Часть первая

Едкий дым, горький чай,

Не хватает кислорода…

Мой Versal — Улицы Поровну

Космос он любил за его бесконечность. За свободу выбора, за бескрайность, за предоставление совершенно свободного полета фантазии.

Сколько планет он ни посещал, сколько миров ни оставалось в его памяти, но представить, что все они умещаются в одном пространстве, он до сих пор не мог. До конца не мог, и никакие попытки Гавриила объяснить это не помогали Джеку осознать, насколько великим и бесстрастным может быть его величество Космос.

Джек плавал в его пространстве, перебирался, как бактерия, с одной клетки на другую, рисковал своей жизнью, боролся и сдавался, но никогда не переставал восхищаться величием черной ткани пространства вне пространства, изнанкой материального.

— Это ладони Бога, — сказал как-то ему Гай, — а все мы, как и планеты, просто лежим в его руках, беспомощные и неразумные. Наши войны, жизни, смерти, любовь и ненависть — это просто ничто для общей ткани бытия. И ты, божья отрыжка, Джек, точно так же являешься ничем для Бога, как он является чем-то для тебя. В равной мере, только так, и без вариантов.

Кацман предпочел обдумать эти слова много позже, но Гай больше никогда не возвращался к подобным темам, ссылаясь на тот факт, что был крайне расслаблен и одурманен в тот день, когда пытался объяснять своему недалекому брату мироустройство.

— Это твое мнение, — буркнул тогда Джек, стараясь не свалиться со стула под ноги брату, — а я думаю, что каждая клетка в теле полезна и важна для целостности, — он пьяно мотнул головой, отвечая на недоуменный взгляд Гая, — да, и это без вариантов. Ты сам говорил о пользе этих твоих блядских клеток где-то там и для чего-то там. Просто смерть одной незаметна в общей массе, но одна смерть может спровоцировать цепную реакцию, и вот тогда, — он поучительно поднял вверх указательный палец, — вот тогда поражения органов могут стать фатальными.

— Охуеть, Джек, — только и смог выдать Гай, не веря своим ушам. — Ты выпил настойку разума?

— Я всегда таким был, — скромно ответил Кацман, — просто меня никто не спрашивал, что я думаю.

Гаю этот разговор запомнился двумя вещами. Его брат почти не ругался и почти не пил. Состояние Джека тогда было далеко от полного и кристально здравого, но та доза, которую употребил Кацман, вряд ли могла настолько ударить в голову бывалого пирата, чтобы он шатался и не имел сил на извечную брань.

И Кацман оставался Блэк Джеком. Он выходил по ночам на палубу корабля, садился на пол, разговаривал с искином, смотрел его новые файлы и постоянно что-то настраивал в корабельной системе. Но на самом деле Кацман бежал от себя. Бежал туда, куда мог убежать только он — в объятия непознаваемого, холодного и беспощадного космоса. Он чувствовал себя в чем-то похожим на это темное безвоздушное пространство.

Такой же опасный, такой же безжалостный и такой же неумолимо не прощающий ошибок. Не покоренный, не завоеванный до конца, а лишь местами арендованный мелкими организмами, пытающимися спорить с извечным величием Творца сущего, изначальной материи Хаоса, создавшей тысячи планет и сотни галактик, среди которых где-то далеко и незаметно плыл в гиперканале рейдер капитана Ричарда, в котором находился Джек Кацман — единственный человек, способный смотреть в темноту космоса с улыбкой.

А вот стоянки на планетах отнимали эту свободу дышать без оглядки, властвовать и быть частью власти. Стоянки, твердая земля под ногами, унылое брожение с доступным перечнем удовольствий вводили Джека в полное унынье, урезали дозы кислорода, загоняли в рамки доступных действий. Планеты, в отличие от космического пространства, могли дать только то, что было возможно при определенной гравитации, давлении и влажности, как любил говорить искин.

А вот ткань бытия бросала Джеку самый главный вызов всей его жизни — найти и покорить то, что еще не найдено, не изучено, не покорено.

Риск не вернуться являлся малой платой за бешеную дозу адреналина в крови Кацмана, который крепко подсел на альтернативу свободы гормона стресса — алкоголь.

Впрочем, Джек себя никогда не обманывал, причины потянуться за бутылкой у него были не только в этом.

Он чувствовал себя в увольнении совершенно ненужным, бесполезным и старым боцманом маленького рейдера, а не капитаном своей «Рулетки», Блэк Джеком. Да, он скучал.

