Портрет графа Григория Орлова

Портрет Петра-3

Он вошел в русский художественный процесс, когда господство парадного портрета сменялось интересом к камерному портрету, и Рокотов был мастером камерного портрета, хотя у него были и полу-парадные.

Коронационный портрет Екатерины. 1763 г. 1,5 м в высоту. Этот портрет довольно необычен. Другие портреты были традиционные, нарядные, декоративные, репрезентативные, типичные, шаблонные. При жизни Рокотова это было самое знаменитое его произведение и Екатерине он нравился. Необычен он тем, что императрица изображена в профиль, как будто художник наблюдает за парадной церемонией. Жест обращен не к зрителю, как обычно, а к некоей аудитории, находящейся за пределами рамы. Возникает эффект отстраненности. Профильных парадных портретов в 18 веке почти не было. Профильное изображение предполагает сопоставление модели с некими древними героями с античными медалями и каменьями с подражающим рельефом. Возможно героический фон сделал этот портрет столь привлекательным для императрицы, что с него часто делали копии (гравюры и т. д.).

Все же парадный портрет остался периферийным в творчестве Рокотова, а главным жанром для него был камерный портрет.

Одно из лучших ранних произведений Рокотова — «портрет князя Павла Петровича» в детстве. 1761 г. Хранится в русском музее. Ему здесь лет 7. Детей писали как маленьких взрослых, однако лицо передано во всей детской непринужденности, живо, ассиметрично. Такой фиксации мгновенного и ускользающего русская живопись не знала прежде и долго не знала потом.

Камерный портрет оказался настоящим призванием Рокотова. В поздних своих вещах он возвращается к овальному формату.

Рокотов не просто предпочитал камерный портрет, но и создал своеобразную поэтику камерности, живописную аналогию полу-шепота. Парадный портрет — это бравурный марш, или величавая ода; а камерный портрет — это другое, совсем другая интонация.

В конце 1760 г он переехал в Москву и круг его моделей составляли представители московской дворянской интеллигенции.

«портрет неизвестной в розовом». 1770-е годы. К этому времени складывается неповторимый индивидуальный стиль рокотовского портрета. Лица его моделей как бы проступают из мерцающего сумрака. Контуры лица фигур словно окутаны светящимся туманом. Эти портреты вызывают ассоциации с отражением в старинном туманном зеркале. У него нет задней плоскости, нет фона, фон всегда нейтральный. В его камерных портретах не будет ни намека на архитектуру, пейзаж или интерьер, но впечатление такое, что в портретах в передней плоскости тает изображение в зеркале. Оно уходит в безмерную глубину. Персонажи его всегда изящны, благородны, элеганты, горделивы, любезны, и притом просты и естественны. Фигуры почти бесплотны. У него нет материальной осязаемости персонажей Левицкого. Особенно важны в его портретах глаза. Взгляд — это мерцание душевной глубины. Везде игра оттенков, ньюансов, намеков. И в цвете, и в линии, и в выражении лиц. Контуры почти растворены в сумеречной глубине фона, серебристое или золотистое сфумато. Изысканная цветовая гамма построена на бесчисленных оттенках розового цвета с причудливой игрой полутонов. Сложная богато разработанная тональная живопись воспринимается как скрытая богатая духовная жизнь героини, хотя некоторые моменты ставят под вопрос анатомию.

Еще один портрет неизвестной/неизвестного в треуголке. Рокотов принадлежит к числу субъективных портретистов. Это — одна из самых загадочных вещей Рокотова. Существует две версии о личности героя. Согласно одной из них это портрет того самого пупса, графа Бобринского, незаконного сына Екатерины-2 и Григория Орлова. Вторая версия, что это женская модель. Она основана на данных рентгенограммы, показавшей, что портрет этот написан поверх изображения молодой женщины, лицо которой сохранено без изменений; художник изменил позу и костюм. Есть предположения, что это первая жена помещика Струйского. Рокотов был близок со Струйским, часто работал в его имении. Первая жена Струйского, Олимпиада Болбекова, умерла в родах, и никаких ее изображений не известно. Когда-то высказывали версию, что это маскарадный портрет самой Екатерины. Остается вопрос, женский это портерт или мужской. Однако стилистика остается та же. И здесь фигура словно растворяется в густой темноте фона, нейтральная среда становится неотъемлимой частью образа. Лицо модели окутывает серебристое или золотистое сфумато. Предметы и материя не выписаны у Рокотова холодно гладко и дословно, в отличие от Левицкого, но преображаются в некую искрящуюся материю, тени реальности.

Он мастер намека и метафоры. Его внутреннее интересует гораздо больше, чем внешнее, и фактура живописи у него трепетная, эмоциональная и подвижная, что удивительно для того времени. Колорит у него построен на тончайшей игре оттенков (золотистый цвет, серебристые блики).