Де Мойн

Ни с того, ни с сего, я стал безработным.

И без шансов на трудоустройство.

Помню, что я тогда думал: “Хорошо, у меня в кармане осталось пару долларов, еще немного оторвусь в Лос Анжелесе и возвращаюсь в Англию”. Я действительно думал продать Bulrush Cottage и пойти работать на стройку, или что-то в этом роде. Смирился с фактом, что всё кончено.Вся эта затея с самого начала не казалась мне реальной. Первым делом поселился в отеле “Le Parc” в Западном Голливуде. Мое проживание оплачивала фирма Дона Ардена, “Jet Records”. Скажу вам правду, я очень удивился, что Дон башляет за меня. “Как только он узнает о том, что я не вернусь в “Black Sabbath” - накручивал я себя - выкинет меня отсюда”. Поэтому надо было пользоваться моментом, пока это было возможно. В “Le Parc” ты получаешь не просто комнату – ты живешь в апартаментах с собственной кухней, в которой можно приготовить поесть. Я никуда оттуда не выходил. Сидел на кровати и смотрел старые военные фильмы в комнате при закрытых шторах. Месяцами не видел солнечного света. Мой дилер регулярно поставлял мне “кокс” и травку, бухло привозили из магазина Джила Тернера на Сансет Стрит, и время от времени приходили девочки позабавиться. Удивительно, что кто-то ещё хотел со мной трахаться, особенно в то время. Я пожирал столько пиццы и глушил столько пива, что у меня были сиськи больше, чем у старшего и толстого брата Хутта Джаббы. (Jabba the Hutt- вымышленный персонаж вселенной “Звёздных Войн”, гангстер - слизняк, его рост- 390 см… в длину).

Не помню, когда последний раз видел Телму и детей. Звонил им по телефону из номера, но явно чувствовал, что мы отдаляемся друг от друга, и это только усиливало мою депрессию. В жизни я провел больше времени с “Black Sabbath”, чем со своей семьей. После многомесячных гастролей, мы возвращались недели на три домой, потом смывались куда-нибудь на ферму или в замок, и “гудели” там до тех пор, пока не появлялись новые песни. Так продолжалось десять лет, в результате - проблемы в личной жизни у каждого из нас. Брак Билла распался, брак Тони распался, брак Гизера распался. А я этого допустить не хотел, это означало бы для меня утрату дома и детей. Я уже потерял отца и группу.

Хотелось от всего отгородиться, отогнать всё от себя. Поэтому я зашился в “Le Parc” и пил, пил, пил…

Пока однажды ко мне постучался некий Марк Носиф. Он был барабанщиком в группе, которую опекал Дон Арден, и успел поиграть почти со всеми, начиная с “Velvet Underground” и заканчивая “Thin Lizzy”. Марк сказал мне, что к нему должна зачем-то прийти Шарон из “Jet Records” (он жил в том же отеле, что и я), но ему нужно было выехать из города на концерт. И вручил мне конверт.

- Будь любезен, передай это ей, хорошо? - говорит.- Я сказал ей, чтобы она перезвонила тебе от администратора.

- Без проблем - ответил я.

Только закрылись за ним двери, я взял в руки нож и вскрыл конверт. Там лежали пятьсот баксов наличкой. Хер его знает, для чего были эти деньги, я вообще этим не заморачивался. Сразу же позвонил дилеру и заказал коксу на пять сотен. Несколько часов спустя приходит Шарон и спрашивает, мол, для неё ничего не передавали.

- По-моему, нет – говорю я, как ни в чем не бывало.

- Ты уверен, Оззи?

- Сто пудов.

Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы “просечь”, что случилось. На столе лежит большой пакет с “коксом”, рядом вскрытый конверт, а на конверте надпись фломастером: ”Шарон”.

Увидев это, она засадила конкретный кипеш, летели крики и проклятия, Шарон повторяла, что я проклятое ничтожество.

“Забудь, парниша, ты её не скоро трахнешь” – подумал я тогда.

Но на следующий день она возвращается. А я лежу в луже мочи и дымлю косячком.

- Послушай-ка! – говорит она. - Если ты хочешь выбраться из этого говна, мы позаботимся о твоей карьере.

- А чего это вдруг кто-то озаботился моей карьерой? – спрашиваю я.

Не мог в это поверить, правда, но очень хорошо, что кто-то протянул мне руку, потому что я был абсолютно на мели. О гонорарах за работу в “Black Sabbath” можно было забыть, у меня не было ни счета в банке, ни другого источника доходов. Сперва Дон хотел, чтобы я играл в группе под названием “Son of Sabbath”, что мне показалось ужасной идеей. Потом ему взбрело в голову, чтобы я пел с Гэри Муром. Но это меня так же не вдохновляло, хотя мы и поехали вместе в Сан-Франциско: я, Шарон, Гэри и его девушка, где великолепно провели время. Во время этого путешествия, скажу вам честно, я действительно подумал, что Шарон на меня “запала”, но, увы, ничего не произошло. Когда мы расставались в этот вечер, она вернулась к себе в отель, а мне осталось только пускать слюни в пиво.

Самой худшей идеей Дона Ардена была мысль о моих совместных выступлениях с “Black Sabbath” в одном концерте, один за другим, эдакий мини-марафон.

- Он что, прикалывается? – спросил я Шарон.

Но Шарон тогда начала брать дело в свои руки, и было принято решение записать нормальный сольный альбом.

Я хотел назвать его “Blizzard of Ozz”.

И вот, шаг за шагом, все пошло так, как мы хотели.

Не знаю никого, кто лучше Шарон сможет со всем справиться. Если она что-то пообещала, то свое слово держала. В худшем случае, говорила: “Послушай, я сделала всё, что могла, но это было невозможно”. Когда у тебя есть такой менеджер, я всегда знал, что у нас творится. Тогда как её отец постоянно метался и орал как главарь банды, и я старался держаться от него подальше. Конечно, перед записью альбома и выездом на гастроли я должен был собрать группу. До этого я никогда не занимался организацией прослушиваний, понятия не имел с какой стороны к ним подступиться. Мне помогла Шарон: возила меня туда-сюда, чтобы я мог посмотреть молодых, подающих надежды гитаристов из Лос-Анжелеса. Но меня это занятие не возбуждало.Если в углу стоял диван, я садился и “вырубался”. Пока Дана Страм, мой приятель, который пробовался на место басиста, не сказал мне:

- Послушай, Оззи, есть тут один паренек, с которым ты должен обязательно познакомиться. Он играет в группе “Quiet Riot”. Ты офигеешь!

Так, однажды вечером ко мне в “Le Parc” приходит отрекомендоваться молодой щуплый американец. Как только я его увидел, сразу же задал себе вопрос: “Это девчонка или гей?” Он носил длинные “мокрые” волосы и говорил странным низким голосом. И был такой худой, что мог спрятаться за шваброй. Немного напоминал мне Мика Ронсона, гитариста Дэвида Боуи.

- Сколько тебе лет? – спрашиваю я, как только он вошел в комнату.

- Двадцать два.

- Как тебя зовут?

- Рэнди Роудс.

- Хочешь пива?

- Колу, если можно.

- Я принесу пива. Так, между прочим, ты мужик?

Рэнди только рассмеялся.

- Я серьезно спрашиваю – налегаю я.

- Э… Ну, да… Так получается.

Рэнди, наверное, подумал, что я чокнутый.

Потом мы направились в какую-то студию, чтобы я мог послушать, как он играет. Помню, Рэнди подключает “гибсон” типа “Лес Пол” к маленькому репетиционному усилителю и спрашивает:

- Не против, если я немного разогреюсь?

- Давай, жги!

И начинает проделывать пальцами свои экзерсисы.

- Достаточно – говорю я. – Этого хватит, Рэнди.

- Что-то не так? – спрашивает он с тревогой на лице.

- Считай, ты принят.

Как же этот парень играл… Это надо было слышать. Был так хорош, что я чуть не расплакался.

Вскоре мы улетели в Англию на репетиции. Я быстро сориентировался, что хоть Рэнди и выглядит как крутой чувак, это необычайно милый, рассудительный парень. К тому же, он был настоящим джентльменом – уж этого точно не ожидаешь от типичных американских мастеров гитары.

Я не мог понять, почему он вообще хочет иметь дело с таким конченым ханурём как я.

Сперва мы жили в Bulrush Cottage с Телмой и детьми. Там написали нашу первую песню - “Goodbye to Romance”. Работать с Рэнди и работать с “Black Sabbath” – это небо и земля. Однажды, я слонялся по дому и напевал мотивчик, который много месяцев вертелся в моей голове.

