Торговые связи восточных славян с другими народами

Та часть территории Восточной Европы, которая стала ареной деятельности славянских племен, т. е. Поднепровье, Поильмеиье и Окско-Волжскнй бассейн, издавна служила местом оживленного торгового обмена. Археологические данные говорят об очень поч­тенной древности этой торговли. Поднепровье связывалось с Кав­казом уже в V—IV веках до и. э. Приблизительно в то же время установилась связь Подиепровья с греческими причерноморскими колониями. В I—III веках н. э. мы видим здесь римлян. Клады римских монет растекаются по водоемам рек Кубани, Дона, Днепра и Вислы. Позднее (III—VI века н. э.) мы можем наблю­дать торговые отношения с готами. С VIII века завязываются особенно энергичные сношения с арабами, точнее с теми народами Востока, которые вошли в состав Арабского халифата. Этот «араб­ский» период торговли продолжается приблизительно до X века. В IX веке параллельно с «арабской» торговлей заметно ожив­ляется торговля Руси с Византией — сначала с Корсунем, потом непосредственно с Константинополем. Одновременно завязы­ваются отношения и с Западной Европой. Торговля с народами Востока шла главным образом по Волге и ее притокам. С вер­ховьев Волги восточные купцы шли дальше к Балтийскому морю. Самым западным пунктом восточной торговли был остров Гот­ланд на Балтийском море. На этом острове и на шведском берегу найдено 24 ООО арабских цельных монет и 14 ООО обломков, а византийских — около 200. Огромная масса их относится к X веку, часть — к IX и XI векам. Здесь же находят и монеты западных стран, что говорит о постоянных встречах на этом острове западноевропейских, византийских и восточных купцов. Несомненно здесь торговали и русские купцы.

Самым северным пунктом этой обширной торговли являются берега Балтийского моря, самым южным, как мы уже отмеча­ли, — византийские владения и Хазарское царство. Последнее представляло собой паразитарное государство, расположенное между низовьями Волги и Дона и странами Кавказа^[496].

Ведя грабительское полукочевое хозяйство, население этого государства втягивалось и в торговлю, которую вели купцы с Кав­каза, из Средней Азии, Ирана, с одной стороны, и Киевской Руси, Новгородского края — с другой. Эти купцы производили тор­говлю мехами, воском, кожами, идущими из районов Камы в более северных мест, в обмен на ткани и оружие из областей Кавказа и стран Азии. Торговля шла главным образом речным путем, по Волге. На территории государства хазар находились города Семендер и позднее — Итнль, развалины которого надо искать где-то около современной Астрахани. На Дону стояла хазарская крепость Саркел.

С X века особенно энергично стали проникать сюда славяне из Древнерусского государства в связи с победоносными похо­дами на хазар киевского князя Святослава. К XI веку Саркел стал, во всяком случае, городом преимущественно со славянским населением.

На Средней Волге н отчасти в Прикамье находилось государ­ство Булгар, основную массу населения которого составляли тюрки. Под их власть попали окрестные финские и славянские племена. Это государство, владевшее волжским путем, находи­лось в постоянных торговых сношениях с хазарами, арабами, варягами, славянами и финнами.

Совершенно естественно, что оживленное торговое движение на всей территории, занятой славянами, движение по главнейшим рекам восточноевропейской равнины, не могло не оказать своего влияния на славян. Славянский крестьянин, питавшийся от плодов земных, добываемых его собственными руками, не имев­ший ни излишков'для продажи, ни денег для покупки, мало был заинтересован в этой торговле, в заграничных предметах рос­коши. В другом положении находились представители класса господствующего. Князья, бояре и купцы очень дорожили возможностью активно участвовать в торговле: князья, таким образом, сбывали дань, вносимую им подвластным населением, бояре продавали военную добычу и оброки, взимаемые с зависи­мого от них населения, купцы торговали продуктами и товарами, попадавшими к ннм в руки разными путями.

