2015-08-12
1338
... Этот кружок, как и многие другие ему подобные, исчез бы бесследно с лица земли, если бы в числе его участников не было одного человека замечательного по своему уму и характеру… - Алексея Степановича Хомякова... Все товарищи Хомякова проходили через эпоху сомнения, маловерия, даже неверия и увлекались то французскою, то английскою, то немецкою философиею; все перебывали более или менее тем, что впоследствии называлось западниками. Хомяков, глубоко изучивший творения… почти всех св.отцов,.. всегда держался по убеждению учения нашей православной церкви... Безусловная преданность православию…, любовь к народу русскому…- составляли главные и отличительные основы и свойства образа мыслей Хомякова <...>
…Хомяков первый проникся истинным духом русского народа и его истории и указал нам насущие наши нужды и потребности, наши народные свойства и ту цель, к которой мы должны стремиться. Он действительно был источником нового у нас умственного направления, которое прозвано нашими противниками славянофильским, - но которое много объемистее и существеннее того, что под этим словом обыкновенно понимается...
|
|
|
Вторым деятелем в нашем кружке был Иван Васильевич Киреевский … Деятельность И.В.Киреевского по разработке с православной точки зрения разных философских вопросов была весьма полезна и значительна. Его последние статьи, помещенные в “Русский беседе”, явили в нем высокого и глубокого русского мыслителя, равно чуждого как ограниченности и сухости рационалиста, так и мечтательности и туманности мистика.
Другими собеседниками нашими были М.П.Погодин, С.П.Шевырев, П.В.Киреевский и некоторые другие лица. Первые двое никогда вполне не разделяли мнений Хомякова, находивши, особенно в первые годы, что по духовным делам он слишком протестантствовал и что русскую историю он переделывал по-своему, находил в ней то, чего там не было, и влагал в нее свои измышления. Впрочем, впоследствии времени произошло некоторое сближение в мнениях Погодина и Шевырева с убеждениями так называемых славянофилов. П.В.Киреевский весь был предан изучению русского коренного быта, с любовью и жаром собирал русские народные песни, не щадил на это ни трудов, ни издержек и принимал деятельное участие в прениях только тогда, когда они касались любимых его предметов.
Впоследствии вступили в наш кружок две замечательные личности - Константин Сергеевич Аксаков и Юрий Федорович Самарин... В первом преобладали чувство и воображение; он страстно любил русский народ, русскую историю и русский язык и делал в двух последних поразительные, светоносные открытия... Ю.Ф. Самарин действовал совершенно иными орудиями: у него по преимуществу преобладали критика, логика и диалектика... Он действовал сильно и в литературе, и в общественной, даже политической, жизни... Не могу здесь не упомянуть об Иване Сергеевиче Аксакове, поселившемся в Москве и начинавшем с нами все более и более сближаться. Тогда он был чистым и ярым западником, и брат его Константин постоянно жаловался на его западничество...
|
|
|
Сообщая сведения об этом кружке, нельзя не упомянуть о людях, более или менее принимавших участие в наших беседах, хотя они вовсе не разделяли наших общих убеждений. Такими были - Чаадаев, Грановский, Герцен, Н.Ф.Павлов и некоторые другие умные и замечательные люди… Чаадаев постоянно доказывал превосходство католичества над вероисповеданиями и неминуемое и близкое его над ними торжество. Не менее настойчиво Чаадаев утверждал, что русская история пуста и бессмысленна и что единственный путь спасения для нас есть безусловное и полнейшее приобщение к европейской цивилизации. Легко себе вообразить, что такие мнения не оставались без сильных возражений со стороны Хомякова, и споры были столь же жаркие, сколько и продолжительные. С Герценом прения более философские и политические. Начинались они всегда очень дружелюбно и спокойно, но часто кончались настоящими словесными дуэлями: борцы горячились и расставались с неприятными чувствами друг против друга. Грановский, Н.Ф.Павлов и другие усердно поддерживали Герцена. <...>
Нас всех и в особенности Хомякова и К.Аксакова прозвали “славянофилами”; но это прозвище вовсе не выражает сущности нашего направления. Правда, мы всегда были расположены к славянам, старались быть с ними я сношениях, изучали их историю и нынешнее их положение, помогали им, чем могли, но это вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников. Между нами и ими были разногласия несравненно более существенные. Они отводили религии местечко в жизни и понимании только малообразованного человека и допускали ее владычество в России только на время, - пока народ не просвещен и малограмотен; мы же на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви основывали весь наш быт, все наше любомудрие и убеждены были, что только на этом основании мы должны и можем развиваться, совершенствоваться и занять подобающие место в мировом ходе человечества. Они ожидали света только с Запада, превозносили все там