когда я оцениваю это спустя годы, задаю себе только один вопрос: а стоило ли быть тогда таким козлом?
Сам концерт прошел гладко. Мы разместились в отеле, встретились на пробе звука, пробежались по списку песен, вышли на сцену, отбарабанили своё и разбежались по домам.
Что касается иска Дона Ардена, то он, в общем-то, не должен был стать для нас какой-то неожиданностью. Фирма “Jet Records” болезненно перенесла наш уход. Сюда стоит добавить и прочие проблемы. Примерно тогда, Дэвид, брат Шарон, должен был предстать перед английским судом по обвинению в похищении, шантаже и избиении бухгалтера, некого Харшада Патела. Весьма неприятная история. Дэвида приговорили к двум годам тюряги в Вэндсворт, но он отсидел там только несколько месяцев, после чего был переведен на общий режим в тюрьму Форд.
Взяли за задницу и Дона, который по-прежнему жил в доме Говарда Хьюза на вершине каньона Бенедикта. В конце концов, Дон понял, что ему грозит экстрадиция, вернулся добровольно в Англию, чтобы предстать перед судом. Нанял самых лучших адвокатов Лондона. Ему удалось избежать наказания, и он был оправдан по всем статьям.
Через несколько месяцев после “Live Aid”, 8 ноября 1985 года, родился Джек. Я был пьян и мало что помню – часами просиживал в пабе напротив больницы – но помню, как Шарон захотела сделать малышу обрезание. Я не собирался ей перечить. Кстати, самое смешное то, что моя мама, будучи католичкой, в свое время сделала обрезание и мне. Никто из моих братьев не прошел через это, только я. Помню, спрашивал маму, что ей тогда пришло в голову, она ответила:
- Так было модно.
Я не верил собственным ушам. Накричал тогда на нее:
- Мне отрезали крайнюю плоть, потому что это было модно?!
Но я должен признать, мой член от этого стал чище. А так как Джек был наполовину евреем – принимая во внимание Дона Ардена, настоящее имя которого было Харри Леви – это казалось естественным.
Удивительно и то, что это был наш третий ребенок за три года. Мы этого не планировали, так получилось и всё тут. Всегда после окончания тура мы с Шарон “залегали на матрацы” – дело молодое – всё идет своим чередом, а через девять месяцев Шарон рожала очередного маленького Озборна.
Офигеть можно, я колесил по миру в роли Князя Тьмы с тремя детьми на плечах, что не совсем соответствовало моему имиджу. Несколько лет подряд почти все время в перерывах между концертами уходило на лихорадочные поиски “конверта для новорожденного” с нашитым жёлтым медвежонком по имени Ляля. Джек неистово капризничал, если не мог обнять или пососать свою Лялю. Но мы так часто переезжали, что Ляля постоянно где-то терялась. У меня самого начался бзик из-за этого долбаного медведя. Спускаюсь со сцены после исполнения “Diary of a Madman” и первым делом беспокоюсь:
- Где Ляля? Вы не видели Лялю? Не забудьте забрать Лялю!
Неоднократно мы посылали наш частный самолет через пол-Америки, чтобы забрать Лялю из отеля, где мы вчера ночевали. Тратили двадцать штук на топливо, чтобы спасти Лялю. Вы только не подумайте, что мы не пробовали купить Джеку взамен что-то другое. Малыша не проведешь – никаких замен и точка. Можно было найти одеяло с медвежонком, ну вылитый Ляля, однако Джек моментально его выбрасывал и заливался слезами, пока не получал назад настоящую Лялю. Время шло и Ляля подверглась хирургическому вмешательству, когда собака Шарон несколько раз пробовала сожрать одеяло, так что нашего мишку уже ни с чем нельзя было спутать.
Несмотря на то, что я частенько был пьян и меня подолгу не было дома, мне нравилось быть отцом. Это так классно, когда можно созерцать как малыши, которые появились на свет благодаря тебе, развиваются и подрастают. Шарон тоже нравилось быть мамой. Но хорошего понемногу.
