П.Я. Чаадаева, «славянофилов» и «западников»

(продолжительность – 30 минут)

Во второй трети XIX века отечественная философия достигает совершеннолетия, осознает себя как самобытная, отличная от западной мысли и приступает к подлинно самостоятельной постановке и решению основных философских проблем. Основным идейным событием этого периода выступает противостояние между славянофилами и западниками. Основной проблемой, которую они решали с диаметрально противоположных позиций, является вопрос об историческом пути развития России.

Лидерами славянофильского движения были Иван Васильевич Киреевский (1806 – 1856), Алексей Степанович. Хомяков (1804 – 1860), Константин Сергеевич Аксаков (1817 - 1860). Славянофилы стремились к созданию истинно православной философии, способной устранить противоречие между верой и разумом на основе переработки «европейской образованности» в духе учений восточной патристики.

Центральная идея Киреевского -- идея цельности духовной жизни. Именно в цельности состоит главное достоинство русского ума и характера. Киреевский верил, что «посредством объединения в одно гармоническое целое всех духовных сил (разума, чувства, эстетического смысла, любви, совести и бескорыстного стремления к истине) человек приобретает способность к мистической интуиции и созерцанию, которые делают для него доступной суперрациональную истину о Боге и его отношении к миру»[17]. Главная беда западной мысли, всей западной цивилизации связана с уклоном в крайности либо рационализма, либо мистицизма. Киреевский упрекает западную культуру в том, что там «просвещение, будучи основано на развитии распавшихся сил разума, не имеет существенного отношения к нравственному настроению человека». Если западная образованность построена на принципах рационализма и дуализма, то древнерусской культуре присущи именно цельность и разумность.

Киреевский, как и все славянофилы, идеализирует русскую историю, полагая, что в старой России, в отличие от Запада, не было разделения на враждующие классы, а царило их единодушие, что русская государственность возникла не в результате насилия, а как естественное развитие национальной жизни. По мнению философа, западный человек «…почти всегда доволен своим нравственным состоянием; почти каждый из европейцев всегда готов, с гордостью ударяя себя по сердцу, говорить себе и другим, что совесть его вполне спокойна, что он совершенно чист перед Богом и людьми… Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки, и чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и потому тем менее бывает доволен собой»[18].

Однако не следует считать Киреевского заклятым врагом западной культуры. Последняя не должна отрицаться, поскольку обогатила мир важнейшими достижениями, среди которых точная наука, право, промышленность и др. Задача не в том, чтобы отбросить европейскую образованность, а соединить её на русской почве с культурой православной при господстве последней. Таким образом, задачу славянофильского движения он видит в создании истинно православной философии, способной устранить противоречие между верой и разумом на основе переработки «европейской образованности» в духе учений восточной патристики.

С православных позиций он решает и вопрос о соотношении государства и церкви, отдавая приоритет последней. В письме Кошелеву в 1853 г. он писал: «Государство есть устройство общества, имеющее целью жизнь земную, временную. Церковь есть устройство того же общества, имеющее целью жизнь небесную, вечную». Поэтому государство должно руководить обществом в интересах церкви: главная задача государства «все более и более проникаться духом церкви и не только не смотреть на церковь как на средство к своему удобнейшему существованию, но, напротив, в своём существовании видеть только средство для полнейшего и удобнейшего водворения Церкви Божией на земле»[19]. Только в таком государстве может быть гарантирована свобода, тогда как в государстве, существующем ради мелочных, суетных целей, свобода не будет уважаема. Иными словами, свободное развитие личностей может быть гарантировано только в государстве, построенном на принципах религии.

Киреевский верил, что двигаясь по этому пути, соединяя православие и западную образованность, Россия встанет во главе мировой цивилизации, станет духовным вождём Европы.

Непосредственным преемником Киреевского в области философии стал Алексей Степанович Хомяков – наиболее выдающаяся личность среди славянофилов. Круг духовных интересов и деятельности Хомякова был исключительно широк: религиозный философ и богослов, историк и экономист, разрабатывавший проекты освобождения крестьян, автор ряда технических изобретений[20], полиглот-лингвист, поэт и драматург, врач и живописец. Он родился 1 мая 1804 г. в Москве в старинной дворянской семье. Воспитанием Хомякова занималась его мать Марья Алексеевна (урожд. – Киреевская), привившая ему любовь к Церкви и исконным началам русской жизни. Хомяков получил прекрасное домашнее образование, а в 1822 выдержал экзамен при Московском университете на степень кандидата математических наук. В этом же году он поступил на службу в кирасирский полк, стоявший на юге России: с юности будущий философ мечтал о войнах и жаждал военной славы. В начале 1825 г. Xомяков вышел в отставку и уехал за границу, но когда в 1828 г. началась война с турками, он снова поступил на службу в Белорусский гусарский полк, в составе которого принимал участие в нескольких сражениях и получил за храбрость орден св. Анны с бантом.

