Вторичные защитные механизмы

Первичные защитные механизмы

· Всемогущий контроль — восприятие себя как причины всего, что происходит в мире.

· Диссоциация — отделение себя от своих неприятных переживаний.

· Интроекция, в частности Идентификация с агрессором — бессознательное включение в свой внутренний мир воспринимаемых извне взглядов, мотивов, установок и пр. других людей.

· Отрицание — полный отказ от осознания неприятной информации.

· Примитивная идеализация — восприятие другого человека как идеального и всемогущего.

· Примитивная изоляция, в частности защитное фантазирование — уход от реальности в другое психическое состояние.

· Проективная идентификация — когда человек навязывает кому-либо роль, основанную на своей проекции.

· Проекция — ошибочное восприятие своих внутренних процессов как происходящих извне.

· Расщепление Эго — представление о ком-либо как о только хорошем или только плохом, с восприятием присущих ему качеств, не вписывающихся в такую оценку, как чего-то совершенно отдельного.

· Соматизация или Конверсия — тенденция переживать соматический дистресс в ответ на психологический стресс и искать в связи с такими соматическимипроблемами медицинской помощи.

Вторичные защитные механизмы

· Аннулирование или Возмещение — бессознательная попытка «отменить» эффект негативного события путём создания некоего позитивного события.

· Вытеснение, Подавление или Репрессия — активное, мотивированное устранение чего-либо из сознания.

· Вымещение, Замещение или Смещение — бессознательная переориентация импульса или чувства с первоначального объекта на другой.

· Игнорирование или Избегание — контроль и ограничение информации об источнике пугающего психологического воздействия либо искажённое восприятие подобного воздействия, его наличия или характера.

· Идентификация — отождествление себя с другим человеком или группой людей.

· Изоляция аффекта — удаление эмоциональной составляющей происходящего из сознания.

· Интеллектуализация — неосознанное стремление контролировать эмоции и импульсы на основе рациональной интерпретации ситуации.

· Компенсация или Гиперкомпенсация — прикрытие собственных слабостей за счёт подчеркивания сильных сторон или преодоление фрустрации в одной сфере сверхудовлетворением в других сферах.

· Морализация — поиск способа убедить себя в моральной необходимости происходящего.

· Отыгрывание, Отреагирование вовне или Разрядка — снятие эмоционального напряжения за счет проигрывания ситуаций, приведших к негативному эмоциональному переживанию.

· Поворот против себя или Аутоагрессия — перенаправление негативного аффекта по отношению к внешнему объекту на самого себя.

· Раздельное мышление — совмещение взаимоисключающих установок за счёт того, что противоречие между ними не осознаётся.

· Рационализация — объяснение самому себе своего поведения таким образом, чтобы оно казалось обоснованным и хорошо контролируемым.

· Реактивное образование — защита от запретных импульсов, с помощью выражения в поведении и мыслях противоположных побуждений.

· Реверсия — проигрывание жизненного сценария, с переменой в нём мест объекта и субъекта.

· Регрессия — возврат к ребячливым, детским моделям поведения.

· Сексуализация или Инстинктуализация — превращение чего-то негативного в позитивное, за счёт приписывания ему сексуальной составляющей.

· Сублимация — перенаправление импульсов в социально приемлемую деятельность.

Ж.-М. Робин пишет в книге «Гештальт-терапия» - к Эта последовательность построения - разрушения гештальтов (которая иногда носит название «цикл контакта», т.к. описывает, каким образом организм контактирует с окружающей средой) будет протекать согласно четырем фазам: предконтакт, контактирование, финальный контакт и постконтакт.

Автор: Перлз Ф.

Как зарождается невроз

http://www.psyforum.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1965:%D0%9D%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D0%B7%D0%B0%D1%89%D0%B8%D1%82%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%BC%D0%B5%D1%85&catid=35:2009-09-29-12-47-14&Itemid=3

В этом изменчивом поле нас, психологов и психотерапевтов, интересуют постоянно изменяющиеся констелляции постоянно изменяющегося индивида. Непрерывные изменения совершенно необходимы для его выживания. Невроз возникает, когда индивид оказывается неспособным изменять свой образ действия и отношения со средой. Если индивид привязан к устаревшему образу действия, он теряет способность удовлетворять свои потребности, в том числе социальные. Множество отчужденных, изолированных, ни с кем не связанных людей, которых мы видим вокруг себя, — явное свидетельство того, что такая неспособность легко может возникнуть.