После рождения Джека оназаявила мне:
- Оззи, в следующий раз после гастролей, держись от меня подальше. Мне кажется, я всю жизнь беременна и мне это надоело.
Поэтому, я пошел на вазэктомию. (Вазэктоми́я - хирургическая операция, при которой производится перевязка или удаление фрагмента семявыносящих протоков у мужчин. Эта операция приводит к стерильности (неспособности иметь потомство) при сохранении половых функций. У мужчины после вазэктомии сохраняется половое поведение: либидо, эрекция, эякуляция. Но поскольку семявыносящие протоки становятся непроходимы, то в эякуляте отсутствуют сперматозоиды. Яички сохраняют свои функции. Вазэктомию применяют в качестве радикального средства контрацепции. В медицине обычно рекомендуется мужчинам, обладающим детьми и решившим отказаться от деторождения в будущем.) Та ещё процедура, скажу я вам.
- Мистер Озборн, вы знаете, что это необратимо? – спросил доктор.
- Да.
- Вы точно этого хотите?
- Да.
- Вы абсолютно в этом уверены?
- Вне всякого сомнения, доктор.
- Ну что ж, прошу подписать заявление.
После операции мои яйца опухли до размера двух арбузов. И к тому же страшно болели.
- Доктор! – говорю. – Вы можете что-нибудь сделать, чтобы размер остался, а боль прошла.
В общем, не рекомендую, исходя из предписаний элективной хирургии. После этой перетяжки, когда ты кончаешь, вылетает какая-то роса. Это больше похоже на сухой кашель. Весьма странное дело, чувак.
И вдруг, девять месяцев спустя, Шарон вновь захотелось ребенка. Ну, я снова иду к врачу и прошу, чтобы он вернул всё взад.
- Твою дивизию! – отвечает мне доктор. – Я же объяснял, что это необратимо! Хотя попробовать можно всегда.
Не получилось. Как сказал врач, очень трудно было провести обратную процедуру. Может, если бы я тогда вернулся, чтобы пробить протоки, из этого могло что-то выйти? Кто его знает? Во всяком случае, мы перестали пробовать завести еще одного ребенка. Как бы то ни было, а у меня пятеро детей и это неслабо, и я всех их люблю.
Ничего лучшего, чем они, в моей жизни не было, однозначно.
После вазэктомии появилась другая проблема. Мне взбрело в голову, что я могу делать все что угодно – по крайней мере, так мне казалось, когда я был бухой. Но моя жена воспитывалась в рок-н-ролльной среде, и враньё чуяла за версту. Да и врун из меня - никудышний. А значит, она сразу “просекала”, что у меня на уме. Понятно дело, злилась на меня, но смотрела на это сквозь пальцы… На первых порах.
Нельзя сказать, что у меня были романы. Я просто хотел хоть на час стать Робертом Редфордом. Но я был слаб в этом амплуа. В большинстве случаев, когда я “кадрил” чиксу, той приходилось вызывать мне скорую или везти моё тело на такси в гостиницу, в то время как я вовсю блевал. Я начинал рандеву как Джеймс Бонд, а заканчивал на земле, как куча дерьма. Чувство вины, которое приходило потом, меня, на хер, добивало. Я ненавидел сам себя. Чувствовал себя полным гандоном. Вдобавок, я - ипохондрик, а значит, меня всегда одолевал страх подхватить какой-нибудь редкий смертельный вирус. Могу заразиться через телевизор, такой уж я есть. Могу принимать снотворное, увидеть по телеку рекламу этих таблеток, где голос за кадром говорит о возможных побочных эффектах “в виде рвоты, кровотечения и - в редких случаях – смертельный исход”, и всё – считайте, я одной ногой уже в морге. Дошло до того, что два раза в неделю, ко мне приходили врачи, так, на всякий случай, осмотреть мою “корягу”.
И вот появился СПИД.
Сначала, я ни о чем не переживал. Как и большинство людей, думал, что это касается геев. И неважно, сколько я выпил или вынюхал, мне никогда не тянуло кувыркаться в постели с чьей-то волосатой жопой.