Снова выйдя в отставку, Хомяков успешно занимался сельским хозяйством в своих имениях (Липицах Рязанской губернии и Богучарове Тульской губернии), в которых он проводил летние месяцы, а по зимам обыкновенно жил в Москве. С этого времени и до конца жизни философ носил бороду и одевался в старинное русское платье – этим он хотел подчеркнуть свою любовь ко всему русскому, верность традициям допетровской Руси. В 1836 г. он женился на Екатерине Михайловне Языковой, сестре известного поэта. Брак был на редкость счастлив. В 30-40-е годы Хомяков активно разрабатывает свое оригинальное философское мировоззрение, пишет множество статей, писем, создаёт монументальный (хотя и неоконченный) труд «Записки о всемирной ucmopиu».

Последнее десятилетие его жизни было ознаменовано тяжелыми событиями: смертью жены, матери, друга И.В. Киреевского. Сам Xомяков умер от холеры 23 сентября 1860 г. в с. Ивановском, ныне -- Даниловского р-на Липецкой области.

Центральное место в мировоззрении Хомякова занимает экклезиология (учение о Церкви). Этой теме посвящены работы: «Опыт катехизического изложения учения о Церкви» (40-е гг), «Несколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях» (1853) и др. Под Церковью он понимал, прежде всего, духовную связь, рожденную даром благодати и «соборно» объединяющую множество верующих «в любви и истине». Xомяков пишет: «Церковь не в более или менее значительном числе верующих, даже не в видимом собрании верующих, но в духовной связи, их объединяющей». Церковь составляет не одна иерархия священнослужителей, но все ее члены, пребывающие в живом взаимодействии между собой. Церковь – это органическое целое, живое тело, главой которого является Иисус Христос. Любящие Христа и божественную правду принадлежат Христу и становятся членами тела Христова. В Церкви они находят новую, более полную и более совершенную жизнь по сравнению с той, которую бы они встретили вне её.

В истории подлинный идеал церковной жизни сохраняет, по убеждению Хомякова, только православие, гармонически сочетая единство и свободу и, тем самым, реализуя центральную идею Церкви — идею соборности. Католичество изменяет началу свободы во имя единства, протестантство, наоборот, принижает единство, возвышая свободу. Православие одно осталось верным духу христианства, являясь гармоническим сочетанием единства и свободы в принципе христианской любви.

Как отмечает Н.О. Лосский, «соборность – это свободное единство основ Церкви в деле совместного понимания ими правды и совместного отыскания ими пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к Христу и божественной праведности»[21]. Таким образом, согласно Хомякову, «христианство есть не что иное, как свобода во Христе». Принцип соборности означает, что ни патриарх, имеющий верховную власть, ни духовенство, ни даже вселенский собор не являются абсолютными носителями истины. Таким носителем истины является только церковь в целом[22].

В статье «По поводу Гумбольдта» (1849) Хомяков доказывает, что единственное спасение Запада — в принятии православия, содержащего вечную истину первобытного христианства во всей ее полноте, т.е. тождество единства и свободы, проявляемое в законе духовной любви.

Опираясь на традиции восточной патристики, Хомяков обосновывает необходимость цельного знания («живознания»), источником которого также выступает соборность: «совокупность мышлений, связанных любовью». Будучи «внутренним» и «непосредственным», живое знание так отличается от знания отвлеченного, рассудочного, как действительное ощущение света зрячим отличается от знания законов света слепорождённым. Xомяков усматривает гносеологическую ошибку рационализма в том, что он источник познания видит только в рассудочной деятельности, а не во всей полноте сил духа, недостаточно высоко ценя значение воли для познания. Рассудок постигает только законы познаваемого, т.е. идеальную реальность, мир абстракций и формул; живая действительность, мир как таковой воспринимается только всей полнотой сил духа. Важнейшей составной частью этой полноты духа является религиозно-нравственное начало, которое, таким образом, играет определяющую роль в познавательной деятельности, оказываясь как предпосылкой, так и конечной целью познавательного процесса. Как утверждал Хомяков, все этапы и формы познания, т.е. «вся лестница получает свою характеристику от высшей степени — веры».

