Ошеломляющая альтернатива

Христиане, таким образом, верят, что сила зла стала князем этого мира.

И тут, конечно, возникают проблемы. Происходит ли все это в соответствии с

волей Бога? Если да, то Он -- довольно странный Бог, скажете вы; если же зло

воцарилось в мире вопреки Его воле, то как же что-либо может происходить

вопреки воле Того, Кто обладает абсолютной властью?

Однако каждый человек, который был когда-либо наделен властью, знает,

как некоторые вещи могут, с одной стороны, соответствовать вашей воле, а с

другой - быть ей вопреки. Мать, например, может с полным основанием сказать

своим детям: "Я не собираюсь каждый вечер приводить в порядок вашу комнату.

Вы должны учиться держать ее в порядке сами". Однажды вечером она заходит в

детскую и видит, что плюшевый мишка, чернильница и учебник по французской

грамматике свалены вместе. Это противоречит ее воле. Она предпочла бы, чтобы

ее дети были аккуратными. Но, с другой стороны, в этом и была ее воля --

привить детям самостоятельность, однако это влечет за собой свободу выбора

для них. Такие же ситуации возникают при любой системе правления, на службе,

в школе. Вы объявляете какую-то обязанность добровольной, и сразу половина

людей эту обязанность не выполняет. Это не согласуется с вашей волей, однако

стало возможным именно по вашей воле.

Возможно, то же происходит и во Вселенной. Некоторые создания Свои Бог

наделил свободной волей. Это значит, что они могут выбирать верный или

неверный путь. Некоторым людям кажется, что можно придумать такое существо,

которое было бы свободным, но лишенным возможности поступать неправильно. Я

такое существо представить себе не могу. Если кто-то свободен делать добро,

он свободен делать зло. Именно свободная воля сделала возможным зло. Почему

же тогда Бог дал созданиям Своим свободу воли? Потому что без свободной

воли, хотя она и обусловливает появление зла, невозможны истинная любовь,

доброта, радость и все то, что представляет ценность в мире.

Мир автоматов-роботов -- существ, действующих, как машины, едва ли

стоил бы того, чтобы его создавать. Счастье, которое Бог приготовил для

Своих высших созданий, -- это счастье свободно соединяться с Ним и друг с

другом в порыве любви и восхищения, в сравнении с которыми самая возвышенная

любовь между мужчиной и женщиной -- как разбавленное молоко. Но для этого

создания должны быть свободными.

Бог, конечно, знал, что произойдет, если они воспользуются своей

свободой неверно. Но очевидно, Он считал, что задуманное Им стоит риска.

Возможно, мы не склонны согласиться с Ним. Но с Богом не соглашаться трудно.

Он источник, из которого вы черпаете всю силу ваших аргументов. Вы не можете

быть правы, а Он -- неправ, точно так же как поток не может подняться выше

уровня своего источника. Оспаривая правильность Его решений, вы выступаете

против той силы, которая наделяет вас самой способностью спорить. Другими

словами, вы рубите ветку, на которой сидите. Если Бог считает, что состояние

войны во Вселенной не слишком высокая плата за свободу воли, и именно

поэтому сотворил мир, в котором Божьи создания могут сознательно выбирать

между добром и злом, а не игрушечный мир марионеток, которых Он водил бы,

дергая за ниточки, -- значит, мы должны согласиться, что свободная воля

стоит этого. Только в мире, основанном на свободном выборе между добром и

злом, может происходить что-то значительное.

Когда мы понимаем, что такое свобода воли, глупым представляется

вопрос, который мне как-то задали: "Почему Бог создал человека из такого

гнилого материала, что он сразу же пришел в негодность?" Чем лучше материал,

из которого творение создано, чем оно умнее, сильнее и свободнее -- тем

лучше оно будет, если направится по правильному пути, и тем хуже станет,

избрав неправильный путь. Корова не может быть очень хорошей или очень

плохой; собака может быть и лучше и хуже; в большей степени может быть лучше

или хуже ребенок; еще в большей степени, чем ребенок, может быть лучше или

хуже обыкновенный взрослый человек, и еще в большей -- человек гениальный;

сверхчеловеческий же дух может быть либо наихудшим, либо наилучшим из всего

сущего.

Как это произошло, что свободная воля направилась по неверному пути?

Нет сомнения, что ответить на такой вопрос сколько-нибудь определенно люди

не могут. Можно, однако, предположить разумную (и общепринятую) догадку,

которая основывается на нашем личном опыте.

В тот момент, когда в вас проявляется ваше "я", возникает возможность,

что вы пожелаете поставить это "я" на первое место, пожелаете стать центром,

то есть фактически стать Богом. В этом и состоял грех сатаны, и этим грехом

он заразил человеческий род. Некоторые люди считают, что падение человека

как-то связано с проблемой секса. Но это ошибочное мнение. (Повествование,

содержащееся в книге Бытия, скорее наводит на мысль о том, что разложение

как-то коснулось нашей сексуальной природы после падения и было результатом,

а не причиной этого падения.) Сатана вложил в головы наших далеких предков

идею, что они могут стать "как боги",-- могут устроить все по-своему, как

если бы они сотворили себя сами; что человек может быть сам себе хозяин и

изобрести для себя какое-то счастье, от Бога независимое. Из этой-то

безнадежной попытки произошло почти все то, что определило человеческую

историю, -- деньги, нищета, тщеславие, войны, проституция, классы, империи,

рабство, долгую и ужасную историю человека, пытающегося найти секрет

счастья, минуя Бога.

Поиски эти безнадежны, и вот почему. Бог создал нас, изобрел нас, как

человек изобретает машину. Топливо для автомобиля -- бензин, и при той

конструкции, какую он имеет, автомобиль не станет работать на другом

топливе. Человечество же Бог сконструировал так, чтобы энергию, необходимую

для нормальной жизнедеятельности, он, человек, черпал от Самого Бога. Бог --

горючее, на которое рассчитан наш дух, пища, которая ему необходима.

Альтернативы не существует. Вот почему не имеет смысла просить Бога, чтобы

он сделал нас счастливыми по нашему вкусу, не обременяя никакой религией.

Бог не может дать нам счастье и мир без Него Самого, потому что без Него

счастья и мира просто нет.

И в этом -- ключ к истории. Тратится гигантское количество энергии,

возникают цивилизации, создаются отличные, благородные организации, но

всякий раз что-то идет не так, как надо. По причине какого-то фатального

дефекта наверху всегда оказываются эгоистичные и жестокие люди, все снова

рушится и скатывается вниз, к бедствиям и отчаянию. Машина глохнет. Она

заводится как будто бы легко, пробегает несколько метров и ломается. Люди

хотят, чтобы она работала на неподходящем горючем. Вот что сделал с нами,

людьми, сатана.

