В одиннадцать утра я, как штык, у Г-103 – точнее, в своем излюбленном закутке за поворотом. Но проходит сначала пятнадцать минут, потом полчаса – никого. На звонки и эсэмэски не отвечает ни одна староста. К счастью, я знаю, что у первой группы из потока ноль-семь тремя этажами выше сейчас должен проходить зачет, и, выматерив про себя проявивших безалаберность помощниц, начинаю подниматься к Г-400. Навстречу мне попадаются знакомые студенты – как раз те, что меня сейчас больше всего интересуют. Некоторые из них говорят «здрассьте», но в большинстве своем огибают меня кругами, не поздоровавшись. В чем, черт возьми, дело? Довольно быстро в поле зрения возникает Гульнара Габдулхакова. Я к ней питаю самые теплые чувства, поскольку она – одна из самых добросовестных старост, что мне когда-либо встречались. Однако и Гульнара бежит мимо, и такое впечатление, что совсем не собирается останавливаться – словно у нас и не было никаких договоренностей, и не должно было быть рандеву еще тридцать с лишним минут назад.
|
|
– Здрасте! – говорит мне она скороговоркой вместо обычного «Здравствуйте!» и продолжает чесать в направлении расположенного посреди коридора буфета.
– Здрасте, – в тон ей отвечаю я. – Гульнара, скажите мне, пожалуйста: вы почему не пришли в назначенное время?
– Все сами будут сдавать! – выпаливает она.
Шок. Ступор. Транс. Нокдаун.
– Что – совсем все? – задаю я от неожиданности весьма по-дурацки звучащий вопрос.
– Все абсолютно. Если кто-то захочет договориться, сам к вам подойдет – я этим заниматься не буду. Извините, я сейчас очень тороплюсь на другой зачет. До свидания.
– До свидания… – только и могу вымолвить я.
Произошло что-то не просто неординарное, а совсем из ряда вон выходящее. Но что? И спросить ведь не у кого! Все только виляют и убегают.
Я медленно спускаюсь на первый этаж и, шаркая, как паломник в бреду, направляюсь к сто третьей аудитории. Может быть, имеет смысл постоять на этом месте – когда-то весьма успешном для меня? Помолчать, помедитировать, наконец, и что-то само собой прояснится?
Всё еще пребывая в прострации, начинаю входить в узкое жерло коридора. И в этот момент меня сзади окликает знакомый голос:
– Игорь Владиславович, можно с вами поговорить?
Я оборачиваюсь: ну, так и есть – Ира Донскова. Плотненькая хохотушка с вечно лукавым выражением лица, она выполняет функции старосты группы, когда их блатная Нателла, досрочно закрыв очередную сессию благодаря бабушке, сваливает в Москву. Я уже работал с Ирой и в прошлом, и в позапрошлом семестре. Недостающие до полного комплекта финансовые средства от своей группы она доносила весьма успешно – ни за кем из ее одногрупников-балбесов мне самому бегать не пришлось, и общаться один на один на допсессии – тоже.
|
|
– Можно, Ира!
– Здравствуйте! – улыбается она.
– Здравствуйте! Вы по поводу экзамена, конечно?
– Да. После того, что случилось, мне Нателла сказала – если хочешь, занимайся. Ей, типа, проблемы не нужны.
– А что именно случилось?
– А вы не в курсе, да? – Донскова складывает губы в ироничный бантик.
– В курсе, но только в самых общих чертах, – вру на ходу я. – Мне бы хотелось узнать детально.
– Во вторник к нам на зачет пришел завкафедрой или еще кто-то из начальства, вызвал всех старост и сказал, что если кто-то будет собирать деньги, то его отчислят. После этого Нателла и сказала мне: «Ты можешь, если хочешь, взяться за это». Но она сама связываться не будет.
– Вам это сказал завкафедрой? – как громом пораженный, говорю я.
– Кажется, да.
Я стою, не зная, как мне реагировать. Ну, и скотина Бочков! Как бабки, так ему подавай в первых рядах, а как делать что-то, так он, значит, играет в строгого и принципиального профессора!
– А что мы делать сейчас будем, Игорь Владиславович? Желающие-то есть! – вновь с улыбкой говорит Донскова.
– Кроме вас, Ира, это сколько человек?
– Еще двое на пятерку и четверо на четверку.
– Они раньше уже сдавали? – на всякий случай спрашиваю я.
– Да. Но сегодня Нателла уже всё отдала обратно.
– Угу, ясно…
…Мной по-прежнему владеет мандраж, но приходится срочно брать себя в руки.
– Так, Ирина! Я сначала должен до конца все выяснить, и только потом я смогу вам ответить – да или нет.
– У меня сейчас новый номер, – предупреждает она. – Давайте, я вам дозвон сделаю, и вы сохраните его.
– Ладно.
Секунд через десять номер Донсковой определяется.
– Хорошо, Ира. Я сброшу вам информацию не раньше, чем завтра после обеда, потому что только в час будет заседание кафедры.
– Ладно, договорились. Я на вас надеюсь – мне ведь, сами знаете, нужна пятерка – у меня все пятерки в зачетке.
– Я понимаю. Значит, до завтра. Всего хорошего.
