Всеобщая конкуренция — Общество в моральном смысле

Таким образом, общество, этот основанный на конвенции и естественном праве агрегат, можно по­нимать как скопление естественных и искусственных индивидуумов, чьи воли и области состоят в много­численных отношениях и связях друг с другом, но при этом остаются независимыми и не оказывают друг на друга каких-либо внутренних воздействий. Отсюда вытекает всеобщее описание «гражданского общества» или «общества обмена», природу и разви­тия которого силится познать политическая эконо­мия: как состояния, где, по выражению Адама Смита, «каждый человек — торговец». И потому там, где в интернациональном или национальном рыночном и биржевом сообщении друг другу противостоят от­дельные торговцы и предприятия или фирмы и ком­пании, природа общества предстает словно в экстра­гированном виде, словно фокусируется в вогнутом зер­кале. Ибо универсальность этого состояния никоим образом не является, как представлялось знаменитому шотландцу, непосредственным или даже лишь вероят­ным следствием того новшества, что произошло разде­ление труда и его продукты отныне подлежали обмену. Она представляется, скорее, отдаленной целью, в связи с которой следует понимать развитие общества, и по мере осуществления этой цели, в нашем понимании, оказывается действительным также и бытие [Dasein] общества в то или иное время. Следовательно, оно всег­да есть нечто становящееся, и должно здесь мыслиться как субъект всеобщей воли или всеобщего разума. И в то же время, как нам известно, нечто фиктивное и но­минальное. Оно словно повисает в воздухе, выйдя из голов своих сознательных носителей, которые невзирая на отдаленность, поверх всех границ и сомнений протя­гивают друг к другу жадные до обмена руки и создают почву для этого умозрительного совершенства — един­ственной страны, единственного города, в котором для всех авантюристов (merchant adventurers¹) и рыцарей ( ¹ Авантюристы-предприниматели (англ.).) удачи сходятся их и в самом деле общие интересы. Подобно тому как денежная фикция репрезентирова­на металлом или бумагой, общество репрезентирова­но всем земным шаром или как-либо ограниченной территорией. Ведь в этом понятии мы должны абстра­гироваться от всех исконных и естественных связей между людьми. Возможность установления общест­венных отношений не предполагает ничего, кроме множества голых индивидуумов, способных что-либо совершить, а потому также и что-либо пообещать друг другу. Поэтому общество как то целое, на кото­рое должна распространяться система конвенцио­нальных правил, по своей идее ничем не ограничено; оно постоянно взламывает все свои действительные и случайно возникающие границы. А поскольку каж­дый в нем стремится к своей собственной выгоде и признает остальных лишь в той мере и до тех пор, пока они способствуют ей, постольку отношение всех ко всем прежде и помимо заключения конвенции и, опять-таки, прежде и помимо всякого особого конт­ракта может быть понято как потенциальная враж­дебность или как состояние латентной войны, на фоне которого и различаются тогда все примеры упо­мянутого единения воль, выражающегося в таком же числе мирных договоров и соглашений. Именно такое понимание единственно адекватно всем фактам тор­говых сношений, в которых все правомочия и обяза­тельства могут быть сведены к чисто имущественным определениям и ценностям, и именно на нем, пусть и не сознавая того, должна покоиться всякая чистая тео­рия частного или естественного права (понятого в общественном смысле). В своих многообразных моди­фикациях покупатель и продавец всегда находятся в таком отношении друг к другу, что каждый вожделеет и стремится, как можно меньше расходуя свое собственное имущество, приобрести как можно большее количество чужого. А истинные купцы и торговцы ус­траивают между собой состязания на многочислен­ных беговых дорожках, где каждый стремится опере­дить другого и, если удастся, первым прийти к цели: сбыть свой товар и притом сбыть его в наибольшем количестве. Поэтому они часто стараются оттеснить друг друга или сбить соперника с ног, и вред, причи­ненный одному, оборачивается пользой для другого, как это происходит и в каждом отдельном случае об­мена, если владельцы обмениваются ценностями, ко­торые на самом деле не равны одна другой. Такова всеобщая конкуренция, которая развертывается и во многих других областях, но нигде не выступает столь отчетливо и осознанно, как в области торговли [Han­del] (каковой, следовательно, и ограничивается обыч­ное употребление этого понятия), и которая иными причитателями уже была предъявлена как иллюстра­ция той самой войны всех против всех, которую вели­кий мыслитель почитал за естественное состояние всего человеческого рода. Но, как и все другие формы этой войны, конкуренция заключает в себе и возмож­ность ее завершения. Даже такие враги - хотя они-то, конечно, с наибольшими затруднениями - при известных обстоятельствах сознают свою выгоду в том, чтобы договориться, оставить друг друга в покое или даже объединиться для какой-нибудь общей цели (к примеру, как всего чаще бывает, против общего противника). Таким образом, конкуренция ограничи­вается и ослабляется коалицией.

По аналогии с этими отношениями, основанными на обмене мате­риальных ценностей, можно понимать и всякую кон­венциональную общительность [Geselligkeit], вы­сшим правилом которой является вежливость: обмен словами и любезностями, в котором каждый, казалось бы, открыт перед всеми, и все, казалось бы, ценят каждого как равного себе, в действительности же каждый думает о себе и силится в пику всем осталь­ным утвердить свою значимость и добиться своей вы­годы. Так что, доставляя другому приятное, каждый ожидает, а иногда и требует какого-либо, по меньшей мере эквивалентного, возмещения, и потому точно от­меряет свои услуги, подарки и комплименты, прове­ряя, возымеют ли они желанное действие. Нефор­мальные контракты такого рода заключаются посто­янно, и все же большинство людей в этих гонках всегда оказывается оттеснено немногими удачливыми и могущественными.

Так как вообще все общест­венные отношения покоятся на сравнении возможной и предложенной услуги, понятно, почему тут первен­ствует соотнесенность со зримыми, материальными предметами, а голые действия и слова могут состав­лять ее основу лишь опосредованно. В противополож­ность этому общность, как «кровный» союз, есть пре­жде всего телесное отношение и потому выражается в словах и поступках, тогда как общая соотнесенность с предметами, которые не столько вымениваются, сколько находятся в совместном владении и пользова­нии, по своей природе вторична. Кроме того, в том смысле, который мы можем назвать моральным, об­щество целиком и полностью обусловливается также своими взаимосвязями с государством, которое от­сутствует в предшествующем рассмотрении, посколь­ку экономическое общество следует понимать как первичное по отношению к нему.