существующее, старались подражать всему там установившемуся и забывали, что есть у нас свой ум, свои местные, временные, духовные и физические особенности и потребности. Мы вовсе не отвергали великих открытий и усовершенствований, сделанных на Западе, - считали необходимым узнавать все там выработанное, пользоваться от него весьма многим; но мы находили необходимым все пропускать через критику нашего собственного разума и развивать себя с помощью, а не посредством позаимствований от народов, опередивших нас на пути образования. Западники с ужасом и смехом слушали, когда мы говорили о действии народности в областях науки и искусства; они считали последние чем-то совершенно отвлеченным, не подлежащим в своих проявлениях изменению согласно с духом и способностями народа, с его временными и местными обстоятельствами, и требовали деспотически от всех беспрекословного подчинения догматам, добытым или по Франции, или в Англии, или в Германии. Мы, конечно, никогда не отвергали ни единства, ни безусловности науки и искусства вообще (in idea); но мы говорили, что никогда и нигде они не проявлялись и не проявятся в единой безусловной форме; что везде они развиваются согласно местным и временным требованиям и свойствам народного духа; и что нет догматов в общественной науке и нет непременных, повсеместных и всегдашних законов для творений искусства. Мы признавали первою, самою существенною нашею задачею - изучение самих себя в истории и в настоящем быте; и как мы находили себя и окружающих нас цивилизованных людей утратившими много свойств русского человека, то мы считали долгом изучать его преимущественно в допетровской его истории и в крестьянском быте. Мы вовсе не желали воскресить древнюю Русь, не ставили на пьедестал крестьянина, не поклонялись ему и отнюдь не имели в виду себя и других в него преобразовать. Все это - клеветы, ни на чем не основанные. Но в этом первобытном русском человеке мы искали, что именно свойственно русскому человеку, в чем он нуждается и что следует в нем развивать. Вот почему мы так дорожили собиранием народных песен и сказок, узнаванием народных обычаев, поверий, пословиц и пр. <...>
|
|
|
И.В.Киреевский. Из статьи “В ответ А.С.Хомякову” (1839) //Киреевский И.В. Критика и эстетика М, 1979
Три элемента легли основанием европейской образованности: римское христианство, мир необразованных варваров, разрушивших Римскую империю, и классический мир древнего язычества. Этот классический мир древнего язычества, не доставшийся в наследие России, в сущности своей представляет торжество формального разума человека над всем, что внутри и вне его находится - чистого, голого разума, на самом себе основанного, выше себя и вне себя ничего не признающего...
Римская церковь в уклонении своем от восточной отличается тем же торжеством рационализма… над внутренним духовным разумом… Бытие Божие во всем христианстве доказывалось силлогизмом… инквизиция, иезуитизм - одним словом, все особенности католицизма развивались силою того же формального процесса разума… Весь частный и общественный быт Запада основывается на понятии об индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей индивидуальную изолированность. Отсюда святость внешних формальных отношений, святость собственности и условных постановлений важнее личности...
|
|
|
Христианство восточное не знало ни этой борьбы против разума, ни этого торжества разума над верою. Поэтому и действия его на просвещение были не похожи на католические. Рассматривая общественное устройство прежней России, мы находим многие отличия от 3апада, и во-первых, образование общества в маленькие так называемые миры. Частная, личная самобытность, основа западного развития, была у нас также мало известна, как и самовластие общественное. Человек принадлежал миру, мир ему. Поземельная собственность, источник личных прав на Западе, была у нас принадлежностью общества…
Но это общество не было самовластное и не могло само себя устраивать, само изобретать для себя законы, потому что не было отделено от других подобных обществ, управляющихся однообразным обычаем. Бесчисленное множество этих маленьких миров… было все покрыто сетью церквей, монастырей, жилищ уединенных отшельников, оттуда постоянно распространялись повсюду одинаковые понятия об отношениях общественных и частных. Понятия эти мало-помалу должны были переходить в общее убеждение, убеждение - в обычай, который заменял закон, устраивая по всему пространству земель… одну мысль, один взгляд, одно стремление, один порядок жизни…
Никакое частное разумение, никакое искусственное соглашение не могло основать нового порядка, выдумать новые права и преимущества. Даже самое слова “право” было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду. Поэтому никакая власть никакому лицу, ни сословию не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могут ни продаваться, ни браться… На Западе, напротив того, все отношения основаны на условии или стремятся достигнуть этого искусственного основания.
