В эмиграции

Первой (в начале мая 1920 г.) конституировалась за рубежом Парижская группа кадетов – наиболее многочисленная и авторитетная; вскоре ее возглавил Милюков. До конца 1920 г. кадетские группы сформировались также в Праге, Белграде, Берлине, Константинополе; в начале 1921 г. – в Софии и Варшаве. Группы объединяли наиболее преданных партии старых работников, поэтому они были немногочисленны и в их составе практически не было молодежи. Территориально разбросанные, они с трудом налаживали между собой связи.

Сдерживаемые до поры до времени разногласия дали о себе знать в эмиграции, что выразилось прежде всего в критическом отношении части кадетов к опыту сотрудничества партии с белыми режимами и попытках поиска новой тактики борьбы с большевизмом. В докладе, сделанном Милюковым на кадетском совещании в мае 1920 г. в Париже, предлагалось, продолжая вести, пока это возможно, вооруженную борьбу “с окраин, русскими силами”, исходить в дальнейших тактических расчетах “из факта разложения большевизма внутренними силами”.

Эти положения получили свое развитие в программной записке Милюкова “Что делать после крымской катастрофы?”, которая представляла суммированное изложение основных положений провозглашенной лидером партии “новой тактики”. Записка была принята на заседании Парижской группы 21 декабря 1920 г., несмотря на некоторые возражения, и разослана для ознакомления во все заграничные кадетские группы. Принципиальные выводы записки выходили далеко за рамки чисто тактических соображений. В ней давалась оценка деятельности партии в годы гражданской войны, заявлялось, что “старые методы борьбы и старая организация власти” должны быть “решительно отброшены”, что партии следует отказаться от принципа военной диктатуры, отделить военное командование от политического руководства. Одновременно в записке намечались контуры той программы, с которой партия должна вернуться в Россию. Милюков Указывал, что в России в результате революции сложилась новая социальная структура и произошел громадный психологический сдвиг, а ^то требует от кадетов выработки мер по “глубокой экономической и социальной реконструкции”. Для облегчения “перехода из старой России в новую” Милюков считал необходимым выдвинуть требования республики, федерализма и “радикального решения” аграрного вопроса, рассматривая эти меры всего лишь как возвращение к “общему духу партийной программы” после временного вынужденного вступления от партийных традиций в годы “белой борьбы”.

В собственно тактической части записки Милюков обосновывал возможность “восстановления демократического фронта” и прежде [c.315] всего коалиции с эсерами. Он рассчитывал, что с помощью социалистов-революционеров кадетам удастся “проложить дорогу в Россию сию”, обеспечить массовую поддержку среди трудящихся, прежде всего среди крестьянства.

Попыткой практической реализации задуманной коалиции яви лось совместное участие парижских кадетов (Милюкова, Винавера, А.И.Коновалова, В.А.Маклакова, Ф.И.Родичева) и эсеров в совещании членов Учредительного собрания (Париж; 8-21 января 1921 г). Впрочем, его итоги были более чем скромными: участникам не удалось договориться о создании, как это планировалось, постоянного органа для защиты международных интересов России, прав и интересов российских эмигрантов, а была лишь сформирована специальная исполнительная комиссия. Кроме того, эсеры – участники совещания так и не признали открыто принципа коалиции и не обеспечили одобрения своих действий со стороны ПСР. Более того в постановлениях ЦК и партийных конференций эсеров в категоричной форме отвергалась коалиция с несоциалистическими элементами, что не могло не девальвировать значение состоявшегося соглашения. Терпели неудачу и надежды кадетов добиться взаимодействия с эсерами относительно совместных действий в России. Расчеты Милюкова на трещину в рядах ПСР, дававшую бы шанс перетянуть к кадетам правый фланг эсеров, также оказались тщетными.