Скучал по прошлому, по своим рисковым делишкам, по настоящим делам и по одной единственной женщине, способной поймать его в ловушку.

Хотя… увидев Елену снова, Джек Кацман с удивлением понял, что ничего внутри него, кроме удивления, не дожило до настоящих дней.

Раньше он считал себя уязвимым, слабым, незащищенным без возможности в любой момент дать старт к черту на рога или к Копыту Дьявола, одним движением пальца отправив «Рулетку» прочь из неблагоприятного сектора. Теперь он чувствовал себя странно. Причин продолжать вынашивать тяжелые думы из-за своего проигрыша женщине, которой он позволил затронуть часть своей души, у него не осталось... А новый повод как-то совсем не подходил для продолжения образа жизни протухающего на складе томата.

— Ты нравишься мне таким, какой ты есть, — сказала ему Анна, когда они остались одни в его каюте на борту корабля Кардиналов. — Я видела тебя разным, Джек, зато я видела тебя настоящим.

Проблема заключалась в одном — таким, каким он стал сейчас, Кацман уже не нравился себе. И это новое чувство настолько поразило его в самую печень, что для алкоголя места в ней уже не нашлось.

— Что же мне теперь, бросать веселье с блэкджеком и шлюхами просто потому, что мне перед девкой стыдно? — бормотал он, почесывая свою татуированную шкуру, когда Анна ушла. — Ну, охренеть теперь, Джек! Одной бабы тебе мало было для понимания своей дуроты, теперь вторая нашлась. Да и ты как-то забыл, что ты — алкоголик со стажем, у которого фобия быть снова пойманным в сетку, и продолжающий делать все для ускорения неприятного конца. И сколько бы Гай тебя не собирал, однажды не справится даже он.

После этого Джека посетила застарелая мысль о том, что, на самом деле, именно в этом заключается его удача. В полном и беспрекословном отсутствии страха смерти.

Джек будто искал встречи со старой знакомой, всеми силами и способами приближая долгожданное свидание.

Именно потому он никак и не мог простить Уискер ту историю с прессом, едва не раздавившем боцмана в лепешку. И самое обидное для Кацмана было в том, что он лично выставил систему так, чтобы она сработала как раз тогда, когда он будет ремонтировать заклинившую опору.

Он попытался ускорить желанную встречу с самой загадочной и рисковой женщиной в любой жизни — со Смертью. Но леди Смерть оказалась еще и недотрогой, одним махом сдавая позиции мадам Жизни, подсунув под руку проходившую мимо Аннабель, ставшую причиной продолжения существования Кацмана.

Одним своим видом Анна до сих пор напоминала боцману, что он неудачник, неспособный даже сдохнуть тогда, когда именно ему этого хочется. У Блэк Джека отняли право на выбор, пусть даже и смерти.

И ощущение, что его заставили играть краплеными картами до сих пор не покидало боцмана, усиливаясь каждый раз, едва он встречал Аннабель.

В последнее время, правда, странности с этой девчонкой, уже и без участия Кацмана, довели беднягу Гая до мозгового штурма и двойной дозы стимуляторов. Но тут Джек мог только посочувствовать брату.

А увидев, как на старпома стал смотреть капитан Ричард, Джек был готов истерически расхохотаться, разбить голову о переборку и выплюнуть печень, если кэп не испытывал к Аннабель более глубоких чувств, чем просто дружеских или партнерских.

— Ты спустил свою жизнь в унитаз, — отсалютовав глухой переборке каюты, высказался Джек, — Ты сделал все, чтобы опуститься до уровня социального мусора с той же Помойки. Потом тебе показалось мало, и ты решил покончить с жизнью мусора самым простым способом. Но и тут тебя спасла баба, блядь. Джек, подумай. Из-за одной ты перестал себя уважать, другая спасла твою дырявую и никчемную шкуру, а ты только и делаешь, что засыпаешь где придется, чтобы проснуться к новому рейсу, где тебя положат. Кацман, ты полный мудак! И в этом Гай тоже был прав. Однажды Фортуне надоест, и она заключит союз с остальными девочками, вроде Смерти и Жизни, и ты снова погоришь на бабах.

Джек решил напомнить себе, кем он был, и кто он есть.

«Но и странности съезжающего по всем векторам Ричарда прояснить тоже надо, — подумал он, постукивая пальцами по обшивке стены, — что он знает про Анну? Гай уже говорил ему о ней?»

От размышлений боцмана отвлек зуммер на двери каюты, возвещавший о новом посетителе…