Реальным проявлением соборной жизни является крестьянская община. Хомяков выяснял и экономическое, и нравственное значение общины, с помощью которой достигаются «сохранение исконного обычая, право всех на собственность поземельную и право каждого на владение, нравственная связь между людьми и нравственное воспитание людей в смысле общественном посредством постоянного упражнения в суде и администрации мирской, при полной гласности и правах совести». Xомяков видел в общине единственно уцелевшее гражданское учреждение всей русcкой истории, из которого мог развиться целый гражданский мир. В русской промышленности общине соответствует артель.

Философ последовательно выступал за отмену крепостного права, защищал полное освобождение крестьян посредством одновременного выкупа во всей России, но при условии сохранения общинной организации жизни. По его словам, безнравственность является главным злом рабства. Рабовладелец всегда отличается большей безнравственностью, чем раб: христианин может быть рабом, но не должен быть рабовладельцем.

Славянофильская историософия представлена в незавершенной работе Хомякова «Записки о всемирной истории» (друзья в шутку называли её «Семирамидой»),в которой сделана попытка целостного изложения всемирной истории, определения ее смысла. Образ исторической жизни у Хомякова принципиально лишен постоянного культурного, географического и этнического центра. «История» предстает как взаимодействие двух полярных духовных начал — «иранского» и «кушитского», действующих отчасти в реальных, отчасти в символических культурно-этнических ареалах. Самые различные этносы становятся участниками всемирной истории, развивая свои культуры под знаком либо «иранства» как символа свободы духа, либо «кушитства» (родиной которого является Эфиопия), символизирующего «преобладание вещественной необходимости», т. е. не отрицание духа, но отрицание его свободы. По Хомякову, это два основных типа человеческого мировосприятия. Христианство, по мнению мыслителя, представляет собой не столько высший тип «иранского» сознания, сколько уже его преодоление.

Сталкивая в своей историософии «свободу духа» (иранство) и «вещественный», фетишистский взгляд, обозначенный символически именем «кушизма», Хомяков на почве древней истории и мифологии продолжал ключевой для славянофилов спор с рационализмом, лишившим, по их мнению, западный мир внутреннего духовно-нравственного содержания и утвердивший на его месте «внешне-юридический» формализмобщественной и религиозной жизни. Ответственность за подпадание западной культуры под власть рационализма он возлагал на католицизм. Но, критикуя Запад, Хомяков не был склонен к идеализации ни прошлого России, ни, тем более, ее настоящего. В русской истории он выделял периоды относительного «духовного благоденствия» (царствование Федора Иоанновича, Алексея Михайловича, Елизаветы Петровны) без «великих напряжений, громких деяний, блеска и шума в мире». Это были периоды органического, естественного развития «духа жизни народа», а не канувшие в Лету «великие эпохи».

Будущее России, о котором мечтал Хомяков, должно было стать преодолением «разрывов» русской истории.Он надеялся на «воскресение Древней Руси», хранившей, по его убеждению, религиозный идеал соборности. Приняв от Византии христианство в его «чистоте и целостности», опираясь на такие качества русского народа, как смиренность, набожность, любовь к святости, взаимопомощь, склонность к общественной организации в форме общины или артели, Россия, по мнению Хомякова, сможет пойти дальше Европы в решении вопросов общественной справедливости.

Философ верил в великую миссию русского народа. Эта миссия будет осуществлена тогда, когда народ полностью проявит все духовные силы и признает принципы, лежащие в основе православия. Россия, призвана по его словам, встать в центре деятельности мировой цивилизации. В чём же эта миссия состоит? По мнению Хомякова, Россия стремится не к тому, чтобы быть богатейшей или могущественнейшей страной, а к тому, чтобы стать «самым христианским из всех человеческих обществ».

