Справка

ЯПОНИЯ

Тема 1.Япония в эпоху Токугава.

Реформы Мэйдзи.

План.

1.Социально-экономическое развитие.

2.Политическое устройство и идеология.

3. Япония и иностранные державы.

4.Феодальный кризис в сёгунате

5.«Открытие» Японии и заключение неравноправных договоров.

6.Гражданская война и революция Мэйдзи.

7.Реформы Мэйдзи.

СПРАВКА

С конца XII в. политическая власть в Японии существовала в форме сёгуната. До 60-х гг. XIX в. сменилось три сёгуната, отражавших определённые этапы исторического развития страны. Первый возник в 1192 г. в результате соперничества наиболее сильных феодальных кланов – Тайра и Минамото, завершившегося победой последнего. Сёгунат родился как реализованная потребность феодальных элементов (прежде всего самураев) в сильной руководящей власти. Второй сёгунат Асикага появляется в XIV в. – в эпоху развитого феодализма и становится выразителем интересов крупных феодалов (даймё). Даймё сочетали развитие хозяйства с активным военным противоборством, питавшим массу рядового самурайства за счёт боевых трофеев и добычи. Феодальные междоусобицы привели к тому, что на руб. XV-XVI вв. Япония практически распалась на несколько частей. Ко второй пол. XVI в. выделились имена крупнейших даймё, претендовавших на роль объединителей Японии. Наибольшим авторитетом пользовались Ода Набунага, Тоёми Хидэёси и Иэясу Токугава. Последнему удалось разбить противников в 1600 г. при Сэкигахара и установить господство над Японией. В 1603 г. он был провозглашён сёгуном. Так началась длительная эпоха третьего сёгуната Токугава, продолжавшаяся до 1868 года.

1. В нач. XVII в. в Японии было около 260 крупных и мелких княжеств, общее население которых насчитывало 18 млн. человек. 80% были заняты в сельском хозяйстве. Земли в Японии были как государственные (владения сёгуна), так и частные (князей, храмов, монастырей). Крестьяне вели самостоятельное хозяйство на правах наследственного держания. Характерной чертой феодальных отношений Японии было отсутствие открытых форм крепостничества. Феодал не мог продать или купить крестьянина, хотя и существовала личная зависимость – прикрепление к определённому участку земли. Основной формой землепользования была аренда. Господствующая форма повинностей – натуральная рента – оброк. Отработочная рента (барщина) не получила широкого распространения, т.к. феодал по большей части не вёл своего хозяйства. Лишь в отдельных районах Япо­нии на землях, самураев-ленников существовала барщина. Но даже в этом случае отработочная рента играла подсобную роль и заключалась в обслуживании личных нужд феодала: ремонт помещений, заготовка топлива и кормов для скота, а также выполнение общественных работ, которые вменялись в обязанность главе княжества чиновниками бакуфу (сёгунского правительства), — строительство и ремонт дорог, мостов и т, д.

Основой административно-хозяйственного устройства общества бы­ли феодальные княжества. Владетельные князья, в подавляющем большинстве находившиеся в зависимости от дома Токугава, делились на категории согласно доходам — по количеству собранного в их вла­дениях риса (рис был основным мерилом ценностей). Минимальным по размеру феодальным княжеством считалось то, которое приносило доход в десять тысяч коку риса в год (1коку – 160 кг). Общий сбор риса в стране оценивался в 11 млн. коку, из которых дому Токугава принадлежало 4 млн коку. Класс феодалов в целом составлял 10% населения. При этом общее число самураев, имевших земельные участки и занимающихся хозяй­ством, постоянно сокращалось. Со времени междоусобных войн круп­ные князья (даймё) переселяли самураев-ленников в замок, переводя их на рисовый паек-жалованье, равный примерно количеству риса, который обычно собирали с их участка.

Токугавская Япония имела немало городов, центров ремесел и торговли. Крупнейшими из них были Эдо, Осака, Киото, Нагоя, Нага­саки, Хаката. Вскоре после захвата власти Токугава начал строить свою столицу Эдо, выбрав для этого отдаленный от императорской столицы Киото восточный район долины Канто. В середине XVII в. население Эдо и Киото достигло 500 тыс. человек, Осака — 270 тыс.