С IX века особенно выгодным и важным для славян путем стал путь из Балтийского в Черное море. Летописец считает необходимым подробно описать его и показать его значение. Путь этот очень длинен. Из моря Балтийского он идет по Неве в великое озеро Нево (оно стало позднее называться Ладожским от г. Ладоги на Волхове) н отсюда по Волхову, озеру Ильмень и впадающей в это озеро реке Ловати, которая отделяется неболь­шим пространством суши от верховьев Днепра, впадающего, как известно, в море Русское (Черное). Балтийским морем можно было также ехать до Рима, а от Рнма — другим морем к Царь- граду и оттуда уже Черным морем до Днепра.

Значение того места, откуда вытекает Днепр, прекрасно оце­нено летописцем, превосходно знавшим экономическую геогра­фию своей страны. Здесь в «Оковском» лесу берут начало наиболее мощные и важные для экономики всей страны реки: Днепр от­сюда течет на юг, Западная Двина — на запад, к Балтийскому морю, а Волга — на восток, где впадает 70 «жерелами» в море Хвалисское (Каспийское). Этими путями, — говорит летописец,— можно итти во все страны к разным народам. По этим путям возникли главнейшие русские города. Разнообразные торговые связи этих городов имели большое значение в истории их эконо­мического и политического роста. Не случайно эти города очень рано, до появления в Европе варягов, стали центрами, объединившими либо группы славянских племен, либо их части. Наиболее мощные центры расположены былн на двух концах этого великого водного пути: Новгород—на севере, Киев — на юге.-

6. ПЕРВЫЕ СВЕДЕНИЯ О КИЕВЕ И НАЧАЛЕ ДРЕВНЕРУССКИЕ ГОСУДАРСТВА

Древнерусское государство, стало быть, образовалось не на пустом месте. Образование Древнерусского государства есть политический факт сравнительно позднего времени. Это одно из последних звеньев в цепи политических событий в восточной и особенно юго-восточной Европе VI—IX веков.

В центре этого государства стал город Киев.

Но прежде чем наша страна и народы, издавна ее населявшие, начали объединяться под властью Киева, в разных частях этой огромной страны уже намечались политические объединения со своими особыми центрами. Первый факт этого порядка сообщается у Иордана. В 375 г, вождь остготов Винитар, «желая показать свое удальство, вторгся с оружием в руках в пределы антов» и был ими разбит. Впоследствии Винитару удалось победить антов, взять в плен их князя (regem) Божа, которого он распял на кресте вместе с его сыновьями и 70 старейшинами. Это сообщение гово­рит нам о появлении уже в IV веке у антов сильных военных вож­дей, распространявших свою власть если не на всех антов, то по крайней мере иа весьма значительную их часть.

Мы должны сознаться, что точных сведений о дальнейшей по­литической жизни восточного славянства у нас очень мало. Од­нако перед нами возникает совершенно неизбежный вопрос — что происходило у восточных славян, которых византийские писатели и Иордан считают среди славян самыми многочисленными, могу­щественными и храбрыми в то время, когда у чехов и болгар уже обнаруживались явные признаки государственной организации.

Дальнейшие события древней жизни восточных славян ча­стично перед нами раскрывают та же «Повесть временных лет» и некоторые свидетельства арабов.