Рэнди спрашивает:

- Эта твоя песня или “Битлз”?

Я ему в ответ:

- А, ничего особенного, просто давно засела в моей голове.

Но он усадил меня рядом, и мы работали до тех пор, пока из этого не получилось нечто новое. Рэнди был невероятно терпелив. Я совсем не удивился, когда оказалось, что его мать - учитель музыки. Впервые я почувствовал себя полноправным соавтором песни.

Как сейчас помню нашу совместную работу над “Suicide Solution”. Мы были на вечеринке с группой “Wild Horses” в лондонской репетиционной студии Джона Хенри. Все уже “поддатые”, каждый по-своему, а Рэнди в это время сидит в уголке и шлифует новые риффы на своей гитаре “Flying V”. (Flying V - модель электрогитары, впервые представленная в 1958 году компанией “Gibson”. Особенностью модели был необычный дизайн деки, напоминающий наконечник стрелы. В разный период своей деятельности, гитары “Gibson Flying V” использовали: Кейт Ричардс, Джими Хендрикс, Ленни Кравиц, Джо Перри из“Aerosmith”, Кен К. Даунинг из “Judas Priest”, Рудольф Шенкер из”Scorpions”, Вольф Хоффманн из “Accept”, Кирк Хэмметт и Джеймс Хэтфилд “Metallica”). И вдруг слышу: таа-даа-тада, таа-да-да. Я кричу:

- Ух ты, Рэнди! Что это было?

Он только пожимает плечами. Прошу его сыграть еще раз эти же аккордыи начинаю напевать текст, который уже какое-то время вертится у меня в голове: “Wine is Fine, but whiskey’s quicker/ Suicide is slow with liquor”. И всё. Большая часть текста была написана на месте. Закончился этот вечер совместной импровизацией на сцене.

Был там Фил Лайнотт из “Thin Lizzy”. Выходит, я видел его в последний раз перед смертью. Тяжелый случай, этот Фил. Он абсолютно потерялся, хотя был офигенным на сцене, клёвый голос, отличный стиль. Жалко, погубил его “герыч”.

Слава Богу, что я “забил” на это дерьмо.

Рэнди нравилась Британия.

Каждые выходные он садился в микроавтобус и куда-то ехал, чтобы посмотреть страну. Побывал в Уэльсе, Шотландии, “стране озёр” - практически везде. Рэнди коллекционировал игрушечные поезда, которые привозил из каждого путешествия. Был спокойным, работящим парнем, не любил понтоваться, но, порой, мог и повеселить. Сидим мы как-то в баре, в углу пианист играет классическую музыку. Рэнди подходит к нему и спрашивает:

- Позвольте присоединиться?

Типок смотрит на него, на собравшихся в баре, замечает меня и говорит:

- Да, пожалуйста!

Тогда Рэнди достает свой “гибсон”, подключается к маленькому усилителю и начинает аккомпанировать к пьесе Бетховена, что-то типа того. В процессе добавляет все больше рок-н-ролльных вставок, а в конце падает на колени и, высунув язык, “заряжает” дикий солешник. Можно было обоссаться от смеху. Все в баре ржали как кони.

Самое смешное то, что, по-моему, Рэнди не очень любил “Black Sabbath”. Он был серьезным музыкантом. Многие рок - гитаристы играют неплохо, но у них отработана одна фишка, один трюк, и даже если кто-то не знает песни, может сразу определить: а, это такой-то и такой-то. Но Рэнди мог сыграть всё. Его вдохновлял Лесли Уэст, но также и великие джазмены, такие как Чарли Кристиан или Джон Уильямс, виртуоз классической гитары. Он никак не мог понять, почему люди “прутся” от “Iron Man”, ведь это было так просто, что каждый ребенок мог бы её сыграть.

Не раз мы об этом спорили. Я говорил тогда:

- Послушай, если песня нравится людям, что с того, если она проста? Смотри сам, трудно придумать рифф проще, чем в “You Really Got Me”

(“Ты просто покорила меня” - песня, написанная Рэем Дэвисом, которую исполняла его группа “The Kinks”), а ведь он звучит классно. Когда я купил этот сингл, то слушал его до тех пор, пока не лопнула игла в отцовской радиоле.

Рэнди пожимал плечами и говорил:

- Ну, может и так…

Пока мы репетировали в Англии, брат Шарон подыскал нам басиста Боба Дэйзли, австралийца, группа которого “Widowmaker” была на контракте в “Jet Records”. Так с ним познакомился Дэвид. Я сразу закорешил с Бобом. Он был стопроцентным рокером: джинсовые куртки-безрукавки, огромная копна волос. Мы ходили вместе в пивную и порою нюхали кокаин. Другое дело, что Боб был не просто басистом, но и вносил свой вклад в создание музыки.

Мы здорово веселились, во всяком случае, сперва.

А вот барабанщика найти было уже не так просто.

Казалось, на прослушивание съехалось пол-Англии, пока наконец-то нам попался Ли Керслэйк, который раньше играл в “Uriah Heep”. Парень он был что надо, этот Ли, один из тех увальней, которые лучше всего чувствуют себя в пабе. Серезный барабанщик, нечего сказать, хоть я и жалел, что объект моих мечтаний – Томми Олдридж из “Pat Travers Band” – был недоступен.

На раннем этапе к нам присоединился клавишник Линдсей Бриджуотер. Он был образованным парнем из Ипсвича и никогда прежде не водился с такими людьми как мы. Я ему сказал:

- Линдсей, бля, ты выглядишь как школьный учитель. Я хочу, чтобы ты зачесал волосы назад, надел белую пелерину и немного поработал черной помадой и карандашом для глаз. А когда будешь на сцене - рычи на зрителей.

Бедняга, долго с нами не поиграл.

Если бы я сказал, что не соперничал с “Black Sabbath” во время записи “Blizzard of Ozz” это было бы откровенной ерундой. Я не желал им зла, но порою “очковал”, что они добьются б о льшего успеха без меня. В общем-то, их первый альбом с Дио получился неплохим. Правда, я не бросился в магазин за пластинкой, но слышал пару песен по радио. Диск попал на девятое место в Англии и двадцать восьмое в Штатах. Но когда весь “Blizzard of Ozz” лежал в коробочке в “Ridge Farm Studios” в графстве Суррей, я знал, что из этого получится офигенный альбом. Собственно, два альбома, потому что осталось много неиспользованного материала.

Было классно самому управлять процессом, наконец-то удалось сделать что-то конкретное. Но даже если кто-то думает, что сделал нечто выдающееся, ещё неизвестно, как это “купит” публика. К счастью, сомнения рассеялись, когда по радио начали передавать “Crazy Train”. Это была бомба.

Сразу после премьеры в Англии в сентябре 1980 пластинка поднялась на седьмое место в хит-параде альбомов. Появившись через полгода в Америке, она разошлась тиражом в четыре миллиона экземпляров и достигла там двадцать первого места, что позволило “Blizzard of Ozz” оказаться среди ста самых продаваемых альбомов 80-х по версии “Billboard”.

А рецензии? Не читал.

За несколько дней до начала тура, я впервые затащил Шарон в постель. Ждал этого, на хер, целую вечность! Мы репетировали тогда в “Shepperton Studio” в Суррей, готовились к первому концерту, который должен был состояться в Блэкпуле под вымышленным названием “The Law”. Все жили в одном отеле через дорогу. Я провел Шарон до дверей номера и вроде бы даже использовал свой коронный текст для обольщения: ”А можно у тебя посмотреть телек?” Самым распространенным ответом был: “Пошел на хер, у меня нет телевизора!”

Но в этот раз сработало.

Я был бухой в дым, это точно. Шарон тоже - иначе и быть не могло. Помню только, она решила принять ванну, а я разделся и вскочил к ней. А дальше все по инструкции, что делать, если ты оказался с девчонкой в ванне.

Чувак, я влюбился в неё по уши.

Дело в том, что до знакомства с Шарон, я не встречал девушек, которые были на меня похожи. Я имею в виду, когда мы показывались вместе на людях, все думали, что мы брат и сестра, так были похожи. И не важно, куда мы шли, никто не пил больше нас, никто не создавал шума, больше чем мы.

Тогда мы могли “отмочить” любой, даже самый безумный номер.