А что сделал Бог? Прежде всего, Он оставил нам совесть, и мы понимаем,

что правильно, что неправильно. На протяжении всей истории были люди,

которые старались (подчас очень упорно) слушаться голоса совести. Ни один из

них в этом не преуспел полностью.

Во-вторых, Он послал человеческому роду то, что я называю светлыми

мечтами. Я имею в виду те странные истории, встречающиеся почти во всех

языческих религиях, в которых рассказывается о каком-то боге, который

умирает и снова воскресает, и своей смертью как-то дает людям новую жизнь.

В-третьих, Он избрал один особый народ и на протяжении нескольких

столетий вколачивал в головы избранных Им людей, что Он единственный Бог и

для Него очень важно, чтобы люди вели себя правильно. Этим особым народом

были евреи, и Ветхий завет подробно все это описывает.

А затем человечество испытало настоящий шок. Из среды этих евреев

внезапно возник человек, который говорит так, как будто он сам и есть Бог.

Он говорит, что может прощать грехи. Он говорит, что существовал вечно. Он

говорит, что придет судить мир в последние времена.

Здесь требуется объяснение. Среди пантеистов, таких, как, например,

индусы, каждый может сказать, что он -- часть Бога или един с Богом; в этом

не будет ничего удивительного. Но Тот Человек исповедовал не пантеизм, а

иудаизм и не мог иметь в виду такого бога. Бог в понимании евреев -- это

Существо, находящееся вне мира; Тот, Кто сотворил этот мир и бесконечно

отличается от чего бы то ни было. Когда вы постигнете это в полной мере, вы

почувствуете: то, что говорил Человек, поразительнее всего, когда-либо

слетавшего с человеческих уст. Часть этих слов проскальзывает мимо наших

ушей: мы слышали их так часто, что перестали понимать, какой высоты звучания

они достигают. Я имею в виду слова о прощении грехов; любых грехов. Если это

не исходит от Бога, это нелепо и смешно. Мы можем понять, как человек

прощает оскорбления и обиды, причиненные ему самому. Вы наступили мне на

ногу, и я вам это прощаю; вы украли у меня деньги, и я вам это прощаю. Но

как быть с человеком, которого никто не тронул и не ограбил, а он объявляет,

что прощает вас за то, что вы наступали на ноги другим и украли у них

деньги? Поведение такого человека показалось бы нам предельно глупым. Однако

именно так поступал Иисус. Он говорил людям, что их грехи прощены, и никогда

не советовался с теми, кому эти грехи нанесли ущерб. Он без колебаний вел

Себя так, как если бы был Тем, Кому нанесены все обиды, против Кого

совершены все беззакония. Такое поведение имело бы смысл только в том

случае, если Он в самом деле Бог, Чьи законы попраны, любовь -- оскорблена

каждым совершенным грехом. В устах любого другого эти слова

свидетельствовали бы лишь о глупости и мании величия, которым нет равных во

всей человеческой истории.

Однако (и это удивительно) даже у Его врагов, когда они читают

Евангелие, не создается впечатления, что слова эти продиктованы глупостью

или манией величия. Тем более у читателей, не настроенных предвзято. Христос

говорит, что Он "смирен и кроток" - и мы верим Ему, не замечая, что смирение

и кротость едва ли присущи человеку, делавшему такие заявления, какие делал

Он.

Я говорю все это, чтобы предотвратить воистину глупое замечание,

которое нередко можно услышать: "Я готов признать, что Иисус -- великий

учитель нравственности, но отвергаю Его претензии на то, что Он Бог".

Говорить так не следует. Простой смертный, который утверждал бы то, что

говорил Иисус, был бы не великим учителем нравственности, а либо сумасшедшим

вроде тех, кто считает себя Наполеоном или чайником, либо самим дьяволом.

Другой альтернативы быть не может: либо этот человек - Сын Божий, либо

сумасшедший или что-то еще похуже. И вы должны сделать выбор: можете

отвернуться от Него как от ненормального и не обращать на Него никакого

внимания; можете убить Его как дьявола; иначе вам остается пасть перед Ним и

признать Его Господом и Богом. Только отрешитесь, пожалуйста, от этой

покровительственной бессмыслицы, будто Он был великим учителем-гуманистом.

Он не оставил нам возможности думать так.

СОВЕРШЕННЫЙ КАЮЩИЙСЯ

Итак, мы сталкиваемся с пугающей альтернативой. Этот человек -- либо

именно то, что Он о Себе говорит, либо -- сумасшедший, маньяк или кое-кто

похуже. Мне совершенно ясно, что ни сумасшедшим, ни бесом Он не был.

Следовательно, сколь невероятным и наводящим ужас это ни казалось бы, я

вынужден признать, что Он был и есть Бог. Бог сошел на эту оккупированную

врагом землю в образе человека.

С какой же целью Он сделал это? Ради какого дела приходил? Ну конечно,

ради того, чтобы учить. Однако когда вы откроете Новый завет или любую

христианскую книгу, вы обнаружите, что в них постоянно говорится о чем-то

другом, а именно о Его смерти и Его воскресении. Совершенно очевидно, что

христианам именно это представляется самым важным. Они считают, что главная

цель Его прихода на землю -- пострадать и умереть.

До того как я стал христианином, у меня было впечатление, что христиане

должны прежде всего верить в некую теорию о смысле Его смерти. Согласно ей,

Бог хотел наказать людей за то, что они оставили Его и стали на сторону

великого мятежника, но Христос добровольно вызвался понести наказание за

людей, чтобы Бог простил нас. Сейчас я должен признаться, что даже эта

теория больше не кажется мне такой аморальной и глупой, как казалась прежде.

Но не в этом дело. Позднее я увидел, что ни эта, ни иная подобная теория не

выражают сути христианства.

Центральная мысль христианской веры в том, что смерть Христа каким-то

образом оправдала нас в глазах Бога и дала нам возможность начать сначала.

Как это было достигнуто -- вопрос другой. На этот счет немало соображений.

Но с тем, что мысль эта верна, согласны все христиане. Я скажу вам, что я

сам думаю. Все разумные люди знают, что, если вы устали и проголодались,

хороший обед пойдет вам на пользу. Обед этот -- не то же самое, что

современная теория о питании, обо всех этих витаминах и протеинах. Люди ели

обеды и чувствовали себя после них лучше задолго до появления теорий, и если

теории когда-нибудь забудут, это не помешает людям по-прежнему обедать.

Теории о смерти Христа -- не христианство. Они лишь пытаются объяснить

механизм его действия. О степени их важности не все христиане думают

одинаково. Моя англиканская церковь не настаивает ни на одной из них как на

единственно правильной. Римская церковь идет немного дальше. Но, я думаю,

все согласны с тем, что суть безгранично важнее, чем любое объяснение, и ни

одно объяснение не может претендовать на исчерпывающую полноту. Но как я

сказал в предисловии к этой книге, я всего лишь рядовой верующий, а вопрос

этот заводит нас слишком глубоко. Я повторяю, что могу лишь изложить вам

свою личную точку зрения.

