Фигуративная практика

Фигуративная практика, или практика оперирования фигурами, предполагает умение обращаться с некоторым - в идеале довольно большим - количеством фигур, которые являются своего рода '"таблицей умножения" паралогики: ее надо сначала выучить наизусть, чтобы потом "забыть" и при необходимости (не осуществляя процедуры умножения в действительности, то есть, не беря число, например, шесть действительно восемь раз, но просто "зная", что шестью восемь - сорок восемь) чисто автоматически ею пользоваться. Видимо, в этом случае фигуры и в самом деле могут работать, что называется, безотказно.

Однако в реальности приобщение к (фигурам таким образом не происходит. Фигуры продолжают сохраняться лишь в практике школьно-университетского анализа литературного текста, да и то, как некие реликты, которые ничего не добавляют к нашему пониманию текста и ничего не убавляют от него. Умение "найти фигуру" и идентифицировать ее в пределах и порой даже в высших учебных заведениях тем результатом, к которому, в сущности, и имеет смысл стремиться.

Однако понятно, что идентификация чего бы то ни было как такового отнюдь не означает понимания соответствующей данности. Так, я могу, увидев компьютер, идентифицировать его как компьютер, но такая идентификация ничего не дает мне, если я не имею совсем никакого представления о принципах работы компьютера.

Надо сказать, что именно приобщение к фигурам как к средствам "олитературивания" сообщения или текста, видимо, и привело к тому, что возникла такая глубокая пропасть между логической и фигуративной практикой. Утрата объединяющего их принципа (как логическая, так и фигуративная практика, повторяем, предполагают оперирование одними и теми же законами, понятиями и высказываниями) вызвала в качестве последствия то, что логическая практика, с одной стороны, и фигуративная практика- с другой, стали рассматриваться как едва ли не самостоятельные области риторики и уж во всяком случае - как самостоятельные виды построения высказывания.

Между тем даже обращение к старым определениям известных нам фигур дает возможность снова увидеть объединяющий их принцип. Так, метафора в классическом определении есть фигура, скрывающая в себе противоречие (ср. закон противоречия в логике!), катахреза прямо переводится с греческого как злоупотребление, а такие логические ошибки, как тавтология, плеоназм и некоторые другие, даже одноименны соответствующим фигурам, рассматривавшимся в античной теории фигур.

Более того, если мы опять же обратимся к классической трактовке тропов (о тропах см. ниже) как акирологических форм выражения и попытаемся выяснить путем обращения к старым риторикам, что такое вообще акирология, то будем весьма удивлены, найдя ответ.

Акирология (akyrologie, от akyros и logos), или - в соответствии с латинским эквивалентом - impropria dictio, есть так называемая "непригодная речь", то есть речь, оперирующая непригодными средствами выражения, "Акирологический" так и переводится с греческого как "непригодный", "неправомерный", "неправомочный", иными словами, нарушающий законы. О каких еще законах могла идти речь, если не о законах логики - законах построения высказывания?

Таким образом, связь между тропом/фигурой, с одной стороны, и логической ошибкой - с другой, зафиксирована даже на терминологическом уровне, и обнаружение трактовки тропов как акирологических (непригодных для использования) форм выражения стало Для автора данного учебного пособия фактически последним доводом в пользу возможности установления параллелей между позитивным и негативным использованием законов построения высказывания - логикой и паралогикой,

Может быть, рассмотрение элементов фигуративной практики как явлений акирологических дает возможность объяснить, почему все-таки точка зрения, в соответствии с которой фигуры и топы - суть не нейтральные отклонения от нейтрального (нулевого) уровня, не всегда выдерживает критику. Квалификация фигуративной практики как "непригодной", акирологической, с точки зрения логики, является глубинной причиной того, почему перевод тропа или фигуры на "обыденный" язык бесперспективен:

в этом смысле "непригодное" просто не поддается переводу. Эпоха барокко и эпоха романтизма предложили очень точные версии этой темы: "...и здесь мы сталкиваемся с тем, что тропы (границы, отделяющие одни виды тропов от других, приобретают в текстах барокко исключительно зыбкий характер) составляют не внешнюю замену одних элементов плана выражения другими, а способ образования особого строя сознания... В "Подзорной трубе Аристотеля" Тезауро разработал учение о Магафоре как универсальном принципе как человеческого, так и божественного сознания.

В основе его лежит Остроумие - мышление, основанное на сближении

несхожего, соединении несоединимого. Метафорическое сознание приравнивается творческому, и даже акт божественного творчества представляется Тезауро как некое высшее Остроумие, которое средствами метафор, аналогий и кончено творит мир. Тезауро возражает против тех, кто видит в риторических фигурах внешние украшения, - они составляют для него самого основу механизма мышления той высшей Гениальности, которая одухотворяет и человека, и вселенную".[47]

Логика и паралогика не просто два различных языка, но два взаимоисключающих языка, чуть ли не закрытые по отношению друг к другу. Базируясь на одних и тех же механизмах, языки эти по данной причине полярны по своим функциям (одинаково заряженные частицы отталкиваются друг от друга).

Вот почему невозможно, с одной стороны, "пересказать" троп, с другой - "тропеизировать" логический оборот. Подобная процедура должна была бы быть, скажем, не переводом с русского на английский или с немецкого на французский, а переводом с языка человеческого на "язык", например, пчел или дельфинов. Тем не менее, попытки перевода на практике постоянно предпринимаются: выявление тропа или фигуры сопряжено обычно с тем, чтобы противопоставить им "пригодный" логический вариант.

Операция эта, практически безнадежная, может быть, вероятно осуществлена лишь типологически, путем перехода к третьему языку. Этим третьим языком и является риторическое описание. Отсюда такое пристальное внимание к риторике как метаязыку, то есть языку внешнему по отношению к "языку логики" и "языку паралогики", языку, способному описать в "третьих категориях" то, что происходит между двумя этими языками.[48]

Сколько же таких параллелей между логикой и паралогикой устанавливает риторика? При ответе на этот вопрос важно помнить, что большое количество сведений из области риторики к настоящему времени утрачено. Вполне возможно, что в настоящее время мы не располагаем многими понятиями (как из области логической, так и из области фигуративной практики), кс1торые были "задействованы" как в логике, так и в теории фигур прошлого.

С поправкой на это допустимо говорить в настоящее время о нескольких десятках (между 50 и 80) фигур, поддающихся более или менее корректному описанию. В уже одном из памятников риторики времен эллинизма ("Риторика к Горению") было приведено 70 их названий. В средневековых риториках, существенно расширивших "ассортимент" фигур (поскольку практически, одними фигурами риторы в это время и занимались), их насчитывалось уже свыше 200. В данном учебном пособии мы попытаемся описать максимально возможное количество известных на сегодняшний день фигур и продемонстрировать их связи с соответствующими логическими операциями.

Вот каталог тропов и фигур, сведения о которых читатель найдет в данном учебном пособии (тропы и фигуры распределены по рубрикам, смысл которых будет; объяснен позднее).