Сословная система установленная сёгунатом определялась следующей формулой: си-но-ко - сё, где си – самурайство, но - крестьянство, ко – ремесленники, сё – торговцы. Сословие си было неоднородно — верхняя часть дворянства была представлена сёгуном и его ближайшим окружением. Микадо (император), живший в старой столице Киото, осуществлял только религиозно-церемониальные функции, а фактическая власть полностью была сосредоточена в руках сёгуна. Окружение Микадо составляла аристократическая знать, кугэ, не имевшая земель, поэтому не обладавшая достаточной экономической и политической силой. Она получала жалованье рисом не от микадо, а от сегуна и, следовательно, полностью зависела от него.

Кугэ - номинально составила самый высокий разряд самураев, остальная его часть была отнесена к категории букэ (военные дома), которые и представляли преобладающий в стране класс военно-феодального дворянства. Букэ в свою очередь делились на владетельных (даймё) и рядовых дворян (буси), не имевших, как правило, земельных владений.

Владельцы крупных княжеств стали, объектом пристального внимания сегунов Токугава, начиная с Иэясу. Самый верхний слой даймё составляли симпан, связанные с домом сегуна родственными узами. Остальных в зависимости от их позиции в битве при Сэкигахара (на стороне Токугава или его противников) Иэясу поделил на две категории: фудай-даймё и тодзама-даймё. Фудай — это прямые вассалы сегуна, свыше 150 князей, связанных с Токугава еще до прихода его к власти. Из них формировался высший правительственный персонал и назначались наместники в провинциях. Тодзама-даймё составляли опальную группировку высшего самурайства. Восемьдесят феодальных князей, которые были богаче и сильнее фудай и не уступали по эко­номической силе сёгунскому дому, рассматривались Токугава как постоянные и опасные соперники. Тодзама не разрешалось занимать правительственные посты, а в отдаленных районах Кюсю, Сикоку и юга Хонсю, где были расположены владения тодзама, правительство строило замки, передавало отдельные княжества (Нагасаки н др.) цент­ральной власти, чтобы затруднить создание коалиций против бакуфу.

Наряду с этим сёгунский дом предпринимал другие репрессивные меры. Наиболее серьезно подрывающими мощь и влияние тодзама были конфискация и перераспределение их земельных владений. За двухлетний период с1600 по1602 г. больше половины княжеств токугавской Японии сменили своих владельцев. К тому же эти мероприятия отра­зились не только на положении даймё — конфискация княжеского владения традиционно превращала его вассалов (буси) в ронинов (человек-волна, самурай без хозяина), лишившихся и земельных вла­дений, и жалованья рисом. Сотни тысяч самураев с семьями оказались жертвами борьбы Токугава за власть.

Весьма активную меру давления на даймё представляла система заложничества — синкинкотай. Официально она была введена третьим сегуном Иэмицу в 1634 г., однако начальный этап ее можно отнести к годам правления Хидэёси, обязавшего семьи всех даймё жить не в княжествах, а под постоянным наблюдением в Осака и Фусими — офи­циальных резиденциях могущественного диктатора.

Токугава в начале правления стремился заставить тодзама-даймё приезжать в Эдо, добиваясь демонстрации признания ими верховной власти сегунского дома. После 1634 г. условия усложнились — все князья были обязаны через год приезжать в столицу с семьей и сви­той. По истечении года даймё возвращался в княжество, а жена и дети оставались при дворе сегуна в качестве заложников. Неповиновение, попытки создания антисёгунского заговора вызывали немедленные репрессии в отношении членов семьи даймё. Кроме того, санкинкотай означала возложение на князей дополнительного финансового бремени: постоянные переезды, жизнь в столице, строительство и содержание там собственных дворцов ослабляли княжество, одновременно обогащая и украшая Эдо.

Сёгун не облагал налогом феодальные княжества, но периодически по заведенному обычаю князья преподносили сегуну дары — золотые и серебряные монеты. Несмотря на верховный контроль бакуфу, в княжестве даймё имел большую самостоятельность, особенно это касалось его взаимоотношений с низшими социальными слоями — крестьянами, торговцами и ремесленниками.

Нижний слой военно-феодального самурайства составляли хатамото - непосредственные вассалы сегуна и удельных князей. Они не имели земельных участков и получали жалованье в рисовом исчислении. Из них набиралось сёгунское войско, формировался персонал государственной администрации, включавшей систему сыска и надзора. Особое место занимали чиновники мэцукэ (смотрящие), призванные выявлять нарушение интересов сегуна. Будучи независимыми от должностных лиц, мэцукэ осуществляли тайную и явную слежку не только за служилым самурайством, но прежде всего за даймё.

