Гештальтпсихология

Гештальтпсихология, как любое фундаментальное психологическое учение, осознанно ищет свои основания в философской теории. Такой философской теорией для гештальтпсихологии стала феноменология Брентано и Гуссерля. «Келер замечает, что «все вопросы, связанные с фундаментальными принципами, могут быть решены лишь на феноменологической почве»[2]. Феноменология Гуссерля продолжала кантовскую традицию исследования априорных форм трансцендентального субъекта. Вот что пишет по этому Б. М. Величковский: «В философии гештальтистов привлекали идеи Канта об априорных формах созерцания, а также современной им феноменологии»[3]. И гештальтпсихология основную свою задачу видела в исследовании этих целостных форм. По словам Вертгеймера, «основную про­блему гештальтеории можно было бы сформулировать так: существуют связи, при которых то, что происходит в целом, не выводится из элементов, существующих якобы в виде отдель­ных кусков, связываемых потом вместе, а, напротив, то, что проявляется и отдельной части этого целого, определяется внут­ренним структурным законом всего этого целого»[4]. Эти целостности, как «чистые» априорные формы философии, преобразовываются в физические и психологические формы – гештальты.

Келер так характеризует соотношение форм и гештальтов на примере зрительного поля. «С существованием реальных единиц и границ в зрительном поле ясно связан факт, что в этом поле есть «формы». Практи­чески невозможно исключить их из нашего обсуждения, потому что эти единицы в зрительном поле всегда имеют формы. Вот почему в немецкой терминологии их называют «Gestalten». Ре­альность форм в зрительном пространстве нельзя объяснить, считая, что зрительное поле состоит из независимых отдельных элементов. Если бы зрительное поле состояло из плотной, воз­можно, непрерывной мозаики этих элементов, служащих мате­риалом, не было бы никаких зрительных форм»[5]. Или немного иначе. «Наше предположение дает физиологический коррелят для формы как зрительной реальности. С позиции независимых эле­ментарных процессов такой коррелят найти нельзя. Эта мозаи­ка не содержит никаких реальных форм или, если хотите, со­держит все возможные формы, но ни одной реальной. Очевид­но, коррелятом реальной формы может быть только такой процесс, который нельзя разделить на независимые элементы. К тому же равновесие процесса, которое, как мы допускаем, лежит в основе зрительного поля, есть распределение напряже­ния и процессов в пространстве, которые сохраняются как одно целое»[6]. Из этих высказываний видно, что гештальтпсихология не является метафизическим философским учением о чистом сознании. Это психологическое учение выявляет психологические формы в эмпирическом сознании посредством психологических экспериментов. В этом отношении гештальтпсихология следует установкам Гуссерля, который говорил, что «…феноменология и психология должны находиться в очень близких отношениях, поскольку обе они имеют дело с сознанием, хотя и различным образом, в различной «постановке»; выразить это мы можем так: психология должна оперировать с «эмпирическим сознанием», с сознанием в его опытной постановке, как с существующим в общей связи природы; напротив, феноменология должна иметь дело с «чистым» сознанием, т. е. с сознанием в феноменологической постановке»[7].

Занимаясь изучением «эмпирического сознания», гештальтпсихология опиралась на многочисленные данные экспериментов. И именно в экспериментах пыталась найти оправдание своим теоретическим построениям. Келер экспериментально пытался доказать наличие общих структур, объединяющих разрозненные части зрительных восприятий в целое. «Таким образом, в зрительном поле, по-видимому, существуют напряжения, стремящиеся соединить две параллельные линии вместе»[8]. «Но мы уже видели, что параллель­ные линии, расположенные рядом в монокулярном поле зрения либо предъявленные обоим глазам, образуют группу»[9]. Исходя из этих наблюдений, Келер делает окончательный вывод. «…Есть основания считать, что координации простых моторных реакций в поле зрения зависят непосредственно от наших принципов»[10]. Более того, на основе исследования характеристик зрительного восприятия Келер определил характеристики феноменологического поля. «Эти характеристики оптико-соматического поля соот­ветствуют следующим характеристикам феноменального поля.