Предтечей западников следует признать Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1854), его главная заслуга – создание оригинальной историософской концепции[23]. Чаадаев родился 27 мая 1794 года в Москве, в семье богатого помещика. Учился в Московском университете, но, не окончив его, вступил добровольно в армию, чтобы принять участие в Отечественной войне 1812 года. Служа затем в лейб-гусарском полку, Чаадаев близко сошелся с учившимся тогда в Царскосельском лицее молодым Пушкиным. По словам писателя М.Н. Лонгинова, «Чаадаев способствовал развитию Пушкина более, чем всевозможные профессора своими лекциями»[24]. Чаадаеву выпало на долю спасти Пушкина от грозившей ему ссылки в Сибирь. Неудивительно, что и Пушкин посвятил своему другу несколько стихотворений.

После войны Чаадаев сделал успешную военную карьеру, в 1820 году император Александр I предлагает ему должность своего адьютанта, но вместо согласия Чаадаев подаёт в отставку. Видимо, военная служба стала несовместимой с его свободолюбивым нравом.

Чаадаев был близок с декабристами и, возможно, входил в одно из тайных обществ, однако активного участия в делах декабристов не принимал. Гораздо серьёзнее было его участие в масонских организациях: он был членом ложи «Друзей Севера», а с 1826 года носил знак 8 степени «Тайных белых братьев ложи Иоанна».

С 1823 по 1826 Чаадаев жил за границей. В Германии он встречался с Шеллингом, который отзывался о нём как о «самой замечательной личности из всех, кого он знал»[25]. Путешествие по Европе заметно повлияло на мировоззрение Чаадаева: уезжал он за границу «светским щёголем», а возвратился на родину религиозно настроенным мыслителем.

Вернувшись из-за границы, Чаадаев ведёт почти отшельнический образ жизни, избегая светских знакомых и пребывая в состоянии тяжелой психической депрессии. Именно на фоне депрессии, с 1828 по 1831 год, он пишет свой главный труд – «Письма о философии истории (философические письма)». Примечательно, что «Письма» были написаны на французском языке. Попытки опубликовать хотя бы некоторые из восьми писем в течение нескольких лет терпели неудачу, поэтому автор распространял их в рукописном виде среди близких знакомых.

Только в 1836 году в 15 номере журнала «Телескоп» было опубликовано первое «Философическое письмо». Статья Чаадаева произвела небывалый скандал в обществе. Как отмечают современники, «на автора восстало все и вся с небывалым до того ожесточением в нашем довольно апатичном обществе»[26]. Незамедлительно последовала и реакция властей: журнал был запрещён; его издатель, Н.И. Надеждин, подвергся высылке в Вологодскую губернию, а сам сочинитель «оскорбительного письма» указом императора был объявлен сумасшедшим. В соответствии с этим распоряжением, в течение нескольких месяцев Чаадаева ежедневно должны были посещать врач и полицмейстер, а ему самому было запрещено покидать дом.

Центральная тема письма – место России в мировой истории, оценка её вклада в европейскую цивилизацию. Общий лейтмотив этого послания к некоей «сударыне» -- глубокий скептицизм по отношению к прошлому, настоящему и будущему России. «Одна из самых печальных особенностей нашей своеобразной цивилизации – пишет философ, -- состоит в том, что истины, давно известные в других странах и даже у народов, во многих отношениях менее нас образованных, у нас только открываются. И это оттого, что мы никогда не шли вместе с другими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человечества, ни к Западу, ни к Востоку, не имеем преданий ни того, ни другого. Мы существуем как бы вне времени, и всемирное воспитание человеческого рода не коснулось нас»[27]

«Отшельники в мире – пишет философ, -- мы ничего ему не дали, ничего не взяли у него, не приобщили ни одной идеи к массе идей человечества…» По мнению мыслителя, Россия существует «лишь для того, чтобы преподать великий урок миру».

Чаадаев радикально противопоставляет Россию и Европу. Главная особенность европейской цивилизации, по его мнению, состоит в приверженности идеям долга, справедливости, права, порядка. Однако сами эти идеи являются результатом правильного усвоения христианства на Западе. «…христианство – пишет философ, -- преобразует все человеческие выгоды в свои собственные, потребность вещественную везде заменяет потребностью нравственною, возбуждает в мире мыслительном эти великие прения, которых вы не встретите в истории других эпох, других обществ... Вы увидите, что все создано им и только им: и жизнь земная, и жизнь общественная, и семейство, и отечество, и наука, и поэзия, и ум, и воображение, и воспоминание, и надежды, и восторги, и горести». Но все это относится к христианству западному; другие ветви христианства бесплодны, в том числе и православие. Корень всех бед России Чаадаев видит именно в неправильном, искаженном понимании христианства: «Хотя мы и христиане, не для нас созревали плоды христианства»[28].