Новый курс Милюкова столкнулся с непониманием, а зачастую и весьма агрессивным неприятием со стороны значительной части партии, ориентировавшейся на продолжение вооруженной борьбы с большевиками и сохранении армии. Сближение парижских кадетов с эсерами было единодушно осуждено в партии как “удар по этике”, как измена армии; слишком велико было неприятие любых форм социалистической идеологии, слишком живы воспоминания о дискредитировавшем себя сотрудничестве с эсерами в составе Временного правительства, об уклонении эсеров от активного участия в вооруженной борьбе с большевиками и развернутой эсерами в недавнем прошлом кампании против Врангеля. Правые кадеты утверждали, что союз с эсерами ставит партию “в духовную зависимость от совершенно чуждого ей мировоззрения”, вынуждает ее своим авторитетом “реабилитировать имена политических мертвецов вроде Керенского, Чернова и т.д.” и вместе с тем не дает никаких тактических преимуществ ни на текущий момент, ни в обозримом будущем. Оппоненты Милюкова не считали реально достижимыми его планы стать, при посредстве эсеров, защитниками интересов широких демократических слоев города и деревни. Тактика Милюкова, построенная на ожидании успехов на внутреннем антибольшевистском фронте, обрекала, с их точки зрения, кадетов на пассивность и бездеятельность.

Милюковской “комбинации налево” правое крыло партии противопоставило лозунг широкого объединения антибольшевистского фронта путем созыва съезда и создания влиятельного внепартийного эмигрантского центра, способного “защищать честь, достоинство достояние России”, права русских граждан за границей, “беречь иде10 непримиримой борьбы с большевиками”. Между тем платформа, под знаком которой созывался съезд, носила традиционно консервативный [c.316] характер (верность принципу вооружений борьбы и сохранение русской армии), что и предопределило состав его участников – от правых кадетов, которые собственно и составляли ядро съезда (Пав. Д. Долгоруков, М.М.Федоров, Ю.Ф.Семенов, Г.А.Мейнгард, Д.С.Пасманик, Набоков, Тыркова-Вильямс и др.) до умеренных монархистов. Съезд Русского национального объединения (Париж, 5–12 июня 1921 г.) избрал Национальный комитет, который возглавил Д.В.Карташев. Отделения Национального комитета были образованы во всех центрах российской диаспоры. Однако реальное значение Комитета не соответствовало возлагавшимся на него надеждам; его программа была ориентирована на прошедший этап борьбы, не опиралась на коалицию партий и представляла на деле сообщество более или менее сходно мыслящих деятелей, связанных достаточно абстрактно сформулированными обязательствами.

Углублявшиеся внутренние разногласия в партийной среде, принявшие особенно острые формы в полемике основных партийных органов – газет “Последние новости” (с 1 марта 1921 г. ее редактором стал Милюков) и “Руль” (ее редакторам издателями были берлинские кадеты И.В.Гессен, А.И.Каминка, В.Д.Набоков), поставили партию на грань организационного раскола. Наступило, по словам Астрова, время “личных политик”. Единый руководящий центр партии по-прежнему отсутствовал. Попытки Парижской группы взять на себя исполнение функций ЦК не увенчались успехом. Ее моральный авторитет оказался подорван в результате предпринятых ею без консультации с другими группами практических шагов по осуществлению “новой тактики”.

Последней попыткой восстановить единство в партии явился созыв “Совещания всех находящихся за границей членов ЦК партии народной свободы”. В последний раз собрались вместе лидеры кадетской партии (на заседаниях, проходивших с 26 мая по 2 июня 1921 г., присутствовало 20 членов ЦК). Дискуссия показала, что разногласия в партии значительно глубже простого спора о тактике,. об отношении к “комбинации налево иди направо”. Оценка участия кадетов в белом движении выявила различное понимание собравшимися сущности русской революции, роли в ней народных масс. Милюков и его сторонники исходили из необходимости защиты “идеалов и достижений мартовской революции”, при этом подчеркивалось, что •кадетам принадлежит органическая роль в революции, что они содействовали ее созреванию и ответственны за ее итоги. Впрочем, среди их оппонентов лишь малая часть заявляла о своем неприятии революции и непризнании ее завоеваний. Другая, большая, часть соглашалась с определенной целесообразностью революции в данных конкретных условиях, но подчеркивала, что это признание не равнозначно приятию революции в принципе.

Милюковцы отстаивали концепцию строительства политической жизни в России снизу, ссылаясь на то, что сознательность народа в ходе революции значительно выросла, а это позволяет ему из объекта власти превратиться в ее субъект. Представители правого крыла в Партии утверждали обратное, полагая, что в предстоящем деле возрождения России следует руководствоваться не идеями революционного [c.317] правотворчества масс, а идти по пути воссоздания русской государственности сверху путем обуздания революционной стихии н насаждения сверху идей либерализма и демократии. В намерения” Милюкова “завязать непосредственные сношения” с демократическими элементами крестьянства и городского населения они усматривали посягательство на “внеклассовый характер партии”.