Но быстро оказалось, что вовсе не надо быть геем, чтобы заболеть СПИДом. Однажды ночью, я трахнул телку в “Sunset Marquis Hotel” в Западном Голливуде. Сразу же понял, здесь что-то не так. Ну, я в два часа ночи звоню администратору и спрашиваю, а нет ли в гостинице дежурного врача. Был. Дорогие отели всегда держат собственных коновалов. Он поднялся ко мне в номер, осмотрел мой инструмент и говорит, мол, надо сделать тест.
- Какой ещё тест? - спрашиваю его.
- Тест на ВИЧ инфекцию – отвечает доктор.
”Ну, всё! - думаю. - Сливай воду”.
Несколько дней лез на стену от страха. Со мной невозможно было рядом находиться. В конце концов, проговорился обо всём Шарон. Можете себе представить, что тогда началось. Вспомните бомбу мощностью в сто мегатонн, которую русские взорвали где-то в Арктике. Именно так взорвалась Шарон, когда я ей сказал, что должен сделать тест на ВИЧ, потому что трахнул какую-то ”левую” тёлку из бара в гостинице. Это было нечто большее, чем ярость. Шарон “пилила” меня так, что я подумал, уж лучше умереть, чем пережить такую головомойку еще раз.
Во всяком случае, сделал этот тест, а через неделю, пошел за результатами вместе с Шарон.
Никогда не забуду, как врач вошел в тесный кабинет, уселся, вытащил папку и сказал:
- Ну что же, мистер Озборн, хорошая новость такова, у вас нет герпеса, гонореи и сифилиса.
Слышу эти слова и сразу догадываюсь, что есть поводы для страха.
- А плохая новость? – спрашиваю его.
- Что ж, это прозвучит брутально – говорит он, а меня парализует страх – но вы ВИЧ-инфицированный.
Я дословно падаю на колени, хватаюсь за голову и кричу:
- Что это, блядь, значит ВИЧ-инфицированный?! Это же, блядь, смертный приговор, ты, дебил!
Помните, тогда с ВИЧ никто не боролся. Если обнаруживали ВИЧ, это значит, ты болел СПИДом, а потом умирал. КОНЕЦ. А поскольку я был ВИЧ-инфицированным, вполне возможно, что и Шарон была ВИЧ- инфицированной. То есть, я убил мать своих детей.
Я боялся посмотреть ей в глаза, чувствовал себя более чем хреново. В тот момент она должна была меня ненавидеть, но ничего не сказала. Думаю, что Шарон была столь же шокирована, как и я.
Вдруг на столе у врача звонит телефон. Я продолжаю стоять на коленях и орать, но быстро заткнулся, сообразив, что звонят из лаборатории по поводу результатов моих анализов. Доктор мычит и вздыхает, а я слушаю. Наконец-то он кладет трубку и говорит:
- Маленькое уточнение, мистер Озборн! Ваш результат оказался не позитивным, а только в пределах допустимого отклонения. А это значит, нам нужно повторить тест. Извините за недоразумение.
Недоразумение?! Если бы я не был так подавлен, то съездил бы по морде этому подонку.
Но в этот момент я не был в состоянии что-либо сделать.
- Сколько это займет времени? – спрашиваю охрипшим голосом и стараюсь, чтобы меня не стошнило.
- Еще неделю.
- Я не выдержу неделю. Я серьезно, доктор! Что-нибудь с собой сделаю. Нельзя ли как-то ускорить?
- Это будет стоить дороже.
- Плевать на деньги.
- Окей! Результаты буду готовы завтра. Кроме того, предлагаю вам, миссис Озборн, также сделать тест.
Побледневшая Шарон только кивнула головой.
На следующий день мы пришли за результатами. Я думал, что откину копыта ночью, но Шарон не была настроена оказать мне сочувствие. Она была настроена на развод. Я, в натуре, подумал, что нашему браку - конец.
- Итак, мистер Озборн! – говорит врач. – По результатам второго теста с удовольствием информирую о том, что вы, скорее всего, не являетесь ВИЧ- инфицированным. Впрочем, мы должны сделать тест еще раз, чтобы окончательно убедиться.