В условиях длительного мира изменилось положение самого многочисленного слоя служилого дворянства. Согласно кодексу чести, са­мурай не имел права заниматься чем-либо, кроме военного дела. Теперь же даймё больше не нуждались в многочисленных дружинах, а, кроме того, указы сёгуната предписывали значительное их сокращение. Княжествам, имевшим доход в 100 тыс. коку, разрешалось иметь не более двух тысяч воинов. Таким образом, теряя сюзерена, самурай низших рангов становился ронином. Ряды ронинов пополняли и обедневшие самураи, покидавшие даймё из-за того, что их уже_; не удовлетворял размер рисового пайка. Вчерашние самураи отказывались от сословных привилегий и становились учителями, врачами, мелкими служащими. Бездомные и деклассированные самураи увеличивали все возрастающий слой недовольных социальной системой токугавского государства.

Городское население, не принадлежавшее к господствующему фео­дальному классу, занимало последние ступени токугавской сословной системы (ко — ремесленники, сё — торговцы). Юридически оно имело меньше прав, чем остальные сословия, но экономическая сила бога­тых купцов и ремесленников обеспечивала им возрастающее влияние в обществе. Оба социальных слоя были связаны с обслуживанием фео­дального класса, включая даймё, и сёгунат, используя денежные на­копления богатого городского населения, стремился опереться на него для укрепления феодального режима.

Рост внутренней торговли, развитие сети коммуникаций содейст­вовали созданию крупных городов — центров политической и экономи­ческой жизни. Главными центрами купечества были Эдо, Осака, Кио­то, Сакаи, Нагасаки. В сёгунской столице Эдо крупные купеческие дома были зависимы в своей деятельности от интересов представите­лей верховной власти в стране, в Киото — ориентировались на по­требности императорской столицы, и лишь в Осака купечество занима­ло более независимую позицию, добившись различных привилегий.

Мощные купеческие гильдии (кабунакама) и цехи ремесленников (дза) превратили Осака в главный центр коммерческой деятельности, называемый «кухней» страны. В Осака был главный рынок страны, куда даймё свозили со всех княжеств производимую там товарную продукцию (рис, шелк, хлопчатобумажные ткани, лако­вые изделия, фарфор, бумагу, воск и др.). В Осака была рисовая бир­жа, устанавливающая цены на рис, обязательные для всех рынков страны, биржи по оптовой торговле рыбой, овощами. Хотя главным мерилом ценности оставался рис, все более широкое распространение как эквивалент получали деньги.

. В Японии по правовому положению горо­да делились на три категории: принадлежащие сёгунату, княжеские и «вольные». Фактически все они правовой стабильности не имели.

Феодальные княжества утрачивали свой замкнутый характер. Уже в XVII в. сложились районы, специализировавшиеся на производстве определенного товара. Так, северный и юго-западный Кюсю изготав­ливал фарфор и хлопчатобумажные ткани; район Киото-Нара — пар­чу, шелковые ткани, сакэ, изделия из металла и лака; район Нагоя-Сэто керамику и фарфор; Нагано — шелк-сырец; Сацума — сахар; Тоса и Тёсю — бумагу. Углубле­ние общественного разделения труда ускоряет формирование об­щенационального рынка, хотя этому препятствовало незавер­шившееся объединение страны.

На базе капиталистической работы на дому и ре­месленного производства в отдельных отраслях в конце XVI—XVII в. возникают мануфактуры — первичные формы капиталистического предпринимательства.

Торговый капитал завоевывал все более прочные позиции в жизни города. Особенно большим влиянием пользовались гильдии оптовых торговцев, торговавших одним видом товаров или монополизировав­ших торговые операции в определенной части страны.

Регламентации токугавского правительства по борьбе с роскошью распространялись на купцов и других богатых горожан. Им запреща­лись ношение шелковой одежды, золотых и серебряных украшений, строительство просторных домов. В действительности купечество сосредоточивало в своих руках значительные капиталы и редкостные предметы роскоши.

Правительство, получая от купечества кредиты, в очень редких случаях пыталось препятствовать концентрации богатств в их руках. Когда же установленные ограничения все же вступали в силу, обнаруживалось баснословное обогащение купеческих фамилий.