Все невротические затруднения возникают из неспособности индивида находить и поддерживать правильное равновесие между собой и остальным миром, и всем им присуще то обстоятельство, что в неврозе социальная граница и граница среды ощущаются сдвинутыми слишком далеко в сторону индивида. Невротик — это человек, на которого слишком сильно давит общество. Его невроз — этот защитный маневр, помогающий ему уклониться от угрозы переполнения миром, который берет над ним верх. Это оказывается наиболее эффективным способом поддержания равновесия и саморегуляции в ситуации, когда, как ему кажется, все против него.

Хотя мы полагаем, что невроз как нарушение границы контакта вызывается первоначально действием четырех различных механизмов, было бы неверным говорить, что какое-либо конкретное невротическое поведение может быть примером только одного из них. Нельзя также утверждать, что каждое определенное нарушение на границе контакта, каждое нарушение равновесия в поле, объединяющем организм и среду, создают невроз или свидетельствуют о невротическом паттерне.

Интроекция (наверх)

Наш рост обеспечивается способностью различения, которая сама является функцией границы между “я” и другим. Мы что-то берем из среды и что-то ей возвращаем. Мы принимаем или отвергаем то, что среда может нам предложить. Но мы можем расти, только если в процессе принятия в себя мы полностью перевариваем и тщательно ассимилируем то, что получили. То, что мы реально ассимилировали, становится нашим собственным, так что мы можем делать с этим все, что нам угодно. Мы можем сохранить это для себя или отдать в новой форме, приобретенной благодаря ассимиляции. Если же мы проглотили нечто, не разжевав, приняли без различения, оно становится чужеродным телом, загнездившимся в нас паразитом. Хотя оно может казаться нашей частью, на самом деле это не так, оно остается частью среды.

Физический процесс роста посредством ассимиляции, то есть разрушения и переваривания, легко наблюдать. Пища, которую мы получаем, требует не проглатывания целиком, а пережевывания (что начинает процесс ее разрушения) и переваривания (что продолжает процесс дальнейшего превращения пищи в химические элементы, которые организм может использовать). Физическая пища, хорошо переваренная и ассимилированная, становится частью нас самих, превращается в кости, мышцы и кровь. Но пища, которую мы глотаем целиком, которую мы заталкиваем в себя не потому, что мы ее хотим, а потому, что нас заставили ее есть, тяжестью ложится на желудок. Она создает нам неудобства, мы хотели бы выбросить ее из себя, освободиться от нее. Если мы не делаем этого, если мы подавляем свой дискомфорт, свою тошноту и желание избавиться от этой пищи, мы можем в конце концов все же ухитриться ее переварить — или она нас отравит.

Психологический процесс ассимиляции в значительной степени похож на физиологический. Понятия, факты, нормы поведения, мораль, этические, эстетические, политические ценности — все это первоначально приходит к нам из внешнего мира. В нашем уме нет ничего, что не пришло бы из среды, но в среде также нет ничего, для чего не существовало бы органической потребности, физической или психологической. Все это должно быть переварено и усвоено, чтобы стать подлинно нашим, частью нашей личности.

Если же мы некритически, целиком принимаем что-то на веру, потому что кто-то так сказал, или потому что это модно, или безопасно, или соответствует традиции, или, наоборот, потому что это не в моде, опасно или революционно, — все это откладывается в нас тяжелым грузом. Это несъедобно, это чужеродные тела, хотя мы и дали им место в своем уме. Такие непереваренные установки, способы действия, чувства, оценки в психологии называются интроектами, а механизм, посредством которого эти чуждые образования попадают в личность, мы называем интроекцией.

Я не хочу сказать, что этот процесс проглатывания целиком не служит иногда полезным целям. Студент, который зубрит целую ночь перед экзаменом, чтобы получить хорошую отметку по предмету, который ему непонятен, имеет вполне оправданные причины для своих действий. Но если он тешит себя мыслью, что действительно чему-то научился посредством такой зубрежки, то через полгода он сможет убедиться, что забыл большую часть того, что “выучил”.