I. Феноменальные зрительные поля выступают как замкну­тые согласованные единства и всегда имеют свойства, которые не сводятся к геометрическим. Отдельные феноменальные уча­стки никогда не появляются как полностью независимые «час­ти». В этом они точно соответствуют физическим гештальтам.

II. Феноменальная единица включает в себя порядок и структуру, а специфическая артикуляция феноменального поля (коррелята состояния в физическом гештальте) отражает свой­ство целостности зрительного поля, которое приближается к со-

ответствующей реальности ощущений, когда, например, поле на­полняется красками различных цветов.

III. Не ухудшая единства поля как целого, в каком-либо ог­раниченном его участке могут появиться феноменальные еди­ницы. Эти единицы особенно прочно сохраняют себя и явля­ются относительно независимыми по сравнению с остальным полем.

IV. Прочные, тесно связанные участки — гештальты в более узком смысле — стремятся отступить далеко от остального «фо­на» оптического поля, когда имеются подходящие условия для данного стимульного комплекса. Можно сделать вывод, что сильные свойства, благодаря которым некоторые ограниченные участки проявляются как гештальты (в более узком смысле), т. е. с феноменальной точки зрения «являются» чем-то резко отличным от существующего «фона», имеют соответствие себе в силе процесса или плотности энергии как психофизическом корреляте гештальта»[11]. Такие характеристики гештальтов дают возможность максимально глубоко проникнуть в суть «чистого сознания», позволяют качественно охарактеризовать сами априорные формы.

Но как формируется сам опыт? Очень важно различение двух возможных взглядов на опыт, о которых говорит Гуссерль и гештальтпсихология. Первый взгляд на опыт Гуссерль характеризует как наивную точку зрения. Эта точка зрения присуща как обычному человеку, так и естествознанию, принимающую природу как существующую саму по себе. «Достаточно вспомнить только о той «наивности», с которою естествознание принимает природу, как данную…»[12]. Гуссерль требует исключить из науки «…все высказывания, которые внутренне заключают в себе положительные экзистенциальные утверждения о вещности в пространстве, времени, причинных связях и прочее. Это простирается, очевидно, также и на все экзистенциальные суждения, которые касаются существования исследующего человека, его психических способностей и т. п.»[13]. Также гештальтпсихологи оценивают ассоциативную теорию, которая считает опыт порождением внешнего мира, природы как «данности». «…Эмпирически-ассоциативная теория испытывает огромные трудности, пытаясь объяснить, каким образом имеющие значение, организованные объекты перцепции создаются из бессмысленных сенсорных атомов»[14]. Келер так рассказывает о периоде своего студенчества. «В то время мы были шокированы тезисом, что все психологические факты (а не только относящиеся к восприятию) состоят из несвязанных инертных атомов и что почти единственными факторами, комбинирующими эти атомы и, таким образом, порождающими действие, являются ассоциации, сформированные под влиянием простой смежности. Нас беспокоили абсолютная бессмысленность этой картины и вывод, подразумевающий, что человеческая жизнь, явно такая многоцветная и динамичная, на самом деле является пугающей скукой. Этого не было в нашей новой картине, и мы чувствовали, что дальнейшие открытия призваны окончательно упразднить старую картину»[15]. Ассоциативная психология исходит из представления, что опыт полностью формируется внешним воздействием и только после этого сознание начинает им оперировать! Гештальтпсихология принципиально возражает против этого тезиса. «Наибольшая опасность понятия «ощущение» состоит в том, что считается, будто эти элементы зависят от местных процес­сов в нервной системе, причем каждый из них в принципе оп­ределяется одним стимулом. Наши наблюдения полностью про­тиворечат этой «мозаичной» теории поля. Как могут местные процессы, которые не зависят друг от друга и никак не взаимо­действуют друг с другом, образовывать такое организованное целое? Как можно понять относительность границ между груп­пами, если считать, что это только границы между маленькими кусочками мозаики, — ведь мы видим границу, только когда кончается целая группа»[16].