Однажды вечером в Германии идём на деловой ужин с боссом CBS Europe, который издал там “Blizzard of Ozz”. Это был бородатый детина, беспрерывно жующий сигару, такой весь правильный, аж противно. Я, похоже, уже изрядно“подрéзал”. Сидим за огромным столом, и где-то посреди ужина, меня посещает мысль влезть на стол и станцевать стриптиз. Сперва все хохочут, но я раздеваюсь догола, справляю малую нужду в стоящий перед боссом графин с вином, сажусь на корточки и целую его в губы.

Никто не разделял моей радости.

После этого случая, много лет в Германии не крутили моих песен. Помню, летим из Берлина, Шарон рвет контракты и говорит:

- Ну вот, еще одну страну можно вычеркнуть.

- Но ради такого стриптиза можно, а?

- Оззи, ты считаешь, что это был стриптиз? – она мне в ответ. – Ты маршировал как на долбаном нацистском параде. Туда-сюда. Бедный немец не знал, куда глаза девать. А потом ты макнул свои яйца в его бокал с вином.

- Я думал, что я нассал в вино.

- Это было потом.

А потом мы полетели в Париж. Я все еще не мог отойти после Берлина, пил в три горла, потому что везде было халявное бухло. К тому времени, все уже знали про случай в Берлине, и люди из фирмы грамзаписи, которые пригласили нас в ночной клуб, были начеку. Все говорят о делах, и чтобы не сдохнуть от скуки, я оборачиваюсь к соседу и говорю:

- Эй, не окажешь мне услугу?

- Конечно! – отвечает он.

- Дай мне в морду.

- Что?

- Дай мне в морду!

- Не могу.

- Ты согласился, когда я просил тебя об услуге. Ты обещал. Так дай же мне в морду, ёб твою мать!

- Нет!

- Ударь меня!

- Мне жаль, мистер Озборн, но я не могу.

- Давай, блядь, ты обе…

БАХ!

Последнее, что я увидел – был кулак Шарон, приближающийся ко мне с другой стороны стола. Через мгновение я лежал на полу, из носа текла кровь, казалось, что у меня выпадет половина зубов.

Открываю глаза, вижу над собой лицо Шарон:

- Ну что, доволен?

Я плюю кровью и соплями:

- Очень! Спасибо!

В ту ночь я лежал в гостиничной кровати, и меня нехило “плющило” после кокаина, можете себе представить. Меня трясет, я потею, меня донимают видения. Поворачиваюсь на бок и пробую обнять Шарон, но она только ворчит и отталкивает меня.

- Шарон! - умоляю я. - Я сейчас умру.

Ничего, тишина.

Пробую еще раз:

- Шарон! Я помираю!

Снова тишина.

И еще раз:

- Шарон, сейчас…

- Ты не мог бы умирать потише? Я должна выспаться. У меня утром встреча.

Я и Шарон, постоянно друг друга подкалывали.

Однажды вечером спустились в гостиничный бар. Сели в уголке, а я пошел заказать пива. Но моё внимание привлек парень на инвалидной коляске, рокер - мотоциклист из группировки “Hells Angels ”(“Hells Angels Motorcycle Club”- международное объединение мотоциклистов, основанное в 1948г.). Мы немного поржали, из-за чего я совсем забыл, что меня ждет Шарон с пивом. И вдруг слышу голос с другого конца зала:

- Оззи! Оззи!

“Черт! – думаю я. - Сейчас отгребу по полной программе”. И по дороге придумываю смешную историю.

- Прости, любимая! – говорю я. - Ни за что не догадаешься, что случилось с этим парнем. Собственно, об этом он мне рассказывал, и я не мог оторваться.

- Попробую угадать: он упал с мотоцикла?

- О, намного хуже! У него рикошет.

- Что у него?

- Рикошет.

- А что это, бля, за рикошет?

- Не знаешь?

Это словечко пришло мне в голову минуту назад, и я лихорадочно придумывал, что оно могло означать.

- Нет, Оззи, не знаю, что такое рикошет.

- Говорю тебе, с ума сойти.

- Что это за хрень? Говори же!

- Это может случиться, когда девушка делает тебе приятно рукой, и когда ты уже готов “выстрелить”, зажимает пальцем дырочку. Ну, а если не повезет, как тому бедняге, сперма летит обратно по артериям, ну, ты понимаешь…

- В сотый раз говорю, Оззи, нет, не понимаю!

- Ну… и тогда… э… разрушает позвоночник.

- О Боже! – Шарон, кажется, серьезно шокирована. – Это ужасно. Иди, угости его пивом.

Я не мог поверить, что она “купилась” на это.

Позже и позабыл об этом. Пока однажды, несколько недель спустя, я ждал за дверью, пока не кончится совещание в “Jet Records”. Всё, что смог услышать, это как Шарон повторяет слово “рикошет”, а парни говорят ей в ответ: “Какой рикошет? Что ты несешь?”

Вдруг Шарон вылетает в коридор и, раскрасневшаяся, орёт на меня:

- Оззи, ты долбаный дебил!

И хлоп!

Шарон вела мои дела практически в одиночку, когда мы готовили тур в поддержку “Blizzard of Ozz”. Впервые в моей карьере всё было тщательно запланировано. В самом начале она сказала:

- Есть два пути, Оззи. Мы можем играть у кого-нибудь на разогреве, как “Van Halen”, или выступать самим, но в менее вместительных залах. Я предлагаю начать именно с малых залов, благодаря этому у тебя всегда будут аншлаги, а когда люди увидят, что все билеты проданы, еще больше захотят пойти на твой концерт. И потом, ты с первого дня будешь главной звездой вечера.

Оказалось, что это была гениальная стратегия.

Куда бы мы ни приезжали, залы были набиты битком, а на улице стояли очереди.

Честно говоря, мы тоже пахали в поте лица. Это был мой шанс и я знал, что второго не предвидится. Знала об этом так же и Шарон, и мы не пропустили ни одной радиостанции, ни одного телеканала, ни одного интервью. Не брезговали ничем. Мы считали каждый проданный билет и диск.

Я заметил, что если Шарон поставит себе какую-то цель, если хочет чего-то достичь, то прёт напролом как паровоз, вырывая зубами и когтями нужный результат. Если что-то задумает, её не остановить. Если бы Шарон постоянно не толкала меня вперед, весьма сомневаюсь, что я достиг бы такого успеха. Собственно, не сомневаюсь, а знаю наверняка.

Шарон не позволяла себе ни на минуту расслабиться. Так её воспитали и это у неё в крови. Она рассказывала, что её семья или пила из рога изобилия или сидела на бобах. В один день, был “Роллс - Ройс” и цветные телевизоры в каждой комнате, а на следующий день они должны были прятать машину, а телевизоры отбирал банк. Сегодня на коне, завтра – уже под ним.

В денежных делах я никому так не доверял, как Шарон. Главное, что она рядом, я ведь ничего не смыслю в контрактах. И хочу, чтобы так и осталось, потому что не переношу “подлянок” и подковёрной борьбы.

Но Шарон разбиралась не только в деньгах. Так же могла изменить мой образ. При ней я мигом избавился от моего отстойного тряпья времен “Black Sabbath”. Однажды она мне сказала:

- Когда из Лос-Анжелеса приехала мама Рэнди, то приняла тебя за техника.

Потом Шарон отвела меня к парикмахеру, который осветлил мои волосы. В 80-х нужно было выглядеть соответственно. Люди над этим смеются, но если сегодня пойти на концерт, порой не различишь, кто выступает, а кто зритель, все, бля, на одно лицо. По крайней мере, выходя на сцену, человек выделялся большой блестящей прической.

Думаю, мои сценические костюмы стали такими шокирующими, что люди начали меня считать трансвеститом. Я носил брюки из спандекса и длинные плащи, усыпанные блёстками. Мне не стыдно за шмотки, а только за то, каким я был толстопузом - жирным, пьяным, пожирающим пиццы, придурком. Вы бы видели мою “репу”, она не помещалась на фотографиях. Ничего удивительного, если принять во внимание, сколько “Гиннесса” я глушил каждый день. Поверьте мне на слово, один бокал заменит три обеда.

Во время этого тура я познакомился ещё с одним человеком, которому полностью доверяю: с Тони Деннисом. Этот парень из Ньюкасла появлялся практически на каждом моем концерте. Была середина зимы, а он носил поверх футболки обычный джинсовый пиджачок. Наверняка, отморозил задницу, пока стоял в очереди. Он посмотрел уже столько концертов, что я начал его пускать бесплатно, хотя ни хера не мог понять, что он бормочет. Поскольку говорил Тони невнятно, с таким же успехом он мог называть меня пиздой.