В итоге совещание приняло, хоть и незначительным большинством, резолюцию с осуждением “новой тактики”, зафиксировав, таким образом, состояние идейного раскола. Само совещание не получило по своему статусу права вынесения обязательных решений, оно также не предприняло шагов к воссозданию авторитетного органа, способного стать арбитром в возникающих партийных спорах. “Мы остаемся двумя параллельными течениями в партии, – заявил Милюков, – независимо друг от друга действующими... и жизнь в будущем нас рассудит... До тех пор же каждое из этих течений будет считать себя более кадетским, чем другое”.

Негативные последствия принятых на совещании решений не замедлили сказаться. На общем собрании Парижской группы 21 июля 1921 г. Милюков и его единомышленники официально заявили о своем выходе из ее состава, образовав самостоятельную Демократическую группу. Раскол Парижской кадетской организации имел общепартийное значение, определив всю последующую историю кадетской эмиграции. Так или иначе, каждой из кадетских групп пришлось определить свою позицию в партийном споре, что вызвало брожение в их среде. Практически везде обнаружились сторонники милюковского курса, хотя ни одна кадетская организация за рубежом не последовала примеру Парижа, сохранив целостность своих рядов. Наиболее малочисленные из кадетских групп понимали всю бессмысленность дробления сил, дорожили партийным сообществом. Вместе с тем своеобразным тормозом на пути раскола партии явилась характерная для всех групп вялость партийной жизни.

Правое крыло партии поначалу объединяло вокруг себя большинство кадетских сил. Однако оппоненты Милюкова не смогли консолидироваться в единый лагерь со своей вертикальной и горизонтальной структурой, а распались на отдельные территориальные кадетские коллективы. Парижская группа старотактиков лишь форматно являлась центром право кадетского лагеря. В сущности, каждая группа действовала на свой страх и риск. Внутренняя несогласованность препятствовала выработке четких представлений о конкретных задачах и методах партийной работы. Уже к концу 1921 г. среди старотактиков наметился упадок интереса к партийной работе: постепенно уменьшалась численность групп, падала посещаемость собрании, одновременно росли списки “мертвых душ”, лишь формально связанных с кадетскими организациями. Обесценивались также сами заседания, уже не столь регулярно собираемые. Чаще всего они проводились для заслушивания информационных сообщений и для “поддержания взаимных связей”. Группы старотактиков все более явно эволюционировали в сторону общественно-политических клубов.

Отдавая себе отчет в фактическом бездействии, берлинские кадеты провели 14 декабря 1922 г. частное совещание, на котором решался [c.318] вопрос о целесообразности продолжения партийной деятельности иммиграции. В работе совещания приняли участия А.С.Изгоев и А.Кизеветтер, незадолго перед тем высланные из советской России Более радикально настроенные участники предлагали выступить открытым заявлением о закрытии “фактически уничтожившейся организации” (Изгоев, Гессен). Однако большинство присутствовавших советовало сохранить партию, которая может понадобиться для Идущей работы в России (Кизеветтер, Каминка, Григорович-Барский).

Реакция кадетов из других групп на возбуждение вопроса о роспуске партии поначалу была единодушно отрицательной; однако нигде не была сформулирована сколько-нибудь четкая программа мер по выходу из глубочайшего партийного кризиса, равно как и не предлагались продуманный стратегический план и ближайшие тактические шаги по освобождению России от большевизма. О состоянии растерянности в среде старотактиков говорило, в частности, то, что они пытались “примерить на себя” традиционно не свойственные кадетам методы борьбы из арсенал радикальных партий (например, террор). Замешательство старотактиков еще более усилилось, когда с чередой международных признаний советской России рядом европейских держав рухнули расчеты на интервенцию. Состоявшееся в Праге 13 апреля 1923 г. кадетское совещание (на нем присутствовали Новгородцев, Кизеветтер, Д.Д.Гримм, П.П.Юренев, Петр Д. Долгоруков, А.В.Маклецов и др.) показало, что течение старотактиков исчерпало свои ресурсы и внутри него нарастает острое идейное противоборство между теми кадетами, которые скатывались на откровенно правые позиции, и сторонниками центристских взглядов. Пытаясь вырваться из тупика бездействия, правое крыло кадетской эмиграции, прежде всего в лице руководства Национального комитета, стремилось “прислониться к армии”, которая рассматривалась как единственная организация, “таящая в себе элементы борьбы”. На практике это означало вступление на путь примыкания к правым группировкам. Кадетская верхушка Национального комитета (Карташев, Семенов, Федоров) официально поддержала притязания великого князя Николая Николаевича на возглавление антибольшевистскою движения (май 1924 г.), заявив, что считает его своим союзником. Этот шаг вызвал большой скандал в рядах старотактиков, став катализатором внутреннего размежевания, а затем и организационного разрыва. Бурная полемика летом 1924 г. имела следствием развал Парижской группы и выделения из ее рядов новой группы центра, в составе которой вошли Оболенский, Астров, Панина, Зеелер, С.А.Смирнов.