Согласно ей, то, что вас просят принять,-- не теории. Многие из вас,

без сомнения, читали работы Джинса или Эддингтона. Когда они хотят объяснить

атом или что-нибудь подобное, они просто дают вам описание, на основании

которого в вашей голове возник некий мысленный образ. Но затем они

предупреждают вас, что на самом деле этот образ не то, во что действительно

верят ученые; а верят они в математическую формулу. Иллюстрации даются вам

только для того, чтобы вы эту формулу поняли. Фактически они неверны в том

смысле, в каком верны формулы. Они не отражают реальности, а только дают

какое-то приближенное представление о ней. Их цель лишь в том, чтобы помочь

вам, и, если они вам не помогают, вы можете отбросить их. Самую сущность

атома не передать в картинках, ее можно выразить только в математических

формулах.

То же самое происходит и с христианством. Мы верим, что смерть Христова

-- та точка в человеческой истории, когда нечто, принадлежащее иному миру и

не поддающееся нашему воображению, проявило себя в нашем с вами мире. И если

мы не можем изобразить в картинках атомы, слагающие этот наш мир, то, уж

конечно, не в состоянии нарисовать в своем воображении реальную картину

того, что действительно произошло во время смерти и воскресения Христа.

Более того, если бы мы обнаружили, что полностью сумели все это понять, то

самый факт этот свидетельствовал бы, что данное событие - совсем не то, за

что оно себя выдает, недосягаемое, нерукотворное, лежащее над природой вещей

и пронизывающее эту природу, подобно удару молнии.

Вы можете сказать: "А какая нам польза, если мы не в состоянии все это

понять?" Вопрос, на который очень легко ответить. Человек может съедать

обед, не понимая, как организм усваивает питательные вещества. Человек может

принять то, что сделал Христос, не понимая, что дело Христа работает в нем.

И безусловно, он не сможет даже приблизительно понять этого, пока не примет

Его.

Нам сказано, что Христос распят за нас, что Его смерть омыла наши грехи

и что, умерев, Он вырвал у смерти ее "жало". Это -- формула. Это --

христианство. В это надо верить. Любые теории о том, как смерть Христа

сделала все это возможным, с моей точки зрения, вторичны: они лишь чертежи и

диаграммы, от которых можно без ущерба отказаться, если они нам не помогают,

и, даже если они помогают, их не следует путать с той сутью, которой они

служат. Тем не менее некоторые из этих теорий заслуживают того, чтобы мы их

рассмотрели.

Одна из них, о которой мы слышим чаще всего,-- та, которую я упомянул:

Бог помиловал нас, потому что Христос добровольно вызвался понести наказание

за нас. На первый взгляд эта теория выглядит крайне глупой. Если Бог готов

был помиловать нас, почему Он этого не сделал? И какой смысл в наказании

невинного за вину других? Я не вижу в этом никакого смысла, если

рассматривать дело с точки зрения нашей юридической системы. Но взглянем с

иной точки зрения, и мы увидим смысл: некто, имеющий средства, выплачивает

долг за неплатежеспособного должника.

Или другой пример: человек попадает в беду по своей вине и ему

приходится расплачиваться, но не в узкофинансовом, а в более общем смысле

слова. Кто же извлечет его из пропасти, как не добрый друг?

В какую же пропасть попал человек по своей вине? И почему он попал в

нее? Человек попытался устроить все по-своему, вести себя так, как если бы

никому, кроме самого себя, он не принадлежал: иными словами, падший человек

-- это не просто несовершенное существо, нуждающееся в исправлении и

улучшении: это мятежник, который должен сложить свое оружие. Сложить оружие,

сдаться, попросить прощения, признать, что мы отклонились от правильного

пути, начать заново -- вот единственный выход из нашей пропасти. Именно это

признание, безоговорочную капитуляцию, полный ход назад называют христиане

покаянием. Процесс этот далеко не из приятных. Это посложнее, чем просто

смириться со своим положением. Покаяться -- значит отречься от самомнения и

своеволия, которые мы культивируем в себе на протяжении тысячелетий.

Покаяться -- значит убить часть самого себя, пережить какое-то подобие

смерти. Надо быть действительно хорошим человеком, чтобы прийти к раскаянию.

И здесь мы сталкиваемся с затруднением. Только плохой человек нуждается в

покаянии; только хороший человек может покаяться по-настоящему. Чем вы хуже,

тем более нуждаетесь в покаянии, но тем менее вы склонны к нему. Только

совершенный человек может прийти к совершенному покаянию. Но такой человек в

покаянии не нуждается.

Запомните, что покаяние, это добровольное смирение и своего рода

смерть, не то, чего Бог требует от вас прежде, чем примет вас обратно, и от

чего Он может освободить вас, если захочет. Говоря о покаянии, я лишь

описываю вам, что значит вернуться к Богу. Если вы просите Бога принять вас

обратно без всего этого покаяния, то вы просите Его позволить вам вернуться,

не возвращаясь. Такого не бывает.

Итак, мы должны пройти через покаяние. Но то зло в нас, которое делает

покаяние необходимым, в то же самое время лишает нас способности к покаянию.

Можем ли мы разрешить эту проблему, если Бог поможет нам? Да, но как мы

понимаем Божью помощь в этом деле? Очевидно, мы имеем в виду, что Бог, чтобы

помочь нам, вкладывает в нас, так сказать, частицу Самого Себя. Он

одалживает нам немного Своей способности к рассудительности, и мы начинаем

думать; Он вкладывает в нас немного Своей любви, и мы уже в состоянии любить

друг друга. Когда вы учите ребенка писать, вы держите его руку, выводя буквы

вместе с ним: его рука чертит буквы, потому что вы их чертите. Мы любим и

мыслим, потому что Бог любит и мыслит и держит в Своих руках нашу руку,

направляя эти процессы. И если бы мы с вами не пали, это было бы спокойное

плавание. Но, к сожалению, сейчас мы нуждаемся, чтобы Бог нам помог в таком

деле, которое Ему, Богу, в силу Его природы чуждо: сдаться, пострадать,

подчиниться, умереть. В Божьей природе нет ничего, что соответствовало бы

этой капитуляции. Следовательно, путь, на котором нам больше всего

необходимо 'Божье руководство, -- такой, по которому Бог в силу Своей

природы никогда не ходил. Бог может поделиться только тем, что Он имеет в

Своей собственной природе. Но того, что требуется для нас, в Его природе

нет.

Теперь предположим, что Бог стал человеком; предположим, наша

человеческая природа, которая способна страдать и умирать, слилась с Божьей

природой в одной личности, -- такая личность сумела бы помочь нам.