Во всяком случае, мы в Кентерберри, на дворе минус пять, и я его спрашиваю:

- Ты как добираешься на концерты, Тони?

- Афтофтопом, фтарик.

- А где ты спишь?

- На вокзалах. В телефонных будках. Де придёфа.

- Вот, что я тебе скажу! – говорю я. – Если будешь заниматься нашим багажом, у тебя будет комната.

И с тех пор он всегда со мной, этот Тони. Практически член семьи. Исключительный парень, прекрасный человек. Он смекалистый и я могу на него положиться. Его не пугают никакие трудности. Я ему безгранично доверяю. Могу оставить при нём на столе кучу денег, прийти через два года и они будут лежать на том же месте. Он присматривал за моими детьми в лихую годину. Они до сих пор называют его дядя Тони. А все потому, что однажды вечером в Кентеберри, я спросил его, чем он добирается на концерты.

После нашей первой ночи в отеле напротив “Shepperton Studios”, я и Шарон самозабвенно трахались. И нам было мало. Мы ни от кого не прятались. Все вокруг знали, что творится. Бывали такие ночи, когда Шарон выходила в одни двери, а Телма входила в другие. Я разрывался между двумя женщинами и был измотан. Не знаю, как французы с этим справляются. Порою, когда со мной была Шарон, я называл ее Тарон, что неоднократно заканчивалось синяками под глазом.

Конечно, сейчас, спустя столько лет, понимаю, что мне нужно было уйти от Телмы.

Но я не хотел этого делать из-за детей. Знал, что если дойдет до развода, то пострадают в первую очередь они, потому что дети тяжело переносят развод родителей. Мысль о расставании с детьми была для меня невыносимой. Боль была страшной.

С другой стороны, до встречи с Шарон, я понятия не имел, что значит влюбиться, несмотря на то, что это было не совсем романтичное приключение. У меня была семья, Шарон должна была смириться с ролью третьей лишней и в самом начале пила наравне со мной. Когда мы не трахались, то дрались, а если не дрались – значит бухали. Во всяком случае, мы были неразлучны, просто не могли друг без друга. На гастролях мы всегда жили в одном номере, а если она куда-то уезжала по делам, я часами висел на телефоне, рассказывая, как сильно её люблю и жду не дождусь, когда мы свидимся вновь. Нечто подобное со мной случилось впервые. Положа руку на сердце, могу сказать, что понятия не имел о том, что такое любовь, пока не повстречал Шарон. Раньше, путал любовь с безрассудной страстью. Но потом понял, что любовь - это не только гимнастика в постели, но и ощущение пустоты, когда любимый человек далеко. А когда далеко была Шарон, я не находил себе места.

Но чем больше я в неё влюбился, тем больше понимал, что дальше так продолжаться не может. В какой-то момент подумал, что получится усидеть на двух стульях: и семью сохранить, и любимую женщину. Но давление было велико и мне пришлось чем-то пожертвовать. На Рождество, по окончании английской части тура, я рассказал обо всём Телме. На пьяную голову решил, что так будет лучше. Идея оказалась хреновой.

Телма взорвалась как граната, выгнала меня из дому, и сказала, что ей нужно всё обдумать.

А потом в мои дела “вставил свой пятак” Дон Арден. Позвонил Телме, вытащил её на встречу в Лондон, где проинформировал, что отныне мои дела будет вести его сын Дэвид, благодаря чему, я перестану видеться с Шарон. Правда была такова, что он наложил в штаны от страха, ведь Шарон могла уйти из “Jet Records”, открыть собственный бизнес, а он потеряет на этом состояние, особенно, если она заберет с собой и меня. Позже, именно так и поступила. Но Дон мог бы предвидеть: если Шарон поставила себе задачу, то добьется этого во что бы то ни стало. А если кто-то попытается ей помешать, она ещё больше закрутит гайки.

Дэвид не продержался и пяти минут.

Перед отъездом в американский тур в поддержку “Blizzard of Ozz” в апреле 1981 года, мы вернулись в “Ridge Farm” и записали “Diary of a Madman”. До сих пор удивляюсь, как нам удалось так быстро управиться. Мне кажется, что мы провели в студии не больше трех недель.

Во время записи все жили вместе в маленькой зачуханной квартирке. Никогда не забуду, как однажды утром проснулся и услышал обалденный акустический рифф, который доносился из комнаты Рэнди. Я влетаю к нему в одних трусах, а он сидит там с каким-то чопорным учителем классической музыки, у них, типа, урок.

- Что это было? – спрашиваю, а учитель пялится на меня как на лохнесское чудовище.

- Оззи, я занят.

- Знаю, но что ты сейчас сыграл?

- Это был Моцарт.

- Отлично. Мы должны это стырить у Моцарта.

- Мы не можем стырить у Моцарта.

- Я уверен, он будет не против.

Позже из этого получилось вступление к заглавной песне “Diary of a Madman”, хотя после всех “штучек” Рэнди от Моцарта мало что осталось.

Остаток альбома сгинул в тумане. Время поджимало и сведение делали уже на колесах, во время турне. Мой продюсер Макс Норман присылал мне плёнки в отель, а я звонил ему из телефона-автомата и говорил: там добавить басов, а тут “серединки”.

Примерно тогда скурвились Боб и Ли, начали свое нытьё, что меня доводило до белого каления. Я заметил, как они уединялись в уголке и шептались там как школьницы. Боб с самого начала хотел, что бы мы выступали не под именем Оззи Озборна, а группа имела конкретное название. Я этого не понимал. Почему, покинув одну группу, я должен играть в другой, где каждый указывает: ”Ну что, будем здесь выступать? Или там? Знаете что, надо хорошенько над этим подумать”? Если бы Боб и Ли пришли в “Jet Records” и сразу сказали, что хотят играть с Оззи Озборном на равных правах, на что я бы ответил: ”Э, нет! Спасибочки, мы это уже проходили. Не хочу, чтобы кто-либо мною командовал. Главный здесь - я. До свидания”. Но Боб - парень назойливый, и если бы не Шарон, наверняка навязал бы мне свое мнение. Видите ли, вот такая у меня натура, сдаться и плыть по течению. Порой мне кажется, что так происходит потому, что я не умею играть ни на одном инструменте, и поэтому чувствую себя ненужным балластом.

Во всяком случае, помню, как однажды приходит к нам Шарон, такая возбужденная, и говорит:

- Хорошие новости, парни. Началась продажа билетов в нью-йоркском “Palladium” и все раскупили за один час!

Нас распирает от радости, стоит галдёж: дай пять – на-а! Вдруг Шарон уходит куда-то перезвонить. Когда возвращается, на её лице улыбка еще шире:

- Вы не поверите. Они хотят, чтобы мы дали два концерта в “Palladium” в этот день.

Я не мог в это поверить. Значит, дело набирало обороты. Но тогда Боб и Ли поутихли и на минуту исчезли пошептаться, как обычно. Возвращаются и говорят:

- Если мы должны сыграть два концерта, мы требуем заплатить нам двойную ставку за выступление и удвоить “командировочные”.

Это был перебор. Тогда у нас не было серьезных денег, за все башлял Арден: за студию, за проживание, за еду, за “аппарат”, за обслуживающий персонал, бля, просто за всё. А они думали, что деньги падают с неба? Реальность была такова, что всё, до последнего пенса мы отдавали Дону. Но Бобу и Ли это было по барабану, ведь они, по сути, были сессионными музыкантами.

После этого случая я хотел от них избавиться. Сказал Шарон, что если так и дальше пойдет, мы будем спорить каждые пять минут и меня это порядком задолбало.

Так мы расстались с Бобом и Ли, хотя Боб ещё поиграл со мной в будущем, пока не начал почти каждый день таскать меня по судам.

Печально наблюдать, до чего же деньги портят людей. Одно бабло на уме! Но я на сто процентов уверен, останься Боб и Ли тогда с нами, я был бы где-нибудь в другом месте. Плохая обстановка тормозила бы весь процесс. К счастью, Шарон давно присматривалась к новым людям, потому что эта парочка уже давно действовала ей на нервы. Она окончательно склонила к сотрудничеству Томми Олдриджа, барабанщика, которого я хотел с самого начала, и Руди Сарзо, басиста, который ранее выступал с Рэнди в “Quiet Riot”. На том и порешили.

Когда второй альбом был наконец-то готов, мы спаковали манатки, сели в самолет и полетели в Лос-Анжелес, где нас ожидала неделя репетиций и встреч с представителями фирмы грамзаписи. А потом в Мэриленд началось турне.