«Повесть временных лет» рассказывает о том, что славяне жилн на Дунае и «придоша от скуфь, рекше от козар, рекомии болгаре и седоша по.Дунаеви, населници словеиом быша», т. е. болгары-тюрки пришли сюда тогда, когда славяне здесь уже утвердились окончательно. «Посемь придоша угрн белии» и они тоже «иаследиш? землю словеньску». Оии «погнаша.волохи», которые «преже прияша землю словеньску. Си бо угри почаша быти ир- Ираклии цари... В си же времяна быша и обри, иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же обри воеваху иа словенех, и примучиша дулебы, сущая словены... н бог потреби я, и помроша вси, и не остася ни един обрии...»^[497]Это известие «Повести» перекликается с арабским известием Масуди. Весьма добросовестный и компетентный арабский исто- рик-географ в своих «Золотых Лугах» рассказывает о том, что одно из славянских племен некогда господствовало над другими славянами. У этого племени был верховный царь Маджак, кото­рому повиновались все прочие цари. Потом это политическое образование распалось вследствие внутренних раздоров, и каждое племя выбрало себе отдельного царя. Господствовавшее некогда славянское племя Масуди называет волынянами ^[498]. А из «Повести временных лет» видно, что волыняне — это и есть дулебы. Клю­чевский давно уже установил внутреннюю связь этих известий. «Можно догадываться, — пишет он, — почему киевское предание запомнило одних дулебов из времен аварского нашествия. Тогда дулебы господствовали иад всеми восточными славянами и по­крывали их своим именем, как впоследствии все восточные сла­вяне стали зваться русыо — по имени главной области в русской земле, ибо Русью первоначально называлась только Киевская область. Во время аварского нашествия еще не было пи полян, ни самого Киева, и масса восточного славянства сосредоточивалась западнее, на склонах н предгорьях Карпат... Итак, мы застаем V восточных славян на Карпатах в VI в. большой военный союз под предводительством киязя дулебов. Продолжительная борьба с Византией завязала этот союз, сомкнула восточное славянство в нечто целое. На Руси во времена Игоря (когда и писал Масуди.— Б. Г.) еще хорошо помнили об этой первой попытке восточных славян сплотиться, соединить свои силы для общего дела, так что арабский географ того времени успел записать довольно пол­ное известие об этом. Сто лет спустя, во времена Ярослава I, русский повествователь отметил только поэтический обрывок этого исторического воспоминания. Этот военный союз и есть факт, который можно поставить в самом начале нашей истории: она... началась в VI веке на самом краю, в юго-западном углу нашей равнины, на северо-восточных склонах и предгорьях Карпат»^[499].

Ключевскому можно кое в чем и возразить: это не «самое на­чало нашей истории». Русыо называлась не только Киевская область, — поляне, более чем вероятно, в VI веке уже существо­вали, но основная мысль Ключевского верна. Об этом говорит прежде всего многочисленность дулебов. Топонимика указывает нам на громадную площадь, занимаемую дулебами. Возражение Ф. Вестберга и A. F.. Преснякова, что якобы известие летописи и Масуди о дулебах относится к Чехии, так как там была неболь­шая территория, населенная дулебами, во-первых, противоречит топонимическим данным: главная масса названий с корнем «дулеб» падает на Прикарпатье; во-вторых, на что обратил свое внимание и А. А. Шахматов, русская летопись в перечне восточ­нославянских племен знает русское племя дулебов, и тут же она ссылается на пословицу, бытовавшую именно на Руси («... и есть притча в Руси и до сего дие>). Лелевель также решительно настаи­вал на русских дулебах, отмечая ряд общих географических названий в местности на восток от Молдавы, на юг от Сазавы в Чехии и в бассейнах Днестра и Припяти, на Волыни и в восточ­ной Галиции. Нидерле тоже указывает иа широкое распростра­нение дулебов в нижней Паннонин, в Хорутанин

А. А. Шахматов в своих наблюдениях над судьбами русского народа приходит к важному выводу: «Трудно сомневаться в том, что жизнь его сосредоточивалась вокруг какого-нибудь племен­ного центра, ставшего основанием и для политической органи­зации... Всего вероятнее, что таким центром была Волынь, Волынская область»^а.

Итак, анты, подобно тому как и южные и западные славяне, уже в VI—VII веках создали свою политическую организацию, вполне своевременную при тех условиях, о которых мы уже гово­рили выше. Следующее известие падает на более позднее время. Оно принадлежит арабскому географу Джайхаии, писавшему в начале X века, но пользовавшемуся более ранними источни­ками. Он сообщает, что в восточноевропейской равнине существо­вали три славянских союза, у каждого из коих был свой царь. Один нз этих союзов — Куявия с городом Куява. Союз этот вел торговлю с соседними народами и допускал на свою территорию иноземных купцов; другой — Славия, а третий — Артания, лежавшая поблизости к «Хозару»; эта последняя — воинствен­ная страна, не допускавшая к себе иноземцев, сумевшая нало­жить дань на пограничные области Рума (Византии).