– До завтра! До свидания.
…Проходит минута. Я стою ошеломленный, не зная, куда податься. В ногах чувствуется такая слабость, что очень хочется куда-то присесть. Единственная скамейка находится метрах в пяти от меня, однако сейчас мне кажется, что и это – далеко. Я всё же поворачиваюсь в искомом направлении, но тут же сзади раздается еще один знакомый голос:
– Игорь Владиславович! Можно вас на минуту!
Конечно: это обаятельная девчушка из группы Донсковой; светлая шатенка, как и сама Ирина. Я не вел у них практику и до сих пор не знаю, как ее зовут, но она всегда мило улыбалась мне при встречах, а в прошлом году на лекциях сидела в первых рядах. Хорошистка или отличница из числа тех, кто мне искренне симпатизирует. Она быстро подбегает, но не в одиночку – видно, как вслед за ней устремляются еще три юных леди. Ближайшую из них я хорошо помню, ибо внешность у нее примечательная – черты лица, напоминающие о барышнях эпохи института благородных девиц в Смольном. Канун октябрьской революции – дочка какого-нибудь дворянина или почтенного чиновника на фотографиях той поры, в изобилии представленных в музеях. Да и рост очень приличный, выше моего собственного.
– Здравствуйте, Игорь Владиславович! – выкрикивают они мне почти хором. – Мы не знаем, что нам сейчас делать.
– Вам нужны только хорошие оценки, верно? – сразу перехожу к сути я.
– Да! – начинает говорить одна за всех та милашка, которая позвала меня первой. – Но мы же не ходили, мы ничего не знаем, а нам сказали, что не вы у нас принимать будете, а заведующий кафедрой и еще кто-то. Мы вообще не готовы, и поэтому хотели бы поговорить. Может, как-нибудь получится?
– Может, и получится, девочки, но сейчас ничего определенного я вам сказать не могу. Завтра будет заседание – там и расставим точки над «и». Тогда я смогу дать вам ответ.
|
|
– Пожалуйста, Игорь Владиславович, нам очень нужно, – вновь в унисон тараторят они.
– Так, давайте выделим из вас как бы старшего ответственного. Пускай это будете вы, – говорю я своей «старой знакомой», взявшей инициативу переговоров на себя. – Как вас зовут?
– Неля Минниахметова!
– Мне нужен ваш номер телефона, Неля. Сделайте мне дозвон, пожалуйста.
– Сейчас…. – она торопливо вытаскивает из сумки «Нокиа-Е65». – Диктуйте.
– Восемь-девятьсот восемнадцать-шестьсот одиннадцать-пятнадцать-восемьдесят восемь.
– Пятнадцать-восемьдесят восемь – эхом повторят она за мной и жмет на клавишу вызова. Секунды через три-четыре мой мобильник произносит «Хэлло, Мото!»
– Хорошо, Неля. Теперь вы, девочки, – говорю я остальным. – Называйте свои фамилии и оценки, на которые претендуете. Сейчас только достану кое-что…
– Я рывком вытаскиваю из сумки рабочий журнал, прислоняюсь к подоконнику и снимаю прикрепленную к журналу ручку.
– Салимуллина. Пять, – диктует мне первая.
«…Не страшная, но ничего особенного. Совсем даже ничего. Не тот случай…»
– …Так! Отметил!
– Ягзарова! Мы все на «пять», – говорит вторая.
«Оценка внешних данных – аналогичная. Не то…».
– Назипова, – проговаривает третья – та самая рослая и эффектная барышня «из дворян или разночинцев».
«Вот это уже подходящая кандидатура, но лицо слишком серьезное. Не согласится скорее всего».
– Хорошо, девочки. Завтра во второй половине дня я напишу ответ Неле, а она передаст его вам, окей?
– Да, ладно – спасибо, Игорь Владиславович, – говорит мне каждая из них.
– Пока не за что. Пока не за что.
– До свидания! – выпаливают они вновь почти одновременно. Неля Минниахметова при этом улыбается и, что приятно, улыбается как-то особенно тепло, по-домашнему. Она со своим довольно хрупким телом, округлым личиком и прической карэ кажется похожей на какого-то симпатичного птенчика. Уже довольно взрослого птенца, который не вчера вылупился, но еще не утратил веру в окружающих его птиц, чтобы озлобиться и стать циничным двуногим с крыльями, которые используются им не из любви к полету, а исключительно ради жучка на дереве.
|
|
Через пять минут я выхожу из здания, впервые не очень представляя, что мне делать дальше. Дождаться того, что завтра Бочков скажет на заседании и, главное, что он скажет после него – это само собой. Но если он брякнет – «Тебя увольняют!», что тогда?
«Надо съездить во ВКИБ и ВКИМ, – думаю я. – Всё-таки столпы нашего частного образования. Может, подработка в каком-нибудь районе отыщется на день-два. Платят, конечно, немного, но в остальных местах – и того меньше. Заодно узнать, как у них там со штатами. А завтра пройтись по кафедрам своего родного нефте-хима и прочих уважаемых государственных структур. Узнать хотя бы, когда заведующие страждущих ходоков принимают. Пора брать дополнительные пол-ставки».