Необходимо принципиально иное представление об опыте. В чем суть этого представления? Это «опыт, в качестве сознания»!!! «Как опыт, в качестве сознания, может дать предмет или просто коснуться его; как отдельные опыты с помощью других опытов могут оправдаться или оправдать, а не только субъективно устраняться или субъективно укрепляться; как игра сознания может давать объективную значимость, значимость, относящуюся к вещам, которые существуют сами по себе; почему правила игры сознания не безразличны для вещей; как может естествознание во всех своих частях стать понятным, как только оно на каждом шагу отказывается полагать и познавать природу, существующую в себе, - в себе по сравнению с субъективным потоком сознания: все это становится загадкой, как скоро рефлексия серьезно обратится на эти вопросы»[17]. Именно сознание порождает с помощью своих априорных структур предмет опыта. Это принципиально иная позиция, чем в ассоциативной психологии. Последняя не пускает психику в формирование опыта! Психика оперирует уже с готовым опытом. Кто не понимает этого различия, тот никогда не поймет различие между этими двумя фундаментальными ветвями психологии. Без понимания этого основания психологии не следует заниматься этой наукой вообще! «Очень важно понять, что, согласно гештальтпсихологии, гештальты не накладываются разумом на опыт, а открываются в опыте»[18]. Гештальты действуют не после опыта, накладываясь на опыт, а формируют сам опыт.

Теперь всякое бытие следует понимать исключительно как коррелят сознание. «Далее, если теория познания хочет тем не менее исследовать проблемы отношения между сознанием и бытием, то она может иметь при этом в виду только бытие, как коррелят сознания, как то, что нами «обмыслено» сообразно со свойствами сознания; как воспринятое, воспомянутое, ожидавшееся, образно представленное, сфантазированное, идентифицированное, различенное, взятое на веру, предположенное, оцененное и т. д. В таком случае видно, что исследование должно быть направленно на научное познание сущности сознания, на то, что «есть» сознание во всех своих различных образованиях, само по своему существу, и в то же время на то, что оно «означает», равно как и на различные способы, какими оно – сообразно с сущностью этих образований – то ясно, то неясно, то доводя до наглядности, то, наоборот, устраняя ее, то в бесчисленных других формах, - мыслить «предметное» и «выявлять» его, как «значимо», «действительно» существующее»[19]. «Поскольку же всякое сознание есть «сознание» о, постольку изучение сущности сознания включает в себя изучение смысла сознания и предметности сознания как таковой»[20].

Порождая предмет, априорные формы выступают как некоторые целостности. Поэтому принципиально нельзя разделять процесс мышления на автономные части. «Чтобы определить элементы мышления, они расчленя­ют живой процесс мышления на части и изучают их, не обращая никакого внимания на структуру целого, полагая, что этот процесс представляет собой совокупность, сумму этих элементов»[21]. Вертгеймер ставит вопрос, что первично целое или части? «Основной вопрос состоит в следующем: определя­ется ли часть осмысленно, своим целым, структурой целого или все происходит механически, слепо, случайно, поэлементно, так что то, что имеет место в целом, строится на основе суммиро­вания того, что происходит на отдельных участках?»[22]. Он вполне определенно дает ответ. «Я уже говорил, что человек есть часть поля, но такая часть, которая характеризуется целостностью, так же как и его реак­ции. Вместо связи: реакция как отдельное возбуждение перифе­рического нерва на одной стороне и отдельное ощущение — на другой — с необходимостью выступает другая связь: выяснение условий поля, условий жизни, уяснение того, что составляет сущность окружения; реакция понимается здесь не в смысле наличия каких-то содержаний и отдельных движений, но преж­де всего как изменение привычек, манеры поведения, воли, стремлений, чувств, и не в смысле суммы всего этого, но взя­тых как целое»[23]. Вертгеймер приводит конкретный пример образования такой целостности. «То, что дано мне в ме­лодии, не строится каким-то образом (с помощью каких-то вспомогательных средств) вторично из суммы отдельных эле­ментов, но то, что имеется в отдельном, возникает в радикаль­ной зависимости от того, что есть целое. Характер тона в ме­лодии зависит от его роли в мелодии, так что тон «Си», будучи связанным с тоном «До», есть что-то совершенно иное, чем «Си» как отдельный звук. К плоти и крови составляющих при­надлежит то, как, в какой роли, в какой функции они выступа­ют в целом»[24].