Не трудно догадаться, что тут имеются в виду Киевская земля, Новгородская земля и, повидимому, Причерноморская и Приазовская Русь, может быть с городом 'Рам(а во главе в дальнейшем переставшая существовать как самостоятельная и политическая единица, а потому и не фигурирующая в качестве таковой в последующих известиях. Киевская п Новгородская земли продолжали жить самостоятельной жнзныо до их объеди­нения под главенством Киева во второй половине IX века. Если припомнить наши наблюдения над хозяйственной и общественной жизнью восточного славянства, то это предположительное по­строение политической истории «докиевского периода» восточ­ного славянства не должно казаться нам невероятным.

Как бы мы ни относились к отдельным фактам из жизни во­сточного славянства VI—VIII веков, не подлежит сомнению наличие у них в «предкиевский период» их истории уже не родо­вого, а классового общества с соответствующими политическими организациями в виде отдельных, пока еще непрочных государств, которые однако помогли дальнейшему формированию феодаль­ного строя.

Наш летописец не знал арабских источников и поэтому не пользовался ими. Когда он заинтересовался вопросом о начале своего родного города, игравшего тогда очень заметную роль в политической жизни европейских и азиатских государств, ему пришлось пользоваться лишь кое-какими устными преда­ниями, ходившими в его время в различных вариантах. Преда­ния эти вели его к лицу, основавшему этот город.

Несмотря иа очевидную легендарность Кия, мы все-таки и сей­час не можем обойти его молчанием, если хотим правильно по­ставить перед собой задачу изучения политической истории Киева с древнейших времен. Более чем вероятно, что никто этого героя никогда и не видал, но он стал совершенно необходимым, когда понадобилось дать отЕет на вопрос, кто же первый начал в Киеве княжить.

Предание о Кие, конечно, легенда, но она возникла для того, чтобы объяснить происхождение несомненного существования Полянских князей до образования Древнерусского государства с центром в Киеве, подобно тому как понадобились Ромул и Рем для объяснения несомненно существовавшего дореспубликан- ского Рима и римских царей, как понадобились Попель и Пяст для объяснения происхождения совершенно реальных польских князей и т. д. Местные князья долго продолжали сидеть на своих местах у тех славянских племен, которым удалось сохранить свою независимость от покушений крепнувших соседних кня­жеств. Но все они погибли после подчинения их более сильным соседям.

Летописец рассказывает нам о двух братьях Радиме и Вятке, которые, по его сведениям, были «в лясех», т. е. у поляков, и потом пришли в нашу землю. Радим сел на Соже, а Вятко на Оке. Это несомненная параллель к Кию, Щеку и Хориву, говорящая^ нам как о характере исторического мышления летописца, так" и об упорной традиции, о древних связях поляков и руси, тра­диции, жившей еще в то время в народных преданиях. Но мы имеем н менее легендарные персонажи: Иордан называет киязя актов Божа, иам известен князь волынян Маджак; у древлян мы тоже знаем князей, один из них известен нам даже по имени. Это всем хорошо известный Мал, так неудачно сватавшийся- за

Ольгу (X век). В конце XI века мы видим у вятичей Ходоту и его сына. В житии Стефана Сурожского называется новгород­ский князь Бравлин (начало IX века). Не называя имен, лето­писец, однако, утверждает установление такой же местной по происхождению княжеской власти у древлян, дреговичей, нов­городских славян и полочан.