Я также не хочу сказать, что человек должен отвергать какую-либо психологическую пищу, которая приходит из внешнего мира. Питаться собой психологически так же невозможно, как физически. Я говорю лишь, что факты и установки, на которых строится наша личность, то есть психологическая пища, которую предлагает нам внешний мир, должна быть точно так же ассимилирована, как наша физическая пища. Она должна быть деструктурирована, проанализирована, разъята, а затем собрана вновь в такой форме, в какой она окажется для нас наиболее приемлемой. Если она просто проглочена целиком, она ничего не дает для развития нашей личности. Напротив, она превращает нас во что-то вроде комнаты, настолько заваленной чужими вещами, что в ней не хватает места для наших собственных. Она превращает нас в мусорную корзину, наполненную чуждой и не нужной нам информацией. Самое худшее состоит в том, что этот материал имел бы для нас огромную ценность, если бы мы обдумали его, изменили и трансформировали его в себе.

Таким образом, опасность интроекции двояка. Во-первых, интроектор упускает возможности развивать собственную личность, поскольку он занят удержанием чуждых элементов в своей системе. Чем больше интроектов он нахватал, тем меньше у него остается возможностей выразить себя или хотя бы обнаружить, что такое он сам. Во-вторых, интроекция способствует дезинтеграции личности. Интроецировав несовместимые понятия, вы можете обнаружить себя разрываемым на части при попытке согласовать их. В наше время это встречается довольно часто.

Наше общество, например, с детства учит нас двум совершенно различным и, по-видимому, противоположным установкам. Одна соответствует так называемому “золотому правилу” — делать другим то, что хотелось бы от них получить. Другая — закон выживания наиболее приспособленных, выражаемый пословицей “собака собаку ест”. Если мы интроецируем обе эти установки как догмы, мы в конце концов будем пытаться быть одновременно и мягкими, добрыми, нетребовательными, и безудержно агрессивными. Мы будем любить наших соседей, но доверять им только в тех пределах, в каких мы можем с ними справиться. Мы будем являть собой мягкость, но одновременно будем жестокими и садистичными. Каждый, кто интроецирует подобные несовместимые представления, превращает собственную личность в поле их битвы. Невротический конфликт обычно доходит до тупика, когда ни одна из сторон не может победить и человек не способен ни к какому дальнейшему росту и развитию.

Таким образом, интроекция — это невротический защитный механизм, посредством которого мы принимаем в себя нормы, установки, способы действия и мышления, которые в действительности не являются нашими собственными. При интроекции мы сдвигаем границу между собой и остальным миром так далеко внутрь себя, что от нас почти ничего не остается.

Возвращаясь к ситуации, в которой хорист полагает, что нехорошо беспокоить других, мы можем рассматривать ее как пример интроекции. Кто, в конце концов, говорит это — он или они? Действительно ли он полагает, что его собственные нужды настолько несущественны, что потребности группы всегда должны иметь преимущество? Когда интроектор говорит “я думаю”, он обычно имеет в виду “они думают”.

Проекция (наверх)

Противоположностью интроекции является проекция. Если интроекция — это тенденция принять на себя ответственность за то, что в действительности является частью среды, то проекция — это тенденция сделать среду ответственной за то, что исходит из самого человека. Примером крайнего случая проекции может служить паранойя, клинически характеризуемая наличием у пациента хорошо организованной системы бреда. Параноик, как правило, оказывается в высшей степени агрессивной личностью; неспособный принять на себя ответственность за собственные иллюзии, желания и чувства, параноик приписывает их объектам или людям в своей среде. Его убежденность, что его преследуют, фактически является утверждением того, что он хотел бы преследовать других.

Но проекция существует и не в таких крайних формах; необходимо тщательно различать проекцию как патологический процесс и как обдумывание предположений, которое может быть нормальным и здоровым. Планирование и предвосхищение, поиски и маневры при игре в шахматы и многих других действиях предполагают наблюдение и делание предположений относительно внешнего мира. Но эти предположения так и понимаются как предположения. Когда игрок в шахматы продумывает несколько ходов вперед, он делает ряд предположений об умственных процессах противника, как бы говоря: “Если бы я был им, я сделал бы то-то и то-то”. Но он понимает, что делает предположения, которые не обязательно будут соответствовать тому, что руководит поведением его противника, и он знает, что это его собственные предположения.

В отличие от этого скованная сексуальными запретами женщина, которая жалуется на то, что все к ней пристают, или холодный, отчужденный, высокомерный мужчина, обвиняющий людей в том, что они враждебно к нему относятся, — примеры невротической проекции. В этих случаях люди делают предположения, основанные на собственной фантазии, не осознавая, что это только лишь предположения. Кроме того, они не осознают происхождения собственных предположений.