Богочеловек сумел бы подчинить Свою волю, сумел бы пострадать и умереть,

потому что Он -- человек; весь этот процесс Он выполнил бы в совершенстве,

потому что Он -- Бог. Мы с вами можем пройти через этот процесс только в том

случае, если Бог совершит его внутри нас; но совершить его Бог может, только

став человеком- Наши попытки пройти через умирание будут иметь успех только

тогда, когда мы, люди, примем участие в умирании Бога, точно так же как наше

мышление плодотворно только благодаря тому, что оно -- капля из океана Его

разума; но мы не можем принять участия в умирании Бога, если Он не умирает;

а Он не может умереть, если не станет человеком. Вот в каком смысле Он

платит наши долги и страдает вместо нас за то, за что Ему совсем не нужно

было страдать.

Я слышал, как некоторые люди жаловались, что если Иисус был Богом в

такой же степени, в какой был человеком, Его страдания и смерть теряют

ценность в их глазах, потому что, говорят они, "это, должно быть, для Него

легко и просто". Другие могут (и совершенно справедливо) осудить подобную

неблагодарность. Однако меня поражает непонимание, о котором это

свидетельствует. С одной стороны, люди, говорящие так, по-своему правы.

Возможно, они даже недооценивают силу своего аргумента. Совершенное

подчинение, совершенное страдание, совершенная смерть не только были легче

для Иисуса, потому что Он Бог, они и возможны-то были только потому, что Он

Бог. Тем не менее, не правда ли, странно не принимать поэтому Его смирения,

страданий и смерти? Учитель способен написать буквы для ребенка, потому что

учитель -- взрослый человек и умеет писать. Конечно, ему легко написать эти

буквы. Только поэтому он и может помочь ребенку. Если ребенок отвергнет его

помощь на том основании, что "взрослым это легче", и будет ожидать, чтобы

его научил писать другой ребенок, который сам не умеет писать (и, таким

образом, лишен "несправедливого" преимущества), обучение пойдет не очень-то

быстро. Если я тону в быстром потоке, человек, стоящий одной ногой на

берегу, может протянуть мне руку, и это спасет мне жизнь. Стану ли я

возмущаться и кричать, судорожно глотая воздух: "Нет, это несправедливо! У

вас есть преимущество! Вы одной ногой стоите на земле!"? Это преимущество --

называйте его "несправедливым", если хотите,-- единственное условие, при

котором он может оказать мне помощь. Если вам нужна помощь, не будете ли вы

взывать о ней к тому, кто сильнее вас?

В этом и состоит мой собственный взгляд на то, что христиане называют

искуплением. Однако не забудьте, что это всего-навсего еще одна иллюстрация.

Не путайте ее, пожалуйста, с самим искуплением. Если мой пример, моя

иллюстрация не помогают вам, отбросьте их не колеблясь.

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Христос прошел через совершенную капитуляцию и совершенное смирение;

они были совершенными, потому что Он -- Бог; они были капитуляцией и

смирением, потому что Он был Человеком. Христианская вера заявляет, что,

если мы каким-то образом разделим смирение и страдания Христа, мы станем

соучастниками Его победы над смертью и обретем новую жизнь, после того как

умрем. И в этой новой жизни мы будем совершенны и совершенно счастливыми

созданиями. Все это, однако, предполагает нечто гораздо большее, чем наши

попытки следовать Его учению. Люди часто задают вопрос, когда же наступит

следующий этап эволюции, на котором возникнет новое существо, стоящее

гораздо выше человека. Но с христианской точки зрения этот этап уже

наступил. Новый вид человека возник в Христе; и новая форма жизни, которая

началась в нем, должна быть заложена в нас.

Как же получить эту новую жизнь? Вспомните, прежде всего, как мы с вами

получили нашу жизнь в ее обыкновенной форме. Мы унаследовали ее от других,

от нашего отца и матери и всех наших предков, без нашего согласия и

посредством очень любопытного процесса, который включает в себя

удовольствие, боль и опасность. Такой процесс вы никогда бы не сумели

выдумать сами. В детстве многие из нас долгие годы стараются разгадать его.

Некоторые из детей, когда им впервые рассказывают об этом процессе, вначале

отказываются верить, и я не могу их осуждать, это действительно очень

странный процесс. Тот самый Бог, Который его спланировал, спланировал и

процесс распространения новой жизни -- жизни во Христе; и мы должны быть

готовы к тому, что это тоже странный процесс. Бог не советовался с нами,

когда изобретал секс. Он не советовался с нами и тогда, когда изобретал пути

спасения.

Три вещи распространяют жизнь Христа в нас: крещение, вера и таинство,

которое различные христиане называют по-разному - святое причастие, месса,

преломление хлеба. По крайней мере, эти три вещи относятся к обычным

методам. Я не говорю, что не может быть особых случаев, когда Христос и Его

жизнь распространяются без одного (или больше) из этих актов. У меня

недостаточно времени, чтобы углубиться в эти особые случаи, к тому же я не

знаком с ними в достаточной степени. Когда вы стараетесь в несколько минут

объяснить человеку, как добраться до Эдинбурга, вы посоветуете ему сесть в

поезд. Он может, правда, добраться туда пароходом или самолетом, но вы едва

ли станете упоминать об этом. И я ничего не говорю, какая из упомянутых трех

вещей -- самая существенная. Мой друг методист захочет, чтобы я больше

сказал о вере и меньше -- о двух остальных. Но я не стану в это вдаваться.

Любой человек, который научит вас христианской доктрине, скажет вам, чтобы

вы прибегли ко всем трем. И этого в данный момент для нас достаточно.

Я сам лично не вижу, каким образом эти три вещи могут быть проводниками

новой жизни. Но и постигнуть некую связь между физическим удовольствием и

появлением в мир нового человека тоже непросто. Нам остается принимать

действительность такой, какая она есть. Нет смысла без конца рассуждать о

том, какой она должна быть или чего мы могли бы от нее ожидать. И хотя я не

вижу, почему это должно быть так, я могу сказать вам, почему я верю, что это

действительно так. Я уже объяснил, почему мне приходится верить, что Иисус

был (и есть) Бог. И это исторический факт -- Он учил Своих последователей,

что новая жизнь передается именно этим путем. Иными словами, я верю в это,

полагаясь на авторитет Христа. Не пугайтесь, пожалуйста, слова "авторитет".

Верить, полагаясь на чей-то авторитет, означает лишь, что вы верите в

какую-то вещь, потому что вам сказал о ней тот, кого вы считаете абсолютно

достойным доверия. Девяносто девять процентов того, чему вы верите, основано

на доверии авторитету.

Я верю, что существует такое место, как Нью-Йорк. Я сам его никогда не

видел. Я не могу доказать его существование с помощью абстрактных

аргументов. Я верю в это, потому что слышал о его существовании от людей,

достойных доверия. Обыкновенный человек верит в солнечную систему, атомы,

эволюцию и кровообращение, полагаясь на утверждения ученых, на их авторитет.