Вернемся, однако, к полянам. «Быша 3 братья, — расска­зывает летописец, — единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где же иыне увоз Боричев, а Щек седяще иа горе, где же ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, от него же прозвася Хоревица. И створиша град во имя брата своего старейшаго, и иарекоша имя ему Киев... И по сих братьи держати почаша род их княженье в полях...»^[500]

Это был вариант предания, летописца, однако, не удовлетво­ривший. Он сообщает и другой, ему известный, но им совершенно определенно отвергаемый: «Ини же, не сведуще, рекоша, яко Кий есть перевозник был, у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя ■стороны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев». Летопнсец, тут же и критикует этот вариант: если бы это было так, то Кий не мог бы ходить в Царьград, но «се Кий княжаше в роде своем, и приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко ве- лику честь приял есть от царя». В Радзивилловском списке летописи еще яснее обнаруживается затруднительное положение летописца («... ко царю, не свемы, но токмо о сем вемы, якоже сказуют»).

Итак, летописец совершенно не склонен считать эти факты достоверными и отнюдь не настаивает, чтобы читатель его труда принимал их на веру. И тем не менее, мне кажется, эти предания заслуживают внимательного к себе отношения. Они говорят нам о том, что русский народ начало своей истории связывал в то время не с варягами, а с фактами своей местной истории, проте­кавшей задолго до варягов и совсем независимо от них. Предание подводит нас к объяснению и другого важного для нас факта, — быстрого растворения в славянской среде появлявшихся здесь с севера варягов.

Если же говорить о старых связях Киевской земли с соседями не-славянами, то надо иметь в виду не варягов, а болгар, хазар, Крым, Кавказ, Византию, т. е. страны южные и юго-восточные, а не северные. С севером и варягами здесь устанавливаются связи позднее.

Совсем другую традицию мы имеем на севере, в «Славин» Масуди. Новгородский летописец повествует о своей истории по-иному, «... Новгородстии людие, рекомии словени, и кривици н меря: словене свою волость имели, а кривици свою, а мере свою;

каждо своим родом владяше, а чюдь своим родом; и дань даяху варягом от мужа по белей веверици; а иже бяху у них, то ти насилье деяху словеиам, кривичем и мерям и чюдн. И всташа сло- вене и кривици и меря..и чудь на варягы, и изгнаша я за море; и начата владеги сами собе и городы ставити. И всташа сами на ся воевать, и бысть меж ими рать велика и усобица, и всташа град на град, и не беше в иих правды»^[501].

Относительно варягов мы можем сказать только, что это, несомненно, скандинавы, очень хорошо известные в это время всей Европе, что их непосредственное соседство с Новгородской землей обусловливало и связи этих народов между собою.

Эти связи прекрасно известны по западноевропейским источ­никам. Скандинавы и датчане очень рано стали ездить сухим путем в страну «Великих озер» (Ладожское, Онежское, Ильмень), огибая Ботнический залив. Франкские летописи упоминают крупного военноморского вождя Рэрнка Датского, известного своими набегами иа западноевропейские страны, успевшего утвердиться иа Скандинавском полуострове в городе Бирке на оз. Мелар. Но отождествлять этого Рэрика с летописным Рю­риком нет достаточных оснований ^[502].

Русь, которую летописец иногда неправильно (в летописи этот вопрос чрезвычайно запутан) отождествляет с варягами, до сих пор является предметом исканий историков.

О каком-то «русском» центре, как мы уже видели, говорит араб Джайхани. Его цитируют более поздние арабские писатели, у одного из которых, Иби-Русте, мы имеем очень интересное указание: «Что касается до Русии, то находится она на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они (русь), занимает пространство трех дней пути; покрыт он лесами и боло­тами; нездоров он и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по причине обилия в ней воды. Оки имеют царя, который зовется. хакан-Рус. (Другой арабский писатель, Хордадбе, говорит о том, что «царь славян называется киязь». — Б. Г.) ^[503] Они производят набеги на славян, подъезжают к ним иа кораблях, высаживаются, забирают их (славян) в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там»*. Этот древнейший арабский источник, Знающий русь, отличает русь от славян, ио под русью он как будто разумеет Киевщнну, под славянами — славян новгородских^[504].