Не спрашивайте, кто купил этих голубей.

Помню только, что через несколько дней по прибытию в Лос-Анжелес мы едем в лимузине в штаб-квартиру CBS Records в Сенчури Сити. Шарон показывает мне птичек и говорит:

- Симпатичные, правда? Послушай, как воркуют. Ах!

От встречи с CBS многое зависело. Несмотря на то, что “Blizzard of Ozz” был хитом в Англии, нам позарез был нужен успех в Америке, потому что мы сидели без гроша. Это был для нас вопрос жизни и смерти. С тех пор, как мы поехали в тур, нам приходилось жить впроголодь, ночевать во вшивых отельчиках и кто-то должен был постоянно присматривать за чемоданчиком со всеми нашими деньгами. А было их офигенно мало. Мы даже не получили аванс за “Diary of a Madman”, потому что Шарон не удалось выцарапать его из потных лап своего отца. В то же время, Телма завела речь о разводе, это означало, что я снова могу стать голым и босым.

- Зачем тебе эти голуби? – спрашиваю Шарон и отхлебываю из горла “Куантро”, которое взял с собой.

Шарон выразительно смотрит на меня, как она это умеет.

- Оззи, а ты не помнишь, о чём мы договорились вчера вечером? Когда придём на встречу, выпустишь их, что бы они летали по комнате.

- Зачем?

- Потому, что так задумано. Потом скажешь “рок-н-ролл” и покажешь знак мира.

Всё это вылетело из моей головы. Было только одиннадцать утра, а я уже нажрался как свинья. Бухать начал еще вчера вечером. А может позавчера.

Я даже забыл, зачем мы едем в CBS. Но Шарон мне напомнила:

- Надо им дать под зад, потому что они купили “Blizzard of Ozz” у моего отца за копейки и, наверняка надеются, что альбом окажется провальным, так же, как и две последних пластинки “Black Sabbath” в Америке. В этой стране, Оззи, ты как сольный артист – никто. Забудь об аншлагах на концертах в Англии. Здесь ты начинаешь с нуля. На этой встрече ты должен произвести на них впечатление. Показать им, кто ты такой на самом деле.

- С помощью голубей? – спрашиваю я.

- Вот именно.

Я отложил бутылку в сторону и взял птичек у Шарон.

- А что если откусить им головы? – я держу голубей перед лицом. – Тогда впечатлений будет море.

Шарон смеется, качает головой и смотрит в окно на голубое небо и пальмы.

- Я не шучу – говорю.

- Оззи, ты не будешь откусывать им головы.

- А я говорю, буду.

- Не говори глупостей.

- А я говорю - буду. Я как раз голоден с утра.

Шарон вновь рассмеялась. Ее смех я любил больше всего на свете.

Встреча была каким-то недоразумением. Неискренние улыбки, анемичные рукопожатия. Вдруг, кто-то сказал, что все в восторге, потому что в Штаты прилетает Адам Ант (Adam Ant – ур. Стюарт Лесли Годдард, вокалист и гитарист, лидер группы “Adam and the Ants”- ярких представителей британской “новой волны”. Группа имела большой коммерческий успех по обе стороны Атлантики в начале 80-х). Адам Ант? Я чуть не начистил рыло тому пиздюку, который это сказал. Было понятно, что им насрать на меня. Даже чикса из PR отдела (public relations – отдел по связям с общественностью) посматривала на часы. В то же время, встреча затягивалась, большие шишки с золотыми часами несли бессмысленную маркетинговую чушь. Пока я не разозлился на Шарон, ведь она не подала мне условный сигнал выпускать этих голубей. В конце концов, я встал, подошел к креслу тёлки из PR, уселся на б ы льце и достал из кармана голубя.

- О, какой милый! – сказала она и одарила меня еще одной неискренней улыбкой. А потом снова посмотрела на часы.

“ Так дальше продолжаться не может” – думаю я. И широко открываю рот.

В другом конце комнаты вижу, как Шарон нервно вздрогнула.

Щёлк, мои челюсти сомкнулись, сплёвываю.

Голова голубя оказывается на коленях телки, забрызганных кровью. Если честно, я был так “угашен”, что чувствовал только вкус “Куантро”. Ну, ладно, “Куантро” и перьев. И немного клюва. Бросаю остатки на стол и смотрю на конвульсии. Птица обосралась, когда я ей отгрызал ей башку и всё испачкала. Платье тёлки было измазано отвратительной бело-коричневой слизью, мой пиджачок – желтое чудовище в клеточку, родом из 80-х в стиле мишки Руперта - также попал под раздачу (Rupert the Bear – герой мультфильмов и комиксов для детей. Мишка носил желтые штанишки в чёрную клетку и такой же шарфик). До сих пор не знаю, какая моча ударила мне в башку. Жалко голубя, знаете ли. Одно скажу: я произвел впечатление, еще какое!

Какое-то мгновение слышно только, как все одновременно глубоко вдыхают, а фотограф в углу: щёлк-щёлк-щёлк…

А потом начался дурдом.

Тёлка из PR-отдела начала верещать:

- Фу! Фу! Фу!

Кореш в дорогом костюме подбегает к мусорной корзине и начинает блевать. Потом раздался вой сирены, потому что кто-то вызвал по интеркому охрану.

- Уберите отсюда это животное! Быстро!

В этот момент я достаю из кармана другого голубя.

- Привет, птичка! – обращаюсь я к нему и целую его в голову. – Меня зовут Оззи Озборн. Я приехал сюда, чтобы продвигать свой новый альбом “Blizzard of Ozz”.

Открываю рот, а все присутствующие орут:

- Нееееет!

Люди закрывают глаза руками и кричат, чтобы я прекратил и убирался. А я вместо того, чтобы откусить птичке голову, подбрасываю голубя в воздух и он радостно летает по комнате.

- Мир вам! – говорю я, когда “бычки” из охраны вбегают в комнату, хватают меня под руки и тащат в коридор.

Кипеш поднялся еще тот!

А в это время, Шарон чуть не оп и салась от смеху, слёзы текли ручьями по щекам. Я думаю, это была её реакция на шок. К тому же, она была зла на CBS, которое не проявило к нашему альбому должного энтузиазма и, таким образом, наверняка была довольна, что я нагнал на них страху. Хотя сама в жизни не видела ничего ужасней.

- Тебе запрещено находиться в здании CBS, урод! – сказал начальник охраны, когда выставил меня за входные двери на сорокаградусную жару. – Ещё раз тебя здесь увижу - сядешь, понял?

Шарон вышла следом за мной, потом ухватила меня за воротник и поцеловала.

- Птичку жалко, блин! - говорит она. – Хорошо, если CBS не “зарубит” пластинку после такого представления. Они могут даже подать на нас в суд. Хулиган, ты самый настоящий хулиган!

- Так чего ты не устроишь мне головомойку? – спрашиваю я удивленно.

- Потому что пресса будет в восторге!

В тот вечер мы вернулись в дом Дона Ардена, где остановились вместе с Руди и Томми, нашей новой ритм-секцией. Это была огромная резиденция в испанском стиле на вершине каньона Бенедикт над Беверли Хиллз: красная черепица на крыше и огромные железные ворота, которыми Дон отгородился от простолюдинов. Поговаривают, что Говард Хьюз (Howard Hughes (1905-1976) – американский миллиардер, авиаконструктор и пилот. По его биографии снят фильм “Авиатор” Мартина Скорсезе) построил его для одной из своих подружек. Дон купил этот дом после того, как заработал кучу бабла на “ELO” и сейчас жил в нём как король. Его соседом был Кэри Грант (Cary Grant – (1904-1986) – актер, ставший популярным благодаря роли в мелодраме 1957 года “Незабываемый роман” и съемкам в фильмах Альфреда Хичкока). Когда мы были в городе, Дон пускал нас в “бунгало” на территории поместья. В другом - разместился филиал “Jet Records” в Лос-Анжелесе.

Когда лимузин въехал во двор, я уже так напился, что не знал на какой я планете. Потом отправился с Руди в комнату, где у Дона стоял телевизор, мини-бар и уголок для приготовления коктейлей. Я только что переключился с “куантро” на пиво, это проявлялось в том, что каждые пять минут бегал отлить. Но меня задолбала эта беготня и я поссал в умывальник. И не было бы в том никакой проблемы, если бы Дон именно в этот момент не проходил в халате по коридору, направляясь в спальню.

Вдруг слышу за спиной такое громкое рычание, что его вполне можно было классифицировать по шкале Рихтера.

