Альфа и Омега 2003. — № 4(38)

1. Из неоднократно переиздававшейся статьи «Чудеса иконы Казанской Божией Матери». См., например: Россия перед вторым пришествием. Т. 2. М., 1998. С. 269–274 и http://www.tropinka.orthodoxy.ru/ikonosta/bogorodi/kazanska.htm.
Записка Г. Г. Карпова о приеме И. В. Сталиным иерархов Русской Православной Церкви // Одинцов М. И. Русские патриархи ХХ века. М., 1994. С. 283–291.
2. Журнал Московской Патриархии (далее — ЖМП). 1979. № 10. Кстати, в телеграмме соболезнования, которую послал по этому поводу митрополит Ювеналий митрополиту Илии (местоблюстителю Антиохийского патриаршего престола), новопреставленый Патриарх Илия именуется «неутомимым экуменическим тружеником» (ЖМП. 1979. № 8).
3. В интересующем нас апокрифе говорится: «Утром 9 ноября митрополит Илия служил Литургию в кафедральном Никольском соборе. В храме на солее стояли члены правительства На Московском вокзале его сопровождал Косыгин»… На самом деле он прилетел в Россию 14 ноября (ЖМП. 1948. № 1. С. 45). В Ленинград он приехал 25 ноября. ЖМП с охотой упоминает всех официальных лиц (включая председателей райисполкомов), если они хоть как-то соприкоснулись с церковной жизнью. Никаких Косыгиных и «членов правительства» в отчетах ЖМП не фигурирует. Это уже «бабушкин телефон» — переводчиков и шпиков за министров принимать.
ЖМП. 1947. № 11. С. 30; 1948. №1. С. 50–51.
4. Статистика взята мною из замечательного исследования М. В. Шкаровского, см. Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве (Государственно-церковные отношения в СССР в 1939–1964 годах). М., 1999.
5. Старейший петербургский протоиерей Василий Ермаков, вспоминая приезд митрополита Илии в Ленинград, не находит иного слова как «проходимец, собиравший и увозивший русское национальное достояние».
6. Честертон Г. К. Проклятие золотого креста // Избранные произведения в 5 томах. Т. 2. М., 1994. С. 111.
7. Это не вполне так: еще лет 20 назад фольклористы вспоминали, как известных народных сказительниц заставляли прославлять отца народов под угрозой штрафов и ареста. — Ред.
8. См. Карпов В. Сержант Павлов не уходил в монастырь // Труд. 15 мая 2003.

О церковной жизни Москвы в годы Великой Отечественной войны вспоминает Федор Кондратьев, доктор медицинских наук, профессор, судебный эксперт высшей квалификации:

- Я прихожанин храма Илии Пророка (что в Москве в Обыденском переулке) еще с довоенных лет. Помню панику в церкви перед войной, когда подошло время его сносить. Дело в том, что храм располагался недалеко от строящегося на месте ранее взорванного храма Христа Спасителя Дворца Советов – символа победившего коммунизма. Уже был возведен огромной высоты стальной каркас этого дворца, и к окончанию стройки по определению не могло быть рядом православного храма. Казалось всё предопределено – святыня будет уничтожена…

Но на всё воля Божия. Началась война, стройка символа победившего коммунизма прекратилась, и стальной каркас дворца начали разбирать – был нужен металл для нужд обороны Москвы. Храм покрыли светомаскировкой, и он сохранился. Это тоже чудо: вокруг храма, там, где теперь большой сквер и новые дома, всё было уничтожено немецкими бомбами. Конечно, фашисты метили не в храм, а в Кремль, который совсем рядом, но промахивались, и к окончанию войны вокруг церкви стояли пустые огрызки прежних жилых домов. А в храм все больше стало приходить молящихся, в том числе и в военной форме.

Знаменательное событие для храма Илии Пророка произошло 15 июня 1944 года. По распоряжению Патриарха сюда из храма Воскресения в Сокольниках (в котором много лет хозяйничали обновленцы) была перенесена почитаемая как чудотворная икона Божией Матери «Нечаянная Радость». С тех пор настоятель храма Илии Пророка протоиерей Александр Толгский постоянно служил молебны перед этой иконой.

Прошло почти 70 лет, но я абсолютно явственно вижу те чудесные преображения, которые были у иконы «Нечаянная Радость»: к ней (точнее, не к ней, иконе, а к Самой Деве Марии) подходили в слезах матери и жены воинов Отечественной Войны, и, приложившись к святыне, отходили, озаренные надеждой и уверенностью в получении нечаянной радости.

В День Победы в храме, наверное, было больше военных, чем обычных прихожан. Я не видел разве что генералов, но пришли полковники, майоры и, конечно, масса рядовых и сержантов, все с орденами и медалями, а многие с бирочками на груди, свидетельствующими о полученных на фронте ранениях.

После благодарственного молебна многие сразу пошли на Красную Площадь. Там, наверное, было так же многолюдно, как в храме. Крики «Ура», «Мы победили», военных подхватывали и подбрасывали вверх, а потом обнимали и расцеловывали. А какой был восторг, когда начался салют!

Мы, москвичи, к концу войны уже стали привыкать к салютам, их бывало по нескольку за один вечер... Но такого салюта, как в тот день, я больше нигде и никогда не видел: по кругу, наверное, над Садовым кольцом, летали тихоходные самолеты (их видно не было - уже стемнело), и из них почти беспрерывно стреляли разноцветными ракетами, в небе над всеми нами создавался огромный, фантастически живой купол… и снова крики «Ура», «С Победой», объятия и поцелуи.

Конечно, я много раз в разных кинофильмах видел сцены ликования на Красной Площади в День Победы, но мне кажется, что ни одному режиссеру не удалось воссоздать тот дух национальной гордости, который тогда испытывали победители вместе со своим народом. Я этой мыслью поделился со своим братом, фронтовиком, военным писателем Вячеславом Кондратьевым, и он мне сказал, что такое глубинное духовное переживание не может быть во всей полноте репродуцировано никаким искусством.

И те случаи духовного преображения у иконы «Нечаянная Радость» в храме Илии Пророка, которые я сейчас вспоминаю, тоже не могут быть сыграны даже самыми великими артистами.

Стихотворение солдата

Послушай Бог... Еще ни разу в жизни
С Тобой не говорил я, но сегодня
Мне хочется приветствовать Тебя!
Ты знаешь... с детских лет всегда мне говорили,
Что нет Тебя, и я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений.

И вот сегодня ночью я смотрел
Из кратера, что выбила граната,
На небо звездное: что было надо мной.
Я понял вдруг, любуяся мерцаньем,
Каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку?

Но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь!
Не странно ль, что среди ужаснейшего ада,
Мне вдруг открылся свет и я узрел Тебя!
А кроме этого мне нечего сказать,
Вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
На полночь мы назначены в атаку.

Но мне не страшно, Ты на нас глядишь.
Сигнал... Ну, что ж, я должен отправляться...
Мне было хорошо с Тобой...
Еще хочу сказать,
Что, как Ты знаешь, битва будет злая,
И, может, ночью же к Тебе я постучусь.

И вот хоть до сих пор я не был Твоим другом,
Позволишь ли Ты мне войти, когда приду?!
Но, кажется, я плачу, Боже мой, Ты видишь,
Со мной случилось то, что ныне я прозрел.
Прощай, мой Бог... Иду... И вряд ли уж вернусь.
Как странно, – но теперь я смерти не боюсь.

Александр Зацепа, 1944 год