Да и все решительно сведения наши из области истории -- откуда мы их

черпаем, как не из утверждений историков, авторитету которых мы доверяем?

Ведь никто из нас не был свидетелем норманнских завоеваний или поражения

Наполеона при Ватерлоо! Никто из нас не может доказать их чисто логически,

как доказываются теоремы в математике. Мы верим в эти факты просто потому,

что люди, бывшие свидетелями их, оставили нам свои записи; иными словами, мы

верим в них, полагаясь на авторитет этих записей и их авторов. Человеку,

который стал бы оспаривать авторитеты в других областях, как некоторые

оспаривают и отвергают авторитет в религии, пришлось бы до конца своих дней

остаться невеждой.

Не думайте, пожалуйста, что я ратую за крещение, веру и святое

причастие как за некие заменители ваших собственных стараний подражать

Христу. Вы получили вашу естественную жизнь от своих родителей. Это не

значит, что она останется при вас, если вы не будете стараться удержать ее.

Вы можете потерять ее из-за своей беспечности или лишиться ее, совершив

самоубийство. Вы должны питать вашу жизнь, бережно относиться к ней. Но

всегда при этом помните, что вы не создаете, а только сохраняете ту жизнь,

которую вы получили от кого-то другого. Точно так же христианин может

потерять жизнь Христа, если не будет предпринимать определенных усилий,

чтобы сохранить ее. Но и самый лучший христианин из когда-либо живших на

земле лишь питает и защищает ту жизнь, которую он никогда не сумел бы

получить ценою собственных усилий. Из этого вытекают практические выводы.

Пока ваша естественная жизнь пребывает в вашем теле, она много способствует

поддержанию этого тела и восстановлению его нормальных функций. Порежьтесь

-- и порезанное место заживет; если тело мертво, этого никогда не случится.

Живое тело подвержено повреждениям, но до известной степени оно способно

себя ремонтировать. Так и христианин вовсе не человек, который никогда не

поступает неправильно; это человек, который способен раскаиваться,

собираться с духом и после каждого преткновения начинать все заново, потому

что внутри него действует жизнь Христова: она-то и восстанавливает

("ремонтирует") его постоянно, давая ему способность вновь и вновь (до

известной степени, конечно) проходить через подобие добровольной смерти,

через которую прошел и Сам Христос.

Вот почему христиане отличаются от прочих людей, старающихся быть

хорошими. Эти люди своими стараниями надеются угодить Богу, если Он

существует, а если, по их мнению, Его нет, они, по крайней мере, надеются

заслужить одобрение других хороших людей. Христианин же считает, что все

хорошее, что он делает, исходит от Христовой жизни, обитающей в нем. Он не

думает, что Бог будет любить нас, потому что мы хорошие, но что Бог сделает

нас хорошими, потому что любит нас; точно так же крыша теплицы не

притягивает солнца из-за того, что она блестит; напротив, она блестит

оттого, что на нее падают солнечные лучи.

И позвольте мне пояснить кое-что еще. Когда христиане говорят, что они

имеют в себе Христову жизнь, они не подразумевают чего-то умственного или

морального. Когда они говорят о пребывании "во Христе" или о пребывании

Христа "в них", это не значит, что они просто думают о Христе или стараются

Ему подражать. Они имеют в виду, что Христос в самом деле действует через

них: что все христиане вместе представляют из себя единый организм, через

который действует Христос, что мы Его пальцы, мускулы, клетки Его тела.

Возможно, в этом -- объяснение одной или двух вещей. Почему новая жизнь

передается не только посредством умственных, душевных актов, таких, как

вера, но и посредством таких, в которые мы включены телесно, -- через

крещение и святое причастие? Всеми этими актами предусмотрена не одна лишь

передача идеи; скорее это напоминает эволюцию -- некий биологический или

сверхбиологический факт. Сделать человека существом чисто духовным Бог

никогда не намеревался. Вот почему Он использует такие материальные вещи,

как хлеб и вино, чтобы вложить в нас новую жизнь. Нам может это показаться

чем-то примитивным и недуховным. Но Бог так не считает. Он изобрел еду. Он

любит материю. Он изобрел ее.

Для меня была загадкой еще одна вещь. Не правда ли, ужасная

несправедливость, что этой новой жизнью наделяются только те, которые имели

возможность услышать о Христе и поверить в Него? Однако Бог не сказал нам,

как Он собирается поступить с остальными людьми. Мы знаем, что ни один

человек не может спастись иначе как через Христа, но нам не сказано, что

только те, которые знают Его, могут спастись через Него. Так или иначе, если

вас волнует судьба тех, которые остаются за бортом, самым неразумным было бы

оставаться там самому. Христиане -- это тело Христа, организм, через который

Он действует. Всякое добавление к Его телу позволяет Ему делать больше. Если

вы хотите помочь тем, кто за бортом, вы должны прибавить свою собственную

маленькую клетку к телу Христа, Который Один во всей Вселенной способен

помочь им. Стремясь увеличить производительность труда, довольно странно

отрезать пальцы на руке.

Другое возможное возражение в следующем. Почему Бог сходит на

оккупированную врагом территорию инкогнито и основывает своего рода тайное

общество, чтобы одолеть дьявола? Почему Он не сходит в силе, чтобы завоевать

территорию? Может быть, Он недостаточно силен? Что ж, христиане считают, что

Он и сойдет в силе, только мы не знаем когда. Однако мы можем догадываться,

почему Он медлит. Он хочет предоставить нам возможность стать на Его сторону

добровольно. Я не думаю, что мы с вами отнеслись бы с большим уважением к

тому французу, который прождал бы, пока армии союзных держав оккупировали

Германию, и только тогда заявил бы, что он на нашей стороне.

Бог завоюет этот мир. Но мне интересно знать, понимают ли по-настоящему

те люди, которые просят у Бога открытого и прямого вмешательства в дела

нашего мира, что произойдет, когда это случится. Ведь это будет конец мира.

Когда автор выходит на сцену, это значит, что спектакль окончен.

Бог собирается завоевать этот мир; но какая для вас будет польза

говорить, что вы на Его стороне, тогда, когда на ваших глазах будет

плавиться и исчезать вся материальная Вселенная? Что-то, о чем вы никогда не

задумывались, войдет в наш мир, сокрушая все на своем пути; что-то столь

прекрасное для одних и такое ужасное для других, что ни у кого из нас уже не

останется никакого выбора. На этот раз Бог придет не инкогнито; это будет

явление такой небывалой силы, что в каждом существе оно вызовет либо

непреодолимую любовь, либо непреодолимый ужас. Но выбирать, на чьей вы

стороне, будет тогда слишком поздно. Бессмысленно говорить, что вы предпочли

лечь, когда встать оказалось невозможно. Это не будет время выбора; это

будет время, когда нам станет ясно, чью сторону мы избрали, независимо от

того, сознавали мы это или нет.