Работая в рамках «эмпирической психологии», гештальтпсихологи ищут конкретные механизмы, в которых реализовываются априорные формы «чистого сознания». Этим механизмом является стимуляция. Келер пишет: «Если проанализировать те условия, от которых зависят реальные формы, мы обнаружим, что это качественные и пространственные соотношения стимуляции»[25]. Это положение подтверждается конкретным примером. «Сам по себе белый цвет не делает бе­лую линию, начерченную на черном фоне, реальной оптической единицей в поле; если нет фона другого цвета или яркости, мы не увидим линию. Именно отличие стимуляции фона от стиму­ляции внутри линии делает ее самостоятельной фигурой. То же самое касается единиц более высокого порядка: не независи­мые и абсолютные свойства одной линии, затем другой и т. д. объединяют их в одну группу, а то, что они одинаковы, отлич­ны от фона и находятся так близко друг к другу. Все это показывает нам решающую роль отношений, связей, а не частных свойств»[26]. Вертгеймер также связывал стимулы не с индивидуальными вещами, а с целостными структурами. «Когда нам предъявляют некоторое количество стимулов, мы, как правило, не воспринимаем их как "количество" индивидуальных вещей, вот этой и вон той. Вместо этого в восприятии даны более крупные целые, изолированные и связанные друг с другом... Отвечает ли определенным принципам такое распределение и деление?»[27].

Очень интересно проследить связь гештальтпсихологии и естественнонаучной традиции 20 века. Известно о тесных личных контактах гештальтпсихологов и крупнейших представителей физической науки. Этот интерес не случаен, ибо гештальтпсихология ищет свои основания в физической теории. Кёлер говорил, что мозг — это динамическое поле и, подобно самоорганизующимся силовым полям, отражающим физические гештальты, создает гештальты воспринятых объектов. «В каком-то смысле гештальт-психология стала приложением физики поля к важным разделам психологии и физиологии мозга»[28]. Получается, что априорные формы не следует понимать как некоторые мистические метафизические сущности. Они выражаются в реальных физических и физиологических процессах. Вертгеймер писал: «Я хочу отметить, что Кёлеру удалось доказать, что и в неорганиче­ской физике существуют те же закономерности, в соответствии с которыми то, что происходит с частью, определяется внутрен­ней структурой целого, внутренней тенденцией целого, а не на­оборот. Я мог бы только кратко указать, что отсюда удалось сделать выводы в отношении биогенеза, развития живых су­ществ»[29].