Не совсем ясно, где искать этот «русский» остров. Один при­урочивают его к Новгороду, который скандинавы называли Holmgard, т. е. островной город, другие — к Старой Руссе, третьи переносят его в междуречье Волги и Оки илн на Каспий­ское море. И этим далеко ие исчерпывается разнообразие мнений по этому предмету. Дать сейчас точное определение места нет возможности.

Не разрешает этой загадки и Томсен^[505], указывающий на часть Швеции против Финского залива — Упланд, к северу от озера Мелар, где прибрежная полоса называлась «Рослаген».

Это созвучие не решает проблемы славянской руси, давшей наименование русскому народу в трех его разветвлениях.

Нам необходимо направить свои поиски в другую часть Во­сточной Европы.

Нам известен южиый народ, под именем'PSc. Этот народ назы­вает н Лев Днакон. Сюда же надо отнести известных тоже на юге роксолан, возможно росалан. О том же говорит и очень интерес­ное, сообщенное проф. А. П. Дьяконовым известие так называе­мого псевдо-Захарии, писавшего в 555 г. Ему был известен южный народ рус (рос), живший на северо-западе от Нижнего Дона, т. е. приблизительно в Приднепровье (ср. р. Рось): «Народ, им (амазонкам. — Б. Г.) соседний, суть рос — люди, наделенные членами тела больших размеров». Кони не могут носить их вслед­ствие их тяжести ^[506]. Едва ли это не намек на тяжелое вооружение этого народа и предпочтение пешего строя конному.

Не случайно и Волга называлась Рось, и в устье Дона стоял город 'Ршо!а^[507]. Мы знаем целый ряд южных рек, связанных по названию с этим именем «рос»: Оскол-Рось, Рось —• приток и Днепра и Нарева, Роска на Волыни и много других.

Корень «рос» и «рус» в топонимике Прикарпатья и Закар­патья, на что часто обращали и обращают внимание ученые русские и нерусские, говорит несомненно о Руси южиой. Спор идет лишь о том, с какого времени появился этот корень в топо­нимике Прикарпатской и Закарпатской территорий.

Хвольсои полагает, что «имя Русь не было дано нынешней России варягами, но было туземным у иас именем и употребля­лось уже очень рано в обширнейшем смысле». Можно, однако, нисколько не сомневаться, что IX век застает уже название народа «русь» на юге и юго-востоке нашей страны существующим без всякого участия варягов. Мы уже видели, что этот термин вошел в употребление задолго до IX века.

Очевидно, эту южную 'Ршс имел в виду и константинопольский патриарх Фотий как в своих проповедях 860 г., так и в своем «Окружном послании» 866 г., когда говорил о нашествии этого народа на ВизантиюОн называет этот народ то 'PSk, то ски­фами. 'Рак илн скифы рисуются Фотием большим, всем известным народом, за последнее время усилившимся благодаря завоеванию соседних народов.

Существует в нашей литературе и мнение о том, что «русь» и 'Ра? — термины разного происхождения: русь — северного, 'Рш;—южного, что оба эти термина волею исторических судеб встретились и продолжают мирно жить вместе в словах «Россия» и «русский». Такого мнения держался В. А. Брнм². Самым уязви­мым местом в этой теории является то, что «русь» и'Рш?— фило­логически термины тождественные. Гипотеза В. А. Брима, сле­довательно, должна отпасть.

Тот же автор указывает на мнение, существовавшее и раньше, что русыо звали в древности не какое-либо варяжское племя, а варяжские дружины вообще. Константин Багрянородный, рас­сказывая, как русские князья ездили в полюдье, говорит, что князья отправляются тлчтея tSv'Ps;? (со всею Русью, т. е. со всею дружиною). Этой терминологией, повидимому, пользо­вался и летописец, говоря о Рюрике и его братьях: «И избрашася 3 братья с роды своими и пояша по себе всю русь» (было бы не­лепо думать, что легендарный Рюрик забрал с собою весь народ!). В. А. Брим старается показать, что слово «русь» происходит из скандинавского корня «dr6t», что значит «дружииа», или, вернее, от слова «dr6tsmenn» — «дружинники». Этот термин, прежде чем попасть в славянскую среду, предварительно прошел через финскую, где неизбежно и закономерно потерял первую согласную и последний слог, отчего и получилось rotsi по ана­логии с riksi из riksdaler. А уже из rotsi у славян получилось на законном филологическом основании — «русь».