- Оззи, блядь, ты что, нассал в мой умывальник?

Вот, черт…

Я сжимаю свой хрен, чтоб прекратить слив.

“Сейчас меня прибьёт! – подумал я. – Прибьёт и капец!”

Но у меня родилась идея: если повернусь достаточно быстро и успею застегнуть молнию, ничего плохого не случится. Что я и попробовал сделать. Но я был такой бухой, рука соскользнула с члена и фонтан мочи бьет… прямо в Дона.

Он отскакивает назад и брызги пролетают в считанных сантиметрах от него.

До сих пор не видел живого существа, которое может так взбеситься. Клянусь, я подумал, что он оторвет мне башку и насерет в глотку. Парень безумствовал: лицо красное, руки трясутся, изо рта брызжет слюной. Полный комплект. Это было ужасно. Обозвав меня всеми мыслимыми (и немыслимыми тоже) ругательствами, Дон заорал:

- Убирайся! Вон из моего дома, мерзкое животное! Вон! Сейчас же!

Потом он направился к Шарон. Через несколько минут, из другого конца дома донеслись крики:

- Ты еще хуже, чем он, потому что с ним трахаешься!

Как бы там ни было, я хорошо вспоминаю тот первый тур по Америке. И не только потому, что “Blizzard of Ozz” разошелся миллионным тиражом к моменту окончания гастролей. Просто меня окружали такие прекрасные люди. Не знаю, за какие заслуги Бог свел меня с Рэнди Роудсом. Он был единственным настоящим музыкантом, который играл у меня в группе. Умел писать музыку, знал нотную грамоту. Он был настолько одержим, что в каждом городе находил преподавателя по классической гитаре и брал уроки. Даже сам их давал. Всякий раз, когда мы приезжали на Западное побережье, он ехал в школу, где преподаёт его мама и учил детей. Рэнди боготворил маму. Когда мы записывали “Blizzard of Ozz” в “Ridge Farm”, он спросил меня, можно ли написать песню под названием “Dee” в ее честь. Я согласился, мол, берись за работу.

А по вечерам мы с Шарон веселились пуще прежнего. Мы делали то, чего я раньше не делал, например, ходили в ночные клубы Нью-Йорка. Мне приходилось бывать в Нью-Йорке с “Black Sabbath”, но тогда это была совсем другая песня: я никуда не выходил из номера, потому что наложил в штаны от страха. Я приехал из Англии, как следствие, думал, что в городе полно гангстеров и головорезов. Но Шарон тащила меня гулять. Мы ходили в бар PJ’s, нюхали “кокс”, знакомились с разным людьми, с нами приключались самые безумные истории. Несколько раз тусовались в компании Энди Уорхола, который приятельствовал с Сюзан Блонд, чиксой из CBS. Он не проронил ни слова. Просто сидел и с отсутствующей физиономией рисовал портреты. Странный был тип, очень странный, этот Энди Уорхол.

Во время этих гастролей я много тусовался с Лемми из “Motorhead”. Сейчас он близкий друг моей семьи. Обожаю этого парня. Наверное, он побывал во всех пивных мира, но, знаете ли, я никогда не видел его пьяным. Даже после двадцати или тридцати бокалов. Не знаю, как у него это получается. И не удивлюсь, если он переживет не только меня, но и Кейта Ричардса.

“Motorhead” открывал тогда несколько наших концертов. У них был старый хипповый автобус - самая дешевая развалюха, которую только можно было найти - а Лемми возил с собой только книги. Это было всё его имущество, если не считать одежды на нем. Лемми обожает читать. Порою просиживает над книгами по несколько дней подряд. Однажды он жил с нами в доме Говарда Хьюза, так из библиотеки его было не вытащить.

Дон Арден застал там Лемми и взбесился. Влетает как ураган в зал и орет:

- Шарон! Что это, блядь, за неандерталец в моей библиотеке? Пусть убирается оттуда! Пусть проваливает из моего дома!

- Успокойся, папа, это же Лемми.

- Меня это не касается. Он должен убраться!

- Он играет в группе, папа. Они выступают на разогреве у Оззи.

- Ради Бога, в таком случае, дайте ему шезлонг и пусть сидит у бассейна. Он выглядит, как восставший из ада.

В этот момент приходит Лемми. Дон был прав, он выглядел ужасно. Ночью мы конкретно “погудели” и глаза у него были красные, как две лужи крови.

И тут Лемми, заметив меня, останавливается как вкопанный.

- Офигеть, Оззи! – говорит он. – Если у меня такой же видок, тогда я отправляюсь спать, и немедленно.

Когда под конец 1981 года я вернулся в Bulrush Cottage, то сделал действительно много для того, чтобы наладить отношения с Телмой. Мы даже купили семейную путевку на Барбадос.

Проблема в том, что если человек является хроническим алкоголиком, Барбадос ему категорически противопоказан. Когда мы прибыли на курорт, я заметил, что на пляже можно “калдырить” двадцать четыре часа в сутки. И принял это как вызов. В пять мы прибыли на место, а в шесть я уже с трудом держался на ногах. Телма привыкла к моему пьянству, но Барбадос - это был совершенно другой уровень.

Помню только, как мы купили однодневную экскурсию по заливу на старом пиратском судне. Играла музыка, были танцы и конкурс - прогулка по доске. Детский сад, одним словом! (walking the plank – вид казни или пытки, которую, предположительно, практиковали пираты. Жертву заставляли пройти, зачастую с завязанными руками, по доске или траверзу, выдвинутому за борт судна на 2 метра. В большинстве случаев приговоренный падал в море, где его поджидали акулы, либо просто тонул. В настоящее время прогулка по доске превратилась в курортное развлечение.) В то же время, самым большим развлечением для взрослых был бочонок ромового пунша в баре. Я чуть в него не вскочил.

Каждые две минуты раздавалось: буль-буль-буль.

Через несколько часов я разделся до трусов, станцевал на палубе и нырнул за борт в воду, кишащую акулами. К несчастью, я так “поддал”, что не мог плавать и один огромный барбадосец должен был прыгнуть вслед за мной и спасти мне жизнь. Припоминаю, как меня вытащили на борт, где я заснул посреди танцпола, истекая водой. Когда корабль вернулся в порт, я продолжал там лежать и храпеть, всё ещё мокрый. Очевидно, капитан спросил детей, чей это папа. Они ответили, что их и разревелись.

Звание “заслуженный отец года” мне не светило.

Когда мы уже летели в самолете домой, Телма обернулась ко мне и сказала:

- Это конец, Джон! Я хочу развода.

Я подумал: ”А, злится из-за той истории на корабле. Наверняка передумает”.

Но она не передумала.

Когда самолет приземлился в Хитроу, кто-то из “Jet Records”организовал вертолет, на котором я должен был улететь на встречу, посвященную концертному туру в поддержку “Diary of a Madman”. Я попрощался с детьми, каждого поцеловал в лобик, а потом Телма долго на меня смотрела.

- Все кончено Джон – сказала она. – В этот раз, это действительно конец.

Я по-прежнему ей не верил. На протяжении всех этих лет вел себя так отвратительно, думал, что её уже ничем не проймешь. Сел в вертолет и полетел в деревенский отель, где меня поджидала Шарон со сворой декораторов и осветителей.

Меня провели в конференц-зал, посреди которого стояла уменьшенная модель сцены, разработанной для предстоящего тура. Выглядела она обалденно.

Один из техников говорит:

- Самым большим плюсом этой сцены является то, что её просто перевозить и просто монтировать.

- Классно! – я ему в ответ. – Правда, классно! А теперь - всё, что нам нужно – это карлик.

Эта идея пришла мне в голову на Барбадосе. Во время концертов, посреди песни “Goodbye to Romance”, мы будем казнить на сцене карлика. Я закричу: ”Повесить ублюдка! ”- или что-то в этом роде – и тогда гном взлетит вверх с фальшивой петлёй на шее.

Будет круто!

Перед выездом на гастроли нужно было прослушать кандидатов в карлики.

Мало кто отдает себе отчет в том, что маленькие люди, которые заняты в шоу-бизнесе, соперничают между собой в борьбе за одну и ту же работу, постоянно поливают друг друга грязью. Во время кастинга к вам подходит

один из таких и говорит: “Держитесь подальше от этого парня. Пару лет назад, я выступал с ним в “Белоснежке и семи гномах”. Он будет гвоздём в вашей заднице”. Я всегда ржал до слез, когда карлики рассказывали о “Белоснежке и семи гномах”. Они произносили эти тексты с такими серьезными физиономиями, будто, по их мнению, это была какая-то забойная андеграундная вещь.