Сейчас, сегодня, в этот самый момент, у нас еще есть возможность

сделать правильный выбор. Бог медлит, чтобы предоставить нам ее. Но это не

будет длиться вечно. Мы должны принять ее, либо отвергнуть.

Книга III

ХРИСТИАНСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

ТРИ ЧАСТИ МОРАЛИ

Рассказывают об одном ученике, которого спросили, как он представляет

себе Бога. Тот ответил, что, насколько он понимает, Бог -- это "такая

личность, которая постоянно следит, не живет ли кто в свое удовольствие, и

когда Он замечает такое, то вмешивается, чтобы это прекратить". Боюсь, что

именно в таком духе понимают многие люди слово "мораль": то, что мешает нам

получать удовольствие.

В действительности же моральные нормы -- это инструкции, обеспечивающие

правильную работу человеческой машины. Каждое из правил морали нацелено на

то, чтобы предотвратить поломку, или перенапряжение, или трение. Вот почему

на первый взгляд кажется, будто они постоянно вмешиваются в нашу жизнь и

препятствуют проявлению наших природных наклонностей.

Когда вы учитесь, как работать на какой-нибудь машине, инструктор то и

дело поправляет вас: "Нет, не так, никогда не делайте этого", потому что в

обращении с машиной у вас постоянно возникает искушение что-то попробовать

или сделать, что вам представляется естественным и удачным, но на самом деле

машина сломается.

Некоторые люди предпочитают говорить о нравственных "идеалах" вместо

того, чтобы говорить о правилах морали, и о нравственном "идеализме" --

вместо подчинения правилам морали. Конечно, совершенно верно, что

совершенство в вопросах морали это "идеал" в том смысле, что мы не можем его

достичь. В этом смысле все, что совершенно, для нас, людей, -- идеал; мы не

можем стать совершенными водителями или совершенными теннисистами, мы не

можем провести совершенно прямую линию. Но с другой точки зрения называть

моральное совершенство "идеалом" -- значит вводить людей в заблуждение.

Когда человек говорит, что какая-то женщина, или дом, или корабль, или сад

-- его идеал, он не имеет в виду (если он не совсем дурак), что все

остальные должны иметь тот же самый идеал. В таких вопросах наше право --

иметь разные вкусы и, следовательно, разные идеалы. Но называть идеалистом

человека, изо всех сил старающегося соблюдать законы морали, было бы

опасным. Это может навести на мысль, что стремление к моральному

совершенству -- дело его вкуса и мы, остальные, не обязаны этот вкус

разделять. Подобная мысль была бы катастрофической ошибкой.

Совершенное поведение может быть таким же недосягаемым, как совершенное

переключение скоростей в автомобиле; но это необходимый идеал, предписанный

всем людям самой природой человеческой машины, точно так же как совершенное

переключение скоростей -- идеал для всех водителей в силу самой природы

автомобиля. Еще опасней считать самого себя человеком высоких идеалов,

оттого что вы стараетесь никогда не говорить лжи (вместо того чтобы лгать

лишь изредка), или никогда не совершать прелюбодеяния (вместо того чтобы

совершать его крайне редко), или никогда не впадать в раздражение (а не

просто быть умеренно раздражительным). Вы рисковали бы стать педантом и

резонером, полагающим, что он -- человек особенный, заслуживающий

поздравлений за свой идеализм. На деле у вас столько же оснований ожидать

поздравлений за то, что при сложении чисел вы стараетесь получить правильный

ответ. Нет сомнений, что совершенное вычисление -- это идеал; вы,

безусловно, делаете временами ошибки. Однако нет особой заслуги, если вы

стараетесь считать внимательно. Предельно глупо было бы не стараться, потому

что любая ошибка принесет вам неприятности. Точно так же каждый моральный

проступок чреват неприятностями, возможно -- для других и непременно -- для

вас. Когда мы говорим о правилах и подчинении вместо "идеалов" и

"идеализма", мы тем самым напоминаем себе об этих фактах.

Теперь сделаем еще один шаг вперед. Человеческая машина может выходить

из строя двумя путями. Один -- это когда человеческие индивиды удаляются

друг от друга или, наоборот, когда они сталкиваются и причиняют друг другу

вред обманом или грубостью. Второй -- когда что-то ломается внутри индивида,

то есть когда части его, атрибуты (например, способности, желания и т. п.)

противоречат одно другому либо приходят в столкновение друг с другом.

Вам проще будет понять эту идею, если вы представите нас в виде

кораблей, плывущих в определенном порядке. Плавание будет успешным только в

том случае, если, во-первых, корабли не сталкиваются и не преграждают пути

друг другу и, во-вторых, если каждый корабль годен к плаванию и двигатель у

каждого -- в полном порядке. Необходимо, чтобы исполнялись оба эти условия.

Ведь если корабли будут постоянно сталкиваться, они скоро станут

непригодными к плаванию. С другой стороны, если штурвалы не в порядке, они

не смогут избежать столкновений. Или, если хотите, представьте себе

человечество в виде оркестра, исполняющего какую-то мелодию. Чтобы игра

получалась слаженной, необходимы два условия. Каждый инструмент должен быть

настроен и каждый должен вступать в положенный момент, чтобы не нарушать

общей гармонии.

Но мы с вами не учли одного. Мы не спросили, куда собирается наш флот

или какую мелодию хочет сыграть наш оркестр. Инструменты могут быть хорошо

настроенными, и каждый из них может вступать в нужный момент, но и в этом

случае выступление не будет успешным, если музыкантам заказана танцевальная

музыка, а они исполняют похоронный марш. И как бы хорошо ни проходило

плавание, оно обернется неудачей, если корабли приплывут в Калькутту, тогда

как порт их назначения -- Нью-Йорк.

Соблюдение моральных норм связано, таким образом, со следующими тремя

вещами. Первое -- с честной игрой и гармоническими отношениями между людьми.

Второе -- с тем, что можно было бы назвать наведением порядка внутри самого

человека. И наконец, третье -- с определением общей цели человеческой жизни;

с тем, для чего человек создан; с тем, по какому курсу должен следовать

флот; какую мелодию избирает для исполнения дирижер оркестра.