Хватаюсь за голову, выпускаю воздух из легких и благодарю Бога так, как никогда раньше не благодарил. Слышу, как Шарон всхлипнула с облегчением и шмыгнула носом.
А врач продолжает:
- Всё это недоразумение связано с тем состоянием, в котором находится ваша иммунная система, а она, собственно говоря, не функционирует. Вообще. Сперва работники лаборатории не могли этого понять. Поэтому подвергли кровь более тщательному анализу и обнаружили определенные… хм… факторы вашего образа жизни, которые объясняют данную аномалию.
- Факторы образа жизни?
- Да. В вашей крови содержится практически смертельная доза алкоголя и кокаина, мистер Озборн, не говоря уже о прочих наркотических веществах. Лаборатория никогда не сталкивалась с подобными анализами.
- А значит, у меня действительно нет ВИЧ?
- Нет. Но ваше тело думает, что он есть.
- Какое облегчение…
- На самом деле у вас нет ВИЧ, но вы подвергаете свою жизнь серьезной опасности, если не измените своих привычек.
Я кивнул головой, но его уже не слушал. Думал, как обмыть эту новость. По секрету скажу: кое-что в своей жизни я таки поменял - никогда больше не изменял Шарон.
После этой нехорошей истории со СПИДом я прилетел обратно в Англию, готовиться к следующим гастролям. Через неделю, может две, мне в отчаянии звонит Шарон, которая по-прежнему жила в Калифорнии.
- Оззи, прилетай сюда первым же самолетом – выдавила она.
- Что? Зачем? – спрашиваю.
- Просто езжай в аэропорт, купи билет, перезвони в “Beverly Hills Hotel” и сообщи, каким рейсом прилетишь.
- С тобой все в порядке, Шарон?
- Нет. И еще одно, Оззи.
- Что?
- Ты … не должен быть… пьяным!
И положила трубку.
Пятнадцать часов спустя я прохожу паспортный контроль в аэропорту Лос-Анжелеса и вдруг вижу отблески, как мне показалось, десяти тысяч вспышек.
“Наверное, приехала какая-то монаршая особа” – подумал я. Как вдруг какой-то журналюга подсовывает мне под нос свою телекамеру и спрашивает:
- Что скажешь, Оззи?
- Э…Ну… курица была немного сыровата – говорю – а так, нормальный перелёт.
- Я имею в виду подростка. Того, который погиб. Как-то прокомментируешь это?
- Что???
- Его самоубийство. Что ты об этом думаешь?
- Понятия не имею о чем …
Я не успел сказать ничего больше, потому что в этот момент около десяти телохранителей отталкивают оператора, берут меня в кольцо, сопровождают до выхода и сажают в черный лимузин.
На заднем сиденье уже поджидает мой адвокат Говард Вайцман.
- Парня зовут, скорее, звали Джон Маккаллом – поясняет он и показывает мне “Лос-Анжелес Таймс”. – Девятнадцать лет, поклонник твоей музыки. Родители утверждают, что он употреблял алкоголь, слушал “Speak of the Devil” (Монолог Дьявола) и застрелился из принадлежащего его отцу пистолета калибра 5.56 мм. Его нашли с наушниками на голове. И они считают, что ты во всем виноват.
- Я?
- Отец утверждает, что его сын сделал то, к чему его призывал текст песни “Suicide Solution” (Самоубийственное решение).
- Но ведь “Speak of the Devil” – это концертный альбом с песнями “Black Sabbath”. Там даже нет “Suicide Solution”.
- Правильно.
- А он, вообще, читал текст песни?
- Мы знаем, что в песне говорится о риске, связанном со злоупотреблением алкоголя, но он придерживается другого мнения.
- Он думает, что я хочу, чтобы мои поклонники покончили с собой? А кто же, мать его так, будет тогда покупать мои пластинки?
