2015-09-06
310
Проявляется в неприязни и враждебности ко всем индивидам, не входящим в текущие объединения данного индивида - особенно, если имеют место какие-то намёки на генетическую отличность. По мере снижения визуально определяемой степени родства, степень настороженности, неприязни, враждебности и презрительности возрастает, достигая максимума по отношению к особям и группам, визуально определяемые генетические различия с которыми лежат вблизи границы скрещиваемости. Это или наиболее близкие другие виды (для людей - обезьяны, особенно - человекообразные), или генетически наиболее далёкие представители своего вида (другие расы). Более далёкие виды как таковой ксенофобии не вызывают, так как вряд ли являются широкими конкурентами в данной экологической нише, и не представляют опасности, связанной с реальной или мнимой возможностью гибридизации и рождения гибридного потомства с пониженной адаптивностью. Интересно, что ксенофобия (реализуемая, правда, другими средствами), отчётливо наблюдается уже у микроорганизмов [38].
| Социальные психологи хорошо изучили сущность межгрупповых конфликтов, а также поведенческие и когнитивные процессы, которые их сопровождают. Меньше известно о том, откуда эти процессы берут начало. В частности, работают ли наши стратегии межгруппового взаимодействия при отсутствии специфического для человека жизненного опыта? Исследователи рассмотрели межгрупповые предпочтения у макак-резусов (Macaca mulatta), и обнаружили доказательства того, что виды, не относящиеся к людям, инстинктивно отличают лица членов своей социальной группы от лиц членов других групп, и демонстрируют более высокий уровень настороженности по отношению к чужим. Кроме того, было обнаружено, что макаки инстинктивно ассоциируют новых субъектов с конкретными социальными группами, и проявляют бОльшую бдительность к субъектам, не входящим в группу. Наконец, был разработан специальный тест, который выявил тот факт, что макаки, подобно людям, "автоматически" оценивают членов своей группы позитивно, а членов другой группы - негативно. Таким образом, эти исследования показывают, что характер мыслительных процессов, могущий приводить к формированию межгрупповой напряжённости, может корениться в филогенетически древних механизмах [23]. |
Как и всякий инстинкт, ксенофобия может возбудиться и сугубо формальным признаком - приверженностью другому спортивному клубу, и даже другой причёской, т.е. любым признаком, указывающим на принадлежность к другой общности. Крайне широко распространена ксенофобия на религиозной почве и наиболее сильна она у различных течений одной веры, различия между которыми относительно невелики. Например, очень высок накал антагонизма между различными течениями внутри ислама или внутри православия. В то же время, оба этих течения сравнительно терпимо относятся к, например, буддизму или синтоизму. В этом можно усмотреть параллели с ксенофобией по отношению к особям и группам, генетические различия между которыми лежат вблизи границы скрещиваемости: приверженцы совсем другой веры вызывают меньшую неприязнь; часто это даже не неприязнь, а что-то вроде жалости к "братьям меньшим", и рационализируется обычно как снисходительное сочувствие к заблудшим приверженцам "неправильной" веры. Они ведь не представляют серьёзной опасности "гибридизации" и эрозии именно этого течения веры - чем дальше отстоят вероучения, тем менее вероятен переход из одной в другую и какое-то догматическое влияние. Аналогично фанат одного футбольного клуба испытывает более напряжённые чувства к фанатам другого футбольного клуба, но менее - к фанату, например, клуба альпинистов или автогонщиков.
Более того - "чужие" всегда воспринимаются как источник зла, даже если фактически дело обстоит наоборот. Например, есть много примеров, когда миссионеры пытались обучать детей грамоте в глухих уголках Земли, но эти дети потом подвергались обструкции, и даже изгнанию своими общинами - они ведь уже стали "не своими".
Один из "мягких" вариантов такой ксенофобии, имевший место во время работы над картиной "Бурлаки на Волге", зафиксировал в своих дневниках художник И. Е. Репин:
Первый же мой рисунок с группы детей на берегу окончился скандалом. Дети были довольны, получив по пятачку за свое смирное сидение, но сбежавшиеся матери пришли в ужас; они поколотили детей и заставили их бросить деньги...
Кстати, этот эпизод является неплохим примером рассудочной активизации инстинктивных механизмов. Мы упоминали их при описании инстинктов самосохранения, когда понимание не воспринимаемой органами чувств опасности (радиации, например) вызывает инстинктивный страх. Так и здесь. Дети не воспринимали Репина как чужого: на крокодила он явно не был похож. Чужим его воспринимали родители, хорошо осведомлённые о принадлежности художника к чужому социальному слою. Что вызвало вполне иррациональную реакцию: заставить выбросить "добро", пришедшее от чужого, а потому, не могущее быть "добром".
Подобной неадекватностью отличается и современный терроризм. В прошлом, когда терроризм был ещё в диковинку, террористические организации достаточно чётко обозначали и себя, и цели преследуемые конкретными терактами - при всей иррациональности (инстинктивности) глубинных мотивов террористической деятельности, отсутствие рациональных объяснений казалось странным даже самим террористам. Пусть часто это была "подгонка под ответ", или как бы выразился Фрейд - "рационализация", но всё-таки она была. В последние же десятилетия здравый смысл стал выходить из моды: теракты стали и анонимны, и, по сути бесцельны: просто причиняется вред "чужим", и всё. Ни за что - просто за то, что они ЧУЖИЕ, а значит - автоматически враги, и заслуживают причинения вреда. Что вполне убедительно показано в серьёзных исследованиях (см. вставку).