После второго парижского раскола деятельность правых кадетов постепенно стала сходить на нет, Последний всплеск активности был связан с участием в подготовке зарубежного съезда в 1926 г. Однако сама атмосфера съезда, явившегося попыткой консолидации монархических кругов различных оттенков, и его итоги разочаровали кадетов.

Позиция “центристов” по целому ряду моментов сближалась с позиций милюковцев; они соглашались с тем, что белая армия должна [c.319] прекратить свое существование за границей как военная организация, что надежды на интервенцию должны быть оставлены, что основные усилия следовало направить на организацию борьбы в самой России. Вместе с тем они выступали противниками милюковского курса на соглашение с эсерами; более того, они отказывались от всяких комбинаций вообще, полагая, что на фоне ослабленного состояния кадетской партии вхождение в объединение с какими бы то ни было группировками подвергает угрозе ее независимость. “Центристы” на деялись, что, “оставаясь самими собой” и не поддаваясь ни на какие уклонения, они обеспечат за своей группой центральное политическое положение, благоприятное для подтягивания к себе с течением времени близких по взглядам флангов. Однако “центристы” явно переоценили свои возможности. Им так и не удалось добиться сколь-нибудь заметного влияния в среде русской политической эмиграции Процесс организационного оформления группы остался незавершенным. “Центристам” не удавалось определиться и в выборе форм сотрудничества с милюковцами, хотя тенденция прогрессирующего сближения была налицо, что позволило им, в частности, вести совместную работу в эмигрантских студенческих организациях Чехословакии.

В отличие от правого крыла, неотактики во главе с Милюковым смогли сплотить своих сторонников из различных центров российской эмиграции в единую организацию, направляемую и контролируемую из парижского центра. Демократическая группа обросла партийной периферией в лице иногородних членов (в Берлине, Лондоне, Константинополе, Бизерте, Праге, Выборге, кроме того, в Боснии и Швейцарии, позднее – в Софии и Риге), а также возникших филиалов (в 1922 г. – в Берлине и Праге, в 1924 г. – в Суботице). К неотактикам примыкали также внепартийные демократические группы, которые состояли не только из кадетов, но и из лиц, пожелавших оставаться непартийными демократами (такие группы действовали в Праге и Выборге). Хотя левокадетские группы, по сравнению со старотактиками, демонстрировали большую жизнеспособность, однако в 1922 г. и в их деятельности появились первые признаки застоя. Часть левых кадетов (прежде всего в Праге и Выборге) видела выход в реформировании партийной структуры с целью открытия более свободного доступа в партию левым демократическим элементам; они настаивали на окончательном разрыве с кадетской партией, отказе от “старого партийного имени”, которое, по их мнению, стало “одиозным для населения” и препятствовало распространению идей демократической группы и расширению ее рядов. Однако большинство парижских левых кадетов придерживалось более осторожной линии считало невозможным разорвать с партийным прошлым до возвращения в Россию. Милюков рассчитывал путем федерирования “родственными группировками” из числа эсеров, энесов, кооператоров, казачьих, студенческих демократических организаций и т.п. создать широкую сеть примыкающих к левым кадетам структур, которые должны были стать преддверием к вступлению демократически элементов в группы неотактиков. Одной из таких структур должен был стать Республиканско-демократический союз, проект создания [c.320] которого был предложен летом 1922 г. Е.Д. Кусковой и С.Н. Прокоповичем и поддержан Милюковым. Однако инициативный съезд по созданию союза (Прага, 24 сентября – 2 октября 1922 г.) не выполнил своей задачи; он ограничился лишь принятием общеполитической платформы, обсуждение которой предлагалось развернуть во вновь создаваемых республиканско-демократических клубах. В январе 1923 г. был учрежден клуб в Париже, в апреле – в Праге, однако без участия социалистов, что явилось для милюковцев разочаровывающим фактом. Отныне Милюков формулирует более жесткие требования в отношении сотрудничества с эсерами: попыткам нового объединения должно предшествовать “выделение социалистических групп, склонных к коалиционной политике, из своих партий, подобно тому, как выделилась из партии народной свободы демократическая группа”. Одновременно левые кадеты провели структурную перестройку своих рядов: было сформировано Центральное бюро Демократической группы с правами ЦК (его первое заседание состоялось 26 мая 1924 г.), объявлено об “открывающейся возможности более свободного, чем ранее” приема в число членов Демократической группы. Одновременно группа переименовывалась в республиканско-демократическую (р.-д.), а кадеты – в эрдеков.