- Это не всеё, Оззи. Поговаривают, что в свои песни ты вставляешь скрытые послания для подсознания, которые призывают молодых да впечатлительных “взять оружие”, ”покончить с этим сейчас же”, ”стрелять, стрелять, стрелять”, что-то в этом роде. Всё это найдешь в тексте иска. Я распоряжусь, чтобы тебе в отель прислали копию.
- Сколько они от меня хотят?
- Всё. Плюс компенсацию.
- Шутишь?
- К сожалению, нет. Мы, собственно, направляемся на пресс-конференцию. С твоего разрешения, говорить буду я.
Пресс-конференция была организована в теннисном клубе. Я был утомлен сменой часовых поясов, находился “под мухой” (не совладал с собой) и пребывал в шоке. А когда меня провели на маленький подиум перед камерами, мне стало еще хуже. Я успел привыкнуть к интервью с журналистами музыкальных изданий, но не к этой своре маститых медийных репортёров со всей страны. Как будто вернулся в класс к мистеру Джонсу. Репортёры так быстро засыпали меня острыми вопросами, что я охотно бы спрятался за какой-нибудь занавеской.
Один из них спрашивает:
- Мистер Озборн, это правда, что в песне “Paranoid” вы поёте: ”Говорю вам, кончайте с жизнью”?
Минуту прокручиваю в голове текст Гизера, потом отвечаю:
- Нет. Я пою: “Наслаждайтесь жизнью”. (Речь идет о последнем куплете “Paranoid”: “I tell you to enjoy your life I wish I could but it’s too late”, журналист намекает на то, что вместо слова enjoy – “наслаждаться”, в тексте присутствует end - “покончить”).
Но остальные репортеры уже выкрикивают следующие вопросы и никто меня не слышит.
- “НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью” – повторяю я. – “НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью”.
Никто не слушает.
- Оззи! – спрашивает следующий журналист – Адвокат мистера Маккаллома утверждает, что он был на вашем концерте, и ему показалось, что это Нюрнберг, когда толпа начала скандировать ваше имя. Как вы это прокомментируете?
Мне следовало бы ответить: “Нюрнберг? Сомневаюсь, что Гитлер пок а зывал в Нюрнберге знак мира и кричал: “Рок-н-ролл!”. Но я ничего не сказал. Не смог выдавить из себя ни слова. Это - как паралич.
Сыплются вопросы о “Suicide Solution”. Говард Вайцман, помню, пытается перекричать толпу:
- Эта песня носит автобиографический характер. В ней говорится о всем известной борьбе мистера Озборна с алкоголизмом, который он считает формой самоубийства, доказательством чего может послужить трагическая смерть его близкого друга Бона Скотта, вокалиста австралийской группы “AC/DC”.
- Оззи – кричат репортеры – а это правда, что…?
Наконец, пресс-конференция закончена, потрясённый, я возвращаюсь в отель. Падаю на кровать, включаю телевизор, а там Дон Арден как раз делится впечатлениями обо мне:
- Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, чтобы мистер Озборн понимал смысл этого текста (если он вообще был), потому что его знания в области английского языка минимальны.
Наверное, он решил поддержать меня таким образом.
Пресс-конференция была ужасной и дала почувствовать, что меня ожидало в будущем. В Америке я стал врагом государства номер один. Однажды утром в Нью-Йорке, открываю газету, а там, на фотографии увидел себя, с нацеленным в голову пистолетом. Это был чистой воды фотомонтаж, потому что я не припоминаю, чтобы позировал для подобного снимка. Во всяком случае, меня они конкретно разозлили. И потом, где бы я ни был, мне начали угрожать расправой. Фараоны пользовались этим и пытались отменить мои концерты. Однажды в Техасе, местный шериф позвонил нашему концертному администратору и сказал:
- Кто-то украл из карьера динамит, и мы получили анонимное письмо с предупреждением, что взрывчатка будет использован для покушения на Оззи.