После нескольких дней поисков, наконец-то нам попался стоящий тип. Его звали Джон Аллен. Самое смешное- он был алкоголиком. После концертов бухал и гонял девок. В дополнение, он был параноиком. Носил с собой перочинный ножик в чехле. Однажды, я спросил его об этом, а он отвечает:

- На всякий случай, вдруг петля затянется.

- В тебе роста метр с кепкой и ты будешь болтаться на высоте шести метров над землей. Что ты тогда сделаешь, перережешь веревку? И разобьешься, на хер, в лепешку!

Смешной был парень, этот Джон Аллен. Его голова была нормальных размеров и, когда он сидел за столом напротив, можно было забыть, что он не достает ногами до пола. Но “под мухой” он терял равновесие, после чего был слышен шум и карлик уже лежал на земле. Мы постоянно над ним прикалывались. Например, едем в автобусе, поджидаем, пока его сморит, перекладываем на самую верхнюю полку. Вдруг слышен крик и громкое “бабах!”, это значило - наш карлик проснулся.

Когда он был пьян, с ним были те же проблемы, что и со мной. Однажды, в аэропорту Лос-Анжелеса он напился, как свинья и не успел на самолет, мы вынуждены были послать за ним техника. Тот попросту сгрёб карлика за портки и забросил в багажное отделение нашего автобуса.

Вдруг подбегает какая-то женщина и поднимает хай:

- Эй, я видела, что вы сделали с этим бедным коротышкой! Нельзя к нему так относиться!

Техник смотрит на нее и говорит:

- Иди на хер! Это наш карлик!

Между чемоданами высовывается коротышкина голова и слышно:

- Вот именно, иди на хер! Я его карлик!

Когда в конце 1981 года тур начинался, я был человеком-развалиной. Любил Шарон и, одновременно, не мог смириться с утратой семьи. Ссоры между мной и Шарон принимали всё более безумные формы. Я был бухой, пробовал её ударить, а она бросала в меня всё, что под руку попадалось. Бутылки с вином, золотые диски, телевизоры – всё летало по комнате. К своему стыду, я вынужден признать, что некоторые мои удары достигли цели. Однажды, набил ей” бланж” под глазом и подумал, что её отец порвёт меня на куски. Но он только сказал:

- В следующий раз будь поаккуратней.

Стыд и позор, что я творил по-пьяни. Тот факт, что я осмелился поднять руку на женщину, вызывает во мне отвращение. Моё поведение было мерзким и непростительным, этому нет никакого оправдания. И, как я уже говорил ранее, этот крест мне нести до гробовой доски. Скажу вам честно, не знаю, почему Шарон не бросила меня.

Бывали такие моменты, что она просыпалась утром, а меня рядом нет - автостопом рванул в Bulrush Cottage. Но всякий раз, когда я там появлялся, Телма давала мне от ворот поворот. И так продолжалось много дней. Я только разозлился сам и настроил детей и Телму против себя.

Можно только представить, что в это время творилось с Шарон.

Должно было пройти очень много времени, чтобы я пришёл в себя после расставания с Телмой. Меня это просто разбило. Однажды, я объяснял детям:

- Не хочу, чтобы вы думали, что я бросил вас, щёлкнул каблуками и сказал: “Счастливо оставаться!”. Не было такого. Меня все это доконало.

Со временем мои экскурсии в Bulrush Cottage прекратились. Когда я последний раз туда выбрался, дождь лил, как из ведра и почти стемнело. Только прошёл ворота, откуда не возьмись, передо мной вырос какой-то “бычок”.

- Эй, и куда мы на ночь глядя, а?

- Это мой дом – отвечаю я.

“Бычок” отрицательно покачал головой.

- Уже нет. Это дом твоей бывшей жены. А тебе запрещено к нему приближаться ближе, чем на 45 метров. По решению суда. Сделаешь еще один шаг и заночуешь в кутузке.

Это был судебный испольнитель или кто-то в этом роде.

В саду слышен смех Телмы, который доносится из дома. “Наверняка, сидит со своим адвокатом, развод обсуждает“ – подумал я и испросил:

- Но можно хотя бы забрать какую-нибудь одежду?

- Подожди здесь.

Через пять минут за дверь вылетают и падают на траву мои старые концертные л а хи. Пока я их собрал и упаковал в чемодан, они уже промокли. Потом двери открылись еще раз, и во двор полетело чучело медведя-гризли, голова которого пострадала после расстрела из “Бенелли”. В общем, этот мишка был единственной вещью, которую я оставил себе после развода. Ну, ещё старый раздолбанный “мерс”, который так любили царапать коты. Телма получила дом, вычистила под ноль мой банковский счет и каждую неделю получала алименты. Я захотел также оплачивать обучение детей в частной школе. Это всё, что я мог сделать.

В эту ночь мне было, как никогда, жаль себя.

Транспортировка в Лондон двухметрового медведя тоже было занятием не из лёгких. В одном такси мы вместе не поместились, пришлось вызывать второе, специально для мишки. Перед домом Шарон на Уимблдон Коммон, я оставил игрушку на автобусной остановке и взялся заносить в прихожую чемоданы. Надо было сразу мишку забрать, но мы решили, что будет прикольно одеть на него кухонный передник с тесёмками и позвать знакомых, чтобы они посмотрели. Пока мы готовились к этому номеру, игрушку кто-то стырил. Моё сердце было разбито. Мишка был моим любимцем.

Что до детей, то травма, полученная при разводе, никогда не заживет, несмотря на то, что позже мы снова стали близки. В то время на разведённых показывали пальцем.

А если сегодня в Лос-Анжелесе у вас распался брак, я расписываюсь с вашей женой, вы женитесь на моей бывшей, и мы, бля, веселою толпой отправляемся на совместный ужин, а может, и на отдых в Мексику. Все эти “манцы” не для меня. Я не понимаю, как люди могут делать подобные вещи. Я не виделся с Телмой целую вечность, и, скажу вам правду, так оно лучше.

Когда началась американская часть тура “Diary of a Madman”, мы уже стали специалистами в области повешения карликов. Что вовсе не означает отсутствия проблем на сцене. Возьмём, к примеру, средневековую кольчугу, которую я надевал для нескольких номеров. Достаточно было вспотеть, и мне уже казалось, будто я обклеен бритвенными лезвиями. После концерта я был изрезан как кусок ростбифа. Огромные проблемы нам доставлял реквизит. Был у нас, например, занавес из театра кабуки, который опускался сверху в двух частях вместо того, чтобы раздвигаться по сторонам как нормальный театральный занавес. В середине концерта занавес закрывал часть сцены. А когда его поднимали из-под помоста для барабанов, вырастало механическое плечо с гигантской рукой, в ладони которой восседал я. Подъёмник возносился над публикой, на максимальной высоте из пальцев летел огонь, а я нажимал ногой специальную педаль, которая приводила в действие находящуюся у меня за спиной катапульту. Та, в свою очередь, забрасывала в зрительный зал более двадцати килограммов сырого мяса.

Потом я вставал и кричал:

- Рок-н-ролл!

Офигенное чувство.

Конечно, если что-то должно “навернуться”, то оно обязательно “навернётся”. У нас “навернулось” практически всё уже на второй день американских гастролей. В последний день года мы играли на стадионе “Memorial Coliseum and Sports Arena” в Лос-Анжелесе перед несколькими десятками тысяч фанов. Сперва подвела дымовая пушка. Выдула до хера сухого льда и мы даже не видели друг друга. Потом, по какой-то причине, заело часть занавеса-кабуки, и мы не могли подготовить к выступлению гигантскую руку. Помню, я стоял там в кольчуге и смотрел как Шарон дословно повисла на занавесе, для того чтобы он опустился.

- Опускайся, падла, опускайся! – кричала она.

И только когда ей на помощь пришли несколько техников, занавес поддался.

Потом механическое плечо зацепилось за ковровое покрытие сцены и начало вытаскивать его из-под огромных колонок, которые шатались, будто сошли с ума. “ШУХЕР!” - заорал кто-то из обслуги.

В течение самых долгих тридцати секунд в нашей жизни, Шарон, мой помощник Тони и техники устроили перетягивание ковра, чтобы освободить подъёмник, иначе все декорации могли свалиться на нас.