Художественное творчество также требует каких-то предположений и проекций. Писатель часто буквально проецирует себя в своих героев, становится ими в то время, как он о них пишет. Но в отличие от проецирующего невротика он при этом не теряет представлений о самом себе. Он знает, где кончается он сам и начинаются его герои, хотя бы даже в процессе самого творчества он и терял чувство границы и становился кем-то другим.

Невротик использует механизм проекции не только по отношению к внешнему миру; он пользуется им и по отношению к себе самому. Он отчуждает от себя не только собственные импульсы, но и части себя, в которых возникают эти импульсы. Он наделяет их объективным, так сказать, существованием, что может сделать их ответственными за его трудности и помочь ему игнорировать тот факт, что это части его самого. Вместо активного отношения к событиям собственной жизни проецирующий субъект становится пассивным объектом, жертвой обстоятельств.

Когда наш хорист жалуется на свой мочевой пузырь, причиняющий ему неприятности, — это прекрасный пример проекции. Здесь поднимает голову безобразное “оно”, и наш герой оказывается чуть ли не жертвой собственного мочевого пузыря. “Это просто-таки происходит со мной; я должен выносить это”, — говорит он. Мы оказываемся свидетелями возникновения маленького фрагмента паранойи. Как интроектору можно было бы задать вопрос: “Кто говорит?” — и ответом будет: “Они”, так проектору следует напомнить: “Это твой собственный мочевой пузырь, это ты испытываешь потребность в уринации”. Когда проектор говорит “оно” или “они”, он, как правило, имеет в виду “я”.

Таким образом, в проекции мы сдвигаем границу между собой и остальным миром немного “в свою пользу”, что дает нам возможность снимать с себя ответственность, отрицая принадлежность себе тех аспектов личности, с которыми нам трудно примириться, которые кажутся нам непривлекательными или оскорбительными.

К тому же, как правило, проекция является следствием того, что наши интроекты вызывают в нас чувство отчуждения и презрения к себе. Поскольку наш хорист интроецировал представления о том, что хорошие манеры более важны, чем удовлетворение насущных личных нужд, поскольку он интроецировал убеждение, что следует “выносить все это, улыбаясь”, он вынужден проецировать или даже изгонять из себя те импульсы, которые противоречат его внешней деятельности. Это не он испытывает потребность в уринации; он хороший мальчик, он хочет оставаться с группой и продолжать петь. Уринации требует этот противный, непослушный мочевой пузырь, который как назло оказался в нем, который он считает как бы “интроектом” — чуждым элементом, насильно внедренным в него против его воли.

Проецирующий невротик, как и интроектор, не способен различать аспекты собственной целостной личности, которые действительно принадлежат ему самому, и то, что навязано ему извне. Он рассматривает свои интроекты как себя самого, а те части себя, от которых он хотел бы избавиться, он рассматривает как непереваренные и несъедобные интроекты. Посредством проецирования он надеется освободить себя от воображаемых “интроектов”, которые в действительности являются вовсе не интроектами, а аспектами его самого.

Интроецирующая личность, являющаяся полем битвы между воюющими между собой неассимилированными идеями, получает себе параллель в виде проецирующей личности, которая делает мир ареной битвы своих личных конфликтов. Чрезмерно осторожный, мнительный человек, который говорит вам, что хотел бы иметь друзей, хотел бы быть любимым, но в то же время добавляет, что “никому нельзя верить, все только и ждут, как бы ухватить у вас что-нибудь”, — типичный пример проекции.

Слияние (наверх)

Когда индивид вообще не чувствует границы между собой и средой, когда он полагает, что он и среда — одно, он находится в слиянии с ней. Части и целое оказываются неразличимыми.

Новорожденные дети живут в слиянии; они не различают внутреннее и внешнее, себя и других. В моменты экстаза или крайней концентрации взрослые люди также чувствуют себя в слиянии с окружающим. Ритуал требует такого чувства слияния, в котором границы исчезают и индивид чувствует себя в максимальной степени собой благодаря тому, что он столь интенсивно отождествлен с группой. То, что ритуал вызывает столь экзальтированные чувства и интенсивные переживания, отчасти объясняется именно тем, что обычно мы чувствуем границу между собой и другими очень отчетливо и ее временное растворение производит на нас очень сильное воздействие. Но если это чувство глубокой идентификации является хроническим и индивид не способен видеть различие между собой и остальным миром, он психологически болен: он потерял чувство себя.