Больше всего я переживал за детей. Приказал нянькам, чтобы они ни в коем случае ни с кем не общались на улице. Шел 1986 год, всего лишь пять лет назад Джон Леннон подписал экземпляр “Double Fantasy” поклоннику, который его потом застрелил. А я хорошо знал, что самыми большими психами являются как раз фаны. Один из них повсюду таскался за мной с бивнем мамонта, возраст которого - пять миллионов лет. Другой прислал мне видеокассету, а там его дом; моё имя красовалось повсюду на каждой вещи, внутри и снаружи. Потом он прислал ещё одну кассету, где на видео девочка танцует в резиновых сапогах под песню «Fairies Wear Boots».
Этот тип был ненормальным. Он построил склеп, в котором мы должны были вместе с ним провести вечность. По правде сказать, у меня есть идеи, бля, поинтереснее насчет вечности. Дошло до того, что полиции приходилось “закрывать” его в обезьяннике всякий раз, когда я выступал с концертом вблизи его места жительства. А если я подписывал пластинки в ближайшем музыкальном магазине, мне советовали носить бронежилет, так, на всякий случай.
Через некоторое время всёэто безумие меня стало порядком бесить. Помню, как-то лечу со своим ассистентом Тони из Токио в Лос-Анжелес. Рейс задержали на шесть часов и перед посадкой пассажирам раздавали талоны на халявную выпивку. Понятное дело, все наклюкались, но одна американская чувиха не давала мне проходу. Сидела за мной, каждые две секунды стукала меня по затылку и говорила:
- А я вас знаю.
Тони без устали повторял:
- Успокойтесь, мадам, прошу нам не мешать.
Но она и слышать не хотела. В конце концов, встаёт, подходит ко мне и хочет сделать фотку. Я разрешаю ей. А она:
- Вспомнила! Вы - Оззи Борн!
Тут я не выдерживаю. Ору на нее:
- Иди на хер!
Приходит стюардесса и предупреждает, чтобы я не оскорблял других пассажиров.
- В таком случае, скажите ей, пусть она ко мне не приближается! – отвечаю.
Но эта баба никак не уймётся, лезет ко мне все время.
Думаю: “Ну, всё, так больше продолжаться не может”.
Я тогда носил с собой вещицу под названием “роковые пилюли”. Это, в общем, хлоралгидрат, расфасованный в маленькие желеобразные капсулы. Достаточно проколоть её оболочку и выдавить содержимое в чей-нибудь дринк. Если услышите, что кому-то “подсунули Микки”, это значит, что он получил “роковую пилюльку”. (Mickey – предположительно, от имени Майкла “Mickey” Финна, хозяина бара в Чикаго, который на рубеже XIX – XX веков, подсыпал в спиртное клиентам наркотики, а потом, в служебном помещении, их грабил. Отсюда выражение – “подать блюдо Микки Финна”, или, короче - “подать Микки”). Итак, я дождался, пока она встанет со своего места и пойдет отлить. Тогда оборачиваюсь и выдавливаю “роковую пилюлю” в её бокал с вином.
Когда телка вернулась, я говорю Тони:
- Смотри назад и говори, что происходит.
Он комментирует:
- Фекундочку, фичас пока нифего, но она немного наклоняется вперед. Как-то ее развезло. Вот сейчас, вот-вот…
Слышу толчок в спинку сиденья.
- Что случилось? – спрашиваю я.
- Лежит лицом в подносе. Крепко спит.
- Класс.
- Да. Жаль, не убрала фуп с поднофа. Бедняжка. Вся ифпачкается.
Но больше всего меня добивали эти уродцы Иисусовы. Когда в судах слушалось дело “Suicide Solution”, они таскались за мною повсюду. Пикетировали мои концерты, носили транспаранты с лозунгами типа: “Антихрист среди нас”. И постоянно скандировали: “Отвернись от сатаны! Повернись к Богу!”.
Один раз я изготовил свой собственный транспарант с лозунгом: “Доброго вам дня” и нарисовал смайлик. Присоединился к ним. Они даже не заметили меня. Когда выступление вот-вот должно было начаться, я опустил транспарант, сказал: “Пока, ребятушки!” и вернулся к себе в раздевалку.