Вы, быть может, заметили, что наши современники почти всегда помнят о

первом условии и забывают о втором и третьем. Когда пишут в газетах, что мы

боремся за доброту и честную игру между нациями, классами и отдельными

людьми, это и значит, что думают только о первом условии. Когда человек

говорит о том, что он хочет сделать: "В этом нет ничего плохого, потому что

это никому не вредит",-- он думает только о первом условии. Он считает, что

внутреннее состояние его корабля не имеет значения, если только оно не

грозит столкновением кораблю соседнему. И вполне естественно, что, когда мы

начинаем думать о морали, первое, что нам приходит в голову, -- это

общественные отношения. Почему? Да потому что, во-первых, последствия

низкого морального состояния общества очевидны и давят на нас повседневно:

это война и нищета, взяточничество и ложь, плохая работа. Кроме того, по

первому пункту у нас почти не бывает разногласий с другими людьми. Почти все

люди во все времена соглашались (в теории) с тем, что человеческие существа

должны быть честными, добрыми, должны помогать друг другу. Однако, хотя и

естественно с этого начинать, нельзя ставить на этом точку, ибо в таком

случае вообще не было бы смысла размышлять о морали. До тех пор, пока мы не

перейдем ко второму условию, мы будем лишь обманывать самих себя.

Разумно ли ожидать от капитанов, что они станут так поворачивать

штурвалы, чтобы корабли их не сталкивались между собой, если сами корабли --

старые, разбитые посудины, и штурвалы вообще не поворачиваются? Какой смысл

записывать на бумаге правила общественного поведения, если мы знаем, что

жадность, трусость, дурной характер и самомнение помешают нам эти правила

выполнить? Я ни на секунду не предлагаю вам отказаться от мысли, и мысли

серьезной, об улучшении нашей общественной и экономической системы. Я только

хочу сказать, что все эти размышления о морали останутся просто "солнечным

зайчиком", пока мы не поймем: ничто, кроме мужества и бескорыстия каждого

человека, не заставит какую бы то ни было общественную систему работать, как

надо. Не так уж трудно избавить граждан от тех или иных нарушений уголовного

кодекса, скажем, взяточниками и хулиганами; но пока остаются взяточники и

хулиганы, сохраняется угроза, что они протопчут себе новые дорожки, чтобы

продолжить старую игру. Вы не можете сделать человека хорошим с помощью

закона. А без хороших людей у вас не может быть хорошего общества. Вот

почему нам не избежать второго условия, нравственного преобразования самого

человека.

Здесь, я думаю, мы не сможем остановиться. Мы подходим сейчас к той

точке, откуда расходятся различные линии поведения, в зависимости от

несхожих представлений о Вселенной. Возникает соблазн тут и остановиться и

стараться лишь придерживаться тех нравственных норм, с которыми соглашаются

все разумные люди. Но можем ли мы это сделать? Не забывайте, что религия

включает в себя ряд таких утверждений, которые либо соответствуют истине,

либо они заблуждение. Если они истинны, из этого следуют одни заключения

относительно того, правильным ли курсом следует человеческий флот, если

ошибочны -- то совершенно другие. Вернемся, например, к тому человеку,

который утверждает, что поступок, не причиняющий вреда другому, не может

считаться плохим. Он прекрасно понимает, что не должен причинять повреждений

ни одному кораблю. Но он искренне полагает: что бы он ни делал со своим

кораблем -- это касается лишь его одного. Однако вопрос в том, является ли

этот корабль его собственностью? Разве не важно, господин ли я моего

собственного разума и тела, или только квартирант, ответственный перед

настоящим хозяином? Если меня создал кто-то другой для своих целей, я несу

перед ним ответственность, которой бы не имел, если бы принадлежал только

себе.

Далее: христианство заявляет, что каждый человек будет жить вечно, и

это -- либо истина, либо заблуждение. Из этого вытекает, что если мне

суждено прожить каких-нибудь 70 лет, то о множестве вещей мне едва ли надо

беспокоиться, но о них стоило бы беспокоиться, и очень серьезно, если бы мне

предстояло жить вечно. Возможно, мой дурной характер становится все хуже или

присущая мне зависть постоянно прогрессирует, но это происходит настолько

постепенно, что изменения в худшую сторону, накопившиеся во мне за семьдесят

лет, практически незаметны. Однако за миллион лет мои недостатки могли бы

развиться во что-то ужасное. И если христианство не ошибается, "ад" --

абсолютно верный технический термин, передающий то состояние, в какое

приведут меня за миллионы лет зависть и дурной характер.

Затем проблема смертности или бессмертия человека обусловливает в

конечном счете правоту тоталитаризма или демократии. Если человек живет

только семьдесят лет, тогда государство, или нация, или цивилизация, которые

могут просуществовать тысячу лет, безусловно, представляют бОльшую ценность.

Но если право христианство, то индивидуум не только важнее, а несравненно

важнее, потому что он вечен и жизнь государства или цивилизации -- лишь миг

по сравнению с его жизнью.

Вот и выходит, что, если мы намерены задуматься о морали, нам придется

думать обо всех трех разделах: об отношении человека к человеку, о

внутреннем состоянии человека и об отношениях между человеком и той Силой,

которая сотворила его. Мы все в состоянии прийти к согласию относительно

первого пункта. Разногласия начинаются со второго и становятся очень

серьезными, когда мы доходим до третьего пункта. Именно здесь проявляются

основные различия между христианской и нехристианской моралью. В остальной

части книги я собираюсь исходить из предпосылок христианской морали и из

того, что христианство -- право. На этом основании я и попытаюсь представить

картину в целом.

II

ГЛАВНЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

Предыдущий раздел был первоначально составлен как краткая радиобеседа.

Если вам разрешается говорить только 10 минут, то приходится жертвовать

всем ради краткости. Рассуждая о морали, я как бы поделил ее на три части

(предложив пример с кораблями, плывущими конвоем), ибо хотел "охватить

вопрос" и при этом быть как можно лаконичнее. Ниже я хочу познакомить вас с

тем, как подразделяли это авторы прошлого. Они подходили к этому очень

интересно, но для радиобесед их метод неприменим, так как требует очень

много времени.

Согласно с этим методом существуют семь добродетелей. Четыре из них

называются главными (или кардинальными), а остальные три -- богословскими.

Главные добродетели -- это те, которые признают все цивилизованные люди. О

богословских или теологических добродетелях знают, как правило, только

христиане. Я подойду к этим теологическим добродетелям позднее. В настоящий

момент меня занимают только четыре главные добродетели. Кстати, слово

"кардинальные" не имеет ничего общего с "кардиналами" римской католической

церкви. Оно происходит от латинского слова, означающего дверную петлю. Эти

добродетели названы кардинальными, потому что они, так сказать, основа. К

ним относятся благоразумие, воздержанность, справедливость и стойкость.

Благоразумие означает практический здравый смысл. Человек, обладающий

им, всегда думает о том, что делает и что может из этого выйти. В наши дни

большинство людей едва ли считают благоразумие добродетелью. Христос сказал,

что мы сможем войти в Его мир, только если уподобимся детям, и христиане

сделали вывод: если вы "хороший" человек, то, что вы глупы, роли не играет.