Человек, находящийся в состоянии патологического слияния, не знает, что такое он и что такое другие. Он не знает, где кончается он сам и где начинаются другие. Не осознавая границу между собой и другими, он не способен на контакт с ними, но также не может и отделиться от них. Он не способен даже на контакт с самим собой.

Мы состоим из миллионов клеток. Если бы они находились в слиянии, мы были бы амебообразной массой и не была бы возможна никакая организация. В действительности же клетки отделены друг от друга проницаемыми при определенных условиях мембранами, и эти мембраны являются местом контакта, различения того, что “принимается”, и того, что “отвергается”. Если бы составные части нашего организма, которые не только являются частями целостного человеческого существа, но выполняют также и определенные собственные функции, соединились вместе и поддерживались в состоянии патологического слияния, ни одна из них не могла бы выполнять свои функции правильно.

Возьмем в качестве примера хроническое запрещение. Предположим, что в каких-то случаях вам хотелось плакать, но вы не разрешали себе этого, произвольно сокращая мышцы диафрагмы. Предположим также, что этот паттерн поведения, первоначально возникший как сознательное усилие предотвратить плач, становится привычным и неосознаваемым. Дыхание и желание плакать каким-то образом смешиваются, сливаются друг с другом. Тогда вы затрудняете себе обе деятельности — способность свободно дышать и способность плакать. Не способные к рыданию, вы никогда не выразите свое горе и не проработаете его. Возможно, через некоторое время вы даже забудете о том, что вас огорчило. Потребность в рыдании и служащее защитой от ее выражения сокращение диафрагмы образуют устойчивую линию действия и противодействия; это состояние длится постоянно и изолируется от остальной личности.

Человек, находящийся в патологическом слиянии, связывает свои потребности, эмоции и действия в один тугой узел и уже не осознает, что он хочет делать и как он сам себе не дает этого делать. Такое патологическое слияние лежит в основе многих так называемых психосоматических заболеваний. Смешение плача и дыхания, которое мы упоминали, может вести к астме, если продолжается достаточно долго.

Патологическое слияние имеет также серьезные социальные последствия. В слиянии человек требует сходства и отказывается терпеть какие бы то ни было различия. Мы часто видим это у родителей, которые считают детей продолжением себя. Такие родители отказываются признавать, что дети не могут не отличаться от них хотя бы в каких-то отношениях. И если дети не поддерживают слияния и не отождествляются с требованиями родителей, их ожидает отвержение и отъединение: “Я не буду любить такого отвратительного ребенка!”

Если бы члены ООН ценили или хотя бы уважали различия между нациями, которые составляют Организацию, контакт между ними был бы лучше и это дало бы больше шансов справиться с проблемами, которые беспокоят мир. Но поскольку различия не уважаются, поскольку каждая нация требует, чтобы другие разделяли ее взгляды во всех мелочах, продолжаются конфликт и затруднения. Если различия не ценят, их начинают преследовать. Требование согласия звучит подобно утверждению: “Если ты не будешь моим другом, я проломлю тебе череп!”

Утверждение нашего бедняги-хориста: “Мы хотим продолжать”, когда на самом деле продолжать хотели бы они, а не он (ему-то хочется выйти в туалет), — это утверждение слияния. Он не умеет отличить себя от остальной группы. Когда человек, находящийся в патологическом слиянии, говорит “мы”, невозможно выяснить, о ком он говорит: о себе или об остальном мире. Он совершенно потерял чувство границы.

Ретрофлексия (наверх)

Четвертый невротический защитный механизм может быть назван ретрофлексией, что буквально означает “оборачивание в противоположную сторону”. Ретрофлектор умеет проводить границу между собой и средой и проводит ее вполне четко — только проводит он ее точно посередине себя самого.

Интроектор поступает так, как хотят от него другие, проектор делает другим то, в чем обвиняет их по отношению к себе, человек в патологическом слиянии не знает, кто кому что делает, а ретрофлектор делает себе то, что хотел бы сделать другим.

При ретрофлектированном поведении человек обращается с собой так, как первоначально он намеревался обращаться с другими людьми или объектами. Он перестает направлять свою энергию вовне, чтобы произвести в окружающем изменения, которые удовлетворили бы его потребности; вместо этого он направляет свою активность внутрь и делает объектом своих воздействий не среду, а себя самого. В той мере, в какой он это делает, он разделяет свою личность на две части — действующую и испытывающую воздействие. Он буквально становится своим собственным худшим врагом.