Деятельность ремесленников определялась еще более строгими регламентациями и контролем. Они по профессиональному признаку образовывали цехи (дза), которые обладали четкой иерархией и пра­вом наследовать занятие цеховым ремеслом. Правительство предостав­ляло цехам определенные привилегии и защищало их профессиональ­ную монополию. Вместе с тем, используя цехи как объект поборов, оно осуществляло постоянное давление на них — вводило различные ограничения и скрупулезный надзор за выпускаемыми товарами и их сбытом.

В число горожан входили служилые люди — выходцы из различ­ных сословий — самураев, купечества и ремесленников. Учителя, худож­ники, врачи испытывали постоянное давление со стороны токугавского режима, стремящегося ограничить возможности развития этого слоя. Поэтому нередко представители этих профессий выступали выразителями недовольства горожан и даже их руководителями.

В конце XVIII в. возрастает число восстаний городского населе­ния, к которым иногда присоединяются и крестьяне. Чаще всего воз­никают «рисовые бунты», связанные с повышением рыночных цен на рис, спекуляциями купцов Крупные феодалы,- сёгунское правительство — поставщики риса на рынок — были заинтересованы в высоких ценах на рис. «Рисовые бунты», выступления против феодального произвола отражали нара­стающий рост социальных противоречий в городе.

Нестабильность правового положения отличала фактически все го­родские слои. Даже юридические и фактические преимущества самурайства не спасали его, включая высшие слои, от репрессивных мер сёгуната. Общее кризисное состояние верхнего сословия привело к ак­тивному размыванию его нижнего слоя — служилого самурайства, пополнявшего ряды деклассированных элементов и людей «свободных профессий». Купцы и ремесленники пытались восполнить изъяны правового статуса созданием гильдий и цеховых организаций. Возрастающее экономическое могущество торгово-ростовщического капитала привело к изменению его правовых позиций — сёгунат, вынужден был офици­ально признать существование кабунакама — мощных компаний, пол­ностью контролирующих рынок, устанавливающих цены и спекулирую­щих на рисе, охватывающих в городах все разнообразие видов произ­водства и услуг. Для правительства признание кабунаками было не­выгодно, так как оно теряло право на конфискацию богатств купече­ских фамилий. Но оно вынуждено было это сделать, так же как подтвердить право торговцев, освоивших в XVIII в. целинные земли, стать владельцами новых земельных владений, т. е. признать даль­нейшее усиление формирующейся буржуазии.

Городское население имело пестрый и нестабильный состав, что свидетельст­вовало об открытости города как социальной системы и высоком уров­не социальной мобильности.

2. Таким образом, структурное своеобразие феодального военно-админи­стративного и идеологического механизма Японии было представлено двоевластием; сёгун обладал реальной властью, император— «живой бог» - царствовал, но не управлял, почитание его было связано с ре­лигиозным культом—синтоизмом. Официальной идеологией, призванной освящать созданный токугавской династией сегунов общественный порядок, было конфуцианство. Буддизм с его проповедью бренности человеческого существова­ния мог по представлению высшего токугавского чиновничества привести к пренебрежению обязанностями подданных. К тому же сёгунат беспокоила военная и. экономическая мощь буддийских монастырей, а также их тайная поддержка недовольных токугавской системой тодзама-даймё.Этическая программа конфуцианства с ее фанатичной верой в непогрешимость традиции, с ее концепциями покорности, послушания и почитания старших полностью соответствовала целям и идеалам сегунов Токугава.

Укреплению режима и усилению контроля над населением содействовало активное использование сегунами религиозных институтов. После «закрытия» страны законодательные установления поставили под контроль государства деятельность всех буддийских храмов и святилищ. Храмы получали земли, но при этом назначенные прави­тельством чиновники наблюдали за священниками, для более широкого контроля прави­тельство поощряло выделение глав­ного, головного храма, которому подчинялись все остальные. В то же время храмам вменялось в обязанность под предлогом борьбы с хрис­тианством осуществлять скрупулез­ный контроль над населением. Каж­дый японец получал удостоверение личности и был зачислен в храмо­вые списки. Любые ритуальные действия (свадьба, похороны), уст­ройство церемоний, так же как по­ездка за пределы места жительст­ва, требовали обязательного согла­сования с буддийским священником, в противном случае — лишение удо­стоверения личности ставило че­ловека вне закона. Священник, по­лучавший жалованье — рисовый паек от сёгунского правительства или местного князя, фактически находился на службе у государст­ва, а храмы становились компонен­том единой, всеохватывающей си­стемы полицейского надзора. Той же цели устранения оппозиции существующему режиму слу­жила политика сёгуната в отношении синтоистских святилищ: с одной стороны, шли пожалования земельных владений (в середине XVII в. 985 святилищ получили землю непосредственно от сёгуната), с дру­гой — ужесточался политический контроль над святилищами.

