одна, прошло целых три недели полной изоляции, когда я, на-
конец, ощутила свое совершеннейшее одиночество. Я всегда
думала, что одинока, потому что сама выбрала уединение, и если
бы я захотела, то перестала бы быть одинокой. Только теперь
мне стало ясно, что я была одинока всю жизнь, и все эти годы я
хотела одного, принадлежать чему-то (семье) или, точнее, кому-
то (моим родителям). Я поняла, что когда я раньше оставалась
одна, то всегда чувствовала, что кто-то пристально наблюдает
за всеми моими действиями и вторгается в мои мысли. Теперь
я уверена, что это смутное чувство чьего-то присутствия было
символом надежды, что я небезразлична моим родителям. Те-
перь же я чувствую и, мало того, знаю, что я совершенно и аб-
солютно одинока.
Когда самые высокие и крепкие стены моей защиты были
разобраны, мой ум буквально затопили воспоминания прошло-
го. Все они сильно печалили меня — грустны были даже самые
счастливые воспоминания, из-за того, что их было так мало, Я
начала переживать сцены моего прошлого. Я переживала их,
буквально перемещаясь в то время и снова чувствуя все, что про-
исходило со мной в то время; и это, при том, что защиты
уже не было, позволило мне полностью и свободно проявить и
выразить обуревавшие меня чувства.
Почти все первичные сцены, которые я пережила в первые
месяцы лечения, были связаны с ощущением холода. Стоило
мне лечь на спину, как меня начинало трясти, зубы стучали,
кисти и стопы синели. Я переживала первичные состояния дли-
тельностью до двух часов и все это время мое тело сотрясал не-
удержимый озноб. Сначала я думала, что мне холодно по ка-
кой-то внешней причине: из-за погоды, из-за неприятных лю-
дей или от противных ощущений, которые могли заставить
меня чувствовать холод. Потом я поняла, что холод (невроз)
находится внутри — не на поверхности кожи, а внутри моего
тела. Надо было удалить толстые слои льда, покрывавшие боль,
причиненную не любившими меня родителями, и только пос-
ле этого я смогла заново пережить болезненное чувство, кото-
рое прикрывали эти пласты льда.
Когда дрожь постепенно стала проходить, я стала совершен-
но беззащитной. Часто, видя своих родителей, я начинала пла-