Разумеется, ни один человек не может жить, постоянно давая ход каждому своему импульсу; по крайней мере, некоторые из них необходимо сдерживать. Но произвольное останавливание деструктивных импульсов при понимании их деструктивности — это нечто совершенно иное, нежели обращение их на самого себя.

Представьте себе измотанную женщину в конце тяжелого дня, в течение которого стиральная машина вышла из строя и порвала одежду, пятилетний сын в ярости изрисовал красным фломастером все обои в гостиной, мастер, который должен был починить вытяжную трубу, не появился, а муж пришел к обеду на час позже, чем она ждала. Ее настроение может быть поистине убийственным; вряд ли было бы разумно выразить это состояние, прикончив сына или мужа, но столь же глупо было бы перерезать горло себе самой.

Как проявляется механизм ретрофлексии? Интроекция проявляется в использовании местоимения “я”, когда реально имеются в виду “они”; проекция проявляется в использовании местоимений “оно” или “они”, когда реально имеется в виду “я”; слияние проявляется в использовании местоимения “мы”, когда реальное значение неизвестно; ретрофлексия проявляется в использовании рефлективного местоимения “самому себе” или “самого себя”.

Ретрофлектор говорит: “Я стыжусь самого себя” — или: “Мне нужно заставить себя сделать эту работу”. Он делает почти бесконечный ряд утверждений такого рода, и все они основаны на удивительном представлении, что “сам” и “себя” — два разных человека. Наш незадачливый хорист говорит: “Я должен контролировать себя”.

Конфликт между собой и другим, лежащий в основе невроза, проявляется в крайней путанице относительно самого себя. Для невротика “я” может быть зверем или ангелом, но никогда не “мной самим”.

Описывая развитие личности, Фрейд внес определенный вклад в эту путаницу. Он различал Эго (“я”), Ид (органические влечения) и Супер-эго (совесть) и описывал психическую жизнь индивида как постоянный конфликт между ними — неразрывное объятие, в котором человек борется сам с собой до самой смерти. Ретрофлектор, по-видимому, живет в соответствии с фрейдовским представлением о человеке.

Но давайте на минуту остановимся и рассмотрим, что такое в действительности Супер-эго. Если Супер-эго не является частью самости, или “я”, или Эго, оно должно быть набором интроектов — неассимилированных установок и отношений, навязанных индивиду его средой. Фрейд говорит, что интроекция обеспечивает процесс морального развития. Например, ребенок интроецирует “хорошие” образы родителей и делает их своими Эго-идеалами. В таком случае Эго также становится набором интроектов. Но исследование невротиков постоянно показывает, что проблемы вызываются отождествлением ребенка не с “хорошими”, а с “плохими” родителями.

Установки и этику “хороших” родителей ребенок не интроецирует, он их ассимилирует. Он может не осознавать этого в сложных психиатрических терминах, но в действительности те установки, которые определяют удовлетворяющее его поведение родителей, он переводит в понятные ему представления, приводит их, так сказать, к общему знаменателю и ассимилирует в такой форме, в какой он может их применять. Он не может таким же образом обойтись с “дурными” установками родителей. У него нет средств справиться с ними и нет даже изначального желания делать это, так что ему приходится принять их в качестве непереваренных интроектов.

Здесь и начинаются проблемы. Личность теперь состоит не из Эго и Супер-эго, а из “я” и “не-я”, из себя и образа себя, и человек оказывается в состоянии такого замешательства, что не способен отличить одно от другого.

Это замешательство в отождествлениях фактически и есть невроз. Выражается ли он первоначально в использовании механизма интроекции или проекции, ретрофлексии или слияния, его главный признак — дезинтеграция личности и отсутствие координации между мыслью и действием.

Терапия призвана исправить ложные отождествления. Если невроз создается “дурными” отождествлениями, то здоровье можно считать продуктом “хороших” отождествлений. Это, разумеется, оставляет открытым вопрос о том, какие отождествления хороши, а какие плохи. Простейший и, как мне кажется, наиболее удовлетворительный ответ, основывающийся на наблюдаемой реальности, состоит в том, что “хорошие” отождествления способствуют удовлетворению индивида и его среды и достижению им своих целей, а “дурными” можно назвать те, которые препятствуют его росту и создают для него преграды или вызывают деструктивное поведение по отношению к среде. Ведь невротик не только страдает сам, но и наказывает своим саморазрушительным поведением всех, кто за ним ухаживает.