По горячим следам, пытаясь смягчить свою позицию, Чаадаев пишет «Апологию сумасшедшего», однако ни она, ни другие сочинения не были опубликованы при его жизни. Все последующие годы философ пишет либо «в стол», полемизируя и иронически высмеивая славянофилов, либо упражняется в сочинении писем друзьям. Как отмечает В. Проскурина, «сатира и ирония стали его философией в последнее десятилетие жизни»[29]. Но с каждым годом ирония Чаадаева делалась всё мрачней и безнадежней. Крымская война лишь усилила пессимизм мыслителя, за три месяца до смерти он написал: «В противоположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения и порабощения всех соседних народов»[30]. Чаадаев умер 14 апреля 1854 года, в Страстную субботу.

К собственно западникам принадлежали Виссарион Григорьевич Белниский (1811-1848), Тимофей Николаевич Грановский (1813 - 1855) Константин Дмитриевич Кавелин (1818 – 1885), но их идейным лидером был, без сомнения, Александр Иванович Герцен (1812 - 1870).

Пожалуй, наиболее значительной и многосторонней фигурой среди западников был Александр Иванович Герцен (1812 - 1870). Он был внебрачным сыном знатного русского барина И.А. Яковлева и немки Луизы Гааг, которую Яковлев, возвращаясь после многолетнего путешествия по Европе, взял с собою в Москву. 25 марта 1812 г. она стала матерью ребенка, которому отец дал фамилию Герцен (от немецкого слова «Herz» — сердце). Первые годы мальчика прошли уныло и одиноко, но его богато одаренная натура стала развертываться очень рано.

События 14 декабря 1825 г. определили направление мыслей и стремлений, симпатий и антипатий Герцена. Окончилось и одиночество мальчика. Он познакомился, а вскоре и близко сошелся с сыном дальнего родственника Яковлева, Н.П. Огаревым (1813 - 1877). Эта близость перешла затем в самую тесную дружбу. Добрый, мягкий, мечтательный, готовый отдать всего себя на служение ближним, Огарев превосходно дополнял живого, энергичного Герцена. Друзья виделись очень часто, вместе читали, делали совместно большие прогулки, во время которых их мысли и мечты устремлялись на борьбу с окружавшею русскую жизнь несправедливостью. В одну из таких прогулок, в 1828 г. на Воробьевых горах, Герцен и Огарев поклялись в вечной дружбе и неизменном решении отдать всю жизнь на служение свободе.

В 1831 г. Герцен поступил на физико-математическое отделение Московского университета и погрузился в новый, шумный мир. Вместе с Огаревым он организует кружок, участники которого вели разговоры и споры о науке, литературе, искусстве, философии, политике. В это время Герцен подпадает под сильное влияние идей французского социалиста Сен-Симона и до конца жизни сохраняет приверженность идеалам социальной справедливости.

В 1833 г. Герцен окончил университет со степенью кандидата и серебряною медалью. Через год после окончания курса Герцен, Огарев и несколько других лиц были арестованы. Причиною ареста был самый факт существования в Москве «неслужащих», вечно о чем-то толкующих, волнующихся и кипятящихся молодых людей, а поводом — одна студенческая вечеринка, на которой пелась содержавшая в себе «дерзостное порицание» песня, и был разбит бюст императора Николая Павловича. В тюрьме Герцен пробыл девять месяцев, после чего был отправлен в ссылку: сначала в Пермь, а через три недели -- в Вятку с зачислением в качестве «канцеляриста» на службу к губернатору Тюфяеву. При деятельном участии Герцена в Вятке была основана первая публичная библиотека.

Из Вятки Герцен был переведён во Владимир, где самым крупным фактом его жизни была женитьба на Н.А. Захарьиной. Затем последовал переезд в Петербург, потом снова ссылка – в Новгород, и только в 1842 он, наконец, возвращается в Москву. Этот период наполнен самой интенсивной работой. Постоянное общение с Белинским, Грановским, Чаадаевым и др., споры со славянофилами, литературная деятельность составляли главное содержание жизни Герцена.

По мнению Н.О. Лосского, Герцен не интересовался теоретической стороной философии, последняя интересовала его постольку, поскольку её можно было применить на практике, в борьбе за свободу и достоинство личности, за осуществление социальной справедливости[31]. На наш взгляд, такая оценка не вполне справедлива. Хотя Герцен и не создал цельной философской системы, тем не менее ему принадлежит ряд глубоких философских идей.