В конце концов, покрытие вытащили, кто-то подтолкнул меня в спину, занавес поднялся, и не успел я оглянуться, как сидел в ладони, которая взлетела вверх и поплыла над океаном ревущих подростков. Я уже догадывался, что-то “закозл и т” ещё. Когда рука распрямилась, я закрыл глаза и приготовился к тому, что фейерверк поджарит мне яйца. Но огонь бахнул из пальцев без проблем. Я почувствовал такое облегчение, что чуть не прослезился. Пришло время последнего трюка и я нажал на педаль, чтобы запустить катапульту. Не знал, что какая-то манда из обслуги зарядила катапульту ещё вчера, вместо того, чтобы сделать это непосредственно перед выступлением. Резина провисла. Когда я нажал на педаль, машина издала неприличный звук и весь груз поросячьих яиц и коровьей требухи вместо того, чтобы полететь в зал, ёбнул со скоростью 32 км/ч мне в затылок. Помню только, как заорал от боли, а по шее стекало кровавое месиво.

Зрители думали, что так было задумано и выли, бля, от восторга.

Забрасывать зрителей отходами с мясокомбината стало нашим товарным знаком. Порой, они летели из катапульты, а временами, на сцену выходил карлик с ведром и, пока его не повесили, бросал потроха в зрителей. Это напоминало бои с использованием кремовых пирожных, я любил смотреть их по телеку, когда был маленьким. Но потом фаны переняли от нас этот ритуал и стали приносить с собой на концерты мясо, чтобы бросать его на сцену. После концерта она выглядела как долбаная Дорога Слёз. (Дорога слёз - англ. Trail of Tears - насильственное переселение американских индейцевв в 1831 году из их родных земель на юго-востоке на индейскую территорию (ныне Оклахома) на западе США. По дороге индейцы страдали от отсутствия крыши над головой, болезней и голода, многие умерли: только для племени чероки оценка числа погибших по дороге составляет от 4 до 15 тысяч). Сегодня такое фуфло не пройдет, соблюдаются правила гигиены и безопасности.

Удивительно, как быстро всё вырвалось из-под контроля.

Однажды, после концерта, ко мне подходит фараон и говорит:

- Вы представляете, как все это влияет на американскую молодежь? – И показывает мне фото с “полароида”: в очереди за билетом стоит молокосос с бычьей головой на плечах.

- Ё-моё! – говорю я. – Откуда он это взял?

- Убил животное по дороге на концерт.

- Ну, надеюсь, что он это сделал с голодухи.

Просто в голове не укладывается, что приносили подростки с собой. Началось всё с кусочков мяса, а потом пришла очередь животных целиком. В нас летели дохлые коты, птицы, ящерицы. Один раз, кто-то бросил огромную жабу, которая шлепнулась на спину. Мне показалось, что это чей-то ребенок, такой огромной была эта долбаная жаба. Я сильно испугался и начал орать:

- Что это?! Что это?! Что это?!

А потом жаба “подорвалась” и ускакала прочь.

На концертах атмосфера становилась все более безумной. Люди начали бросать предметы с торчащими гвоздями и лезвиями, в основном, купленные в магазинах приколов, например, резиновые змеи и пластиковые пауки. Некоторые техники начали подсерать, после того как на сцене приземлилась настоящая змея. Она очень рассердилась, потому что была вынуждена делить сцену с Оззи Озборном. Кто-то из обслуживающего персонала поймал гадину в сачок с длинной ручкой как для чистки бассейнов.

Всех этих маленьких ползучих тварей больше всех боялся Тони, у которого в этом шоу была своя маленькая роль. В общем, он только облачался в доспехи и приносил мне напиться во время перерывов на смену декораций. Бедняга полчаса убивал на одевание /снятие кольчуги и, к тому же, постоянно трясся от стаха, не бросили ли чем-то в него. Однажды вечером, ради прикола, я метнул в него резиновую змею, а когда Тони отскочил, один из техников положил ему на спину веревку. Тони забился в истерике. Сбросил с себя кольчугу в три секунды и стоял так, из одежды - серые трусы. От страха пищал, клянусь, на три октавы выше.

Все лопались от смеха.

Говорю вам, каждый вечер творились какие-то безумства.

20 января 1982 года мы играли в “Veterans Auditorium” в Де Мойн в штате Айова. Никогда не забуду, как этот город назывался, это точно. Или, как это нужно было произнести: “Дээмойн”.

Концерт прошел классно. Гигантская рука отработала без сбоев. Мы уже повесили карлика.

И вдруг, из зала бросают летучую мышь. Я подумал: “Игрушка”. Подношу её на свет и показываю публике свои зубы. Рэнди играет солешник. Толпа ревёт. А я делаю все как обычно, когда на сцену попадает резиновая игрушка.

Щёлк!

Сразу почувствовал, что дело плохо. Очень плохо.

Во-первых, во рту полно густой, теплой жидкости, которая дает необычайно гадкое послевкусие. Чувствую, как она сочится сквозь зубы и стекает по бороде.

И вдруг голова у меня во рту пошевелилась.

“Твою так! – подумалось мне. – Но я же не сожрал долбаную летучую мышь?”

Я выплевываю голову, рассматриваю крылья, и вижу Шарон, которая размахивает руками, с выпученными глазами орет:

- Неееет! Она настоящая, Оззи, она настоящая!

Далее помню только, что сижу в инвалидной коляске, которую кто-то быстро закатывает в приёмный покой. Слышу, как доктор говорит Шарон:

- Да, мисс Арден, летучая мышь была живой. Может, оглушённой рок-концертом, но однозначно живой. Не исключено, что мистер Озборн уже заражен бешенством. Симптомы? Ну, знаете ли, апатия, головная боль, горячка, сильные судороги, гипервозбудимость, депрессия, патологическая боязнь жидкости…

- А вот на это не рассчитывайте - пробормотала Шарон.

- Обычно, одним из последних симптомов является маниакальное расстройство. Потом пациент становится сонным, западает в кому и перестает дышать…

- О, Боже…

- Поэтому, с медицинской точки зрения, поедание летучих мышей является не совсем удачной идеей.

- У вас есть вакцина?

- Обычно, лучше привиться заранее, но мы можем сделать ему укол. Собственно, курс уколов.

Доктор берет шприц, как для Моргунова, величиной с фаустпатрон.

- Ну, хорошо, мистер Озборн! – говорит врач. – Прошу снять штаны и наклониться.

Делаю, что велят.

- Укол может быть болезненным.

Я больше ничего не слышал.

До конца гастролей, каждый вечер я должен был посещать врача для уколов от бешенства: в ягодицы, бедра и руки. Капец как пеклó! Во мне было больше дырок, чем в куске долбаного швейцарского сыра. Но уж лучше это, чем бешенство. Впрочем, не уверен, что хоть кто-нибудь почувствует разницу, если я заболею бешенством. А в это время пресса безумствовала. На следующее утро обо мне рассказывали практически во всех выпусках новостей на планете. Все думали, что я загрыз летучую мышь специально, а ведь это произошло абсолютно случайно. Какое-то время я боялся, что нас будут бойкотировать, во всяком случае, несколько устроителей концертов отменили наши выступления. Фаны тоже подложили нам свинью. Когда разошелся слух о летучей мыши, они стали приносить на концерты еще более безумные вещи. Наше выступление на сцене напоминало съезд мясников.

Понятное дело, защитники прав животных сходили с ума по-своему. Американское Общество Противодействия Применению Насилия против животных (American Society for the Prevention of Cruelity to Animals, сокращенно – ASPCA) посылало своих людей “мониторить” наши концерты. Обслуживающий персонал постоянно над ними измывался. Например, техники говорили:

- О, сегодня Оззи бросит в толпу восемнадцать щенков. Не споет ни слова, пока их всех не зарежут.

Активисты из ASPCA верили каждому слову.

Даже задержали наш автобус в Бостоне. Помню, как все эти сеятели добра забежали в салон, увидели йоркширского терьера Шарон (мистера Пука) и впали в истерику. Один из них заорал:

- Дальше этот автобус не поедет. Я требую, чтобы эту собаку взяли под охрану. Немедленно!

Что они себе вообразили? Что посреди песни “You Lookin’ at Me. Lookin’ at You” мы будем “косить” терьеров из пулемета?

Несколько дней спустя, мы играли в “Madison Square Garden” в Нью- Йорке. Отовсюду несло дерьмом. Оказалось, неделю назад там выступал цирк, а животные по-прежнему находились в клетках под открытой трибуной. Один из директоров зала пришел, чтобы пригласить нас посмотреть животных. Но, завидев меня, сказал:

- А вас не приглашаю.

- Это почему же?

- Вы всякое вытворяете с животными.

Я не вер