Однако совсем не нужны эти излишне тонкие, но неверные филологические построения, когда мы имеем термин русь на юге во всей откровенной форме, ие требующей никаких филологиче­ских комментариев.

В 1940 г. С. В. Юшков напечатал свою статью «К вопросу о происхождении Русского государства» \ где он путем остроум­ных догадок пытается истолковать по-новому основные источ­ники, на которые в свою пользу ссылаются норманисты. К сожа­лению, автор не все аргументы норманистов подверг своему раз- Лору. Основной вывод, к какому он пришел: русь — не варяги, а славяне. «И византийские, и арабские источники, — пишет он, — говорят о руси, как о народе, жившем или неподалеку от Черного моря, или же даже на побережье Черного моря. Масуди... называет руссов «великим народом»..., «памятники говорят о руси, как о многочисленном народе»..., Ибн-Хордадбе говорит, что рус­ские «суть племя из славян»^а и т. д. Мне думается, что ссылки эти действительно подтверждают мысль автора, что русь есть народ. Но дальше С. В. Юшков хочет показать, что это этниче­ское название более позднее, что в VIII—IX веках у восточных славян была «особая социальная группа», носившая это имя и потом передавшая его народу. Эту социальную группу ои назы­вает купцами, причем, по его мнению, этн купцы «являлись орга­низаторами первых государств, возникших на территории восточ­ного славянства» ³. Далее к купцам автор присоединяет и профес­сиональных воинов, и ремесленников, и родо-племенную зиать и поселяет их в городах. В заключение он пишет: «С течением вре­мени эти социальные группы, говорившие на особом, более раз­витом, нежели наречия славянских племен, языке, имевшие волее высокую культуру, развивавшуюся под значительным араб­ским и византийским влиянием, настолько резко стали отличаться от массы общинников, которая их окружала н которая платила.им дань и находилась под их властью, что возникла необходи­мость в особом названий этих групп. Так возникло название.русь» ⁴.

Поскольку мы имеем основание считать этнический термин «русь» более ранним, чем наименование тем же термином «со­циальной группы», отмечаемой нашими источниками, признать правильной точку зрения С. В. Юшкова мне не представляется возможным.

В 1947 г. появилась статья М. Н. Тихомирова «Происхожде­ние названий «Русь» и «Русская земля»», где автор убедительно.доказывает, что: 1) термин «Русь» имеет значение этническое и территориальное и 2) из области полян он распространился иа все Древнерусское государство, поскольку именно Полянский город Киев стал столицей этого государства. «Осевшие в нем (Киеве. — Б. Г.) варяги и словенн (новгородцы. — Б. Г.) про­зываются Русью потому, что они стали жить в Киеве». Так М. Н. Тихомиров, на мой взгляд, правильно толкует текст «По­вести временных лет»: «н седе Олег, княжа в Киеве, и рече Олег: се буди мати градом русским; беша у него варязи и словени и про- чи, пр'озвашеся Русью». М. Н. Тихомиров находит надежный путь к правильному решению загадки о руси, которую, по сооб­щению Константина Багрянородного, брали с собой русские князья в полюдье. М. Н. Тихомиров подкрепляет свое мнение о распространении термина «Русь» из среднего Поднепровья на все Древнерусское государство аналогией с другими славянскими народами: «Наиболее обычным был, как известно, — пишет он,— порядок, когда «название небольшого племени становилось на­званием целого народа, как, например, чехов и поляков» (ссылка на J. Perwolf, Slavische Volkernamen. «Archiv fur slavische Philologies, B. 8, 1884, S. 26)4