Следовательно, в терапии мы должны восстановить способность невротика к различению. Мы должны помочь ему вновь обнаружить для себя, что является им самим, а что нет; что способствует его развитию, а что препятствует. Мы должны направить его к интеграции. Мы должны помочь ему обрести правильное равновесие и границу контакта между собой и остальным миром.

Легко сказать “будь собой”; однако невротик встречает тысячи препятствий на этом пути. Понимая теперь механизмы, посредством которых невротик не дает себе быть собой, мы можем заняться последовательным отодвиганием этих препятствий с его пути. Именно это должно происходить в терапии, к описанию которой мы и переходим.

Марина Щербакова http://www.gestalt.sp.ru/materials/gestalt_articles/id24/

В жизни большинство из нас прерывают эту последовательность. Есть прерывания намеренные, добровольные и, следовательно, управляемые: в тот момент, когда я собираюсь выполнить то или иное действие и меня прерывает телефонный звонок, я могу отложить действие и продолжить его позже. Мы сохраняем способность выбора и не обязаны удовлетворить свою потребность импульсивно и автоматически. Патогенная ситуация создается, когда мы не выбираем прервать течение опыта, но некоторым образом оно прерывается без нашего ведома. Точки, в которых цикл контакта бессознательно прерывается, называются срывами контакта. У Ф. Перлза [2] находим описание пяти способов прерывания контакта (приведены в том порядке, в котором они могут возникнуть в течение цикла):

1. Слияние (процесс, при котором нет понимания отдельности каждого человека и не учитывается разница между организмом и средой).

2. Интроекция (процесс, во время которого концепции, отношения, стандарты поведения, мораль, ценности и т.д. берутся личностью без критической проверки, без усвоения).

3. Проекция (процесс, в котором позитивные и/или негативные свойства, отношения, качества, верования, поведение или чувства, которые в действительности относятся к самой личности, приписываются объектам и/или людям).

4. Ретрофлексия (процесс возврата чувств назад, как будто против себя; человек подставляет себя в определенное место среды как объект для удовлетворения потребности).

5. Дефлексия (процесс ухода от собственных глубоких переживаний и/или контакта с окружением).

Итак, мы видим, что защитные механизмы, рассматриваемые в гештальт-подходе, препятствуют накоплению опыта, нарушая тем самым непрерывность и самотождественность личности, то есть ее идентичность

http://gestaltclub.com/articles/stati/gestalt-terapia/formy-preryvaniya-kontakta-v-geshtalt-terapii

В гештальт-терапии невротические процессы направленные на прерывание контакта с внешней средой являются защитными механизмами. Ф. Перлз писал: "Интроектор делает то, что другие хотят, чтобы он сделал, проектор делает другим то, в чем их обвиняет, что они делают по отношению к нему, ретрофлектор делает для себя то, что он хотел бы сделать другим, а личность в патологическом слиянии не знает кто, что кому делает".

Итак, существуют такие основные виды прерывания контакта.

Конфлюенция (слияние) происходит, когда человеку трудно "опознать" и выделить одно из своих переживаний, как главное, или невозможно отделить себя от других людей (другого человека). В речи это обычно находит отражение в устойчивом употреблении местоимения «мы». Такое поведение характерно для мам младенцев («Мы хорошо покушали и спим», — говорит мама новорожденного, хотя у нее во рту с утра не было ни крошки и вздремнуть ей последний раз удалось позавчера) или для родителей тяжелобольных детей, которые стремятся таким образом ежесекундно отслеживать состояние ребенка.

Слияние 1-го вида: сигнал не выделяется или сбивается прежде, чем наступает его осознание. Нередко человеку трудно осознать, что же он переживает. На вопрос терапевта: "Что с тобой сейчас происходит?" - он искренне отвечает: "Не знаю". Он понимает, что некие ощущения присутствуют, но какие именно, затрудняется сказать - они смешаны, одно принимается за другое. Подобное происходит при психосоматических заболеваниях.

Слияние 2-го вида: слияние человека с другими людьми, когда трудно провести границу между Мной и Тобой. Тогда можно принять чужие переживания или желания за свои собственные.