Это не так. Во-первых, большинство детей проявляют достаточно благоразумия в

делах, которые действительно для них интересны, и довольно тщательно их

обдумывают. Во-вторых, как заметил апостол Павел, Христос совсем не имел в

виду, чтобы мы оставались детьми по разуму. Совсем наоборот: Он призывал нас

быть не только "кроткими, как голуби", но и "мудрыми, как змеи". Он хочет,

чтобы мы, как дети, были просты, недвуличны, любвеобильны, восприимчивы. Но

еще Он хочет, чтобы каждая частица нашего разума работала в полную силу и

пребывала в первоклассной форме. То, что вы даете деньги на

благотворительные цели, не значит, что вам не следует проверить, не идут ли

ваши деньги в руки мошенников. То, что ваши мысли заняты Самим Богом

(например, когда вы молитесь), не значит, что вы должны довольствоваться

теми представлениями о Нем, которые были у вас в пять лет. Нет сомнений в

том, что людей с недалеким от рождения разумом Бог будет любить и

использовать не меньше, чем наделенных блестящим умом. У Него и для них есть

место. Но Он хочет, чтобы каждый из нас в полной мере пользовался теми

умственными способностями, которые нам отпущены. Цель не в том, чтобы быть

хорошим и добрым, предоставляя привилегию быть умными другим, а в том, чтобы

быть хорошим и добрым, стараясь при этом быть настолько умным, насколько это

в наших силах. Богу противна лень интеллекта, как и любая другая.

Если вы собираетесь стать христианином, я хочу предупредить вас, что

это потребует от вас полной отдачи и разума вашего, и всего остального. К

счастью, это полностью компенсируется: всякий, кто искренне старается быть

христианином, вскоре начинает замечать, как все острее становится его разум.

Здесь одна из причин, почему не требуется специального образования, чтобы

стать христианином: христианство -- образование само по себе. Вот почему

такой необразованный верующий, как Беньян, сумел написать книгу, которая

поразила весь мир.

Воздержанность -- одно из тех слов, значение которых, к сожалению,

изменилось. Сегодня оно обычно означает полный отказ от спиртного. Но в те

дни, когда вторую из главных добродетелей окрестили "воздержанностью", это

слово ничего подобного не означало. Воздержанность относилась не только к

выпивке, но и ко всем удовольствиям, и предполагала не абсолютный отказ от

них, но способность чувствовать меру, предаваясь удовольствиям, не

переходить в них границы. Было бы ошибкой считать, что все христиане обязаны

быть непьющими; мусульманство, а не христианство запрещает спиртные напитки.

Конечно, в какой-то момент долгом христианина может стать отказ от крепких

напитков - он чувствует, что не может вовремя остановиться, если начнет

пить, либо находится в обществе людей, склонных к чрезмерной выпивке, и не

должен поощрять их примером. Но суть в том, что он воздерживается в силу

определенных, разумных причин от того, чего вовсе не клеймит. Некоторым

скверным людям свойственна такая особенность: они не в состоянии отказаться

от чего бы то ни было "в одиночку"; им надо, чтоб от этого отказались и все

остальные. Это не христианский путь. Какой-то христианин может счесть для

себя необходимым отказаться в силу тех или иных причин от брака, от мяса, от

пива, от кино. Но когда он начнет утверждать, что все эти вещи плохи сами по

себе, или смотреть свысока на тех людей, которые в этих вещах себе не

отказывают, он встанет на неверный путь.

Большой вред был нанесен смысловым сужением слова. Благодаря этому люди

забывают, что точно так же можно быть неумеренным во многом другом. Мужчина,

который смыслом своей жизни делает гольф или мотоцикл, либо женщина,

думающая лишь о нарядах, об игре в бридж или о своей собаке, проявляет такую

же "неумеренность", как и пьяница, напивающийся каждый вечер. Конечно, их

"неумеренность" не выступает столь явно - они не падают на тротуар из-за

своей бриджемании или гольфомании. Но можно ли обмануть Бога внешними

проявлениями!

Справедливость относится не только к судебному разбирательству. Это

понятие включает в себя честность, правдивость, верность обещаниям и многое

другое. И стойкость предполагает два вида мужества: то, которое не боится

смотреть в лицо опасности, и то, которое дает человеку силы переносить боль.

Вы, конечно, заметите, что невозможно достаточно долго придерживаться первых

трех добродетелей без участия четвертой.

И еще на одно необходимо обратить внимание: совершить какой-нибудь

благоразумный поступок и проявить выдержку -- не то же самое, что быть

благоразумным и воздержанным. Плохой игрок в теннис может время от времени

делать хорошие удары. Но хорошим игроком вы называете только такого

человека, у которого глаз, мускулы и нервы настолько натренированы в серии

бесчисленных отличных ударов, что на них действительно можно положиться. У

такого игрока они приобретают особое качество, которое свойственно ему даже

тогда, когда он не играет в теннис. Точно так же уму математика свойственны

определенные навыки и угол зрения, которые постоянно присущи ему, а не

только когда он занимается математикой. Подобно этому человек, старающийся

всегда и во всем быть справедливым, в конце концов развивает в себе то

качество характера, которое называется справедливостью. Именно качество

характера, а не отдельные поступки имеем мы в виду, когда говорим о

добродетели.

Различие это важно понять, ибо приравнивая отдельные поступки к

качеству характера, мы рискуем ошибиться трижды.

1. Мы могли бы подумать, что если в каком-то деле поступили правильно,

то не имеет значения, как и почему мы так поступили -- добровольно или по

принуждению, сетуя или радуясь, из страха перед общественным мнением или

ради самого дела. Истина же в том, что добрые поступки, совершенные не из

доброго побуждения, не способствуют формированию того качества нашего

характера, имя которому добродетель. А именно такое качество и имеет

значение. Если плохой теннисист ударит по мячу изо всех сил не из-за того,

что в данный момент такой удар требуется, а из-за того, что он потерял

терпение, то по чистой случайности его удар может помочь ему выиграть эту

партию, но никак не поможет ему стать надежным игроком.

2. Мы могли бы подумать, что Бог лишь хочет от нас подчинения

определенному своду правил, тогда как на самом деле Он хочет, чтобы мы стали

людьми особого сорта.

3. Мы могли бы подумать, что добродетели необходимы только для этой

жизни, в другом мире нам не надо будет стараться быть справедливыми, потому

что там нет причин для раздоров; нам не придется проявлять смелость, потому

что там не будет опасности. Возможно, все это так, и в мире ином нам не

представится случая бороться за справедливость или проявлять храбрость. Но

там нам, безусловно, потребуется быть людьми такого сорта, какими мы могли

бы стать, только если б мужественно вели себя здесь, боролись за

справедливость в нашей земной жизни. Суть не в том, что Бог не допустит нас

в Свой вечный мир, если мы не обладаем определенными свойствами характера, а

в том, что если здесь люди не обретут, по крайней мере, зачатков этих

качеств, никакие внешние условия не смогут создать для них "рая", то есть

дать им глубокое, незыблемое, великое счастье, такое счастье, какого желает

для нас Бог.