Новой попыткой объединения родственных группировок, “средних между кадетами и социалистами”, явилось создание Республиканско-демократического блока (учредительный съезд проходил в Праге с 25 по 28 декабря 1923 г.), в состав которого, правда, вместо планировавшегося широкого объединения вошли только кадеты и группа “Крестьянская Россия”. Основные силы участников блока были сосредоточены на литературно-пропагандистской работе (издание журнала “Свободная Россия” и популярных брошюр), с помощью которой они пытались наладить связи с Россией. Однако эффективность деятельности блока оказалась невысокой, что заставило кадетов искать новые пути объединения “демократического крыла” антибольшевистского фронта и, “ частности, обратить внимание на сформировавшееся в Париже в 1924 г. беспартийное Республиканско-демократическое объединение (РДО), состоявшее поначалу по большей части из офицеров русской армии, перебравшихся во Францию из Турции, Болгарии, Югославии. Постепенно Милюков стал склоняться к выводу, что именно объединения являются наиболее подходящей организационной формой для “подготовки к разработке программных вопросов”, для развертывания агитации и пропаганды. Левые кадеты сосредоточили в своих руках идейное и организационное руководство РДО: они разработали общую платформу, принципы действия организации.

Примерно с 1926 г. основная политическая работа кадетов оказалась связана именно с РДО, особенно после того, как в результате острой полемики по вопросу о соотношении революционных и мирных способов антибольшевистской борьбы Республиканско-демократический блок с “Крестьянской Россией” практически распался крестьянская Россия” обвинила милюковцев в тяготении к мирным методам ведения борьбы). Кадеты способствовали созданию новых отделений РДО в европейских центрах рассеяния русской эмиграции, [c.321] уделяли особое внимание унификации вновь возникающих республиканско-демократических образований: принятию ими единого на” звания, общей платформы. Наибольшего организационного успеха РДО добилось во Франции, кроме того, отделения РДО действовали в Брно, Берлине; существенно отличались от общей схемы организации в Польше и Югославии.

С первых лет существования РДО в его рядах зрело желание превратить объединение в независимую политическую партию, однако кадеты считали нужным не форсировать этот процесс, поскольку полагали, что новая республиканско-демократическая партия должна быть создана уже на родине. Между тем время шло, а сроки возвращения становились все менее определёнными, одновременно падала политическая активность эмиграции. В этой ситуации статус РДО стал меняться. На общем собрании РДО 11 марта 1933 г. Милюков к тому времени уже возглавивший объединение, выделил тенденцию “постепенного превращения РДО в открытую политическую партию”; обсуждались также планы сближения с родственными политическими организациями, создания своего органа – непериодического журнала. Однако было ясно, что деятельность РДО, как и сохранившихся кадетских групп, не имеет перспектив. Левым кадетам так и не удалось добиться массового вовлечения в свои группы непартийных демократических сил, посредством притока которых планировалось активизировать деятельность организаций. Интересы все еще сохранявшихся групп постепенно ограничивались кругом местных нужд. Последние сведения о деятельности кадетских групп относятся в началу 30-х гг.

Утрата связей с родиной вела к тому, что цели партийной работы теряли свою практическую определенность, а функции кадетских организаций за рубежом становились все более расплывчатыми, В замкнутом мирке эмигрантского существования оказались тщетными все усилия противостоять естественному процессу умирания партии. [c.322]