Интроекция - это механизм, посредством которого человек впускает внутрь себя некие идеи, установки, убеждения и т.д. от другого человека без "переваривания" этого материала.
О взглядах, которые мы идентифицируем, как интроекты, их носитель говорит, как о вещах безусловных и само собой разумеющихся. Например: "нельзя перебивать старших", "некрасиво делать людям больно", "драться - очень плохо" и т.д.

Проекция - это механизм, когда нечто, принадлежащее моему внутреннему миру, я приписываю фигурам внешнего мира, другим людям или неживым объектам.
Огромная часть человеческой жизни построена на предвосхищении событий, опирающихся на прошлый опыт - на проекции. В речи выглядит как замена местоимения «я» на местоимение «ты» (или «они», если речь идет о целой группе людей). «Я им не нравлюсь», — думает волнующийся перед публичным выступлением докладчик, «Ты на меня злишься», — жалуется тот, кто не в силах признать и принять собственную агрессию.
Было бы смешно и нелепо рассматривать любую деятельность, где есть элемент проекции как прерывание контакта. Но, когда проекция становится основным или привычным механизмом реагирования, она способна внести в человеческую жизнь кучу бед и курьезов.

Зеркальная проекция - когда человек приписывает другим некие качества, мысли и чувства, которыми он обладает сам (осознанно или неосознанно, их принимая) или хотел бы обладать. Случается, этот механизм не дает человеку признавать за свои, самые ценные для него характеристики и качества: он приписывает их другим и остается вечно "недостойным".

Проекция катарсиса - когда человек приписывает другим некие характеристики, чувства и т.д., которые он не хочет признавать в себе.

Дополнительная проекция - когда человек приписывает другим какие-то характеристики, установки, чувства и т.д., посредством которых он может оправдать свои собственные, особенно из числа тех, которые признавать не очень хочется. Например, женщина, идущая на высоких каблуках по скользкой дороге, может молчаливо негодовать на своего спутника: "Такой здоровый верзила. Идет, как на танке проезжает. А в голове - пустота! Нет бы, руку предложить...". Он ей представляется очень устойчивым, но глупым, а не она себе - глупышкой, затрудняющейся удерживать равновесие из-за того, что оделась не по погоде.

Ретрофлексия - проекция наоборот. Субъект возвращает себе то, что было адресовано окружающей среде. Речь такого человека пестрит возвратными глаголами с частицей «-ся», да и в поведении обычно есть характерные особенности — навязчивые движения, вредные привычки. Обращая на себя то, что хотел бы сделать другому, человек бьет себя по руке или пинает ногой стул, вместо того чтобы ударить кого-то, грызет ногти вместо того, чтобы укусить. Высшая форма ретрофлексии — самоубийство: человек убивает самого себя вместо того, чтобы уничтожить того или то, что заставило его страдать.

В случае зеркальной ретрофлексии я делаю себе то, что хотел бы получить от других. Я хотел бы получить от других поддержку своих идей, а вместо этого - положил голову на руку и поддерживаю сам себя.

Ретрофлексия катарсиса - когда я делаю себе то, что хотел сделать другим. В простейших вариантах - человек грызет ногти, когда хочет "откусить" что-то из внешнего мира (например, испытывая острый интерес к происходящему).

Дефлексия - человек избегает прямого контакта и достигает цели обходным путем. Действия, связанные с удовлетворением потребности, совершаются, но либо в отношении другого, более безопасного объекта, либо подменяются "вежливыми", обходными маневрами.

Профлексия - когда я делаю другому то, что хотел бы получить от него для себя. В "житейской мудрости" это: "относись к людям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе".

Эготизм - гипертрофия эго, когда мои границы на замке и полностью раствориться, окунуться в происходящее с головой я не могу. Хрестоматийный пример человека, охваченного эготизмом, - чеховский человек в футляре, человек, застегнутый на все пуговицы в психологическом смысле.

Девалидизация или обесценивание - когда человек обесценивает или отчуждает результат своей деятельности, игнорируя сами события или свой вклад в них.

Все описанные типы прерываний характерны для любого «нормального» организма. Важно помнить, что они являются результатом поведения, когда-то ориентированного на выживание субъекта и, как правило, питаются страхом - страхом боли, потери, страхом быть покинутым, и т.д. Человек реагирует в данный момент старым способом, который был эффективным в прошлом, но сейчас перестал быть таковым.
По материалам книги Лебедевой Н.М., Ивановой Е.А. Путешествие в гештальт: теория и практика.