В философских трудах «Дилетантизм в науке» (1843), «Буддизм в науке», «Письма об изучении природы» (1845-46) мыслитель утверждал союз философии с естественными науками. Герцен требует от каждого ученого одновременно и широты, и глубины. К специалисту в той или иной области он предъявляет требование откликаться и на все запросы живой жизни, другими словами, — быть гражданином. Он считает, что наука должна отделаться от метафизических бредней, от тьмы тьмущей специальностей и таким образом сделаться доступной людям и быть в состоянии потребовать голоса во всех делах жизни. По его мнению, нет «мысли, которую нельзя было бы высказать просто и ясно». В один прекрасный день, мечтает Герцен, наука отпразднует свое бракосочетание с жизнью. С позиций жизни Герцен критикует и цеховых учёных, замкнувшихся в отдельной ветви какой-нибудь специальной науки, и дилетантов, не знающих глубоко ни одного вопроса, и «буддистов», которых калачом не заманишь в мир действительности – так им хорошо в мире отвлеченностей.

Идея научной философии, борьба с духом специализации и цехового самодовольства, мечта о науке как общем достоянии, отрицание всяких абстракций и сущностей, требование переработать действительность и привести её в согласие с разумом – все эти идеи Герцена не только выражают его западничество, ведь наука пришла именно оттуда, но также позволяют считать его предвестником философии позитивизма.

Глубоко занимал Герцена также вопрос об отношениях между личностью и обществом. В древнем мире личность была всецело принесена в жертву коллективности. «Средние века обернули вопрос — существенным сделали личность, несущественным res publica. Но ни то, ни другое решение не может удовлетворить совершенного человека». «Одно разумное, сознательное сочетание личности и государства приведет к истинному понятию о лице вообще. Сочетание это — труднейшая задача, поставленная современным мышлением»... Но в дилемме индивидуализм – коллективизм симпатии независимого и свободолюбивого Герцена всецело на стороне личности – в этом он прямой предшественник персонализма Н.А. Бердяева. Герцен пишет: «Масса хороша только как безличная, и развитие самобытной личности составляет всю прелесть, до которой дорабатывается все свободное, талантливое, сильное»[32].

При тех условиях, при которых протекала жизнь Герцена в России, он мог высказать в печати лишь небольшую долю тех мыслей, над которыми он усиленно работал. Поэтому в 1847 он отправляется в эмиграцию, которая продлится до самой смерти философа. После поражения европейских революций 1848 - 49 гг. Герцен разочаровался в революционных возможностях Запада и во всём строе европейской жизни. Франция, которая, несомненно, была одной из передовых стран Европы, довольно быстро заставила его усомниться в превосходстве европейской культуры. «Разврат, — писал он, — проник всюду: в семью, в законодательный корпус, литературу, прессу. Он настолько обыкновенен, что его никто не замечает, да и замечать не хочет. И это разврат не широкий, не рыцарский, а мелкий, бездушный, скаредный. Это разврат торгаша». Исследуя условия жизни европейских стран, Герцен приходит к выводам для этих стран весьма пессимистическим. Он находит, что Европа погрязла в невылазном болоте «мещанства».

И тогда его взоры снова обращаются к горячо любимой России.На склоне лет он подчеркивал, что вера в Россию спасла его тогда «на краю нравственной гибели». Герцен разрабатывает оригинальную теорию русского социализма, согласно которой общинный быт русского народа и свободная от предрассудков мысль интеллигенции могут стать залогом возможности для России иного, отличного от западноевропейского, пути развития, двигаясь по которому она сможет перейти к социализму, минуя капитализм, быстрее и безболезненнее западных стран. Таким образом, Герцен отходит от западничества и высказывает мысль о возможном идейном примирении со славянофилами: разве социализм «не принимается ли он славянофилами так же как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку» -- писал он в 1851 в статье «Московский панславизм и русский европеизм».

Позднее, в 1857 г. в статье «Русский народ и социализм», Герцен первый в России (предвосхищая идеи Н.А. Бердяева, выраженные в книге «Истоки и смысл русского коммунизма») прямо заявит, что русский народ в устоях своей жизни, в голосе своей совести социалист и коммунист по преимуществу. «Артель – лучшее доказательство того естественно безотчетного сочувствия славян с социализмом, о котором мы столько раз говорили»[33]. «Человек будущего в России – мужик», -- эта формула Герцена впоследствии была взята на вооружение народниками (в частности, Чернышевским, Михайловским, Лавровым).