В завершении опишем взгляды гештальтпсихологии на процесс научения. «…Гештальт – ярко выраженное целое, система в пределах которой ее элементы находятся во взаимосвязи друг с другом и с единым целым, где каждая часть или подчасть имеет собственное место, роль и функцию, отводимые для нее природой целого. Структура гештальта такова, что изменение в одной его части влечет изменение во всех остальных частях и в едином целом, поскольку части гештальта не изолированы друг от друга. На основе этой теории Вертгеймер разрабатывал концепцию процесса научения. По его мнению, природа происходящих при этом процессов и событий не может быть понята при помощи ассоциативных связей. В основе истинного научения лежит понимание, прозрение, по Вертгеймеру – инсайт. Как объяснял ученый, процесс научения состоит в переходе от состояния, когда что-то представляется совершенно бессмысленным, к ситуации, когда нечто ранее бессмысленное становится ясным и доступным пониманию. Если научение состоялось, то перенос его на другую ситуацию, к которой оно тоже применимо, не составляет никакого труда»[30]. И здесь также можно проследить очевидную связь с феноменологической теорией Гуссерля., которая отводит очень важное место интуиции. «По самому существу своему, поскольку она направляется на последние начала, философия в своей научной работе принуждена двигаться в атмосфере прямой интуиции…»[31]. Гештальтпсихология представляют интуицию как универсальный инструмент психической деятельности, характерный как для человека, так и для высших животных. «…Обезьяны продемонстрировали интуицию, поскольку, подобно тому, как гештальты спонтанно возникают в сознании, неожиданно справлялись с проблемами с помощью простых решений»[32]. Также это наблюдается и у детей.. «Когда мы учим детей, необхо­димо создать благоприятные условия, а ребенок, со своей сто­роны, должен проявить что-то, что мы называем «пониманием» и что иногда возникает внезапно»[33]. Как же происходит инсайт или интуитивный скачок? Ответ оказывается достаточно прост – это переход от незавершенного гештальта к завершенному. «Сами структурные особенности проблемной ситуации S₁, повторяю, создают векторы, определяют их направле­ние, характер, величину, что в свою очередь ведет к про­цессам и операциям, соответствующим требуемым измене­ниям ситуации. Это развитие определяется так называе­мым законом прегнантности, стремлением к хорошему гештальту, и другими законами гештальта»[34]. Закон прегнантности, впервые сформулированный Вертгей­мером при изучении восприятия, гласит, что организация поля име­ет тенденцию быть настолько простой и ясной, насколько позволя­ют данные условия. При переходе от от незавершенного гештальта к завершенному формируется физическое напряжение и деформация. «…Когда мы схватываем проблемную ситуацию, ее структурные особенности и требования созда­ют в поле мышления определенные деформации и напря­жения. В реальном мышлении эти напряжения и деформа­ции порождают векторы в направлении улучшения ситуа­ции и соответственно меняют ее»[35]. Исследование процессов обучения человека и животных дало гештальтпсихологии дополнительные аргументы, подтверждающие их теорию. «Животные в естественных условиях часто научаются удивительно быстро, когда имеют дело с объектами, с которы­ми они уже привыкли иметь дело и свойства которых для них организованны. Если в этих наблюдениях что-то есть, то следует пересмот­реть нашу теорию зрения»[36].

[1] Кюльпе О. Современная психология мышления. – 1914.

[2] Ярошевский «100 великих психологов». - М. 2004. - стр. 237.

[3] Величковский Б.М. «Когнитивная наука. Основы психологии познания». - Том 1. – М. 2006. – стр. 54.

[4] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 147.

[5] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 169

[6] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 171

[7] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 5.

[8] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 172

[9] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 171

[10] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 171

[11] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 162

[12] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 2.

[13] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 3.

[14] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 118

[15] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 119.

[16] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 167

[17] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 2-3.

[18] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 122

[19] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 3.

[20] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 5.

[21] Вертгеймер М. Продуктивное мышление. – М. 1987. – стр. 272

[22] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 154

[23] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 152.

[24] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 150.

[25] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 169

[26] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 167-168

[27] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 121.

[28] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 122

[29] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 154

[30] Ярошевский «100 великих психологов». - М. 2004. - стр. 199.

[31] Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Кн. 1. - М. 1911. – стр. 56.

[32] Лихи Т. История современной психологии. — СПб. 2003. — стр. 122

[33] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 178.

[34] Вертгеймер М. Продуктивное мышление. – М. 1987. – стр. 274

[35] Вертгеймер М. Продуктивное мышление. – М. 1987. – стр. 275

[36] Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса. Под редакцией П. Я. Гальперина, А. И. Ждан. – М. 1992. – стр. 177