Особенно мне запомнился эпизод с этими придурками в Тайлере, штат Техас. Угрозы расправиться со мной стали уже практически привычным делом и меня везде сопровождал телохранитель Чак, ветеран вьетнамской войны. После неё у Чака был такой бзик насчет узкоглазых, он не мог даже войти в китайский ресторан.
- Если увижу желтого, порежу его на ремни – предупреждал он.
Чак не смог сопровождать меня на концертах в Японии, для него это было бы слишком большим стрессом. Когда мы останавливались в отеле, ночами он ползал в кустах по-пластунски или качал пресс в коридоре. По-настоящему крутой парень.
Во всяком случае, мы отыграли концерт в Тайлере, пошли прогуляться и около семи утра вернулись в гостиницу. Ранее, я договорился о встрече с врачом в полдень в холле – побаливало горло – и пошел спать, вздремнул пару часов. А потом Чак постучал в дверь, и мы отправились на встречу с коновалом. Поскольку врача нигде не было видно, я сказал администраторше:
- Если вдруг объявится парень в белом халате, передайте ему, что я в кофе-баре.
Понятия не имел, что перед концертом местный проповедник-евангелист подготовил телерепортаж обо мне, в котором рассказывал, что я - дьявол, что сбиваю молодых американцев с пути истинного и что всех заберу с собой в пекло. Это значит, на меня охотилось полгорода, а я об этом ни сном, ни духом. Сижу себе в кофе-баре, Чак возле меня нервничает и что-то мычит про себя. Проходит полчаса. Доктора всё нет. Еще полчаса. По-прежнему не появился. В конце концов, ко мне подходит какой-то парень и говорит:
- Это ты, Оззи Озборн?
- Ну, я.
- Отвернись от сатаны! Повернись к Богу! Отвернись от сатаны! Повернись к Богу! Отвернись от сатаны! Повернись к Богу!
Передо мной стоит проповедник из телевизора. Оказалось, что в баре было полно его апостолов и, как только тот затянул свои безумные речевки, все к нему присоединились. Меня окружает человек сорок-пятьдесят этих извращенцев, у всех морды красные и каждый выплевывает из себя одни и те же слова.
И тут Чак разозлился не на шутку. Эта ситуация, должно быть, напомнила ему Вьетнам, потому что он просто озверел. Пятая степень бешенства. Тип за десять секунд “отоварил” человек пятнадцать этих ненормальных. Повсюду летают зубы, библии, очки.
Я не остался посмотреть, что будет дальше. Заехал проповеднику локтем по яйцам и свалил оттуда.
Забавно то, что я интересовался Библией и даже пару раз пробовал её читать. Но дошел только до фрагмента, когда Моисею исполнилось 720 лет. Подумал: что же эти люди тогда курили? Дело в том, что я не верю в парня по имени Бог, который восседает в белом костюме на пушистом облаке, так же как не верю в типа по имени Сатана, у которого есть рога и вилы. Но верю в то, что есть день и ночь, есть добро и зло, что-то черное, а что-то белое. Если Бог есть, то это - природа. Если есть дьявол, то это- природа. Точно также я думаю, когда люди меня спрашивают, а не являются ли песни, такие как “Hand of Doom” и “War Pigs”, антивоенными. Я считаю, что война заложена в природе человека. А я всегда был увлечён людской сущностью, особенно, ее темной стороной. Так было всегда. Несмотря на это, я не поклоняюсь дьволу, так же мой интерес к Гитлеру не делает из меня нациста. Будь я нацистом, разве взял бы я в жены женщину, которая была наполовину еврейкой?
Достаточно было, чтобы все эти извращенцы послушали мои песни, и не было бы вопросов. Но они хотели за мой счет стать популярными. Я не сильно переживал по этому поводу, потому что, всякий раз, когда они атаковали меня, по телеку показывали мою отвратительную физиономию, а с прилавков улетали очередные сто тысяч моих пластинок. Собственно, это я должен на Рождество посылать им открытки с наилучшими пожеланиями.
В конце концов, даже американская фемида выступила на моей стороне.