В 1853 Герцен переезжает в Лондон, где основывает Вольную русскую типографию. В альманахе «Полярная звезда», газете «Колокол» он обличает российское самодержавие, ведет революционную пропаганду, требуя освобождения крестьян с землей. Однако под конец жизни Герцен разочаровывается в революции как способе достижения лучшей жизни. В статье «К старому товарищу» (М. Бакунину) он пишет, что больше не верит в «прежние революционные пути» и советует «постепенность» в общественном развитии. Умер Герцен в Париже в результате осложнения диабета воспалением легких. Могила затем была перенесена в Ниццу, где ранее была похоронена жена Герцена.

Заканчивая разговор о западниках, следует отметить, что в целом западники были убеждены в том, что Россия отстала от Запада, должна у него учиться и пройти вслед за ним тот же самый путь развития. Они хотели, чтобы Россия усвоила европейскую науку, западные институты и ценности. Западники мало интересовались религией и имели склонность к преувеличению недостатков русской Церкви. Многие из них были сторонниками социализма в той или иной форме.

Несколько огрубляя суть спора между славянофилами и западниками, их основные идеи для наглядности можно свести в таблицу:

СЛАВЯНОФИЛЫ

ЗАПАДНИКИ

§ приверженность православной религии, рассмотрение её как единственно верной; § оценка православия как религии свободы, в которой на основе любви гармонично совмещаются интересы личности и общества; § разработка философии с опорой на традиции восточной патристики; § вера в особый исторический путь России, связанный с реализацией русским народом высокой миссии, состоящей в духовном водительстве в мире; § вера в нравственную чистоту русского крестьянства; § негативное отношение к Петру I и идеализация допетровской истории; § критика западной цивилизации за бездуховность, стяжательство, индивидуализм, ошибочную веру.

§ критика религии вообще и православной церкви -- в частности, вплоть до атеизма; § разработка философии с опорой на науку и учения представителей немецкой классической философии; § признание отсталости России от европейских стран и утверждение необходимости её движения по западному пути развития, усвоения достижений передовых стран Европы; § восторженное отношение к преобразованиям Петра I, «прорубившего окно» в Европу; § критическое (реалистическое) отношение к русской истории; § приверженность социалистичес-ким идеям, в частности, взглядам Сен-Симона, Прудона и др. § критика самодержавия и призывы к его ликвидации

ВЫВОДЫ по 3 вопросу:

1. Главной проблемой русской философии первой половины 19-го века стал вопрос о путях развития России, ее исторической миссии и судьбе. Диаметрально противоположные ответы на этот вопрос давали западники во главе с Герценом, ратовавшие за европейский путь развития России, и славянофилы, представленные Киреевским и Хомяковым, выступавшие за сохранение общинного образа жизни, движение России по особому пути под водительством Православной церкви.

2. Центральное место в учении славянофилов занимает идея соборности. По мнению Хомякова, её суть в гармоническом сочетании единства и свободы на основе христианской любви. И это сочетание присуще лишь православию, тогда как католичество изменяет началу свободы во имя единства, протестантство, наоборот, принижает единство, возвышая свободу. Реальным проявлением соборной жизни является крестьянская община, с помощью которой достигаются «сохранение исконного обычая, право всех на собственность поземельную и право каждого на владение, нравственная связь между людьми».

3. Славянофилывыступали за самобытный путь развития России, верили в великую миссию русского народа. По мнению Хомякова, Россия стремится не к тому, чтобы быть богатейшей или могущественнейшей страной, а к тому, чтобы стать «самым христианским из всех человеческих обществ».

4. Западники были убеждены в том, что Россия отстала от Запада, должна у него учиться и пройти вслед за ним тот же самый путь развития. Они хотели, чтобы Россия усвоила европейскую науку, западные институты и ценности. Западники мало интересовались религией и имели склонность к преувеличению недостатков русской Церкви. Многие из них были сторонниками социализма в той или иной форме.

5. Именно со славянофилов и западников традиционно начинают считать, что русская философия поняла свою инаковость, собственное оригинальное лицо, перестала «ходить в ученицах» у Запада и вступила на оригинальный самобытный путь развития.