В период правления токугавской династии синкретизм синто и буддизма достиг наивысшего уровня. Нередко храмы и святилища совместно владели земельными участками, включая территории, выде­ленные под культовые сооружения. В интерьерах святилищ устанав­ливалось по нескольку будд и бодхисатв — воплощение синтоистского божества. В построенном после смерти Токугава мавзолейном комп­лексе в Никко, в святилище Тосёгу в качестве синтай (предмета, во­площающего синтоистское божество) была помещена деревянная статуя Иэясу. Однако ни по архитектуре, ни по богатому, пышному декору, характерному для буддийских храмов, Тосёгу не напоминал синтоистское сооружение — синкретизм буддизма и синто выражался и в том, что при открытии святилища проводились как синтоистские, так и буддийские церемонии. Это активное взаимопроникновение двух религий формировало и религиозную практику масс — японец равно просил заступничества как у будды, так и у синтоистских божеств.

Используя буддийское духовенство в осуществлении контроля над населением, сёгунат в то же время не делал его главной опорой в по­литике укрепления своего господства. Позиции буддизма активно под­рывало чжусианское конфуцианство, ставшее официальной государ­ственной идеологией. Конфуцианство с его доктриной гармонии и незыблемости всего существующего, требованием полного подчинения подданных своему правителю было удобной этической программой для представителей сёгуната. Немаловажным в ней было то, что осуществ­ление желаемого порядка отождествлялось с восхвалением порядка существующего.

Однако сразу же возникла проблема взаимоотношений со стары­ми религиями. В период утверждения конфуцианства его наиболее из­вестные последователи — Фудзивара Сэйка (1561—1619), Хаяси Рад-зан (1583—1657), Ямадзаки Ансай (1618—1682) — попытались соеди­нить идеи конфуцианства с синто. В работах Ямадзаки проводилась идея соединения конфуцианского принципа почтительности с культом императора, что по существу сводило содержание синто только к по­клонению «живому богу».

Если попытки конфуцианцев дополнить синто конфуцианской эти­кой закончились неудачей, то по отношению к буддизму они выступа­ли более решительно. В 60-х годах XVII в. в княжествах Мито, Окаяма, Айдзу началось массовое закрытие буддийских храмов: в Мито — более половины, в Окаяма — почти 60%. Буддийских монахов принуж­дали отказываться от сана и работать на полях. В конце XVII в. на­чался процесс очищения синтоистских храмов от буддийской скульп­туры. Буддизм все более и более теряет свои позиции в стране. Это стремление представителей конфуцианства к синкретизму с синто и к борьбе против буддийского монашества привело к серьезному укреп­лению позиций синтоизма.

Сёгуны Токугава создали суровый полицейский режим. Политика жёсткого контроля осуществлялась в отношении всех слоёв населения. О самураях речь уже шла выше. Все стороны жизни крестьян регламентировались властями: еда, одежда, жилище и т. д. Деревня делилась на пятидворки, во главе которых стояли старосты. Пятидворка несла ответственность за всех своих членов. Города также находились под строгим административным контролем.

Княжеские владения не подвергались столь жесткой регламентации сёгунских властей, однако на их территории действовал подчи­ненный сегуну законспирированный аппарат политического сыска (мэцукэ). К тому же сёгунат, особенно со времен правления Иэмицу, начал под разными предлогами передавать территории отдельных фео­дальных княжеств в прямое подчинение аппарату бакуфу. Эти терри­тории становились оплотом режима сёгуната в отдаленных частях юж­ной и юго-западной Японии. Отсутствие правовой неприкосновенности княжеского города подтверждает и указ Токугава «Икко-дзё» (Один замок в феодальном владении), введение которого привело к разру­шению замков и утрате значения многих городов в княжествах.

О конфуцианстве и буддизме уже говорилось выше